7 декабря на Кавказе произошло землетрясение. Его очаг оказался сравнительно неглубоко – на глубине 10–15 километров, но движение земной коры захватило густонаселенные районы, принеся множество жертв. Землетрясение – ударно-колебательное воздействие на наземные конструкции: дома, башни, мосты. В районе бедствия они оказались не на должном уровне и опрокидывались подобно карточным домикам. М.С. Горбачев прервал свой визит в Америку и вернулся на родину. Руководители КНЕСа прислали в Центр управления полётом свои соболезнования.
Накануне выхода
Идёт активная подготовка к выходу: готовятся аппаратура, скафандры. Журналисты, выпытывая накануне всё у специалистов, готовят заранее свои "непосредственные" репортажи с места событий. В небольшой комнате прессы в Центре управления полетом многолюдно. Мы рассказываем группе советских журналистов, что такое "ЭРА". Мы – это я, Обри, Ко и Анц из "Аэроспасиаль". Я сам из этого неуемного журналистского племени, и начинал в "Комсомолке", опекаемый Ярославом Головановым и Михаилом Хвастуновым – "Михвасом", и мне, разумеется, хочется помочь собратьям, подкинуть им образы. Конечно, я знаю, что потом они будут поданы самым кошмарным образом, и приписаны кому угодно и как угодно. Все так и произошло.
Хотя конструкция "ЭРА" на орбите не собирается, а только транспортируется, но каждый пишет согласно своим представлениям. А. Покровский из "Правды" уверенно объявит, что космонавты из "вязанки" углепластиковых трубок собирают конструкцию, которая в будущем может служить платформой для различных систем или крупногабаритного сооружения". Подсказанная мной "вязанка хвороста" пошла гулять в разных вариантах по страницам газет. В. Губарев опять-таки напишет в "Правде" о "вязанке хвороста" с добавлением: "так её называют космонавты". Б. Коновалов из "Известий", несмотря на то, что я тщательно растолковывал слово "ЭРА" – элемент раскрывающейся антенны, – написал, что это первые буквы французского названия.
Откуда-то узнав о брифинге, появляется мадам Тулуз. Верно говорили о ней французские специалисты, что она, даже не присутствуя, знает, о чём говорят. На память приходят друиды и всё таинственное, связанное с язычеством. Возможно, это необыкновенное природное свойство, повсеместно утраченное в наш суетливый век, существует ещё у малых народностей.
Тулуз не чужда саморекламы. Именно с её слов газетчики вылепят миф о том, что проект выполнен всего тремя: ею и её ближайшими помощниками. Фирма-разработчик вообще не произносится, и нам неудобно перед Анцем.
Это нравится журналистам, особенно Коновалову, он напишет о "четкой, деловой выпускнице самой престижной во Франции Политехнической школы, двух инженерах и секретаре-машинистке", что координировали проект. Он напишет, что хорошо бы нам поучиться ведению дела, хотя от нас было людей ничуть не больше, и, наоборот, французской стороне следовало бы поучиться у нас, что впрочем они и делали. "И та же чёткая, энергичная мадам Тулуз возглавляет повседневную работу всех французских специалистов в Центре управления полетом", – продолжал Коновалов, эксплуатируя образ хрупкой деловой женщины, взявшей на себя бремя ведения проекта.
Реклама – двигатель не только торговли. Ещё не создан французский многоразовый корабль "Гермес", но уже готовится общественное мнение. Куда не глянешь, в газетах, журналах, на поздравительных открытках – "Гермес", "Гермес", "Гермес", и даже собранна из металлического хлама модерновая конструкция, называющаяся "Гермесом". Об "ЭРЕ" тоже начали писать и рисовать её ажурную конструкцию, хотя испытать её и этим утвердить ещё предстоит.
В открытом космосе
И вот, наконец, наступил тот особенный день, когда всё, что касалось и было предтечей, оказалось позади: согласования позади, и испытания позади, и выпуск массы нужных бумаг – документов и чертежей, чей вес куда больше веса собственно конструкции, а впереди всего лишь несколько часов от открытия люка до его закрытия, весь тот недолгий промежуток в несколько витков, которые проведут космонавты в открытом космосе.
К этому дню стали готовиться, и не только в полёте. Кретьен стал космонавтом, уже дважды летавшим на советской космической технике. Нужно обладать особым предвидением, чтобы, игнорируя здравый смысл, уверенно ступить на теряющуюся в сотне жизненных дорог тропу космонавтики.
"Я встретил сообщение о старте Гагарина в нашей авиационной школе в Авиньоне, – рассказывал Кретьен. – Когда я услышал о полёте, то, конечно, сразу подумал, что хорошо бы и мне слетать в космос. Пошел к командиру: как вы думаете, смогу ли я стать космонавтом? Тот рассмеялся: к тому времени, когда соберётся в полет французский космонавт, ты станешь дедушкой!"
И вот, вопреки прогнозам, жизненный путь привел бывшего курсанта авиационной школы от самодельных ракет, которые он мастерил из велосипедных насосов, к космическому кораблю, а теперь и к люку, ведущему в открытый космос.
Мы сидим теперь в зале управления полётами. Я слева от сменного руководителя, Женя Лохин справа от него. За нашими спинами пульт руководства полетом: за ним Рюмин, Благов, Соловьев. Здесь связь и возможность вмешаться, и всё под рукой, и нет желания выйти в обычный мир, что вне этого зала.
Жан-Лy и Саша Волков надели скафандры и разгерметизировали переходной отсек станции и бытовой отсек корабля. На случай срочного спуска Муса Манаров находился в спускаемом аппарате корабля и был теперь отрезан от остальных вакуумированными отсеками. Он был безмолвен в своём одиночестве, понимая, что центр событий теперь не в "Союзе" и не в "Мире", а на внешней оболочке станции. Но и он, и все остальные жили в это время одним – выходом.
– Отгородился там от мира, – хотела быть со всеми в контакте "Заря".
– От "Мира" и от "Кванта", – отшутился Муса, и снова замолк, не отвлекая на себя внимание.
– Тембр голосов подызменился, – поддерживал непременную голосовую связь с выходящими оператор "Зари".
– Похорошел? – спросил его Волков.
– Побархател, – ответила "Заря".
Итак поначалу всё было, как положено. Космонавты открыли люк ещё в тени Земли. Солнце Жан-Лу встретил уже на срезе люка. Оно было ярким, словно прожектор. Всё было не так, как в станции, и совсем не таким, как в Звёздном при подготовке. Если взглянуть на Землю, то одновременно видно всю Европу: Францию, ФРГ, Италию и часть Африки, но некогда смотреть, очень много работы и нет помощников, которые плавая вокруг, как в бассейне, готовы показать, подсказать, помочь. Нет, здесь всё нужно делать самому. А если вдруг чувствуешь, что кто-то держит тебя, это зацепился фал, и нужно тратить время, его распутывая. И так трудно, даже невозможно самому встать в фиксирующую якорную площадку, что приходится звать на помощь командира, а это – время и графиком не предусмотрено. Всё таило сюрпризы, требовало внимания, что Кретьен даже растерялся. Казалось, он даже разучился понимать русский язык.
А что было бы, если бы, как предлагали недоброжелатели, ему бы пришлось выходить не со своим командиром, которого он понимает и без слов. Теперь Кретьен осознал, какую "медвежью услугу" представляла помощь в бассейне легких водолазов, которые постоянно следили за ним и помогали. Вся эта свита "чёртиков", вьющихся вокруг тебя в бассейне, облегчают подводную жизнь, и насколько труднее приходится без них лицом к лицу с открытым космосом.
Медленно, очень медленно идут первые операции: выведение аппаратуры, проходы с нею к местам её будущей установки, где она пока подвешивается на фалах и будет ждать своего тщательного крепления, наведения, подготовки к работе.
Через десять минут после начала работы ориентация разваливается, велики воздействия на станцию от перемещений космонавтов. В то же время включать парирующие двигатели нельзя, и станция "сваливается" в индикаторный режим. Теперь освещение – положение "лампочки Солнца" для работ, подпитка солнечных батарей зависит от случайного положения станции. К слову сказать, потом из телевизионных записей стало видно, что получившаяся световая обстановка оказалась неплохой.
Мы сидим в зале и сопереживаем операции выхода, видим явное отставание, но не торопим, потому что такое бывало и в бассейне: медленные подготовительные операции, а затем темп всё быстрей и быстрей.
Очень мало слов говорится сейчас космонавтам, не хотелось их отвлекать, а когда кончается зона связи, не хочется выходить из зала управления. Здесь своя деловая жизнь, здесь все перевязаны и соединены единой связью и целью полёта.
Над нами зрительский балкон. Балкон не только этажом выше. Он и верх в управленческой иерархии. На нём присутствует и начальство местное, и самое верховное, генералитет, космонавты, журналисты, телевидение. В конце балкона, у стенки, поставлена раскрытая конструкция "ЭРА", а вокруг околополётная "фиеста": гости, посол Франции в СССР И. Паньез, персонал, различные службы Центра. У каждого – свои радости.
Вот понесли с балкона рекламные мешки, с удовольствием, радостными восклицаниями, словно это цель полета. Это тот же проклятый мелкий вещизм, который искоренялся в ЦУПе и который все-таки остался, как тень снятого прежнего директора.
От великого до смешного – один шаг. Ещё с утра всё настраивало на заключительный, торжественный акт в нашем советско-французском техническом марафоне. На экране перед началом выхода демонстрировался фильм о раскрытии конструкций, и моя фамилия в нём присутствовала, как консультанта, хотя древняя рабочая практика гласит – не выпячивайся, и во всём, как и в любом огромном деле, есть множество не только доброжелателей, но и врагов, и они при виде фамилии разом подняли плоские головы и немигающе смотрят на тебя.
В раздевалке перед началом работы ко мне подошел Петр Колодин. Долгие годы он был на связи с космонавтами оператором "Зари", сам состоял когда-то в отряде космонавтов, и в эту звездную его пору мы вместе плавали в Атлантике на корабле сопровождения "Юрий Гагарин".
– Я поздравляю тебя, – сказал мне он, – с твоим звёздным часом.
– Побойся Бога, – шарахнулся я, – ты обязательно сглазишь.
– И все равно, – неумолимо и торжественно произнёс Колодин, – сегодня твой звёздный час.
Да, очень медленно подвигается дело в космосе. Возникли трудности в предварительном креплении на поручнях крепежной платформы, и командиру вопреки разработанной циклограмме пришлось помочь Жан-Лy. Бежит время. К концу первой световой зоны, когда комплекс ныряет в густую земную тень, отставание от намеченного графика составило 36 минут.
Только выйдя из тени, космонавты начинают расставлять и наводить телевизионные камеры. Они на специальных кронштейнах, которые позволяют увидеть – зарегистрировать процесс раскрытия конструкции. Но все эти опоздания не вызывают опасения, мы только следим за действиями космонавтов, изредка напоминая и подсказывая.
– Жан-Лy несколько спутников запустил.
Эти слова Волкова означают, что Кретьен снял чехол и отбросил, и теперь крепёжная платформа без защитного "кожуха", в "зное и стуже" открытого космоса.
Большая часть второй световой зоны проходит вне видимости телевидения и связи с Землей.
– Вы всё подготовьте и выполните, – рекомендует руководитель полета, – а вот отделение проведете в зоне связи, у вас ещё будет немного света. Так что готовьтесь и ждите зоны. Проводить отделение будем при взаимном контроле.
Это означает, что космонавты раскроют конструкцию самостоятельно, и протрясут её с помощью специального возбуждающего двигателя в заданных диапазонах, а затем, закончив работу, немножечко подождут, чтобы потом на глазах у всех "отстрелить" большую раскрытую конструкцию.
Ладно, ладно. Все ждут. И вот комплекс в зоне связи с ЦУПом.
– Конструкция не раскрылась, – сообщили космонавты.
Была подана команда, расчековался сдерживающий бандаж, но вся углепластиковая "вязанка" так и осталась вязанкой, не пожелав распахнуться, вопреки всем наземным испытаниям.
Теперь все отступились, всё отлетело далеко, далеко, и я даю космонавтам рекомендации:
– Потрясти нераскрытую конструкцию с помощью возбуждающего двигателя.
Её трясут. Трясут во всех диапазонах, пуская двигатель и в ту и в другую сторону, но бестолку.
– Подденьте звенья конструкции отверткой со стороны переходного отсека. При этом не попадите в зону раскрытия конструкции.
Руководитель полёта дает советы постучать по штанге молотком, и комплекс уходит из зоны связи. Балкон кипит, все столпились у раскрытой конструкции, французские специалисты дают пояснения всем окружающим и руководству, а мы спешим не туда, а в противоположную сторону – взглянуть на телеметрию, на плёнки записи, где специальным "птичьим" языком зарегистрированы поданные электрические команды.
На лентах все правильно, команды прошли, поданы вовремя. Но отчего конструкция не раскрылась? Спешим на балкон. Там густая толпа окружает конструкцию "ЭРЫ". Бесцеремонно раздвигаю интересующихся и попадаю в эпицентр, где Патрик Обри дает пояснения нашему Главному конструктору. Что составляет многие фразы Патрика, укладывается в несколько слов. Понятно, что должны сделать космонавты для отделения и безопасности, чтобы уже нерасчетное раскрытие не наделало бед.
Всё же хорошо продумана конструкция, наши труды так реализовали её, что во всех случаях жизни, при любой ситуации, из неё есть выход без риска для космонавтов.
Спускаемся вниз, в зал управления. На связь с космонавтами садится Главный конструктор, рекомендации продуманы.
– Я думаю, – говорит Благов, – сейчас они войдут в зону и доложат, что всё хорошо.
И вот первые слова космонавтов:
– Открылась. Программу выполнили полностью. Во всех диапазонах протрясли и отстрелили конструкцию. Поставили и раскрыли "Образцы".
Выходит, вся программа выполнена. Идут последние заключительные операции в открытом космосе. Но космонавты устали, ведь вместо трёх запланированных витков они работали четыре. Ресурс скафандра на пределе.
Томительно тянутся последние минуты. Не закрывается люк, куда втолкнули лианы кабелей телекамер. Но вот всё позади.
На следующем витке телевидение показывает бортовые записи. Отлично работает камера, хотя Солнце и смотрит прямо в нее, но это создает особый контровой эффект. Фигурка в скафандре (отчаянный и изобретательный командир), взявшись руками за поручни, стучит по краю сложенной "вязанки" ногой. Не раз и не два. Так что можно было отчаяться, но вот конструкция раскрывается с грохотом. Откуда звук? Просто мы использовали звуковой телевизионный канал для записи показаний одного сейсмодатчика, и получился потрясающий эффект. Конструкция раскрывается. Она очень красива. Владимир Титов внутренней камерой через иллюминатор "отснял" её отстрел. Висит в космосе удаляющийся шестигранник – самостоятельная, автономная конструкция. Отлетев, она повернулась к нам самым лучшим образом, прощаясь и удаляясь в глубины космоса. Теперь она – новый спутник, до тех пор, пока не сгорит, войдя в верхние слои атмосферы, и это случится с ней ещё до конца этого года.
День был тревожным и не принёс удовлетворения. Снова на экранах дисплея возникала телевизионная картинка с борта станции: светлая, неуклюжая фигура в скафандре возле расчехленной нераскрывающейся конструкции. Удары и сообщение с борта, что узлы ячеек чуть разошлись. Удары ещё и ещё, и вот конструкция распахивается. В контровом свете она легкая, невесомая, прозрачная, и остаётся понимание, что именно человек, космонавт заставил её распуститься экзотическим цветком.
Вечером, в 22 часа, состоялся разбор ситуации. Французские специалисты обескуражены. Об этом говорил Суссель: мы благодарны находчивости и инициативе космонавта-командира, позволившим выполнить эксперимент. В сеансах связи мы выпытывали у космонавтов нюансы выхода. Собственно Жан-Лу был в момент открытия конструкции за панелью солнечных батарей, как ему и предписывалось, а вот Саша Волков действовал на свой страх и риск. Пара трубок конструкции от ударов ногой, обутой в тяжелый выходной башмак, была чуть-чуть повреждена, на них появилось несколько отверстий, но всё это было мелочью. Полёт продолжался по программе.
В зеркале полета
Да, дальше всё было по программе, но всё же не так, как намечалось. Камеры эксперимента "Амадеус" невозможно было поставить на намеченные бортовые кронштейны вблизи потолка. Сам потолок отсека большого диаметра был целиком забит аппаратурой, которую подвозили и подвозили грузовые корабли, и каждый ответственный за эксперимент просил не выбрасывать его приборы. Станция была перегружена и забита, ухищрениями экипажа удавалось многое сохранить, но каждая ниша, любая свободная поверхность были забиты. Стол, на котором должен был крепиться "Амадеус", тоже отсутствовал, он был разобран, и, когда его разыскали и установили, пришлось придумывать, как его закрепить, чтобы он не шатался, а служил надежной опорой.
Космонавты работали на орбите, а в это время советский руководитель выступал в ООН. Он сказал, что сотрудничество развивается успешно и может получить дальнейшее развитие в создании международной космической лаборатории.
Время от времени космонавты включали телекамеру и вели бортовые телерепортажи "на публику". Прошла и бортовая пресс-конференция, когда собравшиеся в ЦУПе журналисты спрашивали, а космонавты отвечали с орбиты о работе, о видах из иллюминатора, о том, что Кретьен перед стартом знакомился с "Бураном" и теперь, находясь на станции "Мир", сказал, что хотел бы и на "Буране" слетать.
Всё это проходило где-то рядом с нами. Мы участвовали в подготовке и проведении следующих экспериментов, в сеансах связи, и после их, в рабочих комнатах обсуждали детали "выхода" и, мучаясь, думали, почему не раскрылась антенна?
Раскрытая резервная конструкция некоторое время всё ещё стояла на балконе. И я стремился на свидание с нею, чтобы проверить иногда пришедшую в голову ночью очередную объясняющую гипотезу. Так и в тот день я стремительно появился на балконе и замер в недоумении. Здесь, на балконе, и экранах главного зала шло очередное шоу. На местах, где во времена застоя, поблескивая звездами, во время стартов, стыковок, посадок важно рассаживались космонавты, сидели школьники. В центре этого международного утренника был Саша Серебров, а перед рядами ходил французский ведущий в варенке, с волосами, местами вытравленными перекисью, с микрофоном в руках, он дирижировал передачей. На экране были видны французские школьники, собравшиеся в парижском зале Лa Вилет. Шёл прямой разговор Париж – Москва – борт станции "Мир". Как хорошо, что и у нас стали привлекаться школьники. Вот при КНЕСе уже двадцать лет существует организация "Юность", но куда лучше было бы, если бы школьники занимались сегодня не болтовней, а их острые умы участвовали в решении насущных задач, например в поиске причины нераскрытия конструкции "ЭРЫ". Ничего, что они бы, может, не раскрыли её секрет, приобщение к огромной области человеческой деятельности не должно быть легкомысленным пустословием; разговоры, пресс-конференции должны лишь завершать сделанное.