33
8 мая радист Четвертого Лужского батальона записал сообщение английского радио о том, что Кейтель принял условия капитуляции Германии.
Однако дивизии Шернера отказались сложить оружие и продолжали кровавые бои в Праге и центральных районах Чехии. Зверства гитлеровцев заставляли каждого, кто мог, браться за оружие. В отряд непрерывно прибывали новые бойцы.
8 мая разведка донесла, что с востока двинулась большая группировка войск генерала Велера. Она не выдержала натиска Второго Украинского фронта и спешила сдаться американцам. Ее путь отступления был залит кровью невинных.
Командование партизанского полка имени Свободы, сильно выросшего в эти дни, решило разгромить велеровские части. Партизанские дозорные с удвоенным вниманием следили за передвижением врага. Операция предстояла нелегкая, а так как многим новичкам не хватало винтовок и патронов, то командование поручило Ироушеку забрать из тайника в деревне Бела последние запасы оружия.
Ироушек взял с собой девять разведчиков. Среди них были Философенко и Вася.
В деревню разведчики пришли поздно. В темноте откопали под яблонями в усадьбе Ироушека десятка два винтовок, патроны, гранаты. Потом Ироушек и Застепа разделили партизан на две группы и повели ужинать.
Вася попал к Застепе. Невысокий плотный Застепа был весел, шутил, приказал жене поставить на стол все, что есть.
- Конец швабам! - говорил он. - Еще три-четыре дня - и русские будут у нас. Кончится горе народное!
Хозяйка взволнованно отвечала:
- Дай бог! Дай бог!
И носила из кухни хлеб, картошку, молоко.
- Кушайте, кушайте, люди добрые! Уйдет немец, наладится жизнь сливовицы наварим. А пока ничего нет больше.
Партизаны смеялись.
- Спасибо, пани! Хорошо и без сливовицы. Фашистов добьем - тогда отпразднуем.
- Теперь немного осталось…
Застепа хлопнул Васю по плечу:
- Обязательно, Василь, в Россию приеду. Сколько лет думал: какая она? Теперь посмотрю. Примешь в гости?
Вася залился краской от радости.
- Приезжайте, дядя Иозеф. Знаете, какой у вас Турбов? А Винница? О-о!
- Адрес не забудь написать. А то приеду - Россия большая. Где тебя искать?
- Напишу, дядя Иозеф. Да нас там каждый знает. Спросите только батю, Григория Филипповича. Все большие дома в нашем Турбове сложил он.
- В Одессу не забудь заехать, - наказывал Философенко. - Какая у нас набережная! А Молдаванка!
- Все, все приедем, - обещал Застепа.
Россия для многих была мечтой. Застепу тянуло продето посмотреть страну. А боец Тоушек, только вчера принятый в отряд, хотел учиться.
- У вас, говорят, бесплатно? - спрашивал он Васю.
Стах восхищенно крутил головой:
- Монголов разбили. Турок разбили. Наполеона разбили. Гитлера разбили! И у себя тоже: царя прогнали, господ прогнали. Сами хозяева своей судьбы! Молодцы русские! Такого брата грех не знать.
Заговорили о будущем вообще. Война кончилась. Что ждет каждого, когда он вернется домой? Партизаны задумались, ели теперь молча.
И другая тревога не оставляла ни на минуту. Еще злодействовали фашисты в Праге. Еще лютовали они по селам и городам Хрудимского округа. Сколько могил - родных, товарищей, односельчан уже появилось и появится еще в эти последние дни войны.
- Силен был, сукин сын, - оторвался от тарелки Застепа.
- Кто?
- Да тот борец.
- Силен, мерзавец!
Это разведчики вспомнили недавний случай. Партизаны разгромили в Скутече немецкий гарнизон. В бою взяли в плен унтер-офицера со зверским выражением лица и фигурой борца из цирка. Привели в штаб на допрос. Там, не помня себя от злости, унтер бросился на Ироушека. Потребовалось три партизанских пули, чтоб успокоить "арийца".
Кончили ужинать - стук к окно. Связной Ироушека. Ночи в мае короткие. Пора идти. Разобрали винтовки. Взвалили на плечи груз. Под деревьями у дома подождали Ироушека с его половиной группы. Потом садами и огородами тихо вышли из деревни.
На востоке уже горела заря. Серели тени. Пришлось торопиться.
Из деревни в сторону леса шла прямая дорога. Она соединяла Белу с шоссе Луже - Скутеч. Но по дороге день и ночь проносились немецкие машины. У околицы дежурила немецкая застава. Поэтому сразу за кладбищем партизаны свернули на паханое поле и пошли стороной, параллельно дороге. Впереди Ироушек. За ним - Застепа. Потом Философенко, Вася и все остальные.
Идти было тяжело. Ноги тонули в мягкой земле. Сказывалась усталость: от партизанской базы до деревни Белы не близко. Да и груза у каждого было порядочно. Даже Вася, которому давали меньше, чем остальным, нес две винтовки, торбу с патронами, штук пять гранат. Два набитых патронташа оттягивали пояс. Патронами же были наполнены карманы.
Партизаны спешили. Перед самым лесом им надо было пересечь шоссе Луже - Скутеч, движение по которому в светлое время суток было очень оживленным и несколько затихало лишь ночью.
Глядя на огни фар, проплывавшие на дороге, ведущей к Беле, Ироушек приказал еще прибавить шаг. Разведчики поняли его тревогу. Если столько немцев было здесь, то сколько же их шло и ехало по магистрали Луже Скутеч! Лишь в темноте можно было пересечь ее незаметно.
34
Кончилось паханое поле. Задыхаясь от усталости, стали подниматься на холм. Где-то там, в темной низине за холмом, петляло между гор магистральное шоссе. У вершины холма Ироушек остановил разведчиков. За их спиной ярко разгоралась утренняя заря. Партизаны прислушались. Из низины не доносилось ни звука. Шоссе было пустынно.
- Вперед, - приказал Ироушек.
Теперь земля как бы проваливалась под ногами. Еще триста-четыреста метров вниз и - магистральное шоссе.
Партизаны почти бежали. Вдруг из низины донесся шум мотора. Партизаны замерли, прислушались.
Однако понять, с какой стороны шла машина, приближалась она или удалялась, было невозможно. В низине и лесу перекатывалось гулкое эхо. Оно искажало направление звука.
Шум усилился. Из-за поворота со стороны Луже выскочил бронетранспортер и, сверкая фарами, помчался на Скутеч.
- К земи! - крикнул Ироушек.
Разведчики пали на каменистую поверхность склона. Выскочил и промчался второй транспортер. Партизаны осмотрелись. Отходить назад за холм было поздно. Сжимая винтовки, бойцы ждали, будут ли еще машины. Заметили их или нет?
Колонна шла большая. Транспортеры. Легкие танки. Самоходные артиллерийские установки. Бронемашины друг за другом выскакивали они из-за поворота и проносились мимо. Разведчики с надеждой провожали их взглядом. Может, пронесет?
Но немцы, ехавшие в головном транспортере, заме-гили темные силуэты партизан на фоне утренней зари. Чашина остановилась. За ней, скрипя тормозами, начали останавливаться остальные.
Партизаны растерянно озирались. Но подняться, отступить было уже невозможно. Немецкие пулеметы достали бы их раньше, чем они успели бы перевалить холм. Да если бы и перевалили - укрыться все равно было негде. Со всех сторон холм был гол как ладонь, а немцев в колонне никак не меньше нескольких сот.
Было часа четыре утра. В это время танкисты маршала Конева, за несколько дней непрерывного марша преодолев кручи и перевалы Саксонии и Рудные горы, пройдя все минные поля, оставленные врагом, вступали в столицу Чехословакии.
На востоке - на всем необъятном пространстве до Тихого океана овациями и песнями начинала праздник Победы великая Россия.
Но на десять бойцов из Четвертого прапора, видно, не хватило счастья…
Несколько минут подтягивалась немецкая колонна. Скрипели тормоза. Глушились моторы, травившие чистый воздух низины перегаром газойля и бензола. Наконец стало тихо. С головного транспортера понеслась лающая немецкая команда.
- Достать патроны и гранаты! Приготовиться к бою! - приказал Ироушек.
Светало. Вася уже видел номера и эмблемы немецких машин, посуровевшие лица старших товарищей. Губы Ироушека были упрямо сжаты. Над переносицей легла тяжелая складка. Темные глаза его с черными, длинными ресницами как бы расширились.
А от машин к склону холма двинулась перебежками немецкая цепь. Затрещали пулеметы и автоматы.
Партизаны открыли ответный огонь.
35
Из-за гор медленно вставало солнце. Его первый луч окрасил рыжим барашки, плывшие в небе, осветил вершину хребта, стеной вздымавшегося сразу за Белой. А разведчики все дрались. Они били по немцам из раскалившихся винтовок, отбивались гранатами.
Застепу ранило в ногу. У Васи была перебита левая рука. Тяжело стонал Философенко, раненный разрывной пулей в живот. Партизаны меняли позиции, превращали каждую ямку в окоп и бились насмерть. Но гитлеровцев было больше, они были лучше вооружены. Гранаты у партизан скоро кончились. Немцы смеялись:
- Эй, бандит! Бросайся камнями.
Солнце поднялось еще выше.
Немецкая цепь приближалась. Ей помогали пулеметы с машин. Один из броневиков свернул с шоссе и, надсадно воя от перегрузки и шевеля пулеметными стволами, тяжело пополз на холм.
Из цепи кричали:
- Партизан! Не пугайся!
- Сейчас ви пойдете на небо!
Немецкая цепь рывком бросилась вперед. Началась рукопашная. Разведчиков сбили с ног, стали избивать прикладами. Потом подняли, приказали держать руки над головой. Окровавленных, повели к головной машине.
Как в кошмаре шел Вася, подняв правую руку. Левая бессильно болталась и мучительно болела.
Привстав в машине, маленький худой полковник в полевой форме СС с черепом на фуражке брезгливо смотрел на изорванную одежду и разбитые лица партизан, на Васину кровь, капавшую с перебитой руки.
- Партизан? Коммунист?
Партизаны молчали.
Полковник нервно натянул на руку серую перчатку и зло махнул ждавшим его команды офицерам:
- Erschiessen{11}!
Шагах в ста от головной машины виднелся брошенный каменный карьер. Подгоняя прикладами, солдаты погнали к нему разведчиков.
- Komm, Komm! Los{12}!
Голова Ироушека была разбита. На высокий лоб, на темные глаза ручейком стекала кровь. Ироушек вытирал лицо о рукава поднятых рук и присматривался к карьеру. Там кулигами рос кустарник. На противоположной стороне, где был выезд из карьера, кустарник сливался с лесом. Что, если броситься всем вниз? Рвануться по кустам к лесу…
До обрыва осталось несколько шагов. Немцы взвели затворы и приотстали.
- Тикати! - крикнул Ироушек.
Партизаны бросились врассыпную.
Надо было прыгнуть в карьер до залпа.
Вася тоже побежал. Он хотел оттолкнуться сильней, прыгнуть дальше. Но земля под ногой обвалилась. Толчок не получился. А сзади уже гремели ручные пулеметы и автоматы.
Нет, не успели разведчики из Четвертого прапора опередить залп.
Вася кувыркнулся в воздухе и, раненный еще одной пулей, тяжело полетел вниз. Рядом, переворачиваясь и задевая друг друга, падали его товарищи.
Немцы подбежали к краю обрыва и длинными очередями стреляли сверху в партизан.
Некоторые разведчики были убиты еще в воздухе.
Остальные еще пытались подняться, но свинцовые очереди сверху добивали их. Белая поверхность известняка, залитая кровью, становилась похожей на красное знамя, под которым они, люди разных судеб, боролись за свободу.
Вася упал на густой терновый куст. Пробил его до земли и с завернувшейся над головой правой рукой безжизненно повис вниз лицом на нижних ветках.
Но сознание вернулось к нему. Он успел еще раз услышать стрельбу, услышать последние стоны товарищей.
В карьере стало совсем тихо. Только сверху, где толпились немцы, долетали то щелчок затвора, то чей-то кашель. Немцы ждали, не пошевелится ли кто внизу.
Потом один с пистолетом в руке стал спускаться по сыплющейся гальке в карьер.
В мертвой тишине он подошел к крайнему партизану и ударил его сапогом в бок. Партизан был мертв. Немец все же выстрелил ему в голову.
Сделав несколько шагов, он пнул таким же образом другого расстрелянного. Этот, кажется, застонал. Прогремел еще выстрел.
Опять захрустела галька под тяжелыми сапогами…
Вася то слышал этот хруст, то проваливался в глубокую черную яму. С каждой каплей крови, вытекавшей из его ран, он меньше чувствовал боль, глуше слышал звуки.
Начинался день. В кустах испуганно попискивали потревоженные пичужки. Лаково-черный скворец вспорхнул с осокоря, стоявшего у карьера, и улетел.
Солдаты стояли у края карьера и со спокойным терпением людей, любящих доводить начатое дело до конца, ждали, когда их товарищ закончит обход убитых.
Вася лежал крайним, чуть в стороне от основной группы. Он был последним на пути немца. И вот тяжелые шаги направились к нему…
Немец постоял, послушал. Потом сильно ударил мальчишку сапогом в бок. Тело Васи безжизненно качнулось на ветках. Немец поднял пистолет и выстрелил ему в голову. Торчавшая над головой Васина рука переломилась и упала. Хлынула кровь.
А немец аккуратно положил пистолет в кобуру, помочился в зеленый куст около убитых, застегнул пуговицу и, роняя гальку, стал подниматься по обрыву к товарищам.
- Alle sind tot{13}, - равнодушно крикнул он.
Немцы зашумели. Те, что курили, бросали сигареты. Те, что не успели покурить, спешили сделать затяжку-две. Небольшое дорожное происшествие кончилось. Можно ехать дальше.
Загремели моторы. Низина снова стала наполняться фиолетовым дымом. Колонна зашевелилась, тронулась и, растягиваясь и набирая скорость, снова помчалась на запад.
36
Когда первый луч солнца прорвался наконец в низину и пробил ее голубые туманы, испуганный скворец вернулся на осокорь. На соседнее дерево опустилась его подруга. Скворец встряхнул лаковыми крылышками и запел. Затенькали, прыгая в кустах, пичужки.
А голубой луч уже засверкал искрами в капельках росы у обрыва. Заиграл в разбросанных по молодой траве стреляных гильзах. Заблестел золотом на влажных от ночного тумана листьях кустарника в карьере. Наконец луч пал туда, где, тяжело раскидав руки, спали вечным сном разведчики Четвертого прапора…
Может быть, этот луч и согрел холодеющее тело одного из них. Русский парнишка пришел в себя.
Немец, добивавший расстрелянных, попал ему не в голову, а в правую руку, завернувшуюся над головой при падении. Пуля прошла выше запястья, раздробила кость выше локтя. Кровь, хлынувшая из руки на голову мальчишки, обманула палача.
Вася сел. Потом, опираясь спиной о молодой тополь, попытался подняться. Тополек гнулся. Вместе с ним клонился и падал Вася. Но он все же встал на ноги. Рядом лежали убитые товарищи. Он прижал правую руку левой, чтоб не болталась, и молча смотрел на их тела и лица, изуродованные немецкими пулями.
И опять он качался вместе с топольком, то закрывая глаза, чтобы не видеть, как кружится ускользавшая из-под ног земля, то снова останавливая мутившийся взор на телах погибших товарищей…
К карьеру бежали жители Белы. Из леса спешили партизаны Четвертого прапора. Оли слышали стрельбу и поняли, что произошло.
Первым примчался на велосипеде к месту происшествия паренек из Белы Геринек. Он бросил велосипед в траву, с разбегу слетел по обрыву в карьер. Там замер перед убитыми.
- Святая богородица!
Вздрогнул, увидев под топольком окровавленного, но живого русского паренька, подхватил его.
- Василь! Родии!
В карьер уже скатывались сверху и партизаны, и жители деревни. Слышались возгласы:
- Господи боже!
- Стах! Ироушек! Застепа!
- Тоушек!
- Люди добрые!..
- Паздера!..
- Яначек!..
- Люди добрые! Какие муки!
- Смотрите! Василь жив!
- Спасайте Василя!
- Будь проклят, герман!
Русского парнишку вынесли из карьера. Геринек посадил его на раму велосипеда и повез, обвисшего на руках, в село, в свой дом.
Там заплаканные женщины уложили его на кровать, перетянули жгутами руки. Потом пришла "скорая помощь" из соседнего городка Кошумберк, где имелась больница.
В Кошумберке еще оставался немецкий гарнизон. Среди врачей в больнице тоже были немцы. Но тихие чешские сестры милосердия, улучив момент, так быстро уложили русского партизана на одну из коек, что немцы ничего не заметили. Врач чех Карел Конецкий с женой-медсестрой сделали рентгеновские снимки Васиных ран. Чех-хирург, фамилия которого осталась неизвестной, оперировал его.
37
Плакала Бела, хороня героев…
Комендант немецкого гарнизона не разрешил забрать трупы. Разведчиков закопали около карьера.
Фашистский рейх пал. Европа шумно праздновала свое освобождение. Только на небольшом пятачке измученной Чехии еще хозяйничали гитлеровцы.
Горе прибавило сил. Бойцы Четвертого прапора успели завалить шоссе деревьями, заложить мины, выбрать хорошую позицию. Они не пропустили на запад ни полковника, ехавшего на передней машине, ни офицера, который вел немецкую роту против десяти разведчиков, застигнутых на косогоре, ни солдат из вражеской колонны. И когда плакали матери, жены и сестры погибших у карьера - уже дымили, смрадно догорая у дороги, транспортеры и броневики.
После этого Четвертый прапор, поддерживаемый населением, смерчем прошелся по ближайшим деревням, громя немецкие гарнизоны. Он своими силами очистил от немцев Белу, Рехембург и несколько других населенных пунктов.
…Состояние Васи было тяжелым. Сестры-чешки дежурили около его кровати день и ночь. Потом на машине увезли в город Виеоке Мито. Там больница была больше и лучше. Чешские патриоты тайком от немцев лечили здесь восемнадцать русских партизан.
Вася потерял много крови. Раны заживали плохо. Он терял сознание, бредил.
А жители ближних деревень, в большинстве случаев люди, которых он никогда не знал, несли ему в больницу гостинцы, продукты, старались поддержать добрым словом. Там, в больнице города Виеоке Мито, Васе Безвершуку исполнилось семнадцать лет. В этот же день Виеоке Мито освободили русские.
Сразу после освобождения города в больницу пришли советские врачи: женщина с капитанскими погонами и молодой и быстрый старший лейтенант. Они осмотрели русских раненых, предложили им перейти в советский полевой госпиталь. Раненые тут же стали собирать небогатое свое имущество: кисет, зажигалку, памятный подарок товарища.
Но Вася Безвершук облизал сохнувшие губы и твердо сказал, что долечится здесь.
Он не мог уехать, не попрощавшись с теми, кто лежал в карьере с ним рядом…
Женщина-врач долго сидела около юноши, потрясенная его судьбой. А может, еще и думала о каком-то близком ей человеке, так же затерявшемся на дорогах войны?.. Ее доброжелательная беседа отвлекла Васю от навязчивых воспоминаний. Он оживился, отвечал, жадно слушал ее рассказ о стремительном марше, который проделали за последние дни войска Четвертого Украинского фронта, громившие группировку Шернера. Но когда женщина, вздохнув, поднялась уходить и снова предложила ему перейти в армейский госпиталь, Вася опять отрицательно покачал головой:
- Пока останусь.
Уехали русские врачи. Санитары увезли в советский госпиталь русских раненых. С Васей остался только Валентин Безушенко, с которым они вместе сидели на чердаке у Кучеровых в деревне Глубоке. В одном из последних боев Безушенко ранило в кисть.