Клуб банкиров - Дэвид Рокфеллер 34 стр.


Эра олигархов и экономистов

Выход в отставку из "Чейза" в 1981 году дал мне возможность уделять больше времени постоянно интересовавшим меня латиноамериканским делам. По существу, я считаю началом своего личного интереса к Латинской Америке, который стал формироваться вскоре после Второй мировой войны, тот романтический второй медовый месяц, который мы с Пегги провели в Мексике в начале 1946 года. Нельсон дал нам с Пегги рекомендательные письма к своим друзьям в динамичном художественном мире Мексики, а также письма к бизнесменам, с которыми он работал во время войны; в результате мы встретились с несколькими людьми, ставшими нашими друзьями на всю жизнь.

После посещения Мехико мы с Пегги арендовали автомобиль с водителем и отправились на север в Сан-Мигель-де-Альенде, Гуанахуато и Мансанильо, а затем на юг в штаты Пуэбла, Оаксака и город Орисабу. Эта поездка открыла нам глаза на новый мир: живописные деревни, заполненные людьми, одетыми в яркую одежду, толпящимися на рынках, где продавалось все, начиная от лепешек тако до замечательно исполненных предметов народного промысла; и очаровательный старый испанский город Пуэбла на границе долины Мехико, где делали такие замечательные гончарные изделия, что мы не могли удержаться от того, чтобы не купить несколько штук. Мы также много узнали о древних цивилизациях этой страны. Следы древних цивилизаций ольмеков и майя, а также более поздней цивилизации ацтеков были буквально повсюду.

К 1948 году я стал много ездить в Латинскую Америку по делам "Чейза", начиная со стран Карибского бассейна, Панамы и Мексики. Постепенно освоил в необходимом для работы объеме испанский язык и быстро попал под очарование теплоты латиноамериканского гостеприимства.

Дополнительным стимулом для моей первой поездки в Бразилию по делам "Чейз-бэнк" в 1948 году была возможность отправиться вместе с Нельсоном в страну, которую он прекрасно знал и считал, что она имеет безграничный экономический потенциал. Мы начали поездку с огромного индустриального города Сан-Паулу, где он представил меня своим многочисленным друзьям, включая принимавшего нас хозяина Вальтера Морейра Саллеса, банкира, латифундиста, политика и бывшего бразильского посла в Соединенных Штатах. Вальтер сопровождал нас в поездке через штаты Парана, Сан-Паулу и Мату-Гросу. Это было началом дружбы, которой я дорожил последующие полвека.

Главным продуктом экспорта Бразилии был кофе, а Вальтер был крупнейшим производителем кофе в Бразилии. На его плантации Матао росло более миллиона кофейных деревьев, что производило сильнейшее впечатление. Вальтер был образованным человеком с широкими интересами в области искусств. Его добрая и скромная манера поведения скрывала то обстоятельство, что он был председателем и главным акционером третьего по величине банка Бразилии и имел обширную собственность в различных отраслях промышленности по всей стране.

Одна из остановок в ходе нашей недельной поездки произошла на огромном скотоводческом ранчо под названием Фазенда Бодокена в штате Мату-Гросу-ду Сул на дикой и незатронутой цивилизацией границе с Парагваем. На ранчо, находившемся в географическом центре Южной Америки, изобиловали представители животного мира - обезьяны, попугаи, ягуары и аллигаторы. Его владельцы-англичане предлагали его на продажу, поскольку их управляющий был убит местными индейцами. Для покупки Вальтер создал синдикат и пригласил Нельсона присоединиться. Заинтригованный романтической удаленностью ранчо, а также экономическим потенциалом, я попросил о небольшой доле для себя и на протяжении последующих двадцати лет несколько раз посещал ранчо.

В 1967 году Нельсон, которому были нужны наличные деньги для финансирования его очередной президентской кампании, предложил мне купить его долю в Бодокена. После определенных колебаний я согласился, понимая, что мне теперь придется принимать более активное участие в управлении, на что у меня не было ни времени, ни опыта. После разговора с Вальтером мы решили выкупить доли других членов синдиката и пригласить Роберта О. Андерсона, которого я знал еще с той поры, когда проходил подготовку в Чикагском университете, стать нашим партнером. Помимо того, что он занимал пост главы компании "Атлантик рифайнинг", он владел одним из крупнейших скотоводческих ранчо в Соединенных Штатах. Он взял на себя обязанности по управлению Бодокена и на протяжении последующего десятилетия увеличил стадо до более 90 тыс. голов. В 1980 году мы продали ранчо, получив значительную прибыль.

* * *

Занятие бизнесом в Латинской Америке весьма сильно отличалось от банковской деятельности в Нью-Йорке или Лондоне. В каждой стране экономикой заправляла небольшая группа мощных олигархов, действовавшая, главным образом, для удовлетворения собственных интересов. Хотя в нескольких странах существовали демократические институты наподобие имевшихся в Северной Америке, большинство стран находилось под контролем авторитарных режимов: Хуан Перон правил в Аргентине, семейство Сомоса - в Никарагуа, Фульхенсио Батиста - на Кубе, Трухильо - в Доминиканской Республике, Франсуа (Папа Док) Дювалье - на Гаити, Перес Хименес - в Венесуэле, Мануэль Одриа - в Перу, Альфредо Стресснер - в Парагвае и Жетулио Варгас - в Бразилии. Эти каудильо потворствовали угнетению, расточительности, нередко имевшей причудливый характер, и коррупции. С учетом всего этого неудивительно, что в большинстве латиноамериканских стран бурлило социальное недовольство и казалось, что они постоянно находятся на пороге революции.

За немногими примечательными исключениями большинство лидеров латиноамериканских стран были ярыми националистами, враждебно относящимися к Соединенным Штатам. К началу 1950-х годов в большей части этих стран установились этатистские режимы, поддерживавшие или вводившие вновь протекционистские меры, наподобие тех, за которые выступал аргентинский экономист Рауль Пребиш, первый исполнительный секретарь Экономической комиссии ООН для Латинской Америки (ЭКЛА). Пребиш и его коллеги пришли к выводу, что экономический рост в странах Латинской Америки будет недолгим из-за снижения мировой потребности в сырьевых продуктах экспорта и из-за невозможности создать сильный обрабатывающий сектор, способный производить конкурентоспособные товары на экспорт.

Решение, предлагаемое ЭКЛА, заключалось в том, чтобы осуществить перенос капитала и трудовых ресурсов в странах Латинской Америки с производства и экспорта первичных сырьевых продуктов, таких, как кофе, сахар и минеральные ресурсы, на создание обрабатывающей промышленности, что позволило бы осуществить замену импорта и способствовало бы большему экономическому сотрудничеству и интеграции латиноамериканских стран. Пребиш считал, что вводимый временно период протекционистских мер позволит предпринимателям укрепить и диверсифицировать экономику, защищая их в то же время от разрушительной иностранной конкуренции. Этот рецепт и был широко принят в странах Западного полушария.

К сожалению, протекционизм и расширение полномочий правительства, необходимое для его поддержки, превратились в постоянную, а не временную политику крупнейших стран Латинской Америки. В результате в середине 1950-х годов иностранные инвестиции и торговля начали снижаться, а на протяжении 1960-х годов этот процесс усилился. Пагубная доктрина ЭКЛА не только не смогла стимулировать рост конкурентоспособного производства в странах, она привела также к высоким темпам инфляции, которые вызвали подавление экономического роста и ухудшили и без того ужасные социальные условия. Последствия были разрушительными и долгими. На протяжении четырех десятилетий после 1945 года темпы развития экономики латиноамериканских стран отставали от темпов роста экономики других регионов мира. У Аргентины, исторически наиболее богатой из крупных латиноамериканских стран, валовой внутренний продукт до Второй мировой войны был примерно вдвое больше, чем у Италии. К 1960 году Аргентина утратила свое преимущество, и ее ВВП был меньше, чем у Италии, его превосходили индустриализировавшиеся страны Восточной Азии. Аналогичная неудовлетворительная ситуация наблюдалась в каждой из латиноамериканских стран.

* * *

Латинская Америка традиционно считалась регионом, отношения с которым для Соединенных Штатов были менее важными, чем отношения с Европой, Дальним Востоком и даже с Ближним Востоком. Действительно, за годы, прошедшие с момента формулирования президентом Джеймсом Монро своей доктрины в 1823 году, политика США в отношении стран Латинской Америки характеризовалась долгими эпохами пренебрежения, с которыми, как своеобразная пунктуация, чередовались периоды политической и военной интервенции в такие страны, как Куба, Мексика, Панама и Никарагуа.

Даже "политика доброго соседа", сформулированная президентом Франклином Рузвельтом, представляла собой скорее обещание воздерживаться от прямого вмешательства в дела наших латиноамериканских сестринских республик, чем программу помощи и сотрудничества. К концу десятилетия 1930 годов, однако, Соединенные Штаты приняли более прогрессивную политику, и чтобы провести часть этой политики в жизнь, в 1940 году Рузвельт назначил Нельсона на вновь созданный пост координатора Управления по межамериканским делам. Нельсон определил свою задачу как демонстрацию латиноамериканцам того факта, что Соединенные Штаты действительно являются "добрым соседом".

Нельсон собрал исключительно талантливую команду, и его группа создала программы, нацеленные на решение фундаментальных проблем, стоявших перед Латинской Америкой в области общественного здравоохранения, образования и экономического развития. Нельсон также начал проводить политику "культурной дипломатии", организовав поддержку радиопередач на испанском и португальском языках, пригласив Уолта Диснея и Орсона Уэллса для производства фильмов с латиноамериканским оттенком, направляя балетные труппы, хоровые коллективы, музыкантов и ученых в поездки в Латинскую Америку, а также принимая аналогичные латиноамериканские коллективы и лиц в Соединенных Штатах. Нельсон много работал над сближением с руководством каждой из стран, а его личное обаяние и умение общаться с людьми завоевали для нашей страны друзей во всем полушарии.

Нельсон заложил фундамент новой "межамериканской" системы, истинного экономического и политического партнерства между странами полушария, а не просто союза для достижения безопасности. Вероятно, кульминацией этой деятельности Нельсона была Чапультепекская конференция в Мехико в феврале 1945 года. Именно на ней он, занимавший к тому моменту должность заместителя государственного секретаря по межамериканским делам, достиг согласия стран полушария в отношении структуры послевоенных международных организаций. Несмотря на неблагоприятный расклад, Нельсон смог обеспечить блок голосов латиноамериканских стран в поддержку позиции Соединенных Штатов на конференции по учреждению ООН, проходившей весной того года в Сан-Франциско.

Однако успехи Нельсона обошлись ему дорого в самих Соединенных Штатах. Его склонность к независимым действиям настроила против него профессиональных дипломатов в Государственном департаменте - они считали, что именно они, а не он должны управлять политикой. После смерти Франклина Рузвельта, который был его покровителем, Нельсон увидел, что его деятельность ограничивают, а советами пренебрегают. В конце 1945 года он вышел в отставку и вернулся в Нью-Йорк.

Без энергичного участия Нельсона отношения Соединенных Штатов с Латинской Америкой быстро увяли. Во время войны латиноамериканцам говорили, что Соединенные Штаты предоставят им обильную экономическую помощь и техническое содействие после того, как кризис завершится. По существу, лишь немногое из этого претворилось в жизнь: вместо всего этого Соединенные Штаты направили миллиарды долларов на восстановление Западной Европы и Японии через план Маршалла. Латинская Америка получила немногим больше, чем отеческие советы и проповеди.

В условиях снижения государственной помощи Нельсон перенес свое внимание и интерес к Латинской Америке на частный сектор. В начале 1947 года он создал "Интернэйшнл бэйсик экономи корпорэйшн" (IBEC) как инструмент для инвестирования в активно работающие компании в Латинской Америке. Главным акционером был Нельсон, однако отец, мои братья и я сам также владели акциями. Когда я решил инвестировать 1 млн. долл., это потребовало взятия средств из моего трастового фонда, однако я хотел продемонстрировать свою решительную поддержку усилий Нельсона. IBEC инвестировала в супермаркеты и фабрики по производству рыбных консервов в Венесуэле и Бразилии, а также в элеваторы, компанию по производству сельскохозяйственных машин и в первый паевой фонд, созданный вне Соединенных Штатов.

Первой инициативой Нельсона, еще до создания IBEC, была Американская международная ассоциация (АМА) по экономическому и социальному развитию, некоммерческая организация, предоставлявшая техническое содействие во всем латиноамериканском регионе. Несколько позже Нельсон создал исследовательский институт IBEC в Бразилии для фундаментальных научных исследований по гибридной кукурузе, семенам злаков, соевых бобов и кофе. Я был членом совета АМА и позже возглавлял совет института, работа которого по улучшению урожайности была важной составляющей экономического роста Бразилии.

Работа Нельсона в Латинской Америке в годы войны и то влияние, которое он оказал в последующем через частный сектор, создали ему огромное уважение и искреннюю благодарность во всем регионе. Я думаю, что в то время не было другого американца, который пользовался бы такой популярностью, как он. Нельсон находил огромное удовлетворение в своих достижениях и также в связях с многочисленными друзьями, которых он приобрел. Мне кажется, что он считал годы, проведенные в Латинской Америке, самыми счастливыми и наиболее плодотворными годами своей жизни.

* * *

Десятилетие 1950-х годов было отмечено увеличением напряженности в отношениях между США и странами Латинской Америки. Это явилось результатом многих факторов: растущего национализма и антиамериканизма, низкого экономического роста и после поддержанного ЦРУ путча в Гватемале в 1954 году ощущения того, что Соединенные Штаты предпочитают диктаторов демократии. Эта неприязнь достигла своего апогея во время поездки вице-президента Никсона по Южной Америке в 1958 году, когда его встречали ревущие толпы и огромные антиамериканские демонстрации в Перу и Венесуэле. Эти события, а также триумф Кастро на Кубе несколькими месяцами спустя вынудили администрацию Эйзенхауэра, а затем и Кеннеди провести переоценку политики США в отношении данного региона.

Провозглашение президентом Кеннеди Союза ради прогресса в начале 1961 года было встречено с энтузиазмом на всем полушарии. Основная задача Союза - "привлечь всю энергию народов и правительств американских республик для крупномасштабных совместных усилий по ускорению экономического и социального развития стран Латинской Америки" - была сформулирована своевременно и была необходима. Его цель, заключавшаяся в достижении темпов экономического роста в 2,5 % для полушария в целом и проведении в жизнь ряда социальных и политических реформ, была широко поддержана в Соединенных Штатах и Латинской Америке. Вопрос заключался в том, каким образом достичь этого.

Я решительно поддержал инициативу президента, не в последнюю очередь потому, что она была энергичным ответом на угрозу, созданную марксистским режимом Кастро на Кубе, и на коммунистическую подрывную деятельность в других частях полушария. Однако я считал, что если Союз рассчитан на успех, он должен представлять государственно-частное партнерство, в то время как замыслившие его в США архитекторы явно предпочитали экономическое развитие, руководимое государством. Они исходили из посылки, что страны Латинской Америки должны сначала достичь "стартовой" стадии экономического роста, а уже потом сможет произойти все остальное; и наиболее быстрый способ достижения результатов - отдать дело под контроль правительства.

Подавляющее большинство политических лидеров Латинской Америки относилось к такому подходу с симпатией. Президенты и премьер-министры, принявшие участие в организационной встрече Союза ради прогресса в Пунта-дель-Эсте в Уругвае в августе 1961 года, с энтузиазмом поддержали предложение Кеннеди и обещание серьезной американской помощи. Единственным исключением был мой старый друг из Лондонской школы экономики - премьер-министр Перу Педро Бельтран. Педро выступал, конечно, вполне дипломатично, за более сильную роль частного сектора и за снятие ограничений на внешнюю торговлю и инвестиции, установленных правительствами стран Латинской Америки. К сожалению, точка зрения Педро была практически проигнорирована, ибо страны полушария по призыву тех, кто в Вашингтоне выступал "за новые границы", поспешно принялись за реализацию латиноамериканского плана Маршалла.

Назад Дальше