4
Они заслужили себе второй медовый месяц. Генри надумал показать Софье ее собственную страну. Он нанял вместительный двуконный экипаж и телохранителей, вооруженных армейскими винтовками и пистолетами в серебряной оправе: в горах пошаливали разбойники.
Их первый маршрут лежал в крепость Филе, построенную в V веке до н. э. Оставив экипаж внизу у акведука, они стали взбираться на двухтысячефутовую гору, часто останавливаясь, чтобы, переведя дух, задохнуться от великолепия расступающейся панорамы гор, ущелий и долин. У древних крепостных камней они перекусили.
Генри читал, как Фрасибул, набрав в Фивах сотню единомышленников, с этого самого места двинулся в поход на Афины, лишенные возможности обороняться, свергнул тиранию тридцати и дал городу свободу. Но какая-то мысль мешала Генри. Он закрыл книгу, сунул ее в карман и взял Софью за руку.
- Софидион, я понимаю: ты переживаешь за домашних. Я не хотел ни своей победы, ни их поражения. У меня есть план.
Она слушала его, не проронив ни слова.
- Я хочу сделать твоего отца своим коммерческим представителем в Афинах, с твердым жалованьем. Кроме того, на некоторое время я открываю ему кредит, чтобы он закупил импортные товары. Это оживит его дела.
- Еще как!
- Крошку Мариго я тоже не забыл. Я положу на ее имя четыре тысячи долларов в Национальный греческий банк. Когда она выйдет замуж, ты передашь их молодым.
Залившись слезами, она упала в его объятия.
"Если к нему подступают требовательно, вымогательски, он наглухо закрывает свой бумажник. Но он озолотит всякого, когда сам найдет это нужным".
Через несколько дней, также в сопровождении телохранителей, они посетили Марафон. К полю битвы они ехали той же дорогой, по которой в 490 году до нашей эры шли на встречу с персами афинские гоплиты . Они вдыхали свежий, ароматный воздух: конец марта, вовсю цвели вишневые и грушевые сады. Когда они проезжали очаровательную деревушку Кифисью, Софья сказала:
- Смотри: каждый дом окружают тополя и сосны. Здесь выше над уровнем моря, чем в Афинах, и поэтому летом здесь прохладнее. Папа возил нас сюда на пикники.
В Марафоне они поднялись на могильный холм, где были кремированы и погребены 192 павших в. битве афинянина. Генри прочел страничку из Геродота - первое историческое свидетельство об этой освободительной битве.
Третья поездка была на юг, в Коринф. В этом месте перешеек был всего четыре мили шириной. В I веке новой эры Нерон вознамерился отсечь полуостров каналом, дабы сократить морской путь в Италию. Работы вскоре были брошены, и котлован лежал невостребованным уже свыше семнадцати столетий. Отсюда путешественники отправились в древний Коринф, осмотрели агору и храм Аполлона, который все так же караулили восемь монолитных дорических колонн. Генри оценивающим взглядом окинул холм с крепостью-акрополем, близкое море.
- Для охотника здесь есть что покопать. Под нашими ногами лежат, может быть, самые богатые археологические слои.
Однажды, проснувшись, она увидела, что Генри лихорадочно пишет что-то в дневнике. Услышав шорох, он подошел к ней, широко улыбаясь, просветленный.
- Доброе утро, моя прелесть. Сегодня великий день. Я уже записал: "Сегодня, 5-го апреля 1870 года, мы едем в Гиссарлык и начинаем первый пробный раскоп".
Она никак не могла приноровиться к его способности принимать внезапные решения.
- Не понимаю… Ты что. получил фирман? Улыбка медленно сползла с его лица.
- Нет, разрешение еще не пришло… Может, получу его в Константинополе. В полдень из Пирея уходит пароход "Менцахех", и ночью я понял, что надо ехать.
Торопя пробуждение, она поплескала в лицо холодной водой, выпила кофе.
- Генри, нельзя уезжать в такой спешке. Мы совершенно не готовы ехать в Гиссарлык. От турков разрешения нет, инструментов тоже никаких нет. Фрэнк Калверт прислал тебе целый список вещей, необходимых в Троаде, - тачки, кирки, лопаты… Если в Афинах они плохие, то почему в Константинополе лучше? И потом, ты еще не получил от Калверта официального согласия вести раскопки на его половине холма. Нет, мне трудно…
- Трудно меня понять или трудно со мной ехать? - оборвал он ее. - Ты тысячу раз клялась ни в чем мне не перечить и видеть свой долг в том. чтобы слушаться меня. Поверив твоим клятвам, я искренне возомнил, что ты ангел, посланный мне небесами в награду за все перенесенные муки.
Но Софья не дала себя запугать.
- Я люблю тебя слушаться, Генри. Но ведь ты обещал, что в Трое мы будем копать бок о бок, как равные. Если ты видишь во мне "милость господню", то нам нужно принимать решения вместе. Тебя там никто не ждет. Ты знаешь дюжину языков, если не больше, но турецкого ты не знаешь.
- Я выучу его за три недели.
- Генри, это минутный порыв. Тебя взбудоражили нетронутые руины в Коринфе. Если ты начнешь раскопки без фирмана, у тебя сразу начнутся неприятности с турецкими властями. А зачем с ними ссориться, если ты от них целиком зависишь? Я понимаю, тебе не терпится. Мне тоже не терпится. Но я не хочу, чтобы мы нажили неприятности. Лучше давай начнем по-настоящему собираться.
- То есть ты считаешь, что мне просто неймется? - неприязненно спросил он.
- Пожалуйста, взвесь все еще раз.
Генри молча собрал чемодан, затолкал в него какие-то бумаги и вышел из номера.
Подавленная, она долго не могла подняться со стула. Два дня она не выходила из номера, два дня никого не видела. На третий день явился управляющий и предъявил счет. От гнева Генри совершенно потерял голову: он не оставил ей денег расплатиться, даже не сказал, оставаться ей здесь или съезжать. Непонятно, сколько времени он будет отсутствовать. Софья собрала вещи, положила иконку в футляр и наняла экипаж до Колона. "Господи, - думала она, ступая на родной порог, - неужели вся жизнь у меня будет такая? Неужели я так и буду каждую неделю сваливаться на головы родителей?"
К счастью, на себя самое не оставалось ни времени, ни сил. Накануне, в "пальмовое воскресенье", она отстояла службу в их церкви Богоматери на площади Ромвис. Сегодня началась страстная неделя. Празднуя пасху, православный человек духовно возрождается. С каждым днем страстной недели Софья все глубже принимала в себя Христовы муки. Жертва Христова переполняла ее чувством вины перед спасителем, принявшим страдания и за нее.
В Великий четверг она поднялась на рассвете. Спальня выходила на восток, из окна мать вывешивала красное полотно, карауля первые лучи солнца. Вдвоем с Мариго они сварили дюжину яиц, выкрасили их в красный цвет. Софья выпросила разрешение испечь пасхальные просфоры. Приятная суета у плиты лишь на время отвлекла ее от мысли, что Великий четверг-день священный и скорбный. С матерью и сестрой Софья была на заутрене, смотрела на причащение детей. После легкого обеда вся семья снова вернулась в церковь св. Мелетия слушать чтение двенадцати евангелий о страстях.
В страстную пятницу постились. За весь день Софья не сделала и глотка воды. На кухне не разжигали огня. Мужчины не поехали в Афины. Почти весь день Софья провела у стен церкви в ожидании снятия с креста… Под заунывный перезвон колоколов шел крестный ход. Вместе со всеми Софья обошла плащаницу на специальном возвышении посреди храма. Святое место утопало в фиалках и цветах лимона.
На заутрене Великой субботы сумрачное убранство церкви оживили ветки лавра. Отстояв службу, Софья поспешила домой печь кулич. Отец и Александрос уже занимались закланием тучного пасхального агнца.
Все личное отступило от нее. Мирские тревоги утратили смысл. И не праздничные приготовления укрепляли дух, а окончание Христовых мук. упование на другую жизнь, поправшую смерть, на жизнь вечную и для нее самой.
На полунощнице она стояла с белой свечой, возжженной от главной храмовой свечи. Празднуя воскрешение господне, ликующе звонили колокола, на улицах бухали пушки, в небе взрывались петарды. Священники и паства вышли на площадь христосоваться. Софья возвращалась просветленная, радостная, окрепшая духом.
Генри вернулся через две недели. Вид у него был виноватый, но держался он бодро.
- Ты оказалась во всем права, - признался он. - Первого класса на пароходе не было, а вторым я не решился тебя брать, там нет воздуха. Высшая турецкая администрация в Константинополе не допустила меня к себе, хороших тачек и кирок в лавках нет. Два турка из Кумкале, владельцы другой половины Гиссарлыка, несколько дней до хрипоты ругались со мной. Наверное, боялись, что их овцы свалятся в мои траншеи. Я нанял двух землекопов, и турки поначалу согласились взять вместо платы камни, которые мы выроем: они строят мост через Симоис. Потом вдруг являются, кричат и требуют невозможных денег. Я предложил им вдвое против того, что стоила вся их земля, но договориться с ними нельзя. В довершение всего из Дарданелл приехал правительственный чиновник и заявил, что паша крайне недоволен раскопками без разрешения и соответственно официальный фирман будет задержан. Тут я собрался и уехал. Но вот что важно: за какие-то несколько дней всего с двумя рабочими я раскопал большую каменную кладку-около сорока футов в ширину и шестьдесят в длину. Теперь можно быть совершенно уверенным в том, что в холме погребен город.
На константинопольском базаре он купил для нее серебряный филигранный браслет: поверх пластины серебряные нити, не толще волоса, сплетались в цветочный орнамент: длинная изящная застежка была унизана камушками, утопленными в ярко-голубой эмали. Он, наверное, потратил немало времени, пока набрел на эту прелестную вещицу.
А Софья радовалась уже одному тому, что он вернулся.
5
Генри не забронировал по телеграфу номер в- "Англетере", полагая, что Софья дожидается его в гостинице, и сокрушенный управляющий смог предложить Шлиманам только мансарду. Генри поворчал, но выхода не было. Когда через три дня подали первый счет, он отказался верить своим глазам.
- Сто семьдесят шесть франков за этот убогий мезонин?! У них еще хватило наглости поставить в счет полный стол, когда мы почти не пользуемся их кухней! Ноги моей больше не будет в этом auberge !
Трудно было лучше подгадать время, чтобы поделиться планами, которые исподволь вызрели в ее уже умудренной голове.
- Генри, ты говорил, что раскопки в Гиссарлыке займут у нас не менее пяти сезонов.
- Именно так, работы там-только-только управиться за это время.
- Значит, зимовать мы будем в Афинах. Тогда есть смысл снять или даже купить здесь дом. У тебя будет свой кабинет, у меня - кухня…
- И удобная спальня наконец!
- Когда ты будешь уезжать по делам… и вообще… мне не надо будет бежать к маме. По-настоящему я не почувствую себя замужней женщиной, пока не стану хозяйкой в собственном доме.
- И матерью пары ребятишек. - Он ласково притянул ее к себе. - Решительно все врачи говорили мне, что беременность навсегда избавит тебя от всяких спазм в животе. Я не хотел детей, пока ты частенько раздражала меня. Детям нужно передать любовь, а не досаду.
Расцеловав ее в обе щеки, он заключил:
- Ты права. Став счастливой хозяйкой в доме, ты и меня скорее сделаешь счастливым отцом. Какая часть города тебе больше нравится?
- Кварталах в двух от Акрополя есть хорошее местечко, еще не застроенное. Там тихо, виден весь город, летом нет пыли. Мы будем жить в тени Парфенона.
Скоро им приглянулся новенький дом на улице Муз: в неоклассическом стиле, двухэтажный, с полуподвалом для прислуги. Двустворчатая входная дверь была выкрашена коричневой краской, высокие квадраты окон в гостиной и столовой выходили на поросший лесом склон холма Муз. Наверху были три спальни и маленькая гостиная - все светлые, хорошо проветриваемые; из гостиной дверь вела на открытую веранду. Над парадным входом нависал балкончик с ажурной решеткой; карниз дома из простой обожженной глины венчали медальоны в форме раковин. Из сада за домом открывался вид в сторону Пирея и Старого Фалерона; внизу Кифис спешил выбраться из города к морю.
Софье дом нравился. Комнаты большие, с высокими потолками, стены украшены гипсовой лепниной - цветы, розетки. В нижних комнатах стены были заштукатурены мраморной крошкой и отполированы до полного сходства с светло-серым мрамором. Полы в кухне, столовой и в коридорах выложены плиткой, в остальных комнатах - деревянные, из дощечек разной длины. Из прихожей наверх вела широкая деревянная лестница с резной балюстрадой. В укромном углу скрывался ватерклозет в турецком стиле: глиняный стульчак с подножиями по обеим сторонам.
Вся улица Муз уложилась в четыре квартала, дома стояли только по одну ее сторону, а сразу напротив, через дорогу, поднимался каменистый, густо поросший деревьями холм Муз с гробницей Антиоха Филопаппа на самой его вершине. Город-а лес подступал почти к порогу дома. Всего в трех кварталах отсюда, если смотреть в сторону театра Диониса и Одеона Герода Аттика, из ступенчатого мраморного развала поднимался Парфенон. Кончалась улица Муз тупиком, редко кто здесь пройдет или проедет. Чтобы попасть в город на экипаже, надо было обогнуть Акрополь; к его портику Софья подходила за несколько минут. Акрополь станет их близким другом.
Неподалеку высился холм Ареопага, где в классический период Совет старейшин разбирал государственные и юридические дела, вершил суд над обвиняемыми в убийстве. В "Эвменидах" Эсхила здесь судили Ореста, убившего свою мать Клитемнестру в возмездие за убийство Агамемнона. По каменным ступенькам, вырубленным в скале Ареопага, Софья всходила наверх и за холмом Агоры видела город внизу и дальше - серебристо-зеленые оливковые рощи, виноградники, гору Гимет, всю заросшую мятой, шалфеем, лавандой, тимьяном, терпентином, - обиталище пчел, приносящих самый ароматный в мире мед.
Ближайший к дому участок тоже продавался. Генри его купил, и они решили завести прохладный огороженный сад: насадить пальмы, цветущий кустарник, вырыть прудики, дорожки посыпать гравием, поставить две высокие решетки для винограда и глициний. Генри нанял плотника выстроить восьмиугольный чайный домик вроде того, какой он недавно видел в роскошных садах Фрэнка Калверта в Чанаккале.
Нарушая здешние неписаные законы, Генри держал с Софьей совет, и покупая дом, и обставляя его.
- Я ничего не понимаю в обстановке, - призналась Софья. - Греческие дома обставляют скупо. У нас мало леса, и мы делаем мало мебели, а европейская нам не по карману. Почти все, что было у нас в доме на площади Ромвис, приобреталось по случаю или перешло от дедушки с бабушкой.
- Ничего, справимся: у меня есть опыт.
- Генри, твоя парижская квартира великолепна, но ведь В комнатах совершенно не пройти. У меня было такое чувство, словно я иду по узенькой тропке через лес.
- Французы считают свободное место потерянным: его обязательно нужно занять пуфиком или резным столиком.
Они обегали все Афины, пока подобрали необходимое. Для спальни нашли резную итальянскую матримониале, супружеское ложе, подобное тем гигантским сооружениям, на которых они спали в медовый месяц. Потом повезло достать ореховый комод, инкрустированный атласным деревом, - для белья. В одной антикварной лавке их ждал французский шкафчик деревенской работы, это для одежды. Приятной удачей стал умывальник: скрывавшая металлический тазик крышка изнутри была зеркалом, по обеим ее сторонам поднимались этажерочки для туалетных принадлежностей.
В столовой добрым почином стало приобретение английского орехового стола-именно то, что им хотелось: круглый, раздвижной, на массивных резных ножках. В скором времени подвернулись и стулья, обтянутые тисненой кожей; их спинки и ножки украшала ручная резьба. У одной стены поставили полукруглый буфет со стеклянными дверцами, разместив в нем яркие керамические супницы и дрезденский фарфор; у стены напротив-горку резного красного дерева для хрусталя и серебра. С потолка на бронзовых цепях свисала тяжелая, в форме колокола, фарфоровая лампа.
- Здесь уже повернуться негде! - вскричала Софья, когда на место водворился последний, десятый стул. - Только подать на стол да убрать со стола.
Генри усмехнулся.
- Может, хоть в гостиной оставим побольше места? - с надеждой спросила Софья.
В своем кабинете Генри водрузил высокий темного дерева секретер: в верхней его части за стеклом он держал книги, нижняя закрывалась наглухо и служила ему бюро для личных бумаг, деловой переписки, банковских счетов, дневников. Еще Генри приобрел подковообразный, красного дерева столик в стиле эпохи Регентства, который так приятно захламить рукописями, письменными принадлежностями, раскрытыми на нужной странице книгами.
Софья между тем с одушевлением занялась кухней. Это была просторная комната в задней части дома, выходившая во внутренний двор. Софья купила плиту с пятью конфорками, высоко вознесенным медным козырьком вытяжного шкафа и дымоходной трубой сзади. Столяр приладил к стене две полочки для ламп. В углу - каменная воронка водослива, над нею бак для воды. Над очагом, на широкой доске Софья расставила глиняную посуду. На задней стене набила доску с крючками для мешалок, лопаточек, черпаков, мерных чашек; на левой стене отвели место для навешивания кувшинов. Софья купила маленький круглый стол и два стула с плетеными спинками. Дверь между очагом и плитой вела в задний двор; в жаркую погоду ее держали открытой.
"Генри считает, что самое важное место в доме-спальня, - думала она, любуясь трудами своих рук, - а по-моему, кухня. От нее пользы больше".
- Действительно, будет тесновато, когда мы станем приносить в дом наши находки, - заметил Генри.
Лето на улице Муз они перенесли легко. Дом стоял высоко над городом, постоянно дул бодрящий ветерок, роща на холме Муз укрощала послеполуденное пекло. Утром Софья подолгу пропадала в их новом саду, где у Генри хорошо принялись кустарник и деревья. Она возобновила свои часовые уроки французского и немецкого, но теперь Генри прибавил еще английский, поскольку зимой, во время вынужденного простоя в Гиссарлыке, думал съездить в Лондон. Учительница ее была чопорного вида гречанка, которую многолетняя жизнь в Англии отблагодарила хорошим произношением.
Генри поднимался с рассветом и, засев в парящем над городом кабинете, писал письма, пытаясь сломить упрямство- если не безразличие-турецкого правительства. В девять часов он убегал в сугубо мужское кафе "Прекрасная Греция": здесь были свежие газеты, здесь он окунался в гущу мировых событий.
Софья готовила обед ровно к половине второго: муж был точный человек. Немного соснув после обеда, они ехали на новый пляж в Фалерон, купались в прохладной воде. К восьми возвращались на площадь Конституции, шли в кофейню Янна-киса или Дора, поделившие между собой пальму первенства, и Софья брала мороженое. На площадь вливалась центральная улица, и по обе стороны ее устья стояли эти два кафе, за что их прозвали "Дарданеллы": в долгий летний день каждый афинянин непременно проходил мимо них. Тротуары были широкие, на них свободно устанавливались три столика в глубину. Основное занятие сидевших за ними были сплетни: перемывали кости всякому, кто проходил мимо. Избежать это испытание было так же невозможно, как остаться незамеченным, появившись на площади. Завсегдатаи кафе были своего рода устной городской газетой.