Но при этом мы, читая, улыбаемся. Комизм ситуаций и характеров снимает, аннигилирует жанровые признаки детектива. Все оказывается обманчивым, в том числе и авторская интонация криминального расследования. За хроникерской позицией обнаруживается усмешка, аналогичная усмешке Воланда над незадачливыми героями. Михаил Булгаков как автор отнюдь не бытового романа понимает, что для реализации задуманного нужно ломать все схемы и стереотипы, в том числе и жанровые. Жанровая природа московских глав оказывается сложной, основанной на противопоставлении формальных признаков жанра и сатирической и юмористической позиции. При анализе творчества любого крупного художника слова неизбежно встает вопрос о жанровой природе и специфике его произведений. Именно в рамках творчества истинно талантливых писателей и происходит развитие и усложнение жаровых разновидностей. Таким, бесспорно, является творчество М. А. Булгакова.
Кстати, авторская оценка – спрятанная или открытая, вербализованная или подразумеваемая, определяет жанровые характеристики в том числе.
Автор не бесстрастный регистратор, очевидец, свидетель, как это может показаться на первый взгляд. Его оценка спрятана, она не в прямых текстовых характеристиках персонажей, она видна в расстановке "фигур" на доске и в умении прятаться за этими фигурами. Иногда она выплескивается в серьезных или шутливых восклицаниях или характеристиках.
Московские главы романа породили большое количество споров исследователей в поиске жанрового обозначения романа – фельетонная дьяволиада, сатирическая мистерия, гротесковая сатира, философский гротеск, мистическая буффонада. Мне представляется, что термин, взятый у М. М. Бахтина, - мениппея – наиболее адекватен в применении к жанровому определению московских глав. Происхождению его мы обязаны выдающемуся отечественному филологу двадцатого века М. М. Бахтину.
Проделки Мениппа
Впервые А. Вулисом, а затем В. И. Немцевым, К. Икрамовым (Икрамов 2003) и Б. М. Сарновым и, позже, И. Е. Ерыкаловой (Сарнов 2000; Ерыкалова 2007) были определены жанровые характеристики романа "Мастер и Маргарита". Исследователи определили его как жанр мениппеи, или "свободной мениппеи" (В. Немцев), введенный М. М. Бахтиным. Бахтин, исследуя проблемы поэтики Ф. М. Достоевского и ссылаясь на произведения Т. А. Гофмана, использует в развитии теории карнавальной культуры понятие "Мениппова сатира". В ней проявляется, по его мнению, квинтэссенция карнавального мироощущения. Сам жанр получил название по имени философа-киника и писателя из Гадары (Сирия) Мениппа, жившего в третьем веке до н. э. Классическими примерами мениппеи являются "Сатирикон" Петрония, "Менипповы сатиры" Лукиана, "Метаморфозы" Апулея.
Понятно, что от античной мениппеи жанр романа "Мастер и Маргарита" отделяет огромный период развития и усложнения структуры произведения и художественного сознания в целом. Точнее, мы вправе говорить об отражении доминантных стилевых черт и характеристик этого жанра в романе. Идея карнавала, карнавализация (мира, мысли и слова) является основной в главах, посвященных Москве 30-х. Игра как основа существования инфернальных образов романа проявляет установки на карнавальное сознание.
Представления о существовании и сосуществовании двух миров, решенные художественно в рамках карнавального сознания, представление образов духов ада в качестве масочных персонажей, создает ту необходимую автору атмосферу игры, освобождающего смеха, которая противопоставлена страху, парализовавшему общество в эпоху государственного террора, сломившего душу Мастера.
"Мениппея характеризуется исключительной свободой сюжетного и философского вымысла. Этому нисколько не мешает то, что ведущими героями мениппеи являются исторические и легендарные фигуры" (Бахтин 1979:131) В данном случае взята историческая фигура Пилата. Она является средоточием читательского интереса с точки зрения развития образа. Собственно, в развитии дан только образ Пилата. Предельно четко очерчены его социокультурные характеристики. Как принято в мениппее, образ дан в системе двух координат – в историческом существовании и в посмертии.
Действительно, вымысла в романе хватает. Однако, вот в чем парадокс. Логически "чудеса" более соответствовали бы библейским главам романа - канонический Христос творил чудеса как свидетельство того, что он Сын Божий, а московским - сугубо реалистический подход. Но писатель творит свой мир, и по законам этого мира чертовщиной наводнено повседневное существование в стране, отвергнувшей Бога. А Богу и не нужно демонстрировать никаких чудес, кроме одного – неистребимой веры в людей и любви к ним.
Особенностью художественного решения фантастического гротеска является то, что очень часто он реализуется с помощью литературного приема натурализации метафоры, например "заложить черту голову", или выражения "разоблачение" фокусов. Поэтому пропадающий из костюма персонаж и гражданки, в одном белье бегающие по московским улицам, это факт материализованного слова.
"Очень важной особенностью мениппеи является органическое сочетание в ней свободной фантастики, символики и – иногда – мистико-религиозного элемента с крайним и грубым трущобным натурализмом" (Бахтин 1979: 132). "Очень большое значение в мениппее получило изображение преисподней: здесь зародился особый жанр "разговоры мертвых" (Бахтин 1979: 133). Изображение преисподней в романе переосмыслено и расширено. Это не только великий бал Сатаны, сцены полета Маргариты, в это пространство включена Москва. Тема ада развивается Булгаковым в сценах, изображающих ночную ресторанную жизнь Грибоедова, писательскую среду, варьете. "Разговор мертвых" в романе дан не как диалоги, а в ином виде. Сакрально-мистическое единение смерти и жизни как ритуальное действо создает возможность общения мертвых с живыми.
И особенно ярко это проявляется в мотиве похищенных голов, и, прежде всего, – это говорящая голова Берлиоза, которая превращается в кубок, и судьба Берлиоза в целом. М.М. Дунаев отмечает сакральную сторону этой смерти (в том числе сакральную, добавим мы). В сцене на Патриарших он видит ритуальное убийство, а на балу своего рода "черную проксомидию". Отрезанная голова его превращается в потир, из которого в завершение бала "причащаются" преобразившиеся Мастер и Маргарита (Дунаев 1995). Кровь уходит в землю, и там, где она пролилась, выросли виноградные лозы. Опять развернутая метафора, на этот раз переиначенная христианская метафора, но с обратным направлением развертывания – кровь, превращенная в вино для причастия, а не вино в кровь Христову.
Мениппея, по Бахтину, стремится к философскому универсализму. Это жанр "последних вопросов". У Булгакова это проблематика веры и безверия, жизни и смерти, свободы и ответственности за свои поступки, мужества и малодушия. Главные герои решают именно эти вопросы. В основе решения художественной идеи лежит проверка какой-либо философской или нравственной концепции. Безусловно, в романе такая концепция и проверяется на примерах судеб ведущих героев – Пилата, Мастера, Маргариты, Бездомного, Берлиоза. Каждому воздается по его вере.
"В мениппее впервые проявляется и то, что можно назвать морально-психологическим экспериментированием: изображение необычных, ненормальных морально-психических состояний человека – безумий всякого рода ("маниакальная тематика"), раздвоений личности, необузданной мечтательности, необычных снов, страстей, граничащих с безумием, самоубийств" (Бахтин 1979: 134). Что касается этого положения, то можно отметить его принципиально-важное решение в романе. Клиника Стравинского действительно живет напряженной жизнью. Пациентов в период пребывания миссии из преисподней в Москве хватает. От коллективных заявок до творческих единиц. Однако проблема нормы и патологии в романе ставится шире. В клинике Стравинского автор отмечает порядок, чистоту, компетентность персонала. Все это возможно оказывается лишь благодаря руководителю клиники – профессору Стравинскому. А мир современной автору Москвы, в котором царят хаос и ненормальность, проявляющиеся, в том числе, в деятельности советских учреждений, автором представляется как сумасшедший дом: "безголовые" люди ставят резолюции на бумагах; директор вместо работы пьет и развлекается с барышнями, в пьяном виде подписывает контракты; писатели заняты только дележкой дач и путевок и т.д. Мир с перевернутыми ценностями провоцирует безумие. Поэтому психическое состояние Мастера скорее закономерно – для тонко организованной психики перенести жестокость и удручающее бескультурье окружающей социальной среды чрезвычайно тяжело. Иногда невозможно.
Что касается снов, то в романе они выполняют чрезвычайно важные функции. Традиции, идущие от Н. Г. Чернышевского, – репрезентация в форме сна некой третьей действительности, которая непосредственно связана с изображаемой в произведении, поясняет ее, комментирует, дополнены в произведении тематикой "вещих", "пророческих" снов. Так сон Никанора Ивановича – суть развитие в иносказательной форме темы пародирования института экспроприации. Сатирический аспект проявляется в гиперболической подробности и идеологической "выверенности" этого сна. Все согласно инструкции ЦК ВКП (б). От формы сна до воплощения в действительность всего этого действа полшага. Такой сон не меняет человека кардинально, не влияет на его судьбу и на его характер.
Другое дело сон Ивана Бездомного, видящего во сне целую главу романа о Понтии Пилате. Это сон совсем другого рода. Мистический вещий сон погружает Иванушку совсем в другое измерение, с другой системой координат и, самое главное, нравственных оценок. Такой сон меняет сознание человека, катализирует внутреннюю перестройку, смену ценностей, которыми он жил до сих пор. Погружение в иную, поражающую Иванушку реальность не проходят для него бесследно. "В нем раскрываются возможности иного человека и иной жизни", - как выразился М. М. Бахтин как будто по этому случаю.
Поэтому, все эти явления, как подмечает Бахтин, носят не узко тематический, а формально-жанровый характер.
Образ смеющегося Мениппа у Лукиана – это смеющаяся смерть, герой появляется из Аида. Предмет смеха – посрамление пороков. Цель осмеяния – отрицание уходящей жизни, в том числе исторической эпохи. Смеется рождающееся будущее. Поэтому смех мениппеи освобождающий, проникнутый оптимизмом, так как новая жизнь, в конце концов, побеждает. Мистерия с сатирическим подходом к изображению действительности лежит в основе этого жанра. При этом серьезная проблематика, несмотря на смеховую эстетику жанра, является ведущей. Для этого жанра характерна также постановка предельных вопросов жизни и смерти. Мениппея не скована рамками реальности – вымысел, фантазия, гротеск входят в сюжет на равных основаниях с реалистическими сценами. Действие мениппеи может перемещаться в ад, на Олимп и т.п.
Поэтому для мениппеи как смехового жанра характерны эксцентрика, "всяческие нарушения общепринятого и обычного хода событий, установленных норм поведения и этикета". Пародирование как системная характеристика эстетики произведения отражает как раз то, о чем пишет М. М.Бахтин. Эстетика смеха в романе раскрывается в использовании приемов гротеска, передразнивания, глумления, издевки, намека, анекдота, шутки, пародии. Смеховая стихия формирует ту новую реальность, которая воспринимается как параллельная изображаемой в московских главах официальной жизни.
Для композиционной основы мениппеи характерны вставные жанры: новеллы, письма, ораторские речи и т. п. "Наличие вставных жанров усиливает многостильность и многотонность мениппеи", - пишет М. М. Бахтин (Бахтин 1979: 136). Вставной текст, именуемый романом о Понтии Пилате, не есть вставной текст, в строгом смысле этого слова. Во-первых, его нельзя вычленить из романа – рушится вся конструкция. Текст романа как бы прорастает в повествование о современной писателю Москве, соединение частей настолько уникально, что является по существу новаторским. Это близко к технологии коллажа, когда из разнородных фрагментов и материалов создается единая картина. При этом сами скрепы теряются в подсознании героев – он приходит во сне Иванушке, Маргарите. Роман врастает в действительность. Он имеет свою судьбу и влияет на судьбы героев. Роман врастает и в ткань основной повествовательной линии – его постоянно цитируют герои московских глав.
Во-вторых, он выполняет не одну и не две функции, он многофункционален. В-третьих, проблема авторства древних глав решена очень оригинально. Текст существует как некая историческая данность, сакральное знание, обладающее свойствами сверхпрецедентности. Роман в романе влияет на человеческие судьбы, требует завершения, "приносит сюрпризы", к нему "ревнует" Мастера его избранница, - то есть, он наделен свойствами живого существа.
И последней важной чертой мениппеи является ее злободневная публицистичность, фельетонность. И здесь полное соответствие московских глав указанной особенности. Кажется, не осталось ни одного социального порока, недостатка и отрицательного явления современной писателю действительности, по которым бы не прошлась сатира Михаила Булгакова.
Это гротесковые приемы, вскрывающие преступную сущность и лицемерие социальной системы, пошлость бытия и идиотизм официального мира, в котором подавляющее большинство людей занимается не своим делом. (Из него такой же директор, как из меня архиерей – точная характеристика Степы Лиходеева, данная Азазелло, вполне в духе карнавализации). Пародирование, кривляние, откровенное издевательство и глумление в разных формах есть естественное проявление смеховой стихии и, в тоже время форма отрицания социальной действительности путем выявления ее несоответствия, прежде всего, нравственным ценностям. Мысль М. М. Бахтина о том, что "смех в литературе является эстетическим отношением к действительности", т. е. "определенным способом ее художественного видения и постижения" приводит нас к мысли о сатирической природе таланта М. А. Булгакова.
Она действительно проявляется, прежде всего, в эстетическом отношении к действительности, в языке произведения. Семантика понятия "карнавал" охватывает мировоззренческие и речевые характеристики произведения. Например, обесценивание внешнего положения человека в жизни, подчеркиваемое игрой случая, одна из особенностей репрезентации художественных образов жанра мениппеи. У Булгакова очень точно это выражено в реплике Коровьева:
- Что такое официальное лицо или неофициальное? Все это зависит от того, с какой точки зрения смотреть на предмет. Все это, Никанор Иванович, зыбко и условно. Сегодня я неофициальное лицо, а завтра, глядишь, официальное! А бывает наоборот, и еще как бывает!
Особое значение в мениппее имеет стилистический облик слова. Широкое использование гротеска, пародии, гиперболы (Коровьев - Пойду приму триста капель валерьянки, забудусь сном) характеризует этот сатирический жанр.
М. М. Бахтин вводит такое понятие, как "неуместное слово". ""Неуместное слово", - как пишет Бахтин, - неуместное или по своей цинической откровенности, или по профанирующему разоблачению священного, или по резкому нарушению этикета – также весьма характерно для мениппеи" (Бахтин 1979: 135). Таковы сцены предсказаний буфетчику Сокову, Берлиозу и Майгелю их кончины, сцены разоблачения в варьете, вскрывающие моральный облик собравшихся, таковы системное пародирование официальной культуры в романе.
Наиболее последовательную концепцию понимания романа "Мастер и Маргарита" как мениппеи представил в своей статье Камил Икрамов (статья была написана еще в 80-е годы, а впервые опубликована в конце девяностых). По мнению исследователя, главными отличительными чертами булгаковской мениппеи являются подвижность границ между добром и злом ("дьявольская путаница добра и зла" в романе"), которая в итоге и приводит к "страшному союзу жертвы с палачом", и политизированный ад, то есть близость образа Воланда к таким историческим персонажам, как Ягода – известный руководитель ГУЛАГА. Могущество возглавляемого им ведомства, конечно же, в каком-то смысле могло конкурировать с ведомством Воланда, по количеству загубленных душ, например… Однако выводить напрямую такие параллели кажется нам натяжкой.
Союз жертвы с палачом предполагает духовный слом человека, примирение с пороком, так, например, с пороком малодушия. А это-то как раз противоречит концепции романа. Наконец, такой союз никак не предполагает юмора, доброй усмешки, с которой смотрит в финале романа на Пилата бродячий философ, простивший своего палача через двенадцать тысяч лун. Счета оплачены. И наказание не может быть вечным, иначе оно теряет всякий смысл.
Черты мениппеи представлены в эстетике романа довольно полно и последовательно. Практически нет ни одной существенной особенности этого жанра, которая не была бы так или иначе представлена в "Мастере и Маргарите" и не составляла бы существенную черту поэтики романа.
Самое забавное, что М. Булгаков, скорее всего, не задумывался о том, что писал роман с чертами этой жанровой разновидности сатирического произведения, и, возможно, никогда не употреблял этого слова - мениппея. Это нам, исследователям, хочется все объяснить и поставить на полочки, докопаться до сути и найти как можно больше подтверждений своей правоте. Но ведь, с другой стороны, и мысль человеческая циклична и предсказуема, и форма, всегда отражающая содержание, часто повторяется во времени и пространстве.