Вслед за армией УВС-5 прошло Польшу и попало в Германию. Времени на строительство уже не было, зато были дела поважнее: демонтаж и отправка в СССР предприятий из Восточной Пруссии и просто мародерство. Павленковцы охотно грабили немецкие склады и зажиточные дома. Когда же население Штутгарта пожаловалось на них коменданту города, Павленко решил укрепить дисциплину в своем подразделении, расстреляв перед строем двух зарвавшихся мародеров. Он прекрасно понимал, что только железная дисциплина обеспечивает неуязвимость его части. Дисциплина и работа его "контрразведки", которая на взятки и подкуп нужных тыловиков и командиров расходовала чуть ли не половину всех доходов. Наладив контакты с управлением вещевого и обозного снабжения и комендатурой Штутгарта, Павленко получил от них неформальное разрешение на сбор репараций в некоторых районах Германии. Только за то, чтобы войти в разрушенный, но еще не разграбленный Бремен вместе с передовыми частями, как установило следствие, он выплатил многим военным чинам в качестве взяток свыше 100 тыс. рублей. В три раза больше было затрачено, чтобы без лишнего шума на станции Штеменхорст заполучить вагон для вывоза награбленных в Бремене ценностей – в основном золотых изделий и драгоценностей, изъятых под видом "трофейной команды" из запасников некоторых берлинских музеев еще до того, как туда попали представители Комитета по делам искусств при СНК СССР. В результате "конкуренты" нажаловались "куда надо", но поскольку мифическую воинскую часть не нашли, козлом отпущения сделали коменданта станции Звенягина. Продолжения это дело тогда не получило. По данным следствия, еще в Штутгарте Павленко получил железнодорожный эшелон из 30-ти вагонов, в который было загружено несколько грузовых и легковых автомобилей, тракторов, мотоциклов и другой техники, десятки тонн сахара, круп, муки и сотни голов домашнего скота. Только за реализацию берлинских "трофеев" он получил в СССР 25 млн рублей, а после продажи на черном рынке части товаров – свыше 3 млн рублей.
После возвращения к месту постоянной дислокации в Калинин Павленко демобилизовал бойцов и "офицеров" и расформировал часть. "Свои" рядовые и сержанты получили от 7 до 12 тыс. рублей, офицеры – от 15 до 25 тыс., а сам Павленко – 90 тыс. рублей. Все разъехались на "заслуженный отдых", а Павленко, оставшись в Калинине с огромными активами, создал строительную артель "Пландорстрой". Но война закончилась, обстановка в стране изменилась, к военным чиновники стали относиться по-другому, свысока, а кроме того, пошли слухи, что артели скоро прикроют. Поэтому Павленко ликвидировал "Пландорстрой" и переехал в 1948 году во Львов, где вокруг него стали собираться уже поиздержавшиеся "боевые товарищи". Тот же Л. Рудниченко изготовил необходимые печати и штампы "Управления военного строительства" (УВС-1). Были отпечатаны бланки и необходимые документы. Свою деятельность Павленко окутал завесой секретности, давая всем понять, что он и его организация относятся к "органам". Штаб УВС-1 располагался под Кишиневом и выглядел как обычная воинская часть – имелось даже боевое знамя и вооруженная охрана. Кстати, охранников для Павленко отбирали местные органы МГБ, а военкоматы поставляли для него призывников-срочников, которые были использованы как бесплатная рабочая сила на многочисленных стройплощадках.
С помощью взяток Павленко быстро нашел общий язык с коррумпированными чиновниками. Счета УВС-1 были открыты в 21 отделении Госбанка, и через них было получено более 25 млн рублей. В период с 1948 по 1952 год УВС-1 заключило 64 договора на общую сумму 38 717 600 руб. Большая часть контрактов проходила по линии Минуглепрома СССР. Во Львове Павленко был в хороших отношениях со всем руководством. Во время праздничных парадов он стоял на трибуне вместе с руководителями в парадном мундире инженера-полковника. Он им стал в 1951 году.
Строить Павленко умел. Качество построенных им дорог весьма высоко. Многие из них эксплуатируются до сих пор. В случае необходимости он не стеснялся сманивать у госпредприятий нужных ему специалистов, платя им в 3–4 раза больше их прежних окладов. Ввел Павленко и сдельную оплату, выставляя строителям-сдельщикам после рабочего дня бесплатно бочку пива.
Погубило УВС-1 банальное воровство управленцев среднего звена. Чтобы создать иллюзию атмосферы настоящей воинской части, "офицеры" распространяли среди вольнонаемных облигации государственного займа, которые специально для этих целей покупались на черном рынке Львова. Один из рабочих, получив облигаций на меньшую, чем ему полагалось, сумму, написал жалобу в местную прокуратуру. Та начала проверку жалобы, и тогда вскрылось, что УВС-1 – мираж.
На суде Павленко заявил, что УВС-1 никогда не вело антисоветской деятельности: "Мы просто строили, как умели, а умели строить мы хорошо, и, если суд сочтет возможным, с радостью будем строить на пользу Советскому государству". Но суд не счел это возможным. Так закончилась карьера Остапа Бендера времен Великой Отечественной войны.
БОЯРСКИЙ ЧЕСЛАВ
(род. в 1912 г. – ум. в 1966 г.)
Современники называли его "Рембрандтом фальшивомонетчиков". Созданные им поддельные купюры невозможно было отличить от настоящих.
История знает не много талантливых фальшивомонетчиков. Чаще всего они подделывали деньги для собственного обогащения. Но нередко бывало, что их труд использовался и на государственном уровне.
Многие "умельцы" прошлых веков разрезали золотые монеты пополам, изымали внутреннюю часть золота, а полость заполняли дешевым сплавом, чтобы вес монеты оставался прежним и фальшивку нельзя было выявить взвешиванием. С появлением гальванического процесса "алхимики" стали покрывать тонким слоем золота или серебра монеты из дешевого сплава. По весу, размеру и рисунку они ничем не отличались от настоящих золотых и серебряных монет.
Французский король Филипп IV на рубеже XIII и XIV веков, наоборот, уменьшал вес золотых и серебряных монет либо вовсе заменял драгметаллы оловом и медью с целью увеличения собственного состояния. Его так и называли – Филипп-фальшивомонетчик.
На государственном уровне "шалил" в XVIII веке горнозаводчик и некоронованный царь Урала Демидов. Не желая отдавать государству, согласно действовавшим законам, обнаруженные новые залежи серебра, он начал на собственном "монетном дворе" чеканить серебряные монеты, ничем не отличающиеся от царских по внешнему виду. Правда, его деньги содержали больше серебра, чем настоящие. Это, пожалуй, единственный случай в истории, когда фальшивки были ценнее настоящих денег.
С целью ослабления доллара США и для пополнения государственной казны Сталин в 30-е годы XX века с помощью советской внешней разведки открыл в странах Запада банки с фальшивыми долларами. И чуть не погубил зарубежную агентурную сеть, которая по его приказу была задействована в обмене фальшивок. Их печатали на Пермской фабрике Гознака с привлечением лучших фальшивомонетчиков Советского Союза, находящихся в заключении.
А по приказу Гитлера, во время Второй мировой войны лучших граверов, художников, химиков и других специалистов собрали со всей оккупированной Европы в концлагере, где они наладили производство фунтов стерлингов. Миллионы фальшивок очень высокого качества нацисты планировали рассыпать с самолетов над территорией Великобритании. Подделки должны были дестабилизировать денежную систему и, следовательно, существенно ослабить экономику Англии, с которой Германия находилась в состоянии войны.
Особенно преуспевали "блинопеки" (так на блатном жаргоне называют фальшивомонетчиков) в подделке бумажных денег. Во все времена и при всех режимах находились таланты, подобные другу героя фильма "Джентльмены удачи", который "с четырьмя классами образования за полчаса так червонец нарисует – от настоящего не отличишь!" Ныне с помощью копировальной аппаратуры и мощных компьютеров с соответствующим программным обеспечением они изготавливают высококачественные фальшивки, которые можно выявить только с применением специальной техники.
В 50-х годах XX века совершенного компьютерного обеспечения еще не существовало, однако Чеслав Боярский, живший во Франции, умудрился в одиночку в домашних условиях изготавливать франки очень высокого качества, практически идентичные настоящим. Этот "Рембрандт фальшивомонетчиков" на долгие годы лишил покоя полицию и банкиров Франции.
Чеслав родился в 1912 году в г. Ланцут на западе тогдашней Российской империи (ныне Польша) в семье мелкого коммерсанта. Отучившись в Львовском политехникуме, он уехал в Германию и, окончив университет в Данциге, получил диплом архитектора.
Несмотря на свой маленький рост (158 см) и мирную профессию строителя, начало Второй мировой войны 1 сентября 1939 года Боярский встретил офицером польской армии. После падения Польши он чудом не попал в плен и бежал во Францию. Вскоре эта страна тоже капитулировала перед фашистами, и Чеслав ушел в маки к генералу де Голлю, под командованием которого партизанил до конца войны. В 1945 году бывший польский офицер-эмигрант как активный участник французского движения Сопротивления получил возможность легализоваться во Франции. Сначала ему дали вид на жительство, а затем и гражданство. К великому огорчению Боярского, его польский и немецкий дипломы экономиста и архитектора на новой родине не признали, поэтому он так и не смог найти работу по специальности. Чеслав начал заниматься изобретательством и даже получал патенты. Но экономичные, универсальные электробритвы, кухонные комбайны, уничтожители документов, малогабаритные водяные насосы и прочая техника, а также уникальная пластмасса, клей, краски и очень многое другое оказалось никому не нужным и неоплаченным в послевоенной, разрушенной, голодной Европе.
Возможно, талантливый изобретатель так бы и продолжал бедствовать, если бы по случаю не купил за бесценок старое биде, из которого сделал своеобразную мельницу. Перетерев в пыль на специальных жерновах несколько мелких франков, Чеслав получил уникальный материал для изготовления фальшивых денег. Не имея специального образования, начинающий "блинопек" в сжатые сроки самостоятельно освоил прикладные науки, связанные с производством банкнот, раскрыл секрет нанесения водяных и скрытых защитных знаков, освоил целый ряд специальностей, необходимых в его деле, смастерил малогабаритный печатный комплекс, а также уникальные инструменты и приспособления. Не располагая соответствующей информацией, Боярский научился делать листы бумаги нужной толщины из денежной пыли (кстати, бумага для дензнаков изготавливается, если можно так выразиться, из тряпок, т. е. из ткани, а не из древесины). В результате всех его стараний всего лишь через два года после переоборудования старого биде в машину для получения "денежного сырья", проделав колоссальную работу, "художник печатного станка" выдал на-гора подделки очень высокого качества, по некоторым элементам защиты превосходившие оригинал. Новенькие банкноты Чеслав подвергал искусственному старению. Для этого он нагревал их в специальной печке, мял в мешочках с обычной пылью, прокручивал в сепараторе и т. д. После многократных процедур такого рода на купюрах появлялись потертости, краска немного выцветала, сами банкноты приобретали вид и цвет денег, бывших в употреблении.
Первые фальшивки номиналом в 1000 франков Боярский преподнес себе в подарок к Рождеству 1950 года. И только в 1951 году один из экспертов Банка Франции обнаружил первую подделку. Проверяя денежные пачки методом случайной выборки, он обратил внимание на необычный хруст, издаваемый при смятии купюры (для профессионалов ощущение плотности бумаги и хруст купюры являются более красноречивым признаком подлинности, чем наличие водяных и скрытых печатных знаков). Тщательный спектральный анализ показал, что сделана она методом глубокой печати из настоящей денежной бумаги(!), но при ее производстве допущены некоторые отклонения от технологии Монетного двора, отчего и появился едва уловимый специфичный хруст. Водяные знаки защиты были нанесены правильно, но в скрытых знаках допущены микроскопические неточности.
Комиссар полиции Эмиль Бенаму, длительное время успешно руководивший отделом по борьбе с фальшивомонетчиками в Министерстве внутренних дел Франции, оценил поступившую из Банка информацию как исключительно важную. За многие годы работы в полиции ему не встречались фальшивые франки такой филигранной работы и мастера такого высокого класса. Комиссар был тоже профессионалом в своем деле. Как и Боярский, он имел нефранцузское происхождение (араб-алжирец) и сражался с нацистами в рядах Сопротивления (служил в контрразведке де Голля). Чеслав, конечно, не мог знать, что его деятельностью заинтересовался бывший контрразведчик и побратим по оружию. Сейчас они оказались по разные стороны баррикад, и начался их незримый поединок.
Боярский тем временем рассчитался с долгами, удачно женился на молодой француженке из состоятельной семьи, открыл счет в швейцарском банке. Он потом лопнул, и Чеслав одно время вел переписку с банкирами в надежде спасти вклад, но тщетно. Письма сохранились и впоследствии сослужили Боярскому очень плохую службу…
До 1954 года он подделывал лишь тысячефранковые билеты, которые сбывал только по одному в крупных универсальных магазинах и всегда сам. Такие меры предосторожности делали его неуловимым: неспециалисту выявить фальшивку было невозможно, эксперты изымали ее только в банках, у полиции не было никаких зацепок для вычисления преступника.
Разбогатев незаконным промыслом, Боярский захотел вновь стать честным человеком. Три года он не печатал денег, а занимался изобретательством, получал патенты, пытался пустить в производство свои многочисленные изобретения. Но его талант опять не получил признания – Чеслав опередил свое время. Это сейчас, допустим, уничтожитель документов можно увидеть во многих офисах, а тогда изобретение безработного архитектора не нашло достойного применения. Отчаявшись заработать большие деньги легально, "гений печатного станка" принялся за старое. В 1957 году, учитывая инфляцию, он переключился на 500-тысячные купюры, а после денежной реформы во Франции в 1960 году – на "сотенные". Утратив осторожность, Боярский задействовал в обмене фальшивок этнического француза Антуана Довгье, которому продавал 100 своих франков за 70 настоящих. Антуан позже втянул в "дело" с согласия босса своего двоюродного брата Алексиса Шувалова, сына русских эмигрантов из Ниццы, в прошлом – коммивояжера. Чеслав продавал Алексису 100 своих франков уже за 75 настоящих. Сотенных подделок образца 1960 года стало поступать в оборот намного больше, чем тогда, когда Боярский в одиночку "сплавлял" фальшивки. Вовлечение посторонних людей в "бизнес" и сгубило его. Еще одной роковой ошибкой Чеслава было то, что он стал "рисовать" деньги всего лишь четырех серий.
Если в предыдущие 12 лет полиция только фиксировала случаи изъятия фальшивок экспертами банков и не продвинулась в расследовании ни на шаг, то теперь повторяющиеся серии банкнот стали уликой и зацепкой.
В сентябре 1963 года кассирам торговых объединений, банковских касс и крупных магазинов Парижа предложили запоминать людей, расплачивающихся 100-франковыми банкнотами четырех серий, и сообщать в полицейский участок.
Боярский категорически запрещал разменивать подделки в почтовых и банковских кассах. Шувалов нарушил инструкцию и дважды за два месяца "сбросил" фальшивки в одно и то же почтовое отделение Парижа. Комиссар Бенаму посадил на место кассира полицейского, который действовал втайне от сотрудников почты и приходил на работу как обычный служащий. 29 ноября 1963 года Алексис купил на этой почте государственные облигации и расплатился за них с кассиром-полицейским четырьмя 100-франковыми купюрами. Увидев искомую серию банкнот, страж закона запомнил лицо этого человека и номер его машины. Так Шувалов попал под круглосуточное наблюдение полиции. Все его телефонные разговоры прослушивались, передвижения и контакты фиксировались, связи проверялись. На его квартире устроили тайный обыск, но никаких следов типографских работ не нашли. Чтобы выйти на изготовителя или группу изготовителей фальшивок, полиция пока не арестовывала сбытчика, а продолжала скрытое наблюдение, о котором последний не догадывался. Еще трижды за два месяца Алексис оплачивал фальшивыми франками свои покупки в магазинах и ценные бумаги в кассах почтовых отделений, но где он брал подделки – так и оставалось для комиссара загадкой. 17 января 1964 года Шувалов снова отправился в вояж по магазинам и филиалам банков, где его взяли с поличным. На допросе подозреваемый заявил, что ничего не знает о поддельных деньгах, а пачку 100-франковых билетов ему дал двоюродный брат Антуан Довгье. Тот в свою очередь назвал Чеслава Боярского, жившего в престижном пригороде Парижа. Комиссар Эмиль Бенаму лично возглавил группу, отправившуюся в город-спутник Парижа Монжерон на задержание респектабельного хозяина двухэтажного коттеджа. В холле этого роскошного жилья стоял портфель, набитый пачками стофранковых купюр. Боярский стал утверждать, что деньги настоящие и получены из банка. Комиссар, конечно, не поверил и поспешил доложить начальству о задержании неуловимого фальшивомонетчика и обнаружении портфеля с его "продукцией". Но случилось непредвиденное: эксперты подтвердили подлинность денег в портфеле, а длительный и самый тщательный обыск в доме Боярского и вокруг него не дал результатов – следов типографских работ не нашли.
Самолюбие Эмиля Бенаму было уязвлено, честь мундира запятнана. Но он все же был сыщиком высокого класса. Его внимание привлекли письма-ответы Чеславу из обанкротившегося банка Швейцарии, где пропали его деньги. Эти бумаги и послужили дополнительным поводом для дальнейшего содержания под стражей арестованной тройки и более серьезных допросов. Из троих задержанных Боярский больше всего подходил на роль организатора преступной группы своим аналитическим складом ума, выдержкой, самообладанием. Из богатой практики полицейские знали, что обычно функции изготовителя и распространителя денег не совмещаются, а в данном случае Шувалов и Довгье только сбывали фальшивки.
Боярского попросили пояснить, откуда у него, безработного архитектора, взялись такие большие суммы денег на счету швейцарского банка еще в 1950 году? Чеслав пытался доказать их происхождение удачной женитьбой. На поверку оказалось, что это не так, а примерно в 1949 году у него появился нелегальный источник доходов, с каждым годом дававший все больше денег. Но доказательства отсутствовали, а Боярский все обвинения отрицал. Ни жена, ни ее родители не могли указать источник процветания мужа и зятя. А он, по некоторым сведениям, сидя в тюрьме, был неофициальным, но непревзойденным экспертом государственного казначейства по выявлению фальшивок и поиску их авторов.