* * *
Все как-то опешили. Что? Почему? Не понятно… Причем такой ход в канун великого праздника! Я про себя подумал, что Михаил Сергеевич сейчас успокоит Бориса Николаевича. Хорошо, раз есть замечания, то давайте разберемся, обсудим, определим, что делать. Но не сейчас же? Поручить Политбюро разобраться и доложить. Все. Но дело приняло иной оборот. (Хочу категорически заявить, что накануне Пленума никакого обсуждения, сговора, организации выступлений членов ЦК по адресу Б. Н. Ельцина не было. Они были спонтанными. И может быть, их спровоцировало поведение на Пленуме Генерального секретаря ЦК КПСС.)
Горбачев как-то весь напрягся, подвинул Лигачева и взял председательство в свои руки. Посмотрел налево, направо в Президиум, где сидят только члены Политбюро, - вот, мол, такой "фокус", в зал и говорит: "Выступление у товарища Ельцина серьезное. Не хотелось бы начинать прения, но придется обсудить сказанное. Это тот случай, когда необходимо извлечь уроки для себя, для ЦК и для Ельцина. Для всех нас". Повторил сжато основные тезисы выступления Б. Н. Ельцина и попросил высказываться: "Я приглашаю вас к выступлениям. Может, кто из членов Политбюро хочет взять слово? Пожалуйста". И начались выступления. Экспромтом. Без бумажек, тезисов. Сначала Лигачев. Отвел обвинения. Пауза. Потом Горбачев обращается к залу: "Может, кто-то из членов ЦК возьмет слово?" Встал С. И. Манякин, за ним выступили: Бородин, Шалаев, Богомяков, Моргун, Месяц, Коноплев, Арбатов, Рябов, Рыжков, Сайкин.
Сидя за столом, я, как и другие коллеги, поймал взгляд Горбачева, ну что, мол, надо определить и вам свои позиции.
Посоветовались с В. М. Чебриковым, надо, действительно, высказаться, как-то искать выход из этой ситуации. И стали выступать члены Политбюро, секретари ЦК, другие товарищи. Выступления были разные. Одно мягче, другое резче, острее, но все осуждали позицию и выводы, прозвучавшие в словах Ельцина. Вот некоторые конспекты выступлений.
Лигачев: "В работе секретариата и моей действительно есть недостатки. Но я не могу согласиться, что неуважительно отношусь к партийным работникам. А требовательность есть. Была и будет. О славословии - як этому числу не принадлежу. О том, что в народе падает вера в перестройку, - это принципиально неправильное политическое заявление".
Арбатов: "Б. Н. Ельцин не проявил чувства ответственности, политической зрелости, которые требует наше время. Единство - вот что особенно необходимо сейчас. Сегодня он нанес ущерб делу".
Рыжков: "Б. Н. Ельцин бросил серьезные обвинения, что мы скатываемся к прошлым методам руководства. Разве можно сравнить работу прошлых и нынешнего Политбюро. Он вбивает клин в Политбюро, что там нет единства, там занимаются словоблудием. Это неправда. У самого Ельцина стал развиваться политический нигилизм. Он решил дистанцироваться от Политбюро. На заседаниях молчит, даже когда речь идет о делах Москвы".
Воротников: "В Политбюро принципиальных разногласий нет. Каждый волен излагать свою позицию. Есть споры. Это естественно. Я давно знаю Бориса Николаевича. Но здесь, в МГК, с ним происходит какая-то трансформация. Излишняя самоуверенность, амбиция, левацкие фразы. На Политбюро он пассивен. Постоянная неудовлетворенность, отчужденность. И вот сегодня… это неожиданно. Я даже не знаю, чем закончить. Надо обсудить, найти выход из этого положения".
Яковлев: "Наверное, Борису Николаевичу кажется, что он выступил смело и принципиально. Ни то, ни другое. Выступление ошибочно политически и несостоятельно нравственно. Да, на Секретариате идут споры, дискуссии, но что же здесь ненормального. Ельцин перепутал большое дело, которое творится в стране, с мелкими своими обидами и капризами, что для политика недопустимо".
Шеварднадзе: "Борис Николаевич, Вы очень многое поставили под сомнение. Да, нам не все удается. Вы это знаете. То, что вы сказали, это безответственность перед партией, перед народом, перед коллегами - товарищами по Политбюро. Вы хотели нам навязать другой стиль. Наш стиль действительно коллективный, ленинский. Но это вам не удастся, не пройдет".
Громыко: "Первое - ЦК отбросит всякие попытки пошатнуть нас, бросить тень на курс перестройки, поколебать уверенность. Второе - единство. Партия не позволит расстроить свои ряды".
В таком примерно духе выступали и другие.
* * *
Затем Горбачев обратился к Ельцину: "У тебя есть что сказать? Давай".
Ельцин: "Школа для меня суровая. За всю жизнь. На тех постах, где я работал, где доверяла мне партия. Несколько уточнений. У меня не было никаких сомнений ни в стратегической, ни в политической линии партии в том, что касается перестройки. Говорил о волнообразном отношении людей в период от январского до июньского Пленумов ЦК. Видимо, мы мало проводили разъяснительной работы и поэтому допустили спад. Имел я в виду не страну, а московскую организацию. Я не хотел вбить клин в единство ЦК и Политбюро. Также и в отношении членства в Политбюро. Есть моя записка, я считаю, что в этом случае они как бы выводятся из зоны критики. (Он вел речь о тех секретарях ЦК КП республик и Ленинградского обкома, которые были в составе ПБ.) О славословии - я имел в виду, есть 2–3 члена Политбюро, которые, по моему мнению, говорят много положительного. Я верю, это от души, но тем не менее…"
(Горбачев и другие из зала репликами несколько раз перебивали Ельцина, уточняли его выступление и фактическую обстановку.)
Горбачев: "Скажи, как ты относишься к замечаниям товарищей?" (То есть он подводил его к позитивному исходу.)
Ельцин: "Кроме некоторых выражений, в целом я с оценкой согласен. Что я подвел ЦК и московскую парторганизацию, выступив сегодня, - это ошибка".
Горбачев: "У тебя хватит сил дальше вести дело?" (Спасательный круг.)
Ельцин: "Я сказал, что подвел ЦК, Политбюро, МГК. Повторю: прошу освободить меня от кандидата в члены Политбюро и от руководства московской парторганизацией". И сошел с трибуны.
Горбачев: "Давайте сначала возвратимся к основному вопросу. Если есть предложения, замечания по докладу, прошу передать их А. Н. Яковлеву, Е. К. Лигачеву или мне. Вношу предложение - одобрить основные положения доклада. Поручить выступить на торжественном заседании Генеральному секретарю ЦК". Голосует. Принято единогласно.
Потом Горбачев дал ряд пояснений к выступлению Ельцина. Он сказал, что "Ельцин прислал мне письмо на юг (где Горбачев находился в отпуске), в котором выразил эти мысли и просил решить вопрос о его пребывании в Политбюро. По возвращении из отпуска был с ним разговор. Условились обсудить этот вопрос позже, после 70-летия Октября. Но Борис Николаевич не выдержал. Я не думал, что он так поступит. Поэтому о наших беседах даже не информировал членов Политбюро". (Но и на Пленуме он не зачитал письмо Ельцина, не раскрыл полностью его содержания. Ограничился самим фактом - было письмо. И, значит, подталкивая Ельцина к трибуне, он знал, о чем тот будет говорить!)
Затем Горбачев более спокойно дал оценку выступлению Ельцина: "Видимо, Б. Н. Ельцин оказался не подготовленным к такому посту, и ему сейчас трудно. Но я бы не сказал, что эта работа непосильна ему в перспективе, если он сможет сделать выводы. Но я не услышал от Ельцина ответа на прямой вопрос: способен ли он взять себя в руки и уверенно повести дело. Поэтому я сейчас в трудном положении. Давайте не будем сгоряча решать этот вопрос. Предложение: первое - признать выступление товарища Ельцина политически ошибочным. Второе - поручить Политбюро, МГК рассмотреть вопрос о заявлении Ельцина, с учетом состоявшегося обмена мнениями на Пленуме". Голосование. Приняли.
Сейчас, по прошествии времени, анализируя ход Пленума и поведение Ельцина, Горбачева, возникают некоторые вопросы. Прежде всего, не ясно о чем писал Ельцин в письме Горбачеву. Почему Горбачев, имея якобы договоренность с Ельциным, по сути "вытащил" его на трибуну (Ельцин просил слово неуверенно). Чем вызвана была необходимость организации "массового" отпора Ельцину, продемонстрированного Горбачевым? Думаю, что Ельцин не ожидал такой реакции со стороны Генсека. Он, считаю, не хотел "бить горшки" с ним и т. п. Все это не простые вопросы. Вывод - Горбачев сам создал себе оппозицию в лице Ельцина. Чем больше он наносит ему урон, тем быстрее рос авторитет Ельцина. А если учесть самолюбие, властность, жесткий характер Бориса Николаевича, непомерное честолюбие, то эта публичная "порка" нанесла Горбачеву большой вред. Здесь горбачевский маневр дал отрицательный эффект. Ельцин "закусил удила".
* * *
31 октября. Политбюро.
Обсуждение доработанных разделов доклада к 70-летию Октября.
О заявлении Б. Н. Ельцина на Пленуме.
Горбачев информировал Политбюро о разговоре с ним: "На Пленуме Борис Николаевич оценил свое выступление как ошибочное. Вопрос - надо ли изменять решения Пленума? Как развивались события после Пленума.
Был обстоятельный разговор. Каждый мог высказать свое мнение. Второй секретарь МГК передал об их отношении к нему (Ельцину), что бюро осуждает выступление и заявление об отставке, выразило претензию, почему предварительно не посоветовался с ними о своих намерениях. Бюро полностью согласно с решением ЦК, но если спросят Бюро МГК, то оно выскажется, чтобы Ельцин заявление об отставке забрал. Надо не капитулировать, говорят они, а работать. Предложили ему написать заявление и отозвать прежнее".
"Вот такой был разговор, - подытожил Горбачев. Складывается, с его слов, ситуация, что Ельцин в принципе остается на своих позициях, но Бюро-де просит, и если надо, то он подчинится. Давайте сегодня ничего не будем пока менять. Есть поручения Пленума рассмотреть на Политбюро и МГК. Надо спокойно и серьезно разобраться с учетом разговора с Ельциным". Согласились.
9 ноября, понедельник. В 13.30 срочно пригласили в Кремль.
В кабинете Горбачева собрались члены Политбюро: Лигачев, Громыко, Рыжков, Воротников, Чебриков, Шеварднадзе, Соломенцев, Яковлев.
Сообщение Лигачева. Ему позвонил второй секретарь МГК (по-моему, Белянин) и сказал, что у них ЧП. "Госпитализирован Ельцин. Что произошло? Утром он отменил назначенное в горкоме совещание, был подавлен, замкнут. Находился в комнате отдыха. Примерно после 11 часов пришел пакет из ЦК (по линии Политбюро). Ему передали пакет. Через некоторое время (за пакетом с визой Ельцина) зашли к нему в комнату и увидели, что Ельцин сидит у стола, наклонившись, левая половина груди окровавлена, ножницы для разрезания пакета - тоже. Сразу же вызвали медицинскую помощь из 4-го управления, уведомили Чазова, сообщили Лигачеву.
О факте знают несколько человек в ГК".
Дополнительно нас информировал и Чебриков. Подтвердил сказанное. Сообщил, что "в больнице на Мичуринском проспекте, куда привезли Ельцина, он вел себя шумно, не хотел перевязок, постели, вырывался. Ему сделали успокаивающую инъекцию. Сейчас заторможен. Спит. Там находится Е. И. Чазов. Что он говорит? Был порез (ножницами) левой стороны груди, но вскользь. Незначительная травма, поверхностная. Необходимости в госпитализации нет. Сделали обработку пореза, противостолбнячный укол, дали успокаивающее".
Вывод: "Факт сам по себе беспрецедентный. Что это? Случайность или срыв? Форма протеста или малодушие? Не похоже на Бориса Николаевича. Может быть, стремление привлечь внимание?!"
Все эти соображения высказали Горбачев, другие члены Политбюро. Однако что же делать? Факт скрыть не удастся. Станет известно в Москве. Надо принимать решение. Пленум МГК намечен или нет? Дата уже известна. Необходимо решать вопрос, откладывать нельзя. Однако следует подождать дополнительной информации о состоянии здоровья. Новые сообщения врачей - состояние удовлетворительное. Возбуждение после сна пройдет.
Возвратились к факту заявления об отставке на октябрьском Пленуме ЦК. Чем действительно было вызвано это выступление? Неужели только обида, амбиции? Неудовлетворенное стремление к популярности? Члены Политбюро, секретари ЦК стали рассуждать. Обстановка в Москве, особенно в активе, сложилась в последние месяцы не в пользу Б. Н. Ельцина. Взялся он за дело по обыкновению активно, круто. Тезис "все плохо" было при В. В. Гришине сначала срабатывал. Шли разнос и замена кадров. "Закручивание гаек". Хождения в народ - на заводы, стройки, в магазины. Выслушивал, критиковал старые порядки, давал обещания и авансы. Но, видят, время идет, прошло почти два года, а дела не поправляются. Стали спрашивать, где обещанное. Да тут и в ЦК не только помогают, но и критикуют, требуют более результативной работы. К этому не привык Борис Николаевич! (Во время заседания вновь позвонил Е. И. Чазов. И еще раз подтвердил, что порез небольшой, можно 2–3 дня подержать? А вообще - это амбулаторная обработка.)
Опять стали обсуждать, как поступить? Горбачев, другие члены Политбюро склонились к выводу, что налицо депрессия. А может, расчет на сочувствие. Тянуть с решением нельзя, надо вносить вопрос на Пленум МГК, как было поручено Пленумом ЦК. Итоги обсуждения подвел Горбачев. "В принципе решение о том, что Ельцина надо освобождать от работы, как он и сам просит, в Политбюро уже созрело и раньше. Иначе - беспринципность. Сегодняшний день еще раз подтвердил правильность оценок на Пленуме. Убежден, что мы верно поступили, не став (хотя было сильное давление членов ЦК) решать этот вопрос на Пленуме ЦК. Но сейчас откладывать уже нельзя. Надо будет встретиться с секретарями РК, обсудить предварительно на бюро МГК, а затем на Пленуме МГК. Видимо, необходимо поручить это Генеральному секретарю. Как считаете? (Реплики - конечно, ведь это Москва). Хорошо. Будем действовать".
На другой день, 10 ноября, М. С. Горбачев вновь собрал у себя в ЦК членов Политбюро.
Горбачев: "Вопрос один. О кандидатуре на пост первого секретаря МГК. Нужен известный в партии человек. Я долго думал, с некоторыми членами Политбюро советовался. Есть двое: Л. Н. Зайков и В. И. Воротников. Давайте обсудим".
Я молчу, со мной предварительного разговора не было. Готовлюсь к решительному отказу. Причины: я давно вжился в дела РСФСР. Зачем двоим осваивать новое дело - в Москве и России. Потом, Москву я мало знаю и т. п.
Заговорил Л. Н. Зайков. Стал рассуждать, что надо все взвесить, много дел в оборонном комплексе, но дело Политбюро, если надо, то… (Чувствую, что ему импонирует предложение.)
М. С. Горбачев стал рассуждать о близости проблем Москвы и Ленинграда. "Это два самых крупных центра страны. Бывшая и нынешняя столицы государства. Структура промышленности, наука, творческая интеллигенция. Опыт есть у Льва Николаевича. В то же время надежна кандидатура Виталия Ивановича - такт, умение работать с кадрами, выдержка - это за него. Однако возникает проблема Совета Министров РСФСР, это задача не меньше, а больше Москвы. Туда просто не подберешь человека. Вывод - рекомендовать Л. Н. Зайкова, внести вопрос на Пленум МГК. Что касается оборонных отраслей, то кураторство его над оборонным комплексом сохранить. Оставить его и секретарем ЦК. Как смотрите?"
Выступили члены Политбюро, тоже поразмышляли о мнении Горбачева, активно поддержал это предложение и я. Сошлись, что такое решение верное. Л. Н. Зайков: "Ну, если надо, то… но прошу поддержать и помочь, если изберут". Это предложение было принято затем и на заседании Политбюро.
* * *
18 ноября. Беседа у Рыжкова. Обсудили с ним положение с торговлей и производством винно-водочных изделий. Ситуация все более осложняется. Сказал, что имел беседу с Горбачевым. Он вроде понял меня, что нужно затормозить эту "кампанию", поручил подготовить записку. Зная отношение Рыжкова к этому делу, его позицию на Политбюро, предложил: может быть, подготовим вместе? "Нет, - сказал Николай Иванович, - давай ты, а я поддержу".
Во второй половине дня мне позвонил Горбачев. Повел разговор о трудоустройстве Ельцина. Коротко рассказал, как прошел Пленум МГК: "Есть мнение - назначить заместителем председателя Госстроя СССР. Думаю, не стоит его списывать, строительство он знает, надеюсь, что эта встряска пойдет ему на пользу. Товарищи поддерживают, как твое мнение?" Согласен. "Ну ладно, буду вносить на Политбюро". Еще раз Горбачев вспомнил происшедшее 9 ноября: "Надо ж додуматься до такого поступка! Сколько с ним возились! Беседовали, обсуждали. Вот характер!"
23 ноября. У М. С. Горбачева в ЦК КПСС.
Еще раз информировал его о состоянии производства и торговли винно-водочной продукцией. Больше медлить с решением нельзя. Предложил обсудить на Политбюро. Он позвонил помощнику, В. Болдину: "Встревожен информацией, о которой говорит Воротников. Так ли это?" Тот подтвердил ситуацию. Я передал Горбачеву записку с предложениями - не планировать дальнейшего снижения производства алкогольных напитков на 1988 год. Он почитал, потом говорит: "Согласен, давай направляй ее официально в Политбюро". (После беседы я доработал текст записки и 27 ноября направил в Политбюро.)
Потом Горбачев заговорил о Ельцине: "Назначили его в Госстрой, там работы масса, а он пока делом не занимается. Ищет сочувствия. Идут встречи с различными группами недовольных, дает интервью".
27 ноября направил в ЦК КПСС записку "О последствиях антиалкогольной кампании в РСФСР". Вот вкратце ее содержание:
"Постановлением Совета Министров от 7 мая 1985 г. определено, начиная с 1986 г., снижать ежегодно производство ликеро-водочных изделий на 21 млн. дкл. и низкосортных крепленых вин на 11 млн. дкл., то есть за 12-ю пятилетку уменьшить их производство соответственно на 105 и 55 млн. дкл. Фактически это задание уже перевыполнено за 2,5 года! Продажа водки и винно-водочных изделий сократилась в 2.1 раза, вина - в 3,3 раза. Потребление спиртных напитков на одного жителя в пересчете на алкоголь (абсолютно), по данным ЦСУ, снизилось с 10,45 литра в 1984 г. до 4,23 в 1987 году.