Незнакомец пропустил мои вопросы мимо ушей, чем меня насторожил, - так японцы не поступают.
- Я хотел бы предложить вам ноу-хау одного из современных и эффективных процессов по переработке нефти - платформингу. Вот оглавление и первый раздел технологии.
С этими словами посетитель положил передо мной пять страниц печатного текста. Это были сведения о платформинге, да еще известной нефтяной компании. Но меня тревожило, не провокация ли это? Если это серьезное предложение, то нужно быстро во всем разобраться и вывести его из торгпредства.
- Но закупка ноу-хау требует экспертных оценок специалистов и значительных средств - миллионов долларов, - начал я прощупывать посетителя.
- Речь идет о разовой сделке, - твердо сказал он.
- Но у меня нет заказа на этот процесс, - пытался я прилепить "фиговый" листок на репутацию торгпредства, что могло означать: мы этим не занимаемся.
- Вы смотрите эти страницы и определяете их полезность. Я увижу вас еще раз, вы принесете мне деньги в обмен на оставшуюся часть общим объемом в пятьдесят страниц. Их содержание вы видите, - требовательно диктовал посетитель условия. Он подготовился тщательно.
По виду бумаги были похожи на материалы, в которых излагались сведения по ноу-хау. Внешняя сторона говорила в пользу их подлинности. Казалось, можно было бы отказаться от его услуг, но сам камуфляж с одеждой, хорошая английская речь и продуманность действий посетителя говорили о серьезности его намерений. Видимо, он сам или имеет доступ к таким материалам или переводит их, или выступает посредником в этой странной и опасной сделке. Я все больше верил, что передо мной личность, именуемая в нашей разведывательной практике как заявитель.
Упустить его мне вовсе не хотелось. Более того, хотелось перевести деловые отношения с ним на постоянную основу. Советоваться времени не было, и я решился:
- Сколько вы хотите за этот материал?
- Две тысячи долларов. Не позднее, чем послезавтра. Теперь мне нужно было выиграть время для посылки шифровки в Центр и получения разрешения на оплату требуемой суммы. По опыту я уже знал, что подобная сумма для такого рода информации весьма незначительна.
- Через три дня вас устраивает?
- Нет. Послезавтра, - снова решительно отрезал посетитель.
Нужно было оговорить место встречи. В Токио множество кафе, иногда на два-три столика. Название, адрес и даже маршрут проезда к ним обычно излагаются на спичечной этикетке. На всякий случай каждый из нас всегда имел несколько таких этикеток при себе, места, изображенные на них, нами предварительно проверялись.
- Вот место. Это кафе, - я передал посетителю спички, - буду там послезавтра в 16.00. А вы подумайте, что еще можете предложить нам?
Я понимал, что долго посетитель оставаться в торгпредстве не может, и потому вел разговор в интенсивной форме. Провожать его до ступенек на выходе я не стал - это было небезопасно. И чтобы не вызывать подозрений у "наружки", попросил проводить секретаршу: пусть "наружка" видит, что с посетителем разговаривала только она.
"Посетитель", как стал я его называть, пробыл в торгпредстве не более двенадцати минут. Но для меня наступила пора серьезного испытания: нужно было убедить руководство, и по линии НТР, и по линии резидентуры, в серьезности намерения "Посетителя". Сам же я к тому времени уже не сомневался, что технологическая документальная информация подлинная. Если только "Посетитель" не пойдет на изготовление фальшивого документа.
Мне не раз приходилось просматривать, изучать и даже переводить отдельные разделы ноу-хау нефтяных компаний США и Англии. В том числе и материалы из секретов "нефтяных сестер", как называли в деловом мире концерны "Шелл", "Галф", "Эссо", "Стандарт ойл" - всего "сестер" было семь.
О подлинности можно было судить по характеру оформления документа, его структуре и, конечно, по содержанию. Вот здесь-то и пригодились мой опыт самостоятельного изучения нефтяных процессов и стажировка на нефтяных заводах. К моменту беседы с руководством я уже уверовал, что в руки мне идет реальная возможность заполучить ноу-хау, истинная цена которому в десятки миллионов долларов.
Эти мысли я изложил вначале моему шефу по НТР, а затем резиденту, срочно была составлена шифртелеграмма в Центр с просьбой разрешить оплату в 2000 долларов из средств резидентуры. В ней также говорилось: материал будет тщательно изучен, предприняты максимальные меры предосторожности при проведении встречи с "Посетителем". К вечеру следующего дня пришел ответ, суть которого сводилась к мысли: ни да, ни нет. Центр писал: да - материал интересен, но, не зная обстановки на месте, Центр не может представить всю остроту операции, мы это поняли так: Центр всю ответственность за проведение перекладывает на резидентуру. О, это был образец бюрократического гения! И резидент, и мой руководитель по НТР, и я чертыхались, изучая эту классическую "по-умыванию-рук" шифровку. Но мы рискнули, еще и еще раз взвесив все "за" и "против".
Решили, что на встречу я пойду один: если провокация, то и погорю я один, если обман, то все равно, кроме меня, никто в этом не разберется. Естественно, оговорили аргументы для убеждения "Посетителя" продолжить встречи и работу на материальной основе.
После длительной проверки, в назначенный день я оставил автомашину в другом конце города и на такси с пересадкой на электропоезд добрался до места встречи.
Прибыл туда минут за десять - нужно было осмотреть место передачи материала и оплаты. Всё было спокойно. При подходе к кафе ничего подозрительного не заметил: улица хорошо просматривалась. Была она в жилом массиве без деловых контор и крупных магазинов. Кафе одиноко стояло на углу. Людей в нем не было, их наплыв ожидался после пяти вечера. На это и был расчет, ибо многолюдность затрудняет контроль за обстановкой и облегчает спецслужбе неожиданный захват разведчика во время подобной операции.
Ровно в 16.00 в кафе вошел "Посетитель". Был он все в том же видавшем виды плаще и бесформеннной матерчатой шляпе. Однако его ботинки блестели, отдавая черным глянцем, из-под плаща выглядывали хорошо отутюженные брюки. Все говорило о том, что сделал он это где-то рядом, возможно в автомашине. Такой явно заметный для профессионала камуфляж меня несколько успокоил. Если бы готовилась провокация, японцы такой ляп не допустили бы.
"Посетитель" поздоровался коротко, без обычных японских церемоний, сел рядом со мной и извлек из внутреннего кармана пиджака сложенные листы - те самые обещанные пятьдесят страниц. Молча я углубился в их изучение. И чем больше читал материал, тем более верил, что материал подлинный. Теперь нужно убедить его продолжить работу по передаче мне других материалов.
- Спасибо, это то, что нужно. Но я надеюсь, что материал не последний?
- Последний, - как эхо повторил за мной "Посетитель", явно не желая долго задерживаться со мной.
- Вы владеете другой информацией?
В ответ - молчание. Лаконичные, хорошо продуманные действия, короткие фразы говорили о том, что человек отношения с нами строит по принципу: сорвать деньги и исчезнуть. Но и у нас был свой принцип: не упустить источника ценной информации, хотя бы использовать контакт с ним для возможных подобных действий с его стороны. Когда-нибудь в будущем… Вот какие мысли были у меня в те несколько секунд, пока я доставал деньги.
- Хорошо. Я передаю вам 2000. Но прошу подумать о дальнейшей работе с нами. Характер информации определите сами, как и цену ей.
И тут я преступил порог дозволенного в нашей разведывательной практике. Я решил стимулировать интерес к работе с нами и пообещал "Посетителю" сумму за каждый новый материал удваивать. Разрешения на это я не имел, "Посетитель" был не проверен даже с этим материалом. Я мыслил категориями: ради дела - хоть потоп. Не мог я мириться с тезисом: лучше упустить источник, чем преступить грань "правил игры" - без согласования с начальством и Центром ни шагу вперед. Я помнил разговор с Квасниковым и его реакцию, не высказанную словами, но явно против такой нетворческой работы.
Моральная сторона дела меня не беспокоила - это не для слюнтяйного благородства. Идет война двух идеологий - тут уж не до работы в "белых перчатках", как это делают дипломаты. В разведках мира своя система, особенно в НТР: снаряд и броня, где броня - КОКОМ, а снаряд - НТР.
- Вот вам место очередной встречи, - передал я "Посетителю" спички. - Я буду бывать там в 16.00 первый вторник каждого месяца. Буду рад увидеть вас снова. И спасибо за помощь моей стране.
"Посетитель" снова промолчал, и на этом мы расстались. А через три месяца я увидел его снова, и мы повторили обмен долларов на ноу-хау.
Кем был этот человек, я так и не узнал. Он решительно отвергал все попытки проникнуть в его мир, тем более узнать его имя и место работы. Возможно, мы увиделись бы с ним еще раз, но мой стремительный отъезд из Японии помешал нашей дальнейшей работе. А предпосылки к этому уже были. Как ни странно, но именно мои "вольности" в работе с "Посетителем" были поставлены мне в упрек, когда шеф по НТР стал собирать против меня "камни".
Полученные от "Посетителя" материалы были отправлены в Центр почтой, а уведомление об успешной операции - шифровкой. Чисто по-бюрократически резидентура быстро получила ответ-шифровку, в которой говорилось о недопустимости оплаты подобным образом добытых материалов без предварительной оценки их специалистами в Москве. Мне, как исполнителю, ставилось на вид за нарушение "правил игры".
Однако уже через месяц Центр прислал другую шифровку, в которой меня поздравляли с удачной операцией: "Полученные материалы внесли вклад в нефтяную промышленность своей новизной и экономией средств при создании аналогичного отечественного процесса платформинга". Это потом уже я научился терпеливо пережидать бюрократические игры, а вот в этом случае мне долго было не по себе.
Выдержал я сражение с шефом по НТР из-за моего обещания "Посетителю" удвоить оплату. Открыто было сказано, что это мой первый дисциплинарный проступок. Шеф проповедовал жесткую линию разведчиков-догматиков, девизом которых было "От добра добра не ищут", а по-простому - сиди и жди, что прикажут.
Посольство и торгпредство находились на одной улице, посольство ближе к Токийской башне. Туда, в резидентуру, мы ходили два-три раза в неделю. Как-то меня и Игоря вызвал резидент. В кабинете нас ждал и шеф по НТР.
- Неделю назад мы информировали Центр, что в районе Токио на одной из авиабаз появится американский спутник, на котором они впервые вывели человека в космос. Спутник демонстрируется военнослужащим и их семьям. Нам поставлена задача: найти спутник и, по возможности, сделать фотоснимки. Нужна визуальная разведка - оценка размеров и других видимых параметров. Вопросник у меня.
Шеф по НТР закончил и обратился к резиденту:
- Думаю, Юрий Иванович, ребята справятся. Игорь знает город, а Анатолий горазд на неординарные решения. Кроме того, он рисует, а значит, многое может запомнить при внешнем осмотре спутника.
Мы засели за карты Токио и его окрестностей. Использовали знания об авиабазах соседей из ГРУ. Наши рассуждения при поиске нужной базы сводились к следующему: она должна быть доступна для посещения - по расстоянию от города и по транспорту - шоссе и железная дорога. По этой причине база транспортной авиации в Тачикаве отпадала - она находилась в тридцати километрах от города. Кроме того, была активно действующей. Отвергли мы и другие базы, где стояла истребительная авиация. Наконец, сошлись во мнении, что такой базой может быть фактически бездействующий аэродром для винтовой авиации. И располагался он удобно: при выезде из Токио в сторону Иокогамы, на наиболее напряженной авто- и железнодорожной магистрали Токио - морской порт Иокогама. Под предлогом посещения советских судов в морском порту мы проехали мимо этого аэродрома и наметили пути подъезда к нему. На обратном пути зашли в китайский ресторан неподалеку от ворот авиабазы и, сидя там, разобрались в системе охраны при въезде на территорию. Нам повезло: охрану несли японские служащие. Именно служащие, а не профессиональные военные.
Через пару дней, в пятницу ближе к вечеру, мы приблизились ко входу на авиабазу. Расчет был на то, что спутник был доступен для осмотра в течение рабочего дня, то есть до пяти часов. Японская деликатность позволит ускорить проезд через ворота иностранцев, которые в то время еще почитались в этой стране.
Мы подъехали к шлагбауму на автомашине "контесса" - микролитражке, в которой даже двоим было тесно. Игорь был в своем репертуаре:
- Эй, ребята, - закричал он на охранников грубо, - открывайте! Я усох от жажды. Хочу пива. Шевелись, ребята…
Все аэродромы американцев имели единую систему размещения объектов на нем - что-то вроде типового проекта. При входе - ресторан, бары, танцплощадка, а вдоль аэродрома дорога, соединяющая ангары и отдельные места летного поля.
Игорь намекал, что он едет в бар. Но когда шлагбаум открылся, он спросил:
- А где этот "пузырь" из космоса?
Японцы указали на стоящий вдали ангар с огромной цифрой "7".
- Сэр, это там, но через двадцать минут ангар закроется.
- О’кей, тогда пиво подождет. И почему мы стоим? - рявкнул Игорь и с визгом развернул автомашину.
Через пару минут мы входили в ангар. Там в свете нескольких ярких прожекторов на низком постаменте стоял первый обитаемый американский спутник. Рядом ходили два солдата морской пехоты с винтовками на плече. На нас они не обратили внимания, выписывая ногами пируэты, положенные для почетного караула.
Игорь и я не разговаривали - только односложные реплики. Ребята из морской пехоты - это не японцы. Они сразу поймут, что для нас английский язык не родной. А кто знает, какие указания им в этом случае даны?
Мы осмотрели спутник: обгоревшая обшивка, внутри много приборов, панель с переключателями. От многократных тренировок краска на панели протерлась до металла. Видна была грубая ручная пайка проводов.
Но как там может поместиться человек даже моего небольшого роста? Места среди приборов фактически нет. Игорь начал фотографировать спутник, а я попытался в него залезть, предварительно взглянув на солдат. Те безмолвствовали.
Кое-как, сложившись вдвое, я все же залез, зазоры между моей головой и аппаратурой были минимальными. Тесновато. Но я стал своеобразным масштабом для приборов, которые оказались на фото. Когда семьдесят два кадра фотоаппарата "Олимпус-Пен" закончились, мы, козырнув солдатам, вышли из ангара и умчались с авиабазы, забыв про пиво.
Пленка была проявлена, но фотографий на память мы не получили - фотопленку срочно отправили в Центр. Как мы позднее узнали, это были первые сведения, полученные нашими специалистами. Потом мне удалось получить в Токио подробное американское описание этого спутника. Материал мне передал новый знакомый из Токийского университета.
Источники
В поисках новых источников информации я начал изучать химический факультет одного из местных университетов. Под предлогом интереса к ядохимикатам, закупка ноу-хау и оборудования по которым входила в задачу торгпредства, я познакомился с руководителем одной из лабораторий. Там велись исследования о вредном влиянии химических удобрений и ядохимикатов на почву, сельскохозяйственные растения и человека. Эту проблему я уже знал из "доклада Кеннеди" и легко нашел общий язык с японским профессором.
Но меня влекло в другие лаборатории и особенно в ту; которая работала в области твердых ракетных топлив по заказу японского аэрокосмического агентства. Тогда это "японское НАСА" только набирало силу, стремясь освоить ракетную технику для вывода в космос коммерческого спутника японского производства.
Японцы от природы любознательны и довели до совершенства заимствование чужих идей, технологий и технических решений, придав им собственное, еще более эффективное звучание.
В японском законодательстве нет статьи о промышленном шпионаже - иначе нужно было бы судить каждого первого изобретателя и специалиста. Промышленный шпионаж в Японии - явление тотальное.
За послевоенные тридцать лет японцы развивали свою индустрию под тремя лозунгами: высококачественная продукция, передовая, эффективная технология и оборудование и, наконец, лозунг - торговля на мировом рынке высококачественными идеями в области науки и техники. Они не могли не заниматься промышленным шпионажем по всему миру, а мы, НТР, не могли не учитывать возможности японцев в этом деле в отношении США.
… Я исходил из того, что работы в лаборатории университета ведутся с привлечением американских материалов и из других стран. И не ошибся.
Через знакомого профессора из лаборатории ядохимикатов я познакомился с профессором из лаборатории пластмасс и синтетических каучуков. Он был очень занятым человеком, а я - очень настойчивым, и он чисто по-японски вынужден был мне уступить.
Так произошло знакомство с одним из лучших моих источников, боль от потери которого до сих пор не дает мне покоя. Профессор вывел меня на него, а я не жалел, что внимание мне оказал не сам профессор, а его аспирант. Случай с этим молодым ученым раскрыл мне глаза на низость человека из моей среды, среды чекистов-разведчиков. Человека, не способного подняться выше личных амбиций. Эта история заслуживает более детального описания, В коротком повествовании она выглядит так.
В японском родственном и деловом мире существует иерархия благодарностей, вернее, преданностей. В семье - к отцу, брату. В делах - к покровителю, старшему учителю жизни. Преданность человеку, оказавшемуся полезным на жизненном пути, крепка моральной обязанностью.
Профессор помогал молодому ученому - и не только знаниями, но и материально. Я узнал, что "Яги", так я его назвал в оперативной переписке, подготовил диссертацию, в которой исследовалось высокоимпульсное горение синтетических веществ. Как артиллеристу, мне было понятно, что диссертация из этой области, в том числе горения и синтетических порохов - предпосылка к исследованиям твердых ракетных топлив. Работа, точнее, ее тезисы, на английском языке, оказалась у меня. Это была ступенька для привлечения автора к работе по добыванию интересующей НТР информации.
Более глубокое знакомство с "Яги" показало, что он стоит на социал-демократических позициях и живо интересуется жизнью Советского Союза. Я всячески усиливал этот интерес. Из Центра было получено заключение: в перспективе "Яги" может представить интерес.
"Яги" увлекала игра на скрипке. Но его мизерная заработная плата не могла дать ему возможность купить даже простенький инструмент. Если профессор имел в месяц пятьдесят тысяч иен, то "Яги" - всего двадцать. Для сравнения: я получал в торгпредстве двести тысяч, правда, около четверти уходило на квартиру.
Пренебрегая правилом - нельзя дарить японцу подарки, на которые он не сможет ответить аналогичной стоимостью, я купил "Яги" скрипку. Соблазн был велик, и он скрипку принял. Правда, после того, как я использовал японскую черту характера: не отказывать собеседнику, особенно гайджину-иностранцу.