Упоминание об Аммоне настолько задело Александра, что он, взбешенный, спрыгнул с помоста, с которого произносил речь; указав на тринадцать особенно активных крикунов, он приказал взять их под стражу и казнить. Затем возвратился на помост и произнес бурную обвинительную речь в адрес своих неблагодарных подданных. Он напомнил им, что сделал для них его отец, превратив их из пастухов в козьих шкурах в правителей Греции; и как сам он сделал их властителями Азии. Он говорил о пережитых вместе тяготах, походах, победах, об их ранах и что ни один воин под его руководством не был убит во время бегства. Наконец, в гневе, его одолевавшем, или на эмоциональном подъеме, он им прокричал: "А теперь, если вы все хотите оставить меня, – уходите, каждый из вас, и скажите дома, как вы покинули своего царя, который вел вас от победы к победе по всему миру, и покинули его среди тех, кого он покорил; и конечно же ваши слова возвысят вас, вызвав одобрение людей и богов. Идите!"
Если и был в жизни Александра какой-нибудь инцидент, позволявший провозгласить его полубогом, это, разумеется, мятеж, в котором его сила духа и демоническая энергия позволили ему подчинить себе возмущенных людей, ни в чем им не уступив.
Закончив говорить, Александр удалился к себе во дворец и никого не принимал в течение двух дней. На третий день он собрал у себя влиятельных персов и стал собирать персидскую армию из 30 тыс. эпигонов по македонскому образцу. Это положило конец сопротивлению восставших; они собирались толпами у его дворца, бросали оружие в знак покорности и умоляли впустить их и позволить выдать зачинщиков. Когда Александру об этом доложили, он со слезами на глазах вышел к главным воротам, и здесь старый вояка, капитан гетайров Каллин, сказал: "О царь, какая скорбь для македонян, что ты породнился с персами, и персы называют тебя "родственником", и целуют тебя при встрече; и ни один македонянин не удостоился такой чести" (Арриан. VII, XI, 7). Александр перебил его, обнял и сказал, что все они без исключения его родственники и "с этого времени я вас всех так буду называть". Каллин и остальные воины забрали свои доспехи, приветствовали царя и в великой радости с песнями и криками возвратились в лагерь.
После примирения Александр принес жертвы богам и приказал готовить большой праздник, на который по традиции были приглашены 9 тыс. гостей. Македоняне сидели вокруг своего царя, за ними – персы, а дальше – представители других народностей империи. По окончании праздника все совершили возлияния из "огромного серебряного кратера, который прежде принадлежал Дарию", всего было сделано 9 тыс. возлияний под руководством греческих гадателей и персидских магов. После этого Александр молился о мире, краткое содержание этой молитвы передает Арриан: "Он просил богов о других благодеяниях, и особенно о гармонии и согласии правителей македонских и персидских" (Арриан. VII). Сэр Уильям Тарн так перевел его обращение к богам: "молил о других благодеяниях и гармонии, согласии в правлении между македонянами и персами". Он настаивает на том, что такое прочтение верно, поскольку "он мог и не просить о совместном правлении македонян и персов; в этом не было смысла. Две его территории – Македония и "Азия" – были не двумя отдельными империями, а одной, объединенной его личностью – как справедливого правителя обеих империй" (Тарн. Т. II. Прилож. 25. VI. С. 443–444).
Одним из кульминационных моментов в жизни Александра была отправка 10 тыс. вышедших в отставку ветеранов на родину во главе с Кратером, который должен был сменить Антипатра на посту помощника гегемона и передать ему приказание присоединиться к македонским войскам Александра.
После того как старые воины отправились домой навстречу судьбе, которая судила им не слишком счастливое будущее, начался закат правления Александра; его возвестила внезапная смерть Гефестиона от лихорадки. Это был жестокий удар; Александр и Гефестион были одногодками и с детства ближайшими друзьями. Xотя была середина зимы, Александр выступил, чтобы утешить свое горе, в удачный поход против коссеев, населявших горный район между Сузами и Экбатанами, и весной 323 г. до н. э. снова был в Вавилоне, куда прибыли послы из Ливии, Бруттия, Лукании и Этрурии поздравить его с завоеваниями.
Он обратился к двум проектам, давно уже его волновавшим, – исследованиям Каспия, Персидского залива и Аравийского моря. Александр выслал Гераклида с несколькими судами в Гирканию заготавливать лес для строительства кораблей, которые должны были разведать, является ли Каспийское море озером или заливом Океана. Для второй экспедиции, которую он намеревался возглавить лично, он приказал выкопать большую гавань близ Вавилона, достаточную, чтобы вместить тысячу военных кораблей, и около нее построить док. Александр послал 500 талантов финикийцам, чтобы нанять там моряков и колонистов. Он хотел основать колонию на берегах Персидского залива. Кроме того, он намеревался обогнуть Аравию и выслал вперед разведчиков, чтобы они собрали сведения об особенностях аравийского побережья. Когда корабли были построены, Александр отплыл вниз по Евфрату к Паллакопасскому каналу; он усовершенствовал ирригационную систему и основал там укрепленное поселение для греческих наемников.
По возвращении в Вавилон он обнаружил ожидавших его 20 тыс. обученных персидских воинов во главе с Певкестом, сатрапом Персиды и Сузианы, подкрепления, направленные коссеями, тапурами, карийцами и лидийцами, а также отряд македонской конницы. С таким контингентом он решил перестроить македонскую фалангу. Каждая десятка, или фила, которая до этого состояла из шестнадцати македонских копьеносцев, теперь включала в себя четырех македонян и двенадцать персов, чтобы от фронта до тыла – за македонским командиром филы следовали два македонянина, затем двенадцать персов и замыкающий филу македонянин. Как и раньше, македоняне были вооружены сариссами, а персы должны были иметь лук или копье.
Xотя эта смешанная фаланга так и не была сформирована, замысел интересен тем, что выдает намерения Александра: с окончанием завоеваний его задачей стало поддерживать порядок в империи. От оккупационной армии, которую он хотел создать, требовалась большая подвижность, чем от его старой армии, отсюда смешение легко– и тяжеловооруженных войск. Другой особенностью должно было стать то, что она объединяла бы подразделения для дальнего и ближнего боя.
2 июня 323 г. до н. э. за несколько дней до того, как отправиться в аравийский поход, Александр заболел лихорадкой – возможно, малярией, – и к 7 июня его состояние стало настолько критическим, что он не мог отдавать распоряжения полководцам. 10 июня он лишился дара речи. Поскольку слухи о его смерти распространились по лагерю, 12 июня воины были приглашены в его опочивальню и столпились у его ложа. Он лишь слабо кивнул и пошевелил рукой в знак приветствия. На закате 13 июня его глаза закрылись навсегда. Ему еще не исполнилось тридцати трех лет, он правил двенадцать лет и восемь месяцев. Он не оставил завещания и не назначил преемника, да если бы он это и сделал, ни один из его сотоварищей не смог бы занять его место; ведь, по словам Полибия (XII, 23), "по всеобщему согласию было признано, что гений царя превосходил меру талантов смертного человека".
Часть вторая
Анализ
Глава 6
Сражения Александра Великого
Сражение при Гранике
До того как Александр переправился через Дарданеллы, когда персидские сатрапы отклонили план Мемнона и решили защищать свои провинции, если Александр попытается вторгнуться в их земли, они сконцентрировали свои силы около Зелеи. Согласно Арриану, их армия насчитывала 20 тыс. персидской кавалерии и почтистолько же греческих наемников. Эти цифры, конечно, преувеличены. Хотя в Малой Азии и могло найтись 20 тыс. греческих наемников, многие из них были моряками, и Диодор сообщает, что вскоре после вторжения Александра Дарий приказал Мемнону занять Кизик на Мраморном море с 5 тыс. наемников. Можно подсчитать, что 5 тыс. – цифра гораздо более близкая действительному количеству наемников в сражении при Гранике, чем 20 тыс. Арриана. Также маловероятно, что персидская кавалерия насчитывала около 20 тыс. человек; 10 тыс. – звучит более разумно.
Какой бы ни была численность персидского войска, ясно, что оно уступало по численности армии Александра. Чтобы восполнить отсутствие численного превосходства, необходимо было занять удобную оборонительную позицию. Такая позиция была найдена в низовьях реки Граник; это должно было отвлечь Александра от наступления на Сарды; ибо, если бы он решил пойти на Сарды, не разбив персов здесь, он рисковал потерей коммуникаций с Геллеспонтом. Стратегическая инициатива, следовательно, была на стороне персов.
Граник представлял собой горную реку, берущую начало на горе Ида и впадающую в Мраморное море. На южном берегу обходному маневру препятствовало озеро, которое теперь носит название Эдже-Гёл, а к северу от этого озера восточный берег реки вздымается высокими уступами и нависает над западным ее берегом. Местность повсюду равнинная, и, поскольку был месяц май, река разлилась, хотя ее и можно было перейти вброд в некоторых местах.
Выбор позиции кажется блестящим; однако способ, который выбрали персидские сатрапы для ее удержания, был такой, что хуже не придумаешь. Они не развернули отряды греческих наемников вдоль восточного берега с персидской кавалерией на флангах и даже с тыла, чтобы контратаковать любой отряд, прорвавший фронт пехотинцев, но, как говорит Вилькен, "совершив огромную тактическую ошибку, разместили великолепную кавалерию вдоль обрывистого берега, где она не могла атаковать, а наемников – в тылу" (Александр Великий. С. 84). С ним не согласен Тарн (Александр Великий. Т. I. С. 16). Он пишет:
"Персидские военачальники на самом деле держали в голове очень дерзкий план; они хотели, если удастся, закончить войну в самом начале, убив Александра. Они развернули кавалерию на высоком берегу низовья Граника, поставив за ней греков, и ждали. Часто указывают, что так они не сумели бы удержать берег реки, однако это и не входило в их намерения".
Не приходится сомневаться, что они хотели убить Александра, потому что уничтожить главнокомандующего вражеской армией всегда было целью битвы в древности, а также и в некоторых современных сражениях. Но поскольку персидская кавалерия была вооружена метательными копьями, а не пиками или длинными копьями, они не представляли собой достаточную ударную силу и не были способны эффективно отразить наступление врага. Арриан не рассказывает, сколько копий имели на вооружении всадники; но, чтобы быть действенными, их метательные копья должны были быть достаточно тяжелыми, тяжелее обычного дротика, поэтому, вероятно, они, как и римские hastati, имели два копья. Для кавалерии, если это не была посаженная на коней пехота, копье представлялось не самым выгодным вооружением, как пистолет в более поздние времена, поскольку бросить его точно с движущейся лошади часто оказывалось невозможно. Далее, если у них было два копья, ударная мощь персидской кавалерии должна была быстро иссякнуть, поскольку не сообщается, что ее сопровождали вьючными животными, которые везли дополнительные копья, как, например, это было в войске конных лучников Сурены (53 г. до н. э.).
Если единственной целью персов было убить Александра, то лучше всего встретить наступление его всадников заграждением из копий; пусть он защищается от них, а затем, если он прорвется, забросать его метательными копьями. Следует найти другую причину для подобного построения, и ее не столь трудно отыскать. Во все исторические времена кавалерия презирала пехоту, и разместить греческих пехотинцев впереди линии всадников – значило уступить им почетное место. Воинский этикет этого не позволял; гордость за свою принадлежность к более высокому рангу – достаточное объяснение этой тактической ошибки, ею же объясняется и поведение готских всадников в сражении при Таганах (552 г.), французской кавалерии в сражении при Креси и грубость кавалеристов на полях сражений Первой мировой войны.
От Лампсака Александр выступил на запад во главе с авангардом копьеносцев и легко вооруженных войск; недалеко от места нахождения персидской армии Парменион, который не счел возможным переправляться через разлившийся Граник на глазах у персов, предложил Александру разбить лагерь на западном берегу реки, поскольку считал, что персы, чрезвычайно напуганные, ночью снимутся с лагеря и отойдут. Подобное предложение показывает, как мало знал он своего молодого командира; поскольку этого-то Александр менее всего хотел. Он не только горел желанием начать войну с персами решительной победой в первом сражении, но и всеми силами хотел избежать преследования противника в Малой Азии. Его ответ Пармениону был следующим: Геллеспонт, который они пересекли, покраснел бы со стыда, если бы Александр побоялся пересечь такой ручей, как Граник; а отложить наступление на вражеское войско – значит лишь придать ему сил, ибо персы давно не терпели поражений, и у них нет никаких причин для их страха, который приписывает им Парменион.
Затем он построил свою армию к бою и, хотя Арриан путается в деталях, принятый им порядок, с некоторыми вариантами, определяется как следующий.
В центре разместилась фаланга в количестве шести батальонов: ими командовали справа налево: Пердикка, Кен, Аминта, сын Андромена; Филипп, сын Аминты; Мелеагр; Кратер.
Справа от фаланги стояли гипасписты во главе с Никанором, сыном Пармениона; рядом с ними объединенные силы, составленные из копьеносцев, пеонийской легкой кавалерии и эскадрона Сократа, последний под командованием Птолемея, сына Филиппа, и все три под командованием Аминты, сыны Аррабея; к этим войскам примыкала кавалерия гетайров под командованием Филота, сына Пармениона; и, наконец, справа от них критские лучники во главе с Клеархом, а также копьеносцы-агриане под руководством Аттала.