Если учесть, что большевикам были чужды сантименты руководителей Временного правительства, не позволявшие применять для изъятия продовольствия репрессии, можно было предположить, что, захватив власть, они сумеют силой взять зерно.
Этого не произошло. Они не смогли наладить снабжение продовольствием крупных городов, в том числе – Петрограда и Москвы.
К лету 1918 г. ситуация с продовольствием в столице стала катастрофической. Система централизованного продовольственного снабжения перестала работать (см. рис. 1).
Это произошло по ряду причин. Главная из них – отсутствие у большевистского режима механизмов принуждения, позволяющих изымать продовольствие, обеспечивать его транспортировку в столицу. Слабость государства невозможно компенсировать жестокостью власти. Другая причина – крах продовольственного аппарата старого режима. Временное правительство сделало немало, чтобы дезорганизовать систему управления империей. Но оно не ставило своей задачей её разрушить. Для Ленина и его единомышленников разрушение государства было одним из символов веры.
Служащие ведомств, ответственных за продовольственное снабжение, без энтузиазма относились к сотрудничеству с большевиками. А. Шлихтер, назначенный в ноябре 1917 г. исполняющим обязанности наркома продовольствия, так описывает первое посещение вверенного ему ведомства: "Живо помню свое первое прибытие в Аничков дворец. Это было 21 ноября 1917 г. Не знаю, было ли известно чиновникам министерства, что Советская власть решила немедленно взять в свои руки продовольственное дело, но мое появление с членом коллегии, сопровождавшим меня в назначенный кабинет, вызвало ироническое любопытство, с которым меня встречали в вестибюле, на лестнице, в коридоре группы служащих. Сколько насмешки сквозило в глазах тех, мимо кого мне пришлось пройти".
Мобилизацию продовольствия для снабжения городов в 1917–1918 гг. осложняло уничтожение крупного сельскохозяйственного производства. Столыпинская реформа открыла дорогу развитию товарного, ориентированного на рынок крестьянского хозяйства. Однако основным поставщиком товарного хлеба до февраля 1917 г. были помещичьи и капиталистические хозяйства.
В России в начале века на долю помещичьих хозяйств приходилось 12 % валового сбора и 21,6 % товарного хлеба; доля богатых крестьян составляла 38 % валового сбора и 50 % товарного хлеба, доля бедняков и середняков – 50 % валового сбора и лишь 23,4 % товарного хлеба. Товарность мелких крестьянских хозяйств была низкой (14,7 %). Удельный вес товарной продукции в валовой продукции сельского хозяйства составлял 30 %, в земледелии – 25 %.
Уничтожение крупных хозяйств, поставлявших товарный хлеб в города, изменило ситуацию на продовольственном рынке. В начале лета 1917 г. можно было рассуждать о том, что города накормят, отняв хлеб у помещиков. К осени, когда усадьбы были сожжены, амбары разграблены, подобные дискуссии стали беспредметными. Большевики, взявшие власть, начавшие работу по заготовке продовольствия, вынуждены были понять реальную ситуацию: "В уезде полная анархия. В помещичьих экономиях все разрушено крестьянами. Почти весь хлеб расхищен или уничтожен".
После захвата власти большевиками у тех, кто отвечал за продовольственное снабжение Петрограда, иллюзий не осталось: при дезорганизованном государственном аппарате в ближайшие месяцы взять продовольствие в деревне невозможно. Большевики начали проводить инвентаризацию и конфискацию того, что можно найти на частных складах в Петрограде, его окрестностях, прилегающих к городу железнодорожных путях. В. Ленин предлагал, прежде всего, искать продовольствие в столице. А. Шлихтер, исполняющий обязанности наркома продовольствия, пишет: "Естественность и целесообразность первоочередности распределения готовых продовольственных запасов перед новыми заготовками продовольствия в тех условиях были совершенно очевидны".
А. Бадаев вспоминал: "В январе 1918 г. мы провели первый массовый учет и реквизицию продуктовых запасов, находящихся на складах частных торговых фирм… в течение нескольких дней все находящиеся в городе склады были осмотрены. На складах обнаружили огромные запасы топлива, всевозможных товаров и продуктов. Хотя хлеба не было, но были рыба, мясо, жиры и т. п.". После исчерпания запасов на складах в Петрограде большевики в конце февраля 1918 г. начали реквизиции на железных дорогах в радиусе примерно 50 верст от Петрограда". Мобилизованные ресурсы были быстро исчерпаны. К январю 1918 г. руководство страны понимало: если не организовать массовые реквизиции хлеба в деревне, обеспечить снабжение Москвы, Петрограда, других крупных городов невозможно. Однако брать хлеб приходилось не у помещиков, а у крестьян, в стране, где больше 85 % населения живет в деревне. И деревня хорошо вооружена.
Одним из обсуждавшихся способов решения проблемы была организация продуктообмена, безденежной торговли. Предполагалось, что он позволит получить необходимое городу продовольствие в обмен на пользующиеся спросом в деревне городские товары – ткани, обувь. Городская промышленность в кризисе, но государство, её национализировавшее, могло распоряжаться производственными возможностями. В руках у властей были запасы товаров, заготовленных на нужды армии, пользующиеся в деревне спросом.
Попытки наладить продуктообмен города и деревни в 1917–1918 гг. провалились. Чтобы организовать безденежную торговлю, нужен торговый аппарат, позволяющий найти крестьянина или крестьянское сообщество, с которым можно договориться об условиях обмена. Структуры частной торговли были национализированы, новые, государственные или кооперативные, не успели наладить работу. Все это на фоне дезорганизации системы коммуникаций, трудностей обеспечения железнодорожных перевозок.
Ресурсы, которые отправляли в производящие зерно губернии, обменять на хлеб не удалось.
Коммунистическое руководство в то время всерьез не обсуждало вопрос о возврате к свободе торговли, либерализацию цен, возможность восстановления частных торгово-закупочных предприятий. Такие решения противоречили дореволюционной риторике большевиков. Но дело было даже не в этом. На протяжении первых месяцев пребывания у власти большевики легко отказались от многого, о чем говорили раньше, использовали в борьбе за власть. Но в преимуществах централизованного управления экономикой руководство большевистской партии, как и подавляющее большинство специалистов, вырабатывавших экономическую политику Временного правительства, было убеждено.
Германский опыт управления хозяйством в условиях войны был популярен.
В картину управляемой государством экономики свобода торговли продовольствием не вписывались. К тому же при расстройстве государственных финансов, параличе налоговой системы свободная торговля приводит к высоким темпам инфляции. Наиболее тяжелые последствия она имеет для низкодоходных групп населения крупнейших городов – Москвы и Петрограда. От поддержки этих групп зависит пусть эфемерная, но существующая власть большевиков.
Сохранение прокоммунистических настроений, преобладающих в январе 1918 г. в Петрограде, Москве, – залог успеха в борьбе с конкурентами – эсерами, анархистами. Отказ от либерализации цен позволил большевикам разогнать всенародно избранное Учредительное Собрание. Лидер партии социалистов-революционеров, председатель Учредительного Собрания В. Чернов пишет: "Ленин, отличный практик-стратег, не смущался тем, что и под ливнем самых соблазнительных декретов страна устояла и ответила ему вотумом недоверия, послав в Учредительное Собрание абсолютное большинство социалистов-революционеров. Из удачного октябрьского опыта он знал, что всего существеннее – иметь большинство в решающий момент в решающем участке войны. И подтянув для верности в Петроград еще своих надежных латышей, он составлял диспозицию уличного столкновения… Но в обеих столицах приказов овладевшей властью диктаторствующей партии беспрекословно слушалось громадное большинство тыловых гарнизонов, а по численности голосовавших на выборах она вышла на первое место. Физическая сила была не за нас. Открыв для нас двери Таврического дворца, власть имела возможность превратить его в простую мышеловку. Никаких иллюзий на этот счет у нас не было. Петербург не с нами".
Питерские рабочие в это время не представляли, что несколько месяцев спустя будут требовать свободы торговли. Они верили, что хлеб есть, его можно отнять у богатеев и спекулянтов. При таких настроениях в столицах переход к режиму свободной торговли сделал бы свержение власти большевиков неизбежным. В июле 1918 г. большевики чудом не уступили власть левым эсерам, выступление которых было связано с ратификацией Брестского мира, вопросом, мало волновавшим большую часть населения России. Нетрудно представить, как развернулись бы события, если бы политические оппоненты новой власти могли использовать то оружие, которое применяли большевики по отношению к Временному правительству – левую, перераспределительную риторику, проклятия в адрес предательского антинародного режима.
Вопрос был лишь о том, сколько недель понадобится, чтобы власть большевиков рухнула, и кто придет им на смену – левые эсеры или анархисты.
В такой ситуации ответ на вопрос, как обеспечить снабжение городов продовольствием, был очевиден: отправлять в деревню вооруженные отряды, конфисковывать у крестьян зерно. Чтобы идеологически оправдать такую политику, крестьян, которые отказываются отдавать зерно по ценам ниже рыночных, стали называть кулаками. Сути дела это не меняло. Речь шла о конфликте власти, опирающейся на городские низы, с крестьянским большинством, об объявлении гражданской войны.
Большевики, верящие в теорию классовой борьбы, потратили немало сил, чтобы расколоть крестьянство. Они пытались опираться на его бедную часть, были готовы в обмен на содействие в реквизициях продовольствия делиться с нею конфискованными ресурсами, создавали комитеты бедноты, пытались сделать их своей опорой в деревне.
Такая политика не позволяла использовать продуктообмен как вспомогательный механизм мобилизации продовольствия, дополняющий реквизиции. Прямой обмен городских товаров на зерно с крестьянскими хозяйствами, имеющими запас хлеба, готовыми его поставлять, был запрещен. Поступающие из города товары направлялись деревенской бедноте. Один из участников кампании конфискации продовольствия в деревне писал: "Наше снабжение или "распределение" носит скорее характер премии не за сдачу хлеба, а за оказание политической помощи при извлечении хлеба". Не удивительно, что зажиточным крестьянам было безразлично, поступят ли городские товары по каналам государственного товарооборота в деревню. Их позиция была проста: пусть лучше не достанется никому, чем попадет в руки голодранцев, помогающих отбирать у нас зерно.
Деревня в это время оставалась сплоченным организмом. Внешний мир она воспринимала как враждебную силу, пытавшуюся вмешаться в её жизнь. Единство в противостоянии этому – укоренившаяся норма поведения. Кулак, если использовать это слово так, как его понимали в российской деревне начала ХХ века, не обязательно богатый крестьянин. Это человек, противопоставляющий себя общине. Его поведение расходилось с принятыми социальными нормами. Ближайший синоним этого слова, чаще употреблявшийся крестьянами, – мироед, человек, который ест мир, общину, подрывает её устои. В глазах деревни те, кто был готов сотрудничать с большевиками и их продотрядами, – мироеды. Таких находилось не много.
Ликвидация во время аграрных беспорядков 1917 г. части хуторов, включение их земель в перераспределение, раздел помещичьих земель сделали российскую деревню более однородной в имущественном и социальном отношении. К концу 1918 г. большевики вынуждены были признать, что расколоть деревню, создать базу поддержки проводимой продовольственной политики, не удалось. Комитеты бедноты были ликвидированы.
В начале 1918 г. вооруженному и голодающему городу, пытающемуся взять хлеб силой, противостояла вооруженная, не желающая отдавать зерно деревня. У коммунистов, подверженных революционной эйфории, были иллюзии, что агитация, апелляция к бедствиям голодающего города, революционному долгу позволят убедить крестьян сдавать хлеб добровольно. При соприкосновении с реальностью эти иллюзии развеялись. То, что хлеб можно взять лишь вооруженной силой, для большевиков стало аксиомой. Началось то, что позже В. Ленин назвал "борьбой за хлеб". К отправке продовольственных отрядов в деревню приступили в январе 1918 г. Деревня прятала зерно, нередко бралась за оружие. Но крупные крестьянские восстания в это время были еще редкостью. Чаще дело ограничивалось локальными стычками, стрельбой и жертвами с обеих сторон.
Хлебозаготовительная кампания первой половины 1918 г. окончилась провалом. Среднемесячные заготовки хлеба при Временном правительстве составили 738 тыс. тонн. После октября они не превышают 50 тыс. тонн.
В июле 1918 г. заготовки продовольствия остановились. Это привело к катастрофическому ухудшению продовольственного снабжения городов. Были дни, когда в Петроград и Москву не доставляли ни одного вагона продовольствия. Запасов не было. Нормы выдачи хлеба по карточкам падали, росло число дней, когда хлеб не выдавали вовсе.
Телеграмма В. Ленину 8 мая 1918 г.: "Продовольственное положение Петрограда стало абсолютно критическим… придите на помощь в спешном порядке, выручайте хоть небольшим количеством хлеба, на днях ожидаем прибытий, отвечайте немедленно.
Повторяем, положение никогда еще не было столь трудным".
В тот же день: "Телеграфируем Вам сегодня второй раз. Продовольственное положение Петрограда небывало критическое.
Срочно, не теряя ни секунды, распорядитесь погрузить нам хоть что-нибудь". 11 мая: "Никаких прибытий, продовольственное положение отчаянное, дорог каждый час, пришлите хоть что-нибудь". 26 мая: "Петроград опять в самом критическом положении, обеспечены до вторника только осьмушкой, выручайте чем можно, приложите все усилия для ускорения подвоза… дорог каждый вагон, дело не терпит отлагательства ни часу".
В мае в Народный комиссариат продовольствия сообщили о крайнем обострении продовольственного положения в Твери, Царицыне, Костроме, Смоленске, Боровске, Ярославской, Московской, Нижегородской губерниях, в Иваново-Вознесенске, Курске, Вязьме, Талдоме, Бронницах, Серпухове и других местах. К марту в Петрограде выдавали 150 грамм хлеба на человека. В конце апреля выдачу сократили до 50 граммов. Нормы централизованного снабжения в Петрограде в те месяцы были ниже тех, по которым выдавался хлеб в Ленинграде во время блокады (после сокращения нормы снабжения хлебом с 1 октября 1941 г. рабочие получали по 400 г, а остальное население – по 200 г хлеба в день).
Для большевистского руководства принципиальное значение имела продовольственная ситуация в Петрограде и Москве, но проблемы не ограничивались столичными городами. Л. Троцкий в это время говорил: "Хотя и худо в Петрограде, худо в Москве, однако есть много мест в России, где еще с завистью взирают на эти города. У меня имеется несколько телеграмм, которые получаются Народным Комиссаром продовольствия из мелких городов и местечек. Там население в буквальном и точном смысле находится на краю полного голода и истощения. Из Выксы, Нижегородской губ., от 31-го мая телеграфируют: "Склады Выксы пусты, работа идет с большими перерывами и остановками, отсутствует 30 % рабочих не ради протеста, а действительно от голода. Были случаи – подымали падающих от истощения". Из Сергиева-Посада: "Дайте хлеба, иначе погибаем"… Из Брянска от 30-го мая: "На Мальцовских и Брянских заводах огромная смертность, особенно детская; в уезде голодный тиф"".
Не умереть с голода позволяло мешочничество – поездки горожан в деревню для обмена вещей на продовольствие. Трудно оценить его долю в снабжении хлебом населения крупных городов. Большинство исследователей сходятся в том, что в это время она составляла больше половины. Большевистские власти рассматривали мешочничество как подрыв продовольственной диктатуры, выставляли на железных дорогах заградительные отряды. Зерно, которое везли из деревни, конфисковывали. Это делало мешочничество занятием тяжелым, иногда опасным. Но прокормить без него городскую семью было невозможно.
Весной 1918 г. именно слабость власти, отсутствие у нее дисциплинированных армейских частей помогла крупным городам выжить. Мешочники нередко делились хлебом с вооруженными отрядами, которые охраняли эшелоны, разгоняли заградительные отряды, пробивали дорогу в город.
В Петрограде и Москве летом 1918 г. прошла волна митингов, на которых рабочие требовали ликвидировать заградительные отряды, разрешить свободный подвоз продовольствия в город. Такие требования звучали на крупнейших питерских заводах, которые еще недавно считались бастионами большевиков, – на Обуховском, Путиловском. Обуховский завод власти решили закрыть.
Рабочие организации Питера и Москвы договорились о координации усилий. Экономические лозунги были дополнены политическими, их антибольшевистская направленность очевидна.
Важно понять, в чем причина провала попыток большевиков в это время реквизировать зерно в деревне. Последнее, в чем можно их заподозрить, это в неготовности применять жесткие меры, чтобы взять хлеб силой. Крупные крестьянские восстания, исключающие возможность реквизиций на значительных территориях, начнутся позже. Хотя территория, которая формально контролировалась центральным правительством, сократилась по сравнению с 1916 г., но была больше той, на которой будут проводиться относительно успешные реквизиции в 1918/1919 сельскохозяйственном году. Таких катастрофических результатов заготовительной кампании, как в 1917/1918 с/х году, больше не будет.
Сказалось отсутствие у новой власти дисциплинированной армии с единым командованием. Старая армия разбежалась, новая еще не была создана. В руководстве страны шли споры о том, нужна ли армия с профессиональным командным составом, жесткой дисциплиной и комплектованием рядового состава по призыву или можно ограничиться добровольными частями, формируемыми из рабочих.