Все согласились и разошлись. Выйдя из кабинета и спускаясь по лестнице, Мухитдинов увидел Серова, который направлялся к Хрущеву.
На следующий день с утра собрались снова в зале заседаний Президиума, и обсуждение продолжилось.
Зал заседаний Президиума ЦК КПСС в Кремле 19 июня 1957 года. (По записям Н. А. Мухитдинова.)
Изложил свою точку зрения Кириченко, затем слово взял Д. Т. Шепилов. Вначале он вроде бы поддержал Хрущева, но после выступления Молотова явно переметнулся. Начал с критики, сказав, что Министерство иностранных дел обычно готовит серьезные документы для каждой встречи Хрущева с иностранцами, дает ему специальную папку, но он игнорирует ее, даже не читает материалов; говорит от себя, в результате исправить бывает невозможно, а все оказываются перед свершившимся фактом. Иностранцы же делают соответствующие выводы.
(С. Н. Хрущев в своих мемуарах тоже подтвердит: Шепилов в начале сражения выступил на стороне отца. В последнее время они, как говорится, тянули в одной упряжке. Но постепенно к вечеру того же 18 июня Шепилову становилось все яснее: он поставил не на ту лошадь. Он стал нервничать и, наконец, перед самым голосованием, когда положение отца стало казаться окончательно безнадежным, решил поменять ставки. Перед голосованием об освобождении Хрущева от обязанностей Первого секретаря ЦК Шепилов перешел на сторону победителей. Ему бы чуть выждать, не паниковать, замечает С. Н. Хрущев. Вся бы жизнь сложилась по-иному, и числился бы он не в "примкнувших", а Бог знает в каком иконостасе. Но не выдержал, как куропатка, захлопал крыльями и взлетел на выстрел…)
Взял слово Н. А. Мухитдинов - получилось, что выступал второй раз. Не успел закончить, как вошел секретарь и взволнованно доложил, что в приемной находится группа членов ЦК, хотят войти.
Булганин. Кто позволил? Нельзя!
Хрущев. Как это нельзя? Это же члены ЦК!
Их перепалка была прервана, так как в зал вошли человек 15–20. Мухитдинов бросил на них взгляд: это были ответственные сотрудники ЦК и преимущественно работники КГБ, МВД и военные. Впереди - Серов. От имени явившихся он начал резко говорить, что трое суток происходит что-то непонятное.
- Мы все, члены ЦК, оказали вам доверие, избрав в Президиум. Вы же закрылись, нам неизвестно, о чем говорите. Народ, партия в неведении, возникают слухи. Идет резонанс за рубежом. Дела же заброшены. Требуем объяснить, в чем дело, что происходит. Ни один вопрос, входящий в компетенцию Пленума, не должен здесь решаться. Не уйдем, не получив ясного ответа!
Булганин(стуча кулаком по столу). Как вы смеете?! Всем ясно, кто и по чьей инициативе собрал эту группу. Все объясним не вам, а Пленуму. Сейчас же расходитесь, не мешайте работать!
Конев(поддерживая Серова). Мы же члены ЦК. Народ должен знать правду!
Булганин. Повторяю, расходитесь!
Маленков. Не будем обострять. Поручим товарищу Ворошилову выйти в приемную и объяснить, в связи с чем заседает Президиум.
Булганин. Верно. Давай, Климент, выходи и объясни товарищам.
Хрущев. Не позволю дезинформировать членов ЦК! Я тоже выйду и расскажу всю правду, кто и чем здесь занимается, чтобы партия и народ знали все!
От волнения он покраснел, дрожал, даже пошатывался. Ворошилов и Хрущев направились к дверям. Стоя на пороге, Хрущев бросил:
- Вы сидите, продолжайте. Я поговорю с народом, членами ЦК. Мы вернемся.
Тут же первым струсил Маленков:
- Давайте не будем дальше вести дискуссию. Все можно решить сейчас. Дело не в том, чтобы кого-то сделать жертвой. Пусть Никита Сергеевич и дальше работает.
Каганович. Верно. Надо заканчивать это дело.
А в приемной шел разговор. В зале сидели молча, не шевелясь, не глядя друг на друга. Так продолжалось не меньше часа. Наконец, вернулись Ворошилов и Хрущев. Не успел никто и рта раскрыть, как Хрущев заявил:
- Мы сказали им всю правду. Вот Климент Ефремович вынужден был оправдываться перед членами ЦК. Все происшедшее не вписывается ни в рамки закона, ни в рамки Устава партии. На Пленуме скажем об этом. Требуют созвать его завтра. Как?
Мы поддержали.
- Правильно, скорее созвать Пленум и перенести обсуждение туда.
В этот момент было ясно, что Булганин сам не рад взятой ранее на себя роли председательствующего. Он сидел молча. Инициатива перешла в руки Хрущева. Он обратился к Ворошилову:
- Пошли, Климент, выйдем и скажем, что Пленум завтра.
Присутствовавшие, кто тихо, кто громко, поддержали:
- Да, конечно.
Членам ЦК объявили о завтрашнем Пленуме, они ушли. Булганин пересел на свое прежнее место.
Хрущев. Ваша позиция ясна. Наверное, даже решение подготовили?
Маленков. Не писали никакого решения.
Хрущев. Я Первый секретарь ЦК и буду докладывать на Пленуме обо всем, что здесь произошло. Вы тоже изложите свою позицию. Товарищи всех заслушают и примут решение.
Тут секретарь передал Хрущеву какую-то записку. Он надел очки, прочитал и сказал:
- Это от Брежнева. Вот что он пишет… (В записке говорилось, что Леонид Ильич глубоко сожалеет, что заболел. Полностью поддерживает Никиту Сергеевича, считает, что он должен оставаться Первым секретарем, осуждает поведение заговорщиков, предлагает вывести их из состава Президиума и строго наказать.)
Никто не сказал ни слова. Но, по словам Мухитдинова, все будто заново увидели истинное лицо автора. Поразила его осведомленность о происходящем, вплоть до последних часов. Но эта весьма своевременная поддержка опять изменила мнение Хрущева о Брежневе, и опять перед ним открылась дорога наверх.
Утром открылся Пленум.
На документе - устрашающие грифы: "Строго секретно. Снятие копий воспрещается. Подлежит возврату в 1-й сектор Общего отдела ЦК КПСС". Это стенографический отчет июньского (1957 г.) Пленума ЦК КПСС.
Его открыл Н. С. Хрущев.
- Из 130 членов Центрального Комитета прибыло и находится здесь 121 член Центрального Комитета, - доложил он, - из 117 кандидатов прибыло 94, из 62 членов Ревизионной комиссии прибыл 51. Некоторые товарищи, которые здесь отсутствуют, больны, некоторые находятся за границей и не успели прибыть. Видимо, прибудут позже. Считает ли Пленум правомерным открыть заседание?
- Да! - раздались голоса в зале.
- Объявляю Пленум открытым, - объявил Хрущев. - На обсуждение Пленума Центрального Комитета КПСС вносится внутрипартийный вопрос. Какое мнение членов Центрального Комитета?
- Принять, - послышались одобрительные голоса.
- Принимается. Я хотел бы условиться о распорядке работы Пленума. Есть предложение сегодня работу Пленума вести до 6 часов вечера, видимо, с одним перерывом. Следующее заседание созвать в понедельник, в 10 часов утра.
- Почему не завтра? - спросил Молотов.
- Как видите, я спрашиваю Пленум, а вы вопрос задаете, - повернулся в его сторону Хрущев. Если у вас другое мнение, вы можете внести другое предложение. Мнение это не только мое, но и других членов Президиума.
- Я не знал этого, - произнес Молотов.
- Я ничего не имею против, каждый член Пленума может поставить любой вопрос. Я только объясняю, - сказал Хрущев.
Молотов, похоже, обиделся:
- Я больше ничего не говорю. Я не возражаю.
Хрущев продолжил:
- Сегодня будем работать до шести часов и перерыв с сегодняшнего дня до десяти часов утра понедельника.
- Правильно! - поддержали в зале.
- О регламенте для выступлений. Есть такое мнение, - мы обменялись мнениями среди членов Президиума, - покамест не устанавливать регламент для выступающих. Видимо, когда начнется повторение в выступлениях, а это неизбежно, - тогда мы вернемся к вопросу о регламенте, и, если Пленум найдет нужным, установим какой-то регламент.
- Правильно! - снова раздалось в зале.
- Нет возражений против этого? - Хрущев обвел глазами зал. - Нет. Тогда слово для сообщения имеет товарищ Суслов.
Долговязая, аскетичная фигура секретаря ЦК по идеологии прошествовала к трибуне.
- Президиум Центрального Комитета поручил мне сделать информацию по вопросу, который обсуждался на заседаниях Президиума Центрального Комитета 18, 19, 20 и 21 июня, то есть в течение четырех последних дней, - начал он. - Должен сообщить вам, что текст моей информации не рассматривался и не утверждался Президиумом ЦК. Прошу учесть также, что стенограммы заседаний Президиума не велось, информацию приходится строить лишь по памяти; времени для подготовки данного информационного сообщения у меня было крайне мало.
После этой преамбулы главный идеолог партии приступил к главному: как возник вопрос и почему его обсуждение приняло столь напряженный характер?
По его информации, дело обстояло так. 8 июня по предложению некоторых членов Президиума было созвано заседание этого высшего коллегиального органа ЦК для обсуждения вопросов, связанных с предполагавшейся поездкой членов Президиума на празднование 250-летия Ленинграда. На заседании Маленков внезапно предложил поручить председательствование главе правительства Булганину, так как речь-де пойдет о крупных ошибках и недостатках в работе Первого секретаря ЦК Хрущева. Маленков затем выступил с резкими нападками на Никиту Сергеевича, с обвинениями его в культе личности, в нарушении им принципов коллективного руководства. Маленков был поддержан некоторыми другими членами Президиума, в особенности Кагановичем и Молотовым.
Только после решительного протеста со стороны ряда членов Президиума, кандидатов в члены Президиума и секретарей ЦК, указавших на недопустимость с точки зрения партийных норм решать такой большой вопрос в столь поспешном порядке и притом при отсутствии нескольких членов Президиума - Кириченко, Суслова, Сабурова, кандидатов в члены Президиума Шверника, Мухитдинова, Козлова, секретарей ЦК КПСС Аристова, Беляева, Поспелова. Только после этого удалось договориться о том, чтобы заседание Президиума продлить на следующий день, вызвав на него не находившихся в Москве.
- Заседание 19 июня началось с того, - рассказывал Суслов, - что сразу же возник острый спор, кому председательствовать. После дискуссии и настоятельных требований Молотова, Кагановича, Маленкова и других товарищей…
- Кто другие? - прервали оратора из зала.
- Товарищи Булганин, Сабуров, Первухин, Ворошилов… Потом вам, товарищи, станет ясно… Председателем стал Булганин. Прения фактически открыл товарищ Маленков, который сказал, что в Президиуме ЦК сложилась невыносимая обстановка, которую долго терпеть нельзя. По словам товарища Маленкова, товарищ Хрущев нарушает принцип коллективного руководства, у нас растет культ личности Хрущева, что он, товарищ Хрущев, как Первый секретарь, не объединяет, а разъединяет членов Президиума, неправильно понимает взаимоотношения между партией и государством, сбивается на зиновьевское отождествление диктатуры пролетариата с диктатурой партии.
Суслов объяснил залу, что Маленков подверг сомнению и фактически осудил лозунг о том, чтобы в ближайшие годы догнать и перегнать США по производству молока, мяса на душу населения, мотивируя это отсутствием соответствующих расчетов и тем, что этот лозунг будто бы противоречит линии партии на преимущественное развитие тяжелой промышленности.
Выступление Маленкова наиболее активно поддержали Каганович и Молотов. Каганович заявил, что в Президиуме создалась атмосфера угроз и запугивания и что надо ликвидировать, как он говорил, извращения и злоупотребление властью со стороны Первого секретаря, который единолично решает вопросы и извращает политику партии в ряде вопросов.
Останавливаясь на положении дел в сельском хозяйстве, Каганович сказал, что в отношении этой отрасли хозяйства нет критики, успехи преувеличиваются, а лозунг догнать Соединенные Штаты Америки по продуктам животноводства, по мнению Кагановича, выдвинут непродуманно и несолидно.
- Товарищ Каганович, - продолжал Суслов, - допустил грубейшие, по существу, клеветнические выпады в отношении Никиты Сергеевича Хрущева, о которых я не хотел бы здесь говорить.
- Надо сказать, - потребовали из зала.
- Можно сказать, - согласился Суслов. - Например, товарищ Каганович барски пренебрежительно отозвался о поездках товарища Хрущева на места, заявив буквально следующее: Хрущев мотается по всей стране.
Эта фраза вызвала шум, бурное реагирование в зале. Раздавались возгласы:
- Он сам оторвался от народа!
- Хрущев действительно мотается, и его вся страна знает!
- Это - фарисейство!
Переждав бурю возмущения, Суслов продолжал:
- В заключение товарищ Каганович предложил освободить товарища Хрущева от обязанностей Первого секретаря ЦК и поставил под сомнение вопрос о том, надо ли вообще иметь пост Первого секретаря.
Стенограмма снова фиксирует шум, оживление в зале, чей-то возмущенный возглас: "Так недолго и до анархии дойти".
- Товарищ Молотов в своем выступлении, кроме обвинения в возрождении культа личности, предъявил товарищу Хрущеву обвинение в том, что он будто бы хочет поколебать ленинский курс политики партии, выдвигая известный лозунг по увеличению производства продуктов животноводства. Обрушиваясь на этот лозунг, товарищ Молотов заявил, что это правая политика и авантюризм. Далее товарищ Молотов заявил, что во внешней политике товарищ Хрущев будто бы проводит линию "опасных зигзагов". Он также заявил, что нам нет необходимости иметь Первого секретаря ЦК и следует освободить товарища Хрущева от этих обязанностей. Некоторые другие члены Президиума и кандидаты в члены Президиума…
- Кто? - раздались возмущенные голоса.
- В частности, товарищ Шепилов, солидаризировались в той или иной мере с выступлениями товарищей Маленкова, Кагановича и Молотова, но именно выступления названных трех товарищей и их предложения являлись наиболее далеко идущими. Один из названных товарищей, не припомню точно, кто, обвинял секретарей КПСС в том, что они через секретарей обкомов и ЦК компартий союзных республик будто бы ведут работу по охаиванию отдельных членов Президиума.
- Это клевета, - отреагировали в зале.
- Вы назовите, кто? - спросил Л. И. Брежнев.
- Этот вымысел болезненной фантазии, я думаю, легче всего опровергнуть вам, участникам Пленума, поскольку секретари ЦК компартий союзных республик и обкомов партии широко представлены в составе Пленума, - ловко выкрутился докладчик.
- Это мы скажем! - пообещали в зале.
Суслов продолжал далее:
- Выступления всей этой группы товарищей встретили решительный отпор со стороны других членов Президиума, кандидатов в члены Президиума и секретарей ЦК КПСС: Кириченко, Микояна, Суслова, Хрущева, Жукова, Шверника, Фурцевой, Козлова, Мухитдинова, Брежнева, Аристова, Беляева, Поспелова.
- А Брежнев? - спросил кто-то.
- Я выступил на первом заседании, - подал голос Леонид Ильич.
- Я не присутствовал на первом заседании, - сказал Суслов. - Я тогда не был в Москве. Все они категорически отвергали предложение об освобождении товарища Хрущева от обязанностей Первого секретаря ЦК как совершенно необоснованное, политически вредное и опасное, могущее нанести огромный ущерб интересам нашей партии и страны.
- Правильно! - одобрительно откликнулись в зале.
- В выступлениях этих товарищей указывалось, что из всей деятельности Центрального Комитета, его Президиума и Первого секретаря за последние четыре года никак не вытекает та крайняя и опасная мера, которую настойчиво предлагали товарищи Маленков, Каганович и Молотов. Напротив. В течение этих трудных лет - в сложной международной обстановке, при запущенности сельского хозяйства, крупных недостатках в работе промышленности и в строительстве, которые имели место в прошлые годы при жизни Сталина, при наличии серьезных отрицательных последствий культа личности Сталина, Центральный Комитет и его Президиум проводили правильную инициативную внешнюю и внутреннюю политику и уверенно вели нашу страну по пути строительства коммунизма.
Стенограмма снова зафиксировала бурные аплодисменты, что говорило об успешной обработке членов ЦК, прибывших с мест. Суслов между тем разразился восторженным панегириком в адрес руководства ЦК:
- Эта политика была и есть ленинская, она разрабатывалась и проводилась коллективным, именно коллективным руководством Центрального Комитета партии, при полной поддержке и напряженной деятельности местных организаций и всей нашей партии. Эта политика Центрального Комитета и его Президиума, политика ХХ съезда нашей партии, как всем сейчас очевидно, дает прекрасные плоды. Она способствовала известной разрядке международной обстановки, росту мощи нашей страны, дальнейшему серьезному развитию нашей промышленности, и в первую очередь тяжелой промышленности, дальнейшему подъему сельского хозяйства, повышению материального благосостояния рабочих, колхозников, всех трудящихся нашей страны. Партия провела огромную работу по ликвидации последствий культа личности Сталина, ликвидации нарушений революционной законности, по устранению ранее допущенных извращений в области национальной политики.
Г о л о с а. Правильно.
Суслов. Партия наша стала сильнее, сплоченнее. Возросла в большей мере активность партийных масс. Партия еще больше укрепила свои связи с народом. Советский народ безраздельно одобряет политику нашей партии. (Б у р н ы е а п л о д и с м е н т ы.) Страна переживает огромный политический и хозяйственный подъем. Не видеть это могут только люди, утрачивающие контакт с жизнью, политические слепцы. (Б у р н ы е а п л о д и с м е н т ы.)
Г о л о с. Ослепли в кабинетах.
Суслов. Поэтому недостойный поклеп со стороны отдельных товарищей на линию партии, попытки навести какую-то тень на ее политику партия не может и не будет терпеть. (Б у р н ы е а п л о д и с м е н т ы.) Товарищи законно спрашивали на заседании Президиума, почему в обстановке общего подъема страны и успеха нашей партии, ее Центрального Комитета и Президиума указанная выше группа членов Президиума сочла возможным выступить с неожиданным предложением снять с поста Первого секретаря ЦК КПСС! Как это вяжется со всей обстановкой, здравым смыслом, с интересами партии и страны? Вызвано ли это принципиальными соображениями действительной заботы об интересах партии или какими-то другими мотивами, настроениями обиды, личной неприязни со стороны этих товарищей?
Г о л о с. Авантюра.
Суслов. Конечно, у товарища Хрущева имеются недостатки, например, известная резкость и горячность. Отдельные выступления его были без должной согласованности с Президиумом, и некоторые другие недостатки, вполне исправимые, на которые указывалось товарищу Хрущеву на заседании Президиума. Правильно отмечалось на заседании, что наша печать в последнее время излишне много публикует выступлений и приветствий товарища Хрущева. Но при всем этом на заседании Президиума выражалась полная уверенность в том, что товарищ Хрущев вполне способен эти недостатки устранить.
Г о л о с а. Правильно.