Вечером, согласно распоряжению врача, Мария поставила капитану банки и, присев рядом с его кроватью на табурете, решила немного передохнуть. Она сильно устала, ее сразу начало клонить ко сну, и только усилием воли она держалась, все думая, как бы не заснуть и не свалиться с табурета. Тогда от этого капитана совсем житья не будет – изведет своими насмешками.
А капитан, лежа на груди лицом к Марии, искоса наблюдал за ней и все не мог насмотреться на этот нежный профиль, на эти пушистые светлые волосы, обрамляющие лицо. В мерцающем полумраке комнаты она казалась ему сказочной феей.
Присутствие этой необычной девушки волновало Покрышкина. Он так давно не ощущал тепла, так много у него скопилось на душе невысказанного, что неожиданно для самого себя заговорил о своей прошлой жизни.
Мечтой стать летчиком он загорелся с детства и чуть ли не с девятилетнего возраста взялся себя закаливать. Каждое утро, даже зимой, в городе Новосибирске, где он жил с родителями, младшими братьями и сестрой, выходил он раздетым по пояс во двор и делал зарядку по специальной системе, подымал гири, потом обливался водой или растирался снегом. Позже уже серьезно увлекся спортом.
Жизнь его была нелегкой. Уже в пятнадцать лет он вынужден был оставить школу и стал самостоятельно зарабатывать себе на хлеб. И уж потом, работая, доучивался, чтобы получить среднее образование, иначе в летчики не попасть.
Вначале был учеником кровельщика. Потом поступил в ремесленное училище и получил там профессию слесаря-лекальщика. Работая на заводе, стал посещать занятия в осоавиахимовском планерном кружке. Завод и направил его по комсомольской путевке в авиационное училище в Перми. Сколько было тогда радости. И лишь приехав в училище, он узнал, что из летного оно преобразовано в авиационно-техническое и будет выпускать техников по обслуживанию самолетов.
Саша страшно переживал. Перестал посещать занятия, но строгое напоминание о поступлении в училище по путевке комсомола и о том, что авиатехники нужны в авиации не меньше, чем летчики, заставило его взяться за учебу и окончить училище с отличием. После Перми его направили под Ленинград, где он окончил еще одну школу техников авиации, после чего был направлен для прохождения службы в город Краснодар на Кубани.
Целых четыре года он прослужил техником звена связи 74-й Таманской стрелковой дивизии, имел благодарности и поощрения за хорошую службу, творческий подход к своим обязанностям. И все четыре года он неустанно пытался перейти в летный состав. Сколько сил и нервов, сколько упорства и настойчивости ему пришлось проявить, сколько рапортов послать по команде, пока его личное обращение к командованию военно-воздушных сил Северо-Кавказского военного округа в Ростове-на-Дону, наконец, предопределило его судьбу и дальнейшую жизнь.
К двадцати пяти годам он окончил авиашколу в городе Кача под Севастополем и стал летчиком-истребителем. Потом была служба в Молдавии, освоение новых самолетов "МиГ-3" и затем война.
Вначале Мария слушала его рассеянно, она устала и очень хотела спать. Но потом заинтересовалась, и сонливость отступила. Капитан говорил скороговоркой, глухим баском, подчас пропуская слова, но было в его рассказе что-то неотразимо привлекательное – он был насыщен переживаниями, чистыми и непосредственными, и эти искренние признания ее тоже захватили и взволновали.
Однако пора было снимать банки – вся его спина покрылась темными пятнами. Собрав банки в наволочку, она поправила ему подушку, одеяло и уже собралась уходить, когда капитан неожиданно взял ее за руку и вежливо попросил:
– Посиди еще чуток. Ведь у тебя сейчас совсем немного работы…
И было в его голосе что-то такое, что она не смогла отказать. Так и просидела возле него до отбоя, слушая его рассказы, внимательно, как могут и умеют слушать только женщины. Когда же прозвучал сигнал отбоя, она пожелала ему спокойной ночи, взяла коптилку и ушла в комнату дежурного врача.
Щеки ее горели. Она была взволнована и не могла сосредоточиться, не понимая, что с ней происходит и что ее так взволновало. Вроде бы обыкновенный рассказ о жизни…
Покрышкин пробыл в лазарете еще три дня. К нему приходили летчики из его эскадрильи и знакомились с Марией. Среди них выделялся лейтенант Труд, шутник и балагур. Его она запомнила еще с первого памятного вечера.
8
В полк Саша вернулся в конце сентября. Товарищи сразу заметили, что он изменился: стал приветливее, веселее, словно помолодел на несколько лет. От Андрея Труда они уже знали о его интересе к очаровательной сестрице из санчасти БАО, но помалкивали, зная, что Александр не любит плоских шуток по своему адресу. Только Труд, прищурив свои хитрющие глаза, нет-нет да вопрошал: "Здорово же тебя вылечили в санчасти. Вот бы и мне к такой кудеснице попасть". На что Покрышкин, на удивление, не сердился и, улыбаясь, подтверждал: "Да, брат, лечение было мировое".
Через несколько дней его неожиданно вызвали в штаб армии. После завтрака он быстренько собрался и приехал на полуторке в санчасть – проститься о Марией.
Возвращая томик Гюго, он сказал:
– Спасибо. Прекрасный роман. Надеюсь, я его не задержал?
– Ничего, я рада, что он вам понравился.
Они разговаривали в амбулатории, вокруг сновали люди.
– Что ж, вероятно, мы с вами больше не увидимся. Меня вызывают в штаб нашей армии и хотят назначить в другой полк, – сообщил он.
Они вышли на крыльцо. Стоял чудесный осенний день, легкий ветерок шевелил листья у деревьев возле дома.
– Так что не поминайте лихом! – Покрышкин козырнул. Он хотел еще что-то сказать, но не решился.
– Да вроде бы не за что, – тихо ответила она.
До нее еще не доходило, что все это правда, что они действительно расстаются, и, может быть, навсегда.
Он легко сбежал с пригорка, прыгнул в кузов полуторки, и машина тронулась. Из кабины ей приветливо помахал рукой Андрей Труд.
Мария с грустью посмотрела вслед. Потом спохватилась, стала лихорадочно перелистывать книгу: "Ну как же так! Мог же хотя бы записку написать! Может, больше не увидимся… Да и почему, собственно говоря, он должен мне писать. Кто я ему? Подумаешь, познакомились… Поговорили… И все…"
Она вернулась в амбулаторию и принялась за свои дела. Примерно через час над поселком на бреющем пронесся истребитель и покачал крыльями. "Вот тебе, медсестра, последний привет", – подумала Мария, услышав грохот мотора и увидев в окно быстро удаляющийся силуэт самолета.
9
– Ну, как дела, капитан? – приветствовал Покрышкина на следующее утро командующий армией генерал-майор Науменко, когда тот доложил о прибытии.
– Нормально, товарищ генерал.
– Садись и расскажи толком, что там с тобой произошло.
Саша коротко стал излагать суть дела, генерал внимательно его слушал.
– Вот что, Покрышкин, – сказал генерал, когда капитан закончил рассказ. – Я думаю, что в свой полк тебе возвращаться не следует, сам понимаешь, почему. Предлагаю тебе должность заместиля командира в другом полку. Поезжай на аэродром, посмотри новые самолеты, которые получил этот полк, подумай, а завтра утром все окончательно решим. Согласен?
– Согласен, товарищ генерал!
Науменко тут же вызвал адъютанта и дал ему указание доставить Покрышкина на аэродром.
Расчет генерала был правильным. Увидев новые "Ла-5", Саша забыл обо всем на свете. Истребители действительно были чудесными. Удачно закапотированный мощный мотор казался совсем небольшим, сплюснутый с боков фюзеляж плавно сходил на нет у самого руля поворота. Воздухозаборник и маслорадиатор были убраны так, что их практически было не видно. Тонкие, высокие стойки шасси придавали самолету изящность, как бы подчеркивали его стремительность. И вооружение мощное – две синхронизированные пушки 20-го калибра.
До самого вечера Покрышкин бродил по аэродрому, любовался истребителями, беседовал с техниками, поднимался в кабину, включал рацию. Да, это была уже не та техника, на которой он начинал войну.
А вечером, ворочаясь на жесткой койке в общежитии с боку на бок, он все не мог уснуть. "Как быть? – уже в который раз задавал себе вопрос. – Что завтра сказать генералу? Машины, конечно, хорошие, но ведь и наш полк будет получать новые самолеты. Ради чего я должен расстаться с однополчанами, с преданным другом Вадимом и с Марией, которая мне так понравилась? Только из-за того, что не сложились отношения с командиром полка?.. Так эти командиры приходят и уходят… Сколько их еще может быть на моем веку, тем более в войну. С командиром полка мне делить нечего. Свое дело на войне я всегда выполнял и буду выполнять честно, а там видно будет. Все, решено – остаюсь!"
На душе как-то сразу стало легко, и он быстро уснул.
Утром Покрышкин доложил командующему о своем решении. Генерал, к его удивлению, не настаивал. Сам был летчиком, поэтому прекрасно понимал, какое значение для пилота имеет коллектив, в котором он вырос и приобрел авторитет. К тому же, в воздушных боях он всегда должен знать, на кого может положиться.
Не мешкая, Саша вылетел на своем стареньком "Яке" в Манас.
10
Вечером того же дня в санчасти появился Андрей Труд. Разыскав Марию, он со своей неизменной хитрой улыбочкой на губах, предложил:
– Машенька, налей мне сто граммов спиртика, тогда скажу, где тебя Сашка Покрышкин ожидает.
– Вот еще, – в сердцах воскликнула она, – не мог придумать что-нибудь поумнее! Говоришь глупости всякие. К тому же, чтоб ты знал, я с пьянчужками никаких дел не имею!
– Машенька, вот ей-богу, Сашка тебя ждет!
Она посмотрела на него внимательно. Говорит серьезно или ее разыгрывает, как он это обычно любит делать? Но на плутоватом лице Труда на этот раз она ничего прочесть не могла.
– Ну что ты такое говоришь. Откуда же ему здесь взяться, если он вчера утром улетел? Ты же его сам провожал. И мне он сказал, что навсегда…
– А вот и не навсегда! Ладно, не буду, насчет спиртика я пошутил, но вот то, что Сашка действительно тебя ожидает, – это факт. Выйди проверь, если не веришь!
"Как всегда, разыгрывает. Не может без своих штучек, – подумала она. – А может, и правда ждет. – Сразу почувствовала, как тревожно забилось сердце. – Ладно, выйду на всякий случай, посмотрю".
Она вышла на крыльцо и осмотрелась. После яркого света, в темноте вечера недалеко от крыльца смутно угадывалась знакомая фигура. "Неужели он?.. Он! – запело все внутри. – Он! Значит, и вправду вернулся!"
– Ты что же это! Я к тебе на крыльях летел, спешил, а ты даже выйти ко мне не хочешь, – послышался из темноты знакомый голос, а потом и сам Саша вышел на свет.
– Думала, Андрей разыгрывает, – тихо произнесла Мария. Она на секунду растерялась, потом спохватилась – напомнила о себе обида за его невнимательность, за то, что, улетая, так ее расстроил. – А кто, собственно говоря, я вам такая, чтобы ко мне спешить? И почему вы ко мне постоянно обращаетесь на "ты"?
Но Покрышкина не так-то просто было осадить, особенно теперь. Он буквально весь сиял от счастья.
– Понимаешь, не смог я от тебя и от своих ребят уйти… А насчет того, что я тебя на "ты" называю, так ты уж извини, но теперь по-другому я уже просто не смогу. Слушай, а давай на танцы сходим, а?
– Не знаю, смогу ли я освободиться…
Обида не отпускала, и она колебалась.
– Ну придумай что-нибудь, сегодня такой вечер…
– Ладно, сейчас попробую уговорить подругу.
– Я буду ждать тебя у танцплощадки.
Он улыбнулся своей широкой улыбкой, так меняющей выражение угрюмости на его лице на что-то мальчишеское, доброе.
На небольшой танцплощадке, где командовал завклубом БАО, красивый ленинградец Саша Перлов, собрались свободные от дежурств девушки из батальона и кое-кто из летно-технического состава. На редкость чудесным выдался этот вечер. На небе сияла большая луна, переливались звезды. И танго "Брызги шампанского". Это танго она запомнила на всю жизнь.
После танцев до самого отбоя они гуляли по берегу. С моря налетал нежный ветерок, в отдалении размеренно взлетали в небо ракеты, из темноты время от времени слышались окрики часовых. Море и берег вокруг ярко освещала огромная луна, и в ее свете он видел рядом бледное, прекрасное лицо. Они не спеша бродили и разговаривали.
Теперь больше слушал он, а она рассказывала. Сначала о себе, о том, что родилась в бедной крестьянской семье под Харьковом, что отец ее был инвалидом, слепой, и ей тоже очень рано пришлось работать и учиться. Как училась в школе, потом в ме дицинском училище под Харьковом, потом работала в больнице. Мечтала стать хирургом, поступила на курсы операционных медсестер, но началась война, и в первый же день, не ожидая повестки, она сама пошла в военкомат. Там ей дали направление в 443-й батальон аэродромного обслуживания. Сначала она числилась вольнонаемной, но с сорок второго года всех медсестер аттестовали, и она получила звание сержанта медицинской службы.
– Саша, а почему ты до сих пор не женат? – неожиданно спросила она, когда они подымались на пригорок, приближаясь к санчасти.
Александр предполагал, что этот вопрос рано или поздно будет задан, и все равно он оказался для него неожиданным.
– Видишь ли какое дело, – медленно заговорил он, прикидывая, как лучше ответить, а потом решил говорить правду, зачем скрывать. – Сначала мне было просто не до знакомств. Стремился стать летчиком, приходилось много работать над собой, и свободного времени просто не было. А потом почему-то показалось, что семейные летчики-истребители ведут себя очень осторожно в воздухе, побаиваются рисковать. Решил, что земля их крепко держит. Да и ты не встречалась, как же я мог жениться, – шутливо закончил он.
– Ну так уж и не встречалась, – так же шутливо возразила она, хотя эта шутка ей была приятна.
– А если серьезно, – изменил он тон, – то у нас в Новосибирске была большая семья, и я с детства любил и много возился с младшими. Женитьба предполагает рождение детей, а мне не хотелось оставлять их сиротами.
– И что же, ты даже ни с кем не знакомился?
– Если знакомиться, значит, надо жениться. Может, потому и не торопился.
– А теперь же как?
– Ну, теперь другое дело. Знаешь, скажу тебе без хвастовства, воевать я научился. Меня теперь не так-то просто сбить. Например, я научился хорошо замечать в небе самолеты. Самолет ни за что не увидишь, если будешь смотреть на него прямо.
– А как же на него надо смотреть?
– Смотреть на него надо под углом в десять градусов, тогда увидишь. Улавливаешь его движение, отклоняешься еще и еще, и вот ты его уже поймал.
– Да?.. И сколько же ты сбил немцев? – рассеянно спросила она.
– Официально засчитано семь, но их больше, что-то около двадцати. Те, что падали на немецкой территории, нам не засчитывали. Послали на Героя, но после той истории, что я тебе рассказал, комполка Исаев представление отозвал. Ну да ничего, еще насбиваю.
Покрышкин не любил высокопарных слов, поэтому не мог сказать, что он был глубоко убежденным патриотом, всей силой своей цельной, непосредственной натуры ненавидевшим фашистов, поэтому к войне, которую он считал неизбежной, он начал готовиться заблаговременно и потому думать о женитьбе до войны он считал не вправе.
Они подошли к санчасти, и надо было прощаться.
– Послушай, – неожиданно спросил он. – А как тебя зовут твои подруги?
– По-разному. Чаще всего Машей или Машенькой, иногда Марьей, а Тая Попова, моя самая близкая подруга, зовет меня Мусей.
Покрышкин помолчал, что-то прикидывая про себя, потом решительно отрезал:
– Буду звать тебя Марией. Мария – прекрасное имя. Так, между прочим, зовут мою сестру в Новосибирске.
"Ох, уж эта определенность и основательность, и так, видимо, во всем", – заметила она про себя, но вслух сказала:
– Так и быть. Пусть будет Мария!
Засмеялась и убежала.
11
В 16-м гвардейском истребительном полку началась серьезная учеба. Летчики изучали теорию полета, анализировали накопленный опыт, решали тактические задачи.
При первом же удобном случае Покрышкин приступил к опробованию своей новой системы. Его "Як" с глухим ревом описывал в небе кривые, то опускаясь, то поднимаясь вновь. Это напоминало качание маятника. Результаты полета показали, что расчеты его правильны, но на первых порах трудно придется его ведомому. Нужна большая слетанность пар, иначе при таких маневрах летчики просто потеряют друг друга.
Слетав несколько раз в зону с лучшими летчиками своей эскадрильи, Саша несколько успокоился. Ведомые держались хорошо, в точности повторяли его эволюции. Теперь нужно было подумать, как новые возможности применить на практике. Для этого сейчас было самое подходящее время. Потом, когда полк получит новые машины, будет не до теории и отработки новых приемов – начнется подготовка к вылету на фронт.
Раньше истребителей учили драться главным образом на виражах, в горизонтальной плоскости. Но еще до войны, а потом в ходе воздушных боев, он убедился, что наступательная тактика должна опираться только на вертикальный маневр. Именно на вертикали можно применять различные хитрости, например – восходящую бочку или восходящую спираль, которые, с его легкой руки, в полку уже освоили.
Испытывая трофейные "мессершмитты", Саша убедился, что немецкий истребитель в силу своих конструктивных особенностей плохо выполняет иммельман. Он вспомнил, что в бою немцы, выходя горкой вверх, часто сваливали машины, теряя при этом высоту и скорость. Этим недостатком следовало воспользоваться. Он также считал, что все летчики его эскадрильи должны овладеть приемом "уход под трассу", который родился совершенно случайно.
Как-то в сорок втором летчики соседней части получили новенькие "Як-1" и на радостях, проходя над аэродромом 16-го полка, решили приветствовать гвардейцев фигурами высшего пилотажа. Один из ведущих пары пошел на горку, крутнул бочку, но она у него полностью не получилась, и его самолет, зарывшись носом, потерял высоту. В этот момент его ведомый проскочил мимо и обогнал своего ведущего.
– Шляпа! – небрежно бросил Валентин Фигичев, с группой однополчан наблюдавший за маневрами соседей. – Кто же так делает бочки?
Саше, стоявшему рядом, вдруг пришла в голову мысль: а что если в бою, когда противник у тебя на хвосте, попробовать сделать вот такую полубочку с зарыванием и потерей высоты? Немец может растеряться: только что самолет русского был перед самым его носом – и вдруг исчез. А ты оказываешься под немцем, а он проскакивает вперед. Пока фашист сообразит, что случилось, можно дать газ, ручку чуть-чуть на себя – и он будет в прицеле! Получается, что ты как будто бы слегка притормозил самолет.
Он вычертил схему маневра и показал ее Фигичеву, надеясь, что тот заинтересуется, но Валентин лишь недоуменно пожал плечами:
– Ерунда! Детская фигура…