Галина Леонидовна с готовностью вспомнила, что как-то, решив "показать дочери Париж", она отправилась с Викой во Францию, где и познакомилась с душевным Ильей Сергеевичем - в ту пору якобы опальным художником (якобы- потому что его поддерживал и Суслов, и многие другие ценители живописи от Политбюро). На мой вопрос - общается ли она с Глазуновым сейчас - "неуправляемая Галя" ответила столь же уклончиво, сколь невразумительны были последние речи ее несчастного (при всем при том!) отца:
- Не хочется человека беспокоить. Мы славно, конечно, тогда провели время в Париже. Там просто хорошо, да и папа поменял нам денег. Немного. Это сейчас Илья - человек, ну, что ли, необычный. А вто время мы, понимаете, об этом не думали. Мы с ним встретились в ту минуту, трудную для него, когда он вот-вот должен был выиграть то, что он хотел.
Она ненадолго замолкает.
- Потом он мой портрет рисовал, кажется, карандашом. - Брежнева чуть замешкалась, потом добавила: - Но это так, на скорую руку. Часто говорил мне: "Ну когда же ты выберешься?" Все, говорил, так мечтают мне, мол, позировать, а у тебя все время, понимаешь, нет. Часто предлагал. Папу он написал. С фотографии. Самый лучший портрет, я сразу же попросила: "Папочка, подари мне". Ну, пожалуйста. А той брат, и дочь что-то тоже хотели. Очень красивый портрет. У меня в кабинете висит, здесь вот. С подписью Ильи. Изумительно написал.
Галина Леонидовна еще несколько раз, через тесные препятствия потерянных вздохов, проходится по кругу комплиментов. Как бы сокращая рваную дистанцию лет. Ту, что отделяет ее нынешнюю, с сердцем, искромсанным, как полевая мишень, от беззаботной и эффектной, словно каникулярный ангел, наследницы могучего правителя, которой она представлялась (и была таковой!) французским репортерам много лет назад. Чтобы разрезать монотонную ленту зацикленных восторгов по поводу глазуновского таланта, я напоминаю ей о другом портрете, групповом: Брежневы-старшие с правнучкой Галей.
- Когда вы его видели? Где? - настораживается, мгновенно трезвея, Галина Леонидовна.
Объясняю: в Прокуратуре Союза, на одном из казенных снимков, сделанных во время зимнего обыска на даче Чурбанова в Жуковке. Подумав мгновение-другое, Брежнева несколько неохотно комментирует:
- Это работа Салахова. Ему тоже не позировали. Он потом, кажется, смонтировал. Почему так думаю? У меня просто есть точно такая же фотография папы с мамой, но без Галочки. Думаю, смонтировал. Точно не помню. Вообще, папа с мамой никогда никому не позировали, - напоминает она.
С кем я беседую, забывать, само собой, не должно. На дне любой ее улыбки это есть. Напоминание, мокрое, как метель. Помню. "Была добрее.". Но при этой своей доброте не все складывалось в ее личной жизни славно, под стать карьере ее высокого родителя. Если все несчастные семьи, согласно неаккуратному, на мой взгляд, тезису Толстого, действительно несчастны каждая по-своему, то судьба брежневской дочери, право же, сумбурна и драматична, как стремительные беды шекспировских героев второго плана (все же - не то плавление сердец и жгучесть пьянящих слез, что у главных персонажей великого Вильяма). Ну вот хотя бы рекордно короткое замужество. У нее, как она мне сказала, не осталось ни одной семейной фотографии, где она - хотя бы на мышино- свинцовом глянце зафиксированного мгновения! - позирует рядом со вторым мужем, тогда еще не народным артистом цирка Игорем Кио.
"Была добрее.". Бывшая первая невеста страны сама ходила по магазинам (говорила, что чаще всего в "высотку" на площади Восстания - десять минут пешком от ее румяно- кирпичного дома на Щусева). Как выглядит икра, она, опять же по ее словам, забыла. "Мерседес" затаенно стоит в ухоженном гараже, припечатанный строгим запретом описи. Шумные друзья ее забыли. Глазунов позировать не зовет. Хотя, впрочем, она никогда навязчивой не была. И привыкла, как все Брежневы: людям все время от нее что-то требовалось. Воспоминания. Она помнит: "Была добрее.".
- Как-то пришла на выставку к Илье. В Манеж. Проводила своих коллег, попасть-то трудно, - без всякой подачи с моей стороны поясняет словоохотливая Леди Цирк. - Его не застала. С ним Чурбанов потом встречался. Глазунов позвонил, пригласил. У них с Юрием Михайловичем состоялась по некоторым вопросам беседа. Я там тоже кое-что спрашивала. Меня заинтересовала одна картинка, ленинградская. И когда пошел Юр Михалыч с Ильей встречаться, я Чурбанову сказала: "Обрати внимание". Но картинки уже не оказалось, ее купила прямо с выставки Третьяковская галерея. Чурбанов потом, правда, помог Илье, его приняли в Союз художников.
Так что, полагаю, помянутый вещдок - картина с питерским пейзажем, что изъята у Чурбанова, - не та, на которую обратила внимание в Манеже супруга всемогущего вице- министра внутренних дел. Памятная надпись: "С глубоким уважением дорогому Юрию Михайловичу. Спасибо за участие в судьбе русского современного художника Ильи Глазунова. 12 июня 1978 г.". В последний раз я видел это небольшое полотно в кабинете криминалиста Прокуратуры СССР Всеволода Боброва осенью 1989 года во время съемок для "Взгляда". Я настоял во время монтажа, чтобы в кадр эта живопись попала на фоне разговора о взятках.
Каримов & Чурбанов
Светлейший зять Юрий Чурбанов отправился с инспекционным вояжем в небольшой городок Газли, пострадавший от землетрясения. Власти предержащие, повторяю, пользовались такими "удачными", с их точки зрения, моментами, как масштабные стихийные бедствия, для того, чтобы привычно погреть умело аплодирующие руки "на интернациональной помощи пострадавшим". Деньги, предназначенные государством для оставшихся без крова, нередко шли на возведение все новых и новых помпезных особняков, в потайных сметах застенчиво именуемых профилакториями или, если речь шла о миллионах, комплексами охотхозяйств в заповедной зоне.
Сиятельный зам Щелокова, сам между делом воздвигший на даче у своей супруги Галины Леонидовны "вспомогательный объект" за счет МВД СССР, неплохо, надо думать, знал эту келейно-хозяйственную кухню большой кражи.
Прямо к трапу самолета подкатил поблескивающий кортеж. "Персоновозы" цвета хлопковой белизны (лимузины цвета воронова крыла здесь - в отличие от Москвы - не котируются: бьющее солнце!) отправились по ленивому приказанию Чурбанова прямиком в центр города.
Первым делом высокие гости ознакомились с сиротским ассортиментом местных магазинов. Обнаружив в одном из них полное отсутствие сигарет, Чурбанов, недобро улыбаясь, с едкими интонациями поинтересовался у хозяина области Каримова - ведает ли, мол, тот о нуждах народных? После чего в присутствии всей пышной свиты сердито отчитал побледневшего секретаря, как нашкодившего мальчишку. Сглаживаются такие неприятные эксцессы, как известно, проявлением радушия и гостеприимства, кульминацией коих здесь считается позднее и по-восточному роскошное застолье с обильными возлияниями и помпезным чествованием "виновника торжества".
Воспользовавшись деликатным моментом, когда отяжелевший зять Брежнева неровной походной вышел из шикарного зала и отправился, что называется, освежиться, Каримов ловко подстерег его на обратном пути. Сладко улыбаясь - у него это всегда получается! - и часто-часто говоря что-то о местных обычаях, он вкрадчивым и осторожным жестом переправил заранее подготовленный сверток с деньгами в карман форменного кителя "самого дорогого из гостей".
Московский визитер, лукаво улыбаясь и сытно щурясь, прервал горячие словоизлияния "нового эмира" ("Вы уж не обессудьте, не обижайтесь, в знак уважения, у нас так принято") дружеским похлопыванием по покатому плечу:
- Ну ладно, секретарь, никому в Москве не расскажу о твоих художествах.
Бриллианты-3
В мае 1979-го Николай Анисимович положил глаз на антиквариат, изъятый у валютчика-аса Акопяна. Вещдоки стоимостью четверть миллиона министр прикарманил отчасти под давлением своей супруги, которая даже после посещения музеев санкционировала грабежи "в свою пользу". Обвиняемый Калинин В.А. заявил на допросах, что об изъятии у Акопяна Н.С. предметов, представляющих большую ценность, Щелоков узнал от начальника ГУБХСС МВД СССР генерал-лейтенанта милиции Перевозникова П.Ф., после чего приказал доставить ему этот антиквариат, а по документам оформить его передачу в музей МВД. Калинин пояснил, что после выполнения указаний Щелокова некоторые ценности министр хранил у себя в комнате отдыха, а большая их часть была доставлена на госдачу № 8. В дальнейшем по распоряжению министра все эти ценности были свезены на служебную квартиру на улицу Герцена.
Их доставку на указанную служебную квартиру подтвердили обвиняемый Воробьев В.Ф. и водитель ХОЗУ Чертовских А.А. В частности, Воробьев объяснил, что указание о перевозке ценностей он получил лично от Щелокова, который интересовался, есть ли в квартире свободные сейфы для их хранения. Ценности, упакованные в хозяйственные сумки, он перевозил на квартиру вместе с генералом Голиковым. О том, что ценности, изъятые по делу Акопяна, находились в распоряжении министра, подтвердили бывший начальник отдела фондов музея МВД Кравцов В.Ф., обвиняемые Бирюков В.П. и Фадеев А.А., которые показали, что по личному указанию Щелокова НА. возили эти ценности в салон-скупку "Ювелирторга" для их переоценки. Это подтверждается и справками салона-скупки от 18 июля 1979 года.
Щелокову, конечно же, было известно, что вещественные доказательства по приговору народного суда подлежат обращению в доход государства. Об этом указывается в его письме № 75/309 от 16.07.82 г. на имя министра финансов РСФСР тов. Бобровникова А.А. Однако, "проявляя заинтересованность в удержании ценностей в своем пользовании", Щелоков в том же письме попросил разрешения оставить их в музее МВД на постоянное хранение в качестве экспонатов, представляющих "определенный профессиональный интерес". Такое разрешение было получено. Незадолго до описываемых событий.
В действительности ценности находились не в музее, а в личном владении брежневского визиря. Но об этом вряд ли Щелоков беседовал с Брежневым тем сентябрьским утром, когда они, как им казалось, решали судьбу Андропова. Который играл свою игру. Немаловажным Андропову представлялось нейтрализовать еще одного претендента на пост генсека - хозяина Северной столицы Г. В. Романова. И в 1979-м Ленинград стал точкой приложения андроповских спецслужб, ориентированных на глобальную "дезу". Поскольку городничий жил один (жена его бросила), то устройство свадебного мероприятия взяла на себя. охрана. И бывшие сослуживцы Олега Даниловича Калугина организовывали свадьбу дочери хозяина города. Заодно организовали и ее последствия. Когда Романов приехал на банкет, мина под него была уже заложена. На столах был расставлен фарфоровый сервиз Екатерины II. И вот вечером, когда гости уже разогрелись адекватно масштабу бракосочетания, полковник ГБ Савельев хряпнул об пол музейную рюмку. Естественно, выкрикнув:
- Горько!
Гусарскому обычаю последовали - как по команде - прочие гэбэшники. Со следующего тоста фарфор летел на паркет уже отовсюду. Усердствовали и знакомцы Романова, проинструктированные своим лубянско-кремлевским патроном, точно рассчитавшим все ходы. Вскоре Романов получил нагоняй от Суслова. Ну а директор Эрмитажа Б.А. Пиотровский получил звание Героя Соцтруда. Типа "к юбилею". А по отлаженным лубянским каналам свадебные эпизоды были слиты на страницы американской Washington Post и парижской Le Monde.
Ну а что касается Генерального, то первый пробный камень андроповская команда попробовала катнуть в 1976-м. Когда Брежнев надолго пропал с трибун и экранов ТВ, по Москве вдруг покатились упорные слухи о его кончине. Американскому репортеру Джону Коэну - он вспоминал об этом позднее, став шефом московского бюро журнала Time, - поручено писать некролог. (Обновляя его время от времени, Коэн опубликовал-таки свои заметки, шесть лет спустя.) Впрочем, не в этом смысл ГБ-операции. Брежнева вполне успешно пытались замазать. Ведь Леонид Ильич занимался тогда не только своим здоровьем, но и не менее драгоценными коллекциями.
1979. Настроение
Во время подготовки к Олимпиаде в Москве (позднее и в других городах) на магистралях с многорядным движением в правом ряду левый крайний ряд стали отделять горизонтальной разметкой I.II ГОСТ 1350-4) - непрерывная и прерывистая линии. "Для движения спецтранспорта" (пожарные и санитарные машины). Однако полосы эти почтительно уступили черным "волжанкам" с МОСовскими номерами. Ведь "скорой помощи" и красным фургонам огнеборцев все водители и так обязаны уступать дорогу (статьи 4.1 - 4.3 раздела 4 ПДД). Нигде в мире такие спецполосы не линуют бедные, словно афганские плоскогорья, дороги городов, поставленные по стойке смирно. Впрочем, если нежно культивируются спецроддома и спецсауны, то и без спецшоссе не обойтись любителям спецжизни.
Третий Rolls-Royce Silver Ghost в коллекции генсека. Напомню: второй получен в дар от британской королевы, а первый от американского миллиардера Хаммера.
...1 сентября "Известия" публикуют огромный очерк под звонким названием "Широко шагает Азербайджан!".
12 ноября. В "Лнтгазете" опубликован сенсационный очерк А. Ваксберга "Ширма", подготовленный, по словам автора, "в строжайшей тайне: ни с кем не советуясь" ("ЛГ", 28.10.87 г., "Судьба прокурора"). В публикации рассказывалось о махинациях сочинского мэра В. А. Воронкова, от которого "нити вели к силам могучим - к Щелокову, к Чурбанову, к другим министрам и замам и - выше, выше, задевая по пути местных вельмож, превратившихся в обычных карманников".
Прокурор из Киргизии У. Койчуманов увеличивает дань с подопечных торгашей до тысячи с каждого.
За успешное проведение Олимпийских игр Чурбанова тайно, без какой-либо огласки возводят в ранг лауреата Госпремии (закрытое постановление Совета Министров СССР от 26 декабря). Были в этом году и другие награды. Две медали от Живкова. Вьетнамский орден "За боевые заслуги" I степени, который в 70-х получали наши летчики, дравшиеся на МиГах с американским ограниченным контингентом в Юго-Восточной Азии. И еще одна награда I степени - медаль "За безупречную службу", которой Юрия Михайловича поздравили с днем рождения. "Жить стало веселей."
Из показаний Шубина В. В.: "Иногда под настроение мог раздобриться и что-нибудь подарить. Так, мне он однажды подарил наручные часы, дипломат, нож складной в деревянной коробке, к праздникам дарил рубашки с галстуками, бутылку водки или коньяка. В этом у него недостатка не было. Ему несли такие подарки все, кто только мог зайти к нему. Галина Леонидовна была более добрая и мне в период работы у ее мужа подарила хрустальную вазу, люстру из цветного стекла, но разбитую так, что я ее до сих пор не склеил, часы "Кварц", рог хрустальный, может, еще какие мелочи. Другим сотрудникам, таким, как Тимофеев, Чурбанов подарил запонки из золота, часы наручные. Эти подарки он сделал нам всем одновременно перед Новым, 1981 годом. К Чурбанову постоянно прорывались различные посетители, особенно из Управления внешних сношений, и считали своим долгом принести ему что-либо из подарков, которые преподносила та или иная делегация. Они в дипломатах несли различные сувениры, бутылки водки, ручки, коробки с фруктами, блокноты и другие мелкие подарки. Они складывались сначала в комнате отдыха, но по мере накопления Чурбанов мне говорил, чтобы все эти "кейсы" отвезли оттуда, и шоферам давалась мною команда увезти все дипломаты к Чурбанову на квартиру. Нужно сказать, что Чурбанов привозил с собой из командировок многочисленные подарки, упакованные в коробки из картона. Коробки были самых различных размеров и с надписями или инициалов "Ю.М.", или фамилии "Чурбанов". Коробки завозились обычно на квартиру или на дачу. Бывали случаи, что коробки даже не открывались по нескольку недель и в них продукты портились и приходилось их выбрасывать. Иногда коробка была с глиняными горшками, в которых в смальце уложена колбаса. Это привозил он с Украины. Короче говоря, этих коробок были сотни, и все их перечислить или вспомнить их содержимое невозможно . Галина Леонидовна могла что-либо отдать из продуктов или пригласить на обед, но Юрий Михайлович не любил подпускать к себе близко таких лиц, как я или водители. Он мог только строго взыскивать с меня за некачественно поглаженную форму или плохо почищенные ботинки. За этим он следил с особой тщательностью, и я вынужден был уделять подготовке его одежды много времени. Всегда у него в шкафу на работе было до пяти комплектов одежды, которую нужно было содержать в идеальном порядке. Один мундир был специально приспособлен для прикрепления к нему всех его орденов и медалей. В то время мы даже не удивлялись тому, что Чурбанов получил орден Боевого Красного Знамени, нигде ни в каких боевых действиях не участвуя. Ему вручил его сам Брежнев".
Попытка переворота (Щелоков vs Андропов) - 4
10 сентября 1982 года. 10 часов 30 минут.
Спецназ Щелокова арестован, не успев оказать сопротивления. И отправлен на крейсерской скорости в сторону Лубянки. Куда, впрочем, они и без того направлялись. Их целью был перехват персональной машины Андропова, если тот попытается покинуть свой кабинет в сером здании ЦК КПСС на Старой площади, дабы схорониться в лубянской крепости, охраняемой монументом Железного Феликса.
10 сентября 1982 года. 10 часов 40 минут.
Ну а подразделение, направленное Щелоковым непосредственно на Старую площадь, добровольно сдалось группе "Альфа", направленной на перехват трех "волжанок" . В первой из которых сидел подполковник Б., предавший Щелокова и успевший перед выездом с базы отзвонить по конспиративному телефону 22-6-. с невинной репликой (якобы жене):
- Ужинать сегодня не приеду.
Кстати, спустя всего три стремительных недели его новенький "уазик" подорвался на китайской мине в душном пригороде неспокойного тогда Кабула. Предавший раз - мог проболтаться (то есть предать) вновь. Командированный офицер, получивший накануне отлета в Афганистан очередное звание (полковника), супруге своей сказал без всякой конспирации:
- Наверное, я не вернусь.
10 сентября 1982 года. 10 часов 45 минут.
Однако один из спецназовских отрядов брежневского министра Щелокова прорвался к пункту назначения (Кутузовский, 26). И только потому, что эта мини-колонна из трех авто двинула не по Большой Филевской (где их ждали в засаде), а по параллельно идущей - Малой. Три "Волги" со столь редкими тогда проблесковыми маяками, нарушая все правила, выехали на элитарный, "правительственный" проспект с улицы Барклая.
И через десять минут после того, как подполковник Т. приказал своим подчиненным сложить оружие на подступах к Сретенке, его коллега Р. велел открыть огонь по наряду, охранявшему знаменитое здание, в котором, собственно, соседствовали все трое персонажей тех драматических событий: Андропов, Брежнев и Щелоков.
10 сентября 1982 года. 11 часов 50 минут.