Одна из вменённых Володе статей предусматривала уголовную ответственность за незаконное хранение оружия. Единственным доказательством совершения этого преступления был допрос хозяина снимаемой им квартиры. Хозяин поведал суду, что несколько раз приезжал к Володе за причитающимися ему деньгами и во время визита обратил внимание на идеальную чистоту и порядок, как будто в квартире никто и не живёт. Какой же вывод сделал из этого суд, спросите вы? Городской суд Санкт-Петербурга решил, что данные показания подтверждают факт хранения Володей оружия. Раз не жил там то зачем снимал квартиру? Конечно, для того чтобы хранить в ней оружие. Такова была странная логика профессиональных судей. Естественно само оружие суду предоставлено не было и вообще его наличие только предполагалось. Одно предположение строилось на другом, типа, если предположить что именно участники банды расстреляли потерпевшего бизнесмена, то можно предположить, что у них было оружие, из которого они его расстреливали, а значит можно предположить, что они его незаконно хранили и вменить им статью. Вся же доказательная база была основана на показаниях раскаявшегося исполнителя заявившего, будто во время стрельбы по заказанному бизнесмену он дал очередь не в цель, а поверх его головы, так как "не хотел становиться убийцей". Бизнесмен кстати был всё-таки застрелен, но поскольку ссучившийся киллер по собственному бездоказательному заверению стрелял в воздух, всю ответственность за убийство понёс его подельник. Володе же вообще никого не трогавшего вменили организацию убийства и участие в банде, а в довесок статью за хранение оружия. За условный срок "раскаявшийся" киллер был готов назвать организатором любого человека указанного сотрудниками РУБОПа, и он назвал Володю.
Завтра должно было состояться очередное заседание, и вечером я готовился к суду, составляя ходатайство об исключении из дела экспертизы Гиренко. Скучающий Володя решил узнать, чем я занимаюсь
- Что пишешь скинхэд? - поинтересовался он, уставившись на меня как всегда весёлыми, смеющимися глазами.
- Да вот ходатайство пишу о вызове эксперта в суд, - ответил я, улыбаясь в ответ.
- Ого! Так ведь пристрелили эксперта вашего! - с хитринкой прищурившись, сказал авторитетный предприниматель. - Какой смысл вызывать в суд мертвеца, если всё равно откажут?
- Правильно, в этом моя цель, - попробовал я объяснить логику моих действий, - как только мне откажут в вызове эксперта, я заявлю другое ходатайство - об исключении из дела его экспертизы. Просто в УПК есть норма, предусматривающая вызов эксперта для ответа на возникающие у сторон вопросов относительно его экспертизы. Если невозможно получить ответ на возникший у меня вопрос, а такой ответ, разумеется, может дать только сам эксперт, то пусть на фиг убирают из дела саму экспертизу.
- И чего ты добьёшься этим? Проведут новую, если эту и вправду исключат, - не понимал Володя, - и новая экспертиза наверняка покажет тот же результат. Какой смысл в таком случае заострять на ней внимание суда?
- Во-первых, мне совершенно не важны выводы экспертного заключения, потому что моя защита основывается на доказывании моего неучастия в распространении изданий, ведь только распространение образует в данном случае состав преступления, - объяснил я. - Во-вторых, ситуация с мёртвым экспертом на мой взгляд создаёт некий юридический казус способный заставить сторону обвинения поволноваться и наделать ошибок, особенно принимая во внимание низкий уровень юридической компетентности прокуроров. В-третьих, если дело затянется, то возможно уголовное преследование по статье вменённой мне за печатные издания будет остановлено в связи с истечением срока давности. Ну, и, в-четвёртых, это для меня принципиальный вопрос. Добиться исключения экспертизы Гиренко уже после его смерти стало бы настоящим подарком и для меня самого и для всего нашего движения.
И всё-таки Володя не мог до конца понять мои мотивы и тогда я просто сказал ему:
- Завтра я добьюсь паблисити, вот увидишь. И это будет плевок на крышку гроба Гиренко. Потому что общественное мнение посчитает, будто убийство эксперта по экстремизму дало мне в руки козыри на процессе. А когда прокуроры захотят эти мифические козыри у меня отобрать, я покажу всем цинизм и беспринципность стороны обвинения, выведу на чистую воду ложь прокуратуры. Это будет превосходный отвлекающий маневр, ставящий под сомнение законность будущего судебного решения.
Судебное заседание 24 октября 2004 года
Уже привычно утомительная поездка отметилась всё теми же неудобствами, превращающими недалекие, по сути, переезды из следственных изоляторов в суды в мучительное испытание зэков на выносливость. Ключевые моменты судебных поездок - ранний подъём, утренний холод, полумрак и грязь собачника, прокуренность атмосферы, неудобство бетонных сидений, теснота и духота автозака - неизменны и, насколько мне известно, остаются таковыми в Санкт-Петербурге до сих пор. Я понемногу адаптировался к условиям конвоирования, но полностью привыкнуть не мог, так как это означало бы превращение в бесчувственное и равнодушное по отношению к самому себе существо с атрофированным достоинством и самоуважением. Меня больше не сажали в одиночный стакан для особо опасных, но перед отправкой обычно надевали наручники и всю дорогу, упёршись ногами в стену, я пытался сохранять вертикальное положение, дабы не упасть на пыльный пол, не испачкаться и ничего себе не сломать. В зале судебных заседаний я появлялся уже в состоянии десяток раз подряд выкинутого из поезда на полном ходу человека и смотрел на участников процесса широко раскрытыми недоумевающими глазами.
Полгода я не был в суде, ожидая и проходя психиатрическую экспертизу, но ничто не изменилось здесь, как будто с последнего заседания прошёл лишь день. Семь адвокатов и два прокурора, судья, секретарь, пятеро подсудимых на подписке, группа сотрудников спецслужб - состав собравшихся был стабилен и функционален. Слушание началось заявлением ходатайств.
- Прошу вызвать в судебное заседание и допросить эксперта Гиренко, - обратился я к Ждановой и Бундин заёрзал на стуле, а адвокаты дружно переглянулись, пожимая плечами.
- Но он погиб, разве вам не известно об этом? - промолвила Жданова недоверчиво.
- Тем не менее, прошу дать ответ на моё ходатайство, - настаивал я.
- Ну, хорошо. Суд постановляет отказать в заявленном ходатайстве в связи со смертью эксперта Гиренко Н. М.
- В таком случае я прошу исключить заключение эксперта Гиренко Н. М. из материалов уголовного дела в связи с невозможностью его вызова и допроса, поскольку нарушается моё право требовать ответ на возникшие у меня относительно экспертизы вопросы, - заявил я, действуя по плану.
- Поддерживаю ходатайство моего подзащитного и прошу принять экспертизу, проведённую Гиренко Н. М. недопустимым доказательством и исключить её из числа доказательств по основаниям, изложенным в моём письменном ходатайстве, - поддержал мою позицию мой адвокат и передал судье заранее подготовленное ходатайство.
- К делу приобщается ходатайство адвоката Прокофьева Н. А., согласно которому, при назначении социально-психологической экспертизы следователем было допущено нарушение требований части 1 статьи 57 УПК РФ, которая гласит, что эксперт - лицо, обладающее специальными знаниями и назначенное в порядке, установленном настоящим Кодексом, для производства судебной экспертизы и дачи заключения. Поскольку, социальная психология - отрасль науки, изучающая закономерности поведения и деятельности людей, обусловленные фактором их принадлежности к социальным группам, а также психологические характеристики этих групп, то назначенный эксперт должен обладать необходимыми познаниями именно в этой области науки. Однако, как видно из экспертного заключения, социально-психологическая экспертиза была поручена эксперту Гиренко Н. М. старшему научному сотруднику Музея антропологии и этнографии имени Петра Великого, кандидату исторических наук по специальности этнология (базовое образование - востоковед - филолог), который специальными познаниями в области социальной психологии не обладал. Более того, как видно из того же экспертного заключения эксперт Гиренко Н. М., имея поручение следователя на проведение социально-психологической экспертизы, по собственной инициативе, без поручения следователя, провёл социогуманитарную экспертизу, о чём и указал в заключении. Таким образом, указанное доказательство получено с нарушением требований действующего уголовно-процессуального закона и, следовательно, является недопустимым.
Реплику прокурора на заявленные ходатайства пришлось ждать несколько минут. Растерявшийся Бундин отчаянно перебирал какие-то бумаги, пыхтел и морщил лоб и в итоге выдал жалкое признание:
- Прошу рассмотрение данного ходатайства отложить, так как на данный момент я не могу ответить обоснованно оно или нет.
Суд постановил для подготовки государственного обвинителя перенести рассмотрение ходатайства в следующее судебное заседание.
Следующее ходатайство поступило от подсудимого Мадюдина. Он подошёл к судье и попытался передать ей какой-то листок бумаги. Это было прямое процессуальное нарушение, поскольку все документы в суде должны, открыто оглашаться и обозреваться, и судья не взяла у него листок.
- Что это такое? - возмутилась она. - Будьте любезны, озвучить ваше ходатайство!
- Ну, я, прошу приобщить к материалам уголовного дела справку из 18 отдела УБОП ГУВД Санкт-Петербурга о сотрудничестве с оперативными органами, - стесняясь, сказал Мадюдин.
- У кого-нибудь есть возражения? - спросила Жданова, обведя взглядом зал.
Возражений не было, и судья постановила удовлетворить заявленное ходатайство. Слово взял прокурор Бундин:
- Прошу продолжить исследование доказательств по делу и обозреть вещественные доказательства. Допрос свидетелей я полагаю необходимым провести по ходу обозрения вещественных доказательств.
- Суд постановляет обозреть вещественные доказательства по делу № 724146, - сказала Жданова, и прокурор подошёл к стоящим на столе рядом с судейской кафедрой двенадцати опечатанным картонным коробкам с изъятыми при обысках вещами.
Поскольку процесс над "Шульц-88" был политическим, в качестве вещественных доказательств по делу выступали не какие-то запрещённые к гражданскому обороту предметы, использовавшиеся для совершения преступлений, а в основном информационные носители. Мы совершили мыслепреступление и орудием его совершения были книги, газеты, журналы, листовки, аудио-и видеокассеты, CD и DVD-диски, фотографии. Также прокуратура посчитала доказывающими нашу вину и такие предметы, как складной нож с костяной ручкой, лист бумаги с изображением танка, карта из фантастического романа.
Распечатав одну из коробок, Бундин достал изданную Ш-88 брошюру славянского просветителя Доброслава "Язычество как духовно-нравственная основа Русского Национал-Социализма". Для дачи комментариев он вызвал в зал одного из свидетелей-стукачей. Показав ему, титульный лист брошюры, украшенный изображением славянского коловрата, он спросил свидетеля:
- Свидетель Ж., это и есть эмблема Ш-88 - свастика?
- Думаю, да, - подумав, ответил стукач.
- Это текст Доброслава? - спросил Бундин
- Да.
- А кто такой Доброслав? - прокурор пытался получить от свидетеля хоть какую-то информацию.
- Он живёт в Сибири, - наконец выдавил из себя информатор спецслужб.
- Вам про него что-нибудь ещё известно?
- Нет, - ответил "свидетель" и Бундин прекратил допрос.
Продолжая шарить в коробке, прокурор достал 32 билета на концерт группы "Коловрат" посмотрел на них и убрал обратно. Видимо даже в прокурорской голове пачка билетов на концерт не совмещалась с доказательством нашей вины в преступлениях направленных против государственной власти и конституционного строя РФ. Следующим он достал издаваемый Ш-88 журнал "Made in St-Petersburg" и вызвал для дачи показаний свидетеля Бойко:
- В связи с осмотром вещественных доказательств прошу дополнительно допросить свидетеля по делу Бойко Г. В.
Как всегда сидевший в уголке Бойко подошёл к свидетельской трибуне с таким торжественным видом точно как у чиновника возлагающего венок к могиле Неизвестного Солдата.
- По поводу предоставленных вами журналов "Made in St-Petersburg" № 1–4 и "Гнев Перуна" № 5, что вы можете пояснить? - начал допрос прокурор.
- Журналы были добыты мной оперативным путём, - рассказывал Бойко, - приобретены во время контрольной закупки у распространителя рядом с метро "Гостиный двор". Журнал "Made in St-Petersburg" по оперативной информации издавался Бобровым Д. В.
- Поясните по поводу журнала "Гнев Перуна" № 5, - уточнил прокурор.
- Где он печатался, мы сейчас пытаемся выяснить. Некоторые статьи написаны Бобровым Д. В., имена авторов других статей пока не представляется возможным узнать. Сам журнал создавался Бобровым вместе с Алексеем Б. - лидером экстремисткой группировки "Кровь и Честь". Журнал находился на диске у технического специалиста связанных с Шульцом экстремистских группировок В. Л. - по прозвищу "Совесть 18". По указанию Боброва "Совесть 18" занимался вопросами верстки, оформления и печати экстремистских изданий. Потом этот диск оказался у бывшего участника "Шульц-88" Д. Боровикова и он издал журнал.
- Свидетель Бойко, откуда у вас информация, что Бобров участвовал в издании журналов? - спросила Жданова.
- Изначально была оперативная информация. Потом это стало известно из объяснений свидетелей. Также при обыске в квартире Боброва были на компьютере обнаружены набранные тексты статей опубликованных в журнале "Гнев Перуна". Они были подписаны Шульц.
- Вы полагаете, что Шульц - это Бобров?
- Впервые это было установлено из записной книжки Воеводина, в которой было написано "Шульц" и номер телефона. По базе мы установили адрес, фамилию и инициалы Боброва.
В ходе обозрения вещественных доказательств изъятая у подельника Алекса карта с изображением полуострова Крым особенно заинтересовала прокурора.
- Подсудимый Вострокнутов, эта карта принадлежала вам? - спросил он.
- Да, это мои вещи, - ответил Алекс.
- А что это за карта?
- Это из фантастического романа, в котором Гитлер выиграл войну, - объяснил Алекс и больше вопросов Бундин не задавал.
После заседания я сидел в конвойке вместе с мелкими воришками, наркоманами, попавшимися с "порошком" и сидящими за "бытовуху" красно-фиолетовыми алкашами. Такие дела судьи рассматривали быстро - за 1–2 заседания, и с каждой поездкой публика менялась, привнося новизну и разнообразие. Иногда в соседних камерах закрывали девушек-арестанток, и зэки флиртовали с ними, переговариваясь сквозь решётку и перекидывая записочки. Среди девчонок многие были наркоманками, некоторые сидели уже не в первый раз и вполне освоили развязный зэковский тон. Они мастерски матерились, сыпали жаргонизмами и вызывали у меня стойкое отвращение. Конвоиры часто подходили ко мне, интересовались деталями дела и судебными перспективами, отзывались обычно одобрительно, но что-либо определённое я им сказать не мог и избегал задушевных разговоров. Один из постоянных конвойных выражал ко мне особенный интерес, поскольку был другом моего друга. Он передавал мне посылки с воли, и иногда приводил и запирал в моей камере товарищей приходивших для обсуждения нетелефонных тем. Большую же часть времени я лежал на деревянной скамейке и дремал, досматривая ночные сны. Меня обычно запирали в отдельную камеру, и единственная скамейка находилась в полном моём распоряжении. Разве мог я предположить, что ещё в течение года буду вынужден лежать на этой скамье в перерывах между бесконечными судебными заседаниями?
Следующее слушание назначили на конец ноября.
Кресты: 780 - 721 - 780 (окончание)
Вечером, снова оказавшись в камере 721, я, как обычно после судилищ, валился с ног от усталости. Володя, пивший чай с тортом, и смотревший телевизор оживлённо приветствовал меня.
- Сейчас анонсировали сенсацию в Ленинском суде! - сказал он, словно не доверяя увиденному. - Похоже ты был прав, твоё ходатайство о вызове мёртвого Гиренко произвела эффект разорвавшейся бомбы! По всем каналам только об этом и трещат!
Налив себе горячего чая я сел на край стальной кровати и попивая бодрящий напиток, стал просматривать новостные выпуски. Местные каналы наиболее активно осветили прошедшее судебное заседание и, изобилуя различными версиями развития событий, обратились за комментариями к моим старым знакомцам - участникам процесса. Одетый в синий мундир прокурор Бундин, чьё лицо украшали блестящие круглопрямоугольные очки без оправы, собираясь с мыслями, издавал невнятное протяжное "э" и говорил о предположительных результатах моего ходатайства неопределённо и расплывчато. Солидный Адалашвили в хорошем чёрном костюме вещал, уверенно склоняя слушателей к мысли о скором исключении экспертизы Гиренко из материалов дела. Другие адвокаты говорили более взвешенно и осторожно. Все соглашались только с тем, что мои права действительно нарушаются и сторона обвинения должна это нарушение исправить, пока ещё неизвестно каким способом. Для журналистов неожиданное ходатайство стало информационным поводом напомнить о личности Гиренко и о его неожиданной смерти воспринимавшейся как грозный знак-предупреждение всем антифашистам старого поколения со стороны радикального подполья. Фотография очкарика-эксперта с чёрной траурной полоской сменялась снимками его скромной могилки и кадрами с митинга питерских африканцев-антифашистов. Негры держали в руках фотопортреты убитых за последнее время иностранцев, и над фотографиями многих чёрных лиц возвышался плакат с единственной фотографией белокожего - Гиренко - страстного друга питерских негров. Африканец с толстыми на треть лица губами чуть не плача рассказывал о том, каким хорошим человеком был Николай Михайлович, как он помогал неграм, как их любил. Потом показывали нечёткие фотографии с неизвестными молодыми людьми позирующими на фоне красного флага со свастикой, показывали кадры, на которых группу закованных в наручники ребят выводили из зала судебных заседаний и говорили, что основная версия следственных органов связана с анти-экстремистской деятельностью учёного. Поскольку его последней работой в качестве эксперта горпрокуратуры была экспертиза по моему делу, название "Шульц-88" склонялось журналистами на все лады, вплоть до прямых утверждений, что наша группа причастна к совершению преступления. В общем, в течение вечера я пожинал плоды затеянной мной информационной провокации, и думаю случившееся отразилось и на самом исходе процесса.
Ночью я спал и видел прекрасные сновидения, и даже ночное похолодание не смогло придать моим снам негативное направление. То было иллюзорное ощущение возврата утраченной возможности влиять на свою судьбу - чувство, иногда посещающее в судах новеньких узников и мгновенно распадающееся как злая насмешка при встрече с неизбежной и суровой реальностью уголовного судопроизводства.