Между Одером и Эльбой, 1945 год
Переброска "Королевских тигров" на рубеж обороны по Одеру
После боев в Нормандии 502-й тяжелый танковый батальон СС был переформирован в Зеннелагере/Падерборне и получил "тигры II". Из-за сильных авианалетов на сборочный завод Хеншеля в Касселе произошла задержка с поставкой полного комплекта танков, батальон отправился на Восточный фронт, на Одер, имея всего 29 "королевских тигров" из положенных по штату сорока пяти. Нас доставили по железной дороге в Штеттин, где мы и разгрузились 11 марта. Командир взвода 2-й роты 502-го тяжелого танкового батальона СС Эрнст Штренг, уже проявивший себя в Нормандии в составе 2-го танкового полка "Дас Райх", вел журнал боевых действий своей роты и из командирской башенки "королевского тигра" наблюдал за последними боями батальона на Восточном фронте и под Берлином.
Несколько недель в конце осени и зиму 1944/45 года мы провели в Зеннелагере, недалеко от Падерборна. Мы никогда не испытывали стыда от того, что находились далеко от войны. Мы слишком хорошо знали, что суровые дни в Зеннелагере преследовали только одну цель: закалить нас и наилучшим образом подготовить к последней битве, которая должна была начаться в ближайшие месяцы!
Поэтому зима в Вестфалии пролетела незаметно. В один из последних дней февраля 1945 года пробил наш час. Из Берлина пришел приказ о немедленной переброске батальона на Восточный фронт. Точный пункт назначения сначала держали в секрете, но батальону было приказано погрузиться в течение сорока восьми часов не менее чем на двенадцать эшелонов - и в путь!
Закипела работа. Танки 1-й роты въезжали на погрузочную эстакаду станции Зеннелагер. Наши машины грузились в Нойхаусе и Падерборне. Мы работали всю ночь при свете ручных фонарей, загоняя гигантские туши танков на платформы и закрепляя их. В пять часов утра наш тяжело груженный эшелон пустился в дорогу, и тогда мы узнали, что нас отправляют в Штеттин, где мы должны вступить в бой за крупный порт, служивший основным центром снабжения частей в Курляндии.
Атака под Захсенхаймом
Мы оказались в районе западнее излучины Одера между Франкфуртом и Кюстрином. Здесь западный фронт русских изгибался вдоль русла реки. Линия фронта проходила приблизительно от Лебуса через Захсенхайм, Зелов, Горгаст, через Одерские болота и снова выходила к берегу реки. На расстоянии двухдневного перехода лежал Берлин, сердце Германии, со всем военным и политическим руководством страны и четырьмя с половиной миллионами жителей. В этой излучине Одера в ходе наступления в январе и феврале Красная Армия захватила плацдарм, с которого можно было начинать новые операции.
За предыдущие несколько недель к русскому плацдарму, представлявшему страшную угрозу Берлину и немецкому Восточному фронту, были стянуты огромные массы войск. Был сформирован танковый корпус СС. Многочисленные пехотные и танковые дивизии были подтянуты из тыла и усилили оборону вдоль высот к западу от низин.
Потери за день напрямую зависели от численности стянутых войск. Полностью окруженная старая крепость Кюстрин, один из основных узлов обороны на Восточном фронте, из последних сил отбивалась от постоянных атак русских полков. Казалось, что небывалое сосредоточение русской полевой и противотанковой артиллерии и танков на столь малой площади вселяло в красноармейцев уверенность в победе. Около 3 часов дня ротному приказали прибыть на КП батальона. Обратно он вернулся на машине.
"Всем командирам немедленно явиться для постановки задачи! Приготовить танки!" По карте командир объяснил план атаки, намеченной на ночь. Нам предстояло начать атаку в центре вражеского плацдарма под Захсенхаймом и прорвать фронт совместно с дивизией парашютистов и целым танковым батальоном. Мы должны были дойти до Одера по совершенно незнакомой местности, в условиях вражеского сопротивления и в ночной темноте.
Мы озабоченно переглянулись, подумав об одном и том же. Мы не стеснялись высказать свои опасения и возражения, зная наверняка, что любая подобная операция с нашей стороны обречена на провал. С другой стороны, для нее были весомые причины. Одна из них - сосредоточение вражеской артиллерии, которую, как надеялось командование, можно было уничтожить в течение ночи, когда эффективность наблюдателей снижается, а также множество позиций противотанковой артиллерии.
Соблюдая интервалы между машинами, мы двигались к кипевшему фронту по извилистым грунтовым дорогам, через долины и холмы, оставляя за собой длинный шлейф пыли. За последней грядой холмов был укрыт прожектор, который должен был наводить на цель самолеты люфтваффе, поддержка которых была обещана на эту ночь. По имевшимся данным, наши передовые позиции находилисьрядом с противоположной окраиной города. Танки вышли к противнику, но на линии фронта было по-прежнему тихо.
До полуночи оставалось несколько минут. Наш взвод шел головным; остальные танки следовали колонной по дороге. Туда-сюда носились посыльные, выкрикивавшие названия частей, имена, какие-то ответы.
Вдруг громыхнул взрыв, блеснула яркая вспышка. Остальные орудия взвода Шройфа тоже вступили в бой. Артиллерия, минометы, танки - в ход пошли все орудия убийства и разрушения.
К шуму саперных лопаток и бряцанью котелков добавились рев мощных двигателей, лязг гусениц и пронзительные вопли. В темноте трудно было что-либо различить. Только по радиопереговорам можно было понять, что происходит. Мимо нас по дороге бежали окровавленные солдаты. Впереди фугасные снаряды и пулеметные очереди долбили по ближайшей ферме, занятой противником.
Около часа ночи была занята первая вражеская позиция. Плоская равнина была залита красноватыми отсветами горящих ферм и танков. Наша колонна медленно продвигалась вперед. Слева от нас яркой голубоватой вспышкой взорвался вражеский танк. Строчки трассирующих пуль хлестали по бортам танков, улетая рикошетом в стороны и вверх.
Теперь наши танки вышли ко второй линии обороны противника, освещенной горевшими фермами, резкие черные силуэты которых виднелись в тылу. Нам было приказано принять вправо, чтобы прикрыть самый уязвимый фланг. Мы двигались в полной темноте, натыкались на воронки и другие препятствия, и лишь по вспышкам пламени из выхлопных труб соседних танков можно было догадаться, где они.
Медленно светало. Призрачные тени холмов и деревьев стали обретать форму и цвет. Взводы построились. Передовые части полков жестами показывали свое местонахождение, и части начали разворачиваться и перегруппировываться.
Наши пулеметы и орудия открыли огонь точно поверх голов нашей наступающей пехоты. Перед нами кучки людей в бурых шинелях торопливо отходили по полям назад, мгновенно исчезая в тумане. Десять… двадцать… тридцать стволов били трассирующими очередями по рядам противника и молочной пелене за ними. Русские в беспорядке отходили к следующей полосе обороны. Но вдруг на ряды атакующей пехоты обрушился целый вихрь минометных снарядов, вынудивший редкие цепи залечь и молотивший по вжавшимся в землю телам. Солдат подбрасывало в воздух, швыряло на землю, распарывало горячими осколками. Отовсюду слышались крики и стоны.
Далеко впереди виднелись русские противотанковые орудия, спешно подходившие справа и занимавшие позиции на обратном скате высоты, чтобы образовать широкую линию обороны.
Мы немедленно открыли огонь по вражеской батарее из четырех танковых орудий с дистанции 1200 метров. Остальные наши танки все еще были скрыты за усадьбой. Из-за холма по нам открыли огонь десять орудий, и их снаряды падали все ближе к нашим танкам, стоявшим посреди чистого поля. Дуэль продолжалась несколько минут. Потом замолчали первые два противотанковых орудия, подбитые нашими снарядами. Почти тут же танк Шаубингера получил попадание в башню; еще через несколько секунд наша машина получила несколько попаданий в лоб и по гусеницам. Хельвиг доложил о попадании в башню и повреждении орудия. Попадания посыпались одно за другим. Шаубингер отходил в небольшую низину. Мы не заметили, как Хельвиг тоже отошел. Град вражеских снарядов немедленно сосредоточился на нашей машине. Заряжающий, не выдержав напряжения и надышавшись пороховой гари, свалился без сознания. Попадание снаряда сдвинуло с места рычаг переключения скоростей заднего хода. Прошло несколько долгих и неспокойных секунд, прежде чем механик-водитель понял, в чем дело. Но каждая секунда грозила обернуться новым, смертельным попаданием. Взвод Шройфа, состоявший в тот момент всего из двух машин, находился слева от дороги и не мог поддержать нас огнем.
Только Шройф и наш танк оставались лицом к лицу с противником и вели бой. Чтобы подменить заряжающего, мы втащили в танк пехотинца.
Все остальные танки с различными повреждениями уже были далеко в тылу, у Захсенхайма. Штаб батальона послал вбой 1-ю роту, чтобы поддержать нас и нанести контрудар. На полной скорости, с большими интервалами между машинами, первый взвод роты подошел к нам, прекратил огонь и начал атаку на позиции противотанковых орудий. Увы, мы не смогли сообщить командиру взвода Баралю об угрозе, поскольку его рота в этом бою использовала другую радиочастоту. В последовавшем бою он был смертельно ранен.
Далеко впереди от шедшей левее дороги, обсаженной по обе стороны тополями, отделилось несколько черных букашек. В них мы опознали вражеские танки. На расстоянии около километра от нас они ярко вспыхнули, так и не поняв, что происходит и откуда прилетели снаряды. Над ними, словно над заводскими трубами, поднялись густые клубы черного дыма, и они остались стоять на равнине огненными факелами.
Около 11 часов командир батальона приказал уцелевшим танкам вернуться в Захсенхайм. Весь участок фронта был передан первой роте. Все ее машины были обездвижены огнем противника, и только ночью их удалось оттащить в тыл и отремонтировать. Мы собрались на окраине Захсенхайма и двинулись через город и дальше направо по проселочной дороге к Зелову.
У этой дороги мы пополнили запасы топлива и боеприпасов и выполнили самый неотложный ремонт. Только на правой гусенице нашего танка пришлось заменить одиннадцать звеньев. Затем последовало совещание с командирами, на котором прозвучали доклады о количестве побед и были рассмотрены причины срыва атаки. Только благодаря дальновидности и быстрой реакции немногочисленных танковых командиров вся эта затея не потерпела фиаско.
Шаубингера и Оберхубера отпустили в ремонтную роту. Нам временно на усиление передали штабной танк. Поскольку Хельвигу было приказано занять позицию сразу за передней линией окопов, рядом с фермой, Шмидт занял оборону на правом фланге, в поместье, далеко выдвинувшись вперед. Мы подъехали к КП батальона и заняли позицию чуть левее дороги. Одновременно мы служили радиорелейной станцией для передачи приказов с ротного КП во время ежечасных радиообменов. Перед нами, на железнодорожной насыпи и за ней, занимали позиции части бригады самоходок, составлявшие первую линию немецкой противотанковой обороны.
За насыпью на немецких позициях стояло больше двух десятков выгоревших остовов вражеских танков, подбитых на очень небольшой площади. Они были немыми свидетельствами ожесточенности бушевавших здесь оборонительных боев. Ни одному русскому танку, несмотря на их массированное применение, не удалось прорвать немецкую линию фронта.
Мы сидели на крыше замаскированного танка в саду возле фермы до самого заката. Потом мы приняли первое дежурство, когда нам предстояло передавать или отвечать по радио на вечерние доклады и запросы. На всякий случай мы направили орудие на насыпь и дорогу в 800 метрах перед нами. Ребята из штаба боевой группы притащили в подвал солому и устроили там постели. Мягкий свет белых свечей тускло освещал подвал и отражался в блестящих поверхностях оружия. Повсюду стояли или были развешены по стенам ящики с ручными гранатами и патронами, телефоны, карты и стальные каски.
Часовые на крыше башни сменялись через каждые два часа. На случай тревоги никому не разрешалось уходить за пределы слышимости крика. Как бы то ни было, о сне не было даже и мысли - приходилось бодрствовать из-за постоянных приходящих и отправляемых сообщений, приема продовольствия, запросов и приказов по радио, проверки постов и наблюдения. Все чувства были напряжены. Мы слушали обстановку на линии фронта и множество усиленных наступившей ночью шумов на передовых позициях.
Ночь тянулась медленно, час за часом.
Ночная попытка деблокировать "Крепость Кюстрин"
Шройф совещался с командиром почти всю середину дня 26 марта. Хельвиг, которому в усиление накануне вечером дали Шаубингера, поджег два русских танка. В тот же день пришел устный приказ отходить. Все танки должны были к 8 часам вечера собраться для отхода у командного пункта роты. По возможности отходить следовало незаметно для противника и в разное время. Далее прошел инструктаж.
Приказы давались в устной форме. После того как прибудет последний танк, танковый корпус в соответствии с приказом планировал в тот же вечер нанести удар по обе стороны от Горгаста всеми наличными танками и двумя егерскими дивизиями при поддержке корпуса артиллерии народного ополчения, чтобы деблокировать Кюстрин.
Поступил дополнительный приказ из штаба батальона:
"1-й роте, за которой следует 2-я рота, совместно с приданными пехотными частями, бронеразведывательным батальоном и саперными частями начать наступление из Горгаста в 01.00. 3-я рота наносит удар на 1 км правее вдоль шоссе совместно с танковым батальоном. Батальон штурмовых орудий занимает левый фланг. Разграничительной линией служит ручей от Горгаста в направлении Одера".
Уже несколько недель советские войска, наступавшие с востока, юга и севера, топтались под окруженной крепостью Кюстрин. В рядах обороняющихся стали появляться бреши. Они отступали в глубь крепости, снова смыкая фронт. Однако в последние несколько дней обороняющиеся сгрудились на небольшой площади и могли надеяться только на помощь извне. В противном случае их ожидало скорое и полное уничтожение.
В эту ночь все имевшиеся в крепости силы должны были совершить попытку прорыва.
"Вперед!" Ревя двигателями, мы двинулись по деревенской улице в сторону домов. У окраины деревни нас приветствовали разрывы первых снарядов вражеской артиллерии. Впереди - задержка за задержкой. Что происходит? Командир, отчаянно ругаясь, вернулся назад на разведывательной бронемашине, заставил всех резко повернуть направо и застрял в воронке от снаряда. В деревне царил дух разрушения, как и в Захсенхайме. На малом ходу и на низких передачах мы двинулись по пастбищам справа от дороги. 1-я рота под командованием кавалера Рыцарского креста Кальса уже подошла к вражеским окопам, развернувшись в боевое построение. Все выключили двигатели. Вокруг нас стояла мертвая тишина - густой туман глушил все звуки. Мы забрались обратно в "коробку" и надели наушники. Благословения от артиллеристов долго ждать не пришлось. Головные танки запустили двигатели. Моторы взревели.
К ним присоединялись все новые и новые танки. Пятнадцать танков устремились вперед. Со стороны головных танков донеслись звуки отчаянной пулеметной стрельбы. По высокому темпу стрельбы легко было узнать немецкие пулеметы. Атака началась, и немецкие танки тут же в нее включились. Взрывы снарядов, мин, гранат усиливали шум боя. Время от времени тьму разрывали белые осветительные ракеты. Метровые языки пламени из выхлопных труб больше слепили нас, нежели освещали дорогу. Казалось, что мы движемся вперед со скоростью пешехода. Основные ударные силы, еще недавно сосредоточенные, рассыпались по широкой равнине. Чуть левее, на захваченных передовых позициях противника, среди буков еще сверкали вспышки винтовочных выстрелов.
Головные танки уже давно их миновали. Трассирующие пули русских хлестали по надвигавшейся стальной стене. Мы не могли стрелять в темноту, рискуя попасть по своим. Главная линия русской обороны должна была лежать в километре от нас. Все остановились. Похоже, стрелковому полку требовалась перегруппировка. До нас доносился топот ног пробегающих рот, крики, брань, обрывки разговоров. Потом мы снова сосредоточились для продолжения атаки. Спустя несколько секунд поступил общий тревожный вызов, повторившийся три раза: "Внимание! Внимание! Мины! Мины!", потом - сведения о местонахождении минного поля. Три танка 1-й роты неподвижно застыли на минном поле с разорванными гусеницами. Атака снова застопорилась, последовал приказ всем остановиться. Сначала саперы должны были расчистить путь машинам. Драгоценное время стремительно утекало.
Если полоса минного заграждения остановила наступление уже здесь, то сколько таких полос будет ближе к вражеским траншеям?
Для продолжения атаки 2-я рота со взводом Шройфа во главе прошла по расчищенному проходу следом за командирской машиной. Наш взвод прикрывал левый фланг. На востоке уже занималась заря, но из-за тумана видимость была ограничена.
К этому времени 3-я рота должна была выйти к главной линии обороны противника на правом фланге, но она тоже задержалась из-за мин. Один танк был подбит из "базуки" на проволочных заграждениях и сгорел. Еще один подорвался на минном поле.
Потом они, похоже, попытались прорваться сквозь линию обороны русских силами роты разведывательных бронемашин и саперов. На высокой скорости, разбрасывая дымовые гранаты, чтобы укрыться от огня противника, одиночные бронетранспортеры рванулись из глубины минного поля справа от нас. Под прикрытием дымовой завесы двинулись и остальные. В отчаянном рывке стальная фаланга достигла проволочных заграждений и растворилась, словно призрак, в море тумана. Успех нашей атаки висел на волоске. Шройф провел все свои машины через проход, проделанный саперами, и вместе со следовавшей за ним пехотой вышел к переплетениям колючей проволоки. Однако оборона противника была очень сильна. Особенно досаждали невидимые нам пулеметы на флангах. Они прижимали наступавшую пехоту к земле. Смерти вопреки пехотинцы поднимались, бросались на огонь, пытаясь добраться до вражеских траншей, и один за другим падали, сраженные пулями. Пулеметы из-за колючей проволоки не умолкали ни на минуту.
Советская артиллерия открыла заградительный огонь, сосредоточив его на участке атаки. Ударные роты пытались укрыться в многочисленных воронках. Бескрайние бурые поля лежали пустые и заброшенные, быстро превращаясь в море воронок, перепахиваемое снова и снова.
Вражеские танки застали нас врасплох, выскочив из-за фермы и прилегающих зарослей кустов и деревьев в тылу противника, метрах в пятистах от нас. Первое попадание в корпус получила машина Шройфа. Все, кто был на его частоте, тут же среагировали на тревожный сигнал. Спустя считаные секунды все башни повернулись в сторону новых целей, и первая вражеская машина исчезла в огненной вспышке взрыва.