Еще один снаряд просвистел над самым танком. Из ствола нашей пушки вырвались длинные столбы пламени, и временами танк был полностью окутан зловонным пороховым дымом.
Потом раздался ужасный гром. Мы, лязгнув зубами, инстинктивно ухватились руками за первые попавшиеся выступы корпуса. Показалось, что нас взорвали.
Мощный удар пришелся в правую сторону башни. Казалось, нашу машину подбросило в воздух вместе с землей, на которой она стояла. "Механик-водитель! Влево, полный ход, марш-марш!" - раздалось в переговорном устройстве. Машина сдала назад, качнулась на склоне, выезжая на поле, и понеслась к озеру. Так нам удалось выйти из-под вражеского сектора обстрела. У самого озера мы повернули вправо и двинулись по мягкому берегу параллельно дороге по направлению к командирской машине, которая тоже ушла от обстрела в этом направлении.
Метров через пятьдесят двигатель чихнул и заглох. Механик-водитель нажал на кнопку стартера. Двигатель тут же завелся и снова заглох. Вторая и третья попытки закончились тем же. Кончился бензин! От одной мысли об этом стало жарко. Отт деловым тоном сообщил, что топливный бак пуст. Кошмар! Мы оказались в глубоком дерьме! Неужели на этом все и закончится? Со стороны деревни на большой скорости подошли танки 1-й роты. Их снаряды обрушились на вражескую линию обороны, пока она не была подавлена. Основное сопротивление было сломлено. Путь для тысяч немецких солдат в обход Луккенвальде был открыт.
Танки, грузовики и тягачи двигались по дороге с большими интервалами в окружении пехоты.
Наш командир подбежал к танку ротного, тоже стоявшему у озера без бензина. Последовал суровый приказ: "Взорвать танк!" Нужно было успеть взорвать машину за несколько минут - мы ни за что не хотели отстать от колонны.
Пока мы выбрасывали из люков обреченного танка вещмешки и личное оружие, экипаж отнес в сторону раненых. Папе установил подрывные заряды и детонаторы.
После долгих колебаний командир отдал приказ взорвать танк. Папе дернул шнур и выскочил из машины. Мы бросились к ближайшей воронке и упали на мокрую траву. Затаив дыхание, мы считали секунды. Тридцать… сорок… шестьдесят секунд - взрыва нет! Мы прождали пять минут. Сомнений больше не было. Папе забыл снять картонную крышку, защищавшую заряд от влаги. Но мы и так сомневались, стоит ли уничтожать машину. Нужно было любой ценой раздобыть горючее.
Изобретательные пехотинцы обыскали деревню в поисках топлива для нашего танка, и один из них крикнул, что на русских позициях стоит целый бензовоз с топливом. Это был наш шанс - или смертный приговор.
Мы собрали все экипажи, еще способные передвигаться. К нам присоединились пехотинцы. Все, кто смог пойти, составили штурмовую группу, чтобы атаковать вражеские позиции на опушке леса. В стогу сена сидела замерзшая девушка. Она хотела дождаться нас, чтобы уйти вместе с нами на обратном пути. Рассыпавшись в цепь, держа пистолеты, гранаты и автоматы наготове, мы ползком, не поднимая головы, двинулись от дороги в сторону леса. Под шум разрывов гранат и пулеметных очередей мы ворвались на позиции, с которых бежали русские. Мы обнаружили мешанину из машин, людей и лошадей, дерева, стали и плоти, живых и мертвых. Снаряды все еще лежали возле орудий, разбитых и разбросанных нашими собственными снарядами. Сильные руки выкатили бочку с бензином на пастбище и покатили ее подальше от сосен. Широкой дугой, усиливая хаос, полетели немецкие гранаты, снова затрещали пулеметные очереди, и мы поспешили через поля к дороге. Снова общими усилиями мы забросили 200-килограммовую бочку на корму танка и залили бензин в баки. Этих 200 литров хватило бы в лучшем случае на 20–25 километров. Но и это уже давало хоть какую-то надежду.
Белый туман медленно оседал росой на пастбищах и цеплялся за нашу одежду. От голода и истощения нам вдруг стало холодно. Но нужно было собираться в путь.
Когда мы уже полезли на танк, ужасный грохот разорвал тишину. Ощущение было такое, будто невидимая рука схватила нас и со всей силы швырнула оземь. Мы затаили дыхание; потрясение и страх сковали руки и ноги. Мы медленно приходили в себя. Дрожа, мы ощупывали головы и тела, пытались дотянуться до ног. Все было на месте. Словно в тумане, я встал на колени и оперся на руку, чтобы подняться. Жгучая боль пронзила все тело, на лбу выступил холодный пот ужаса. Снаряд вражеского танка прилетел с другой стороны озера. Он прицелился по нашему танку, тускло поблескивавшему в лунном свете, в тот самый момент, когда мы хотели в него забраться.
Танкисты осторожно подняли командира на корму танка и протолкнули его через люк для боеприпасов в боевое отделение, где уложили его на шинели и одеяла. Накладывая повязки, Папе и Лэбе обнаружили черные, опаленные дыры, в которых была видна обнаженная красная плоть, в правом предплечье и плече и в правом бедре командира. По его вискам струились бисеринки пота.
"Лэбе, принимай командование танком и догоняй колонну!" Вскоре небо на востоке начало светлеть. Через открытые люки внутрь танка стал пробиваться серый дневной свет. Танк несся по дорогам и через препятствия, подскакивая на ухабах. Странное это было чувство - беспомощно лежать в боевом отделении и не знать, какие опасности таятся вокруг.
Наконец мы остановились. Лэбе снова догнал колонну. Бледный утренний свет заливал боевое отделение через прямоугольный люк заряжающего. По приказу офицера из штаба всех раненых собирали под присмотром врачей и санитаров. Организовывались перевязочные пункты, которые впоследствии должны были сдаться русским.
После нескольких часов отдыха командир пришел в себя и снова залез в башню. Окровавленные белые бинты странно контрастировали с черной формой.
353
Всех раненых нужно было выгрузить. По приказу ротного предстояло вытащить из танка двух пехотных лейтенантов, остававшихся в машине еще с той ночи в Хальбе. Бедолаги в отчаянии молили нас оставить их в машине, но мы ничего не могли поделать - их нужно было выгрузить.
12 Танковые сражения войск СС
Мы продолжили движение - все в ссадинах, изможденные, полусумасшедшие. Командир 3-й роты Фридль Шинхофен и Финк объезжали машину за машиной на трофейном американском джипе, подвозя топливо. Впереди на дороге у деревянного заграждения стояло русское тяжелое орудие. Перед ним лежали убитые и раненые русские. Другую дорогу, справа от нас, перегораживали столкнувшиеся "студебеккеры". Мы не останавливались. Некоторое время с нами в танке ехал командир нашей бывшей штабной роты Ганс Граальфс. Снова наступила ночь. Громкий гул голосов вернул нас в реальный мир. Колонна остановилась. Мы отчетливо слышали доносившиеся снаружи голоса. Судя по всему, сломался командирский танк.
Потом мы двинулись в путь. Слева и справа от нас вражеские снаряды крушили дорожное покрытие. Мы снова оказались под сильным огнем противника. В течение ночи русские устроили заграждения и усилили войска на всех дорогах и возможных проездах в западном направлении. Сражения шли за каждый метр. Мы снова услышали рев мощных двигателей самолетов, проносившихся над дорогой. А за нами следовала километровая колонна немецких солдат, шедших по одному и мелкими группами, и в их усталых глазах застыл ужас. Единственный шанс для них выбраться отсюда - наши "тигры". Мы двинулись вниз по склону в сторону леса.
Вокруг нас наступила тишина. Мы хотели пить, есть… и снова пить. Все фляги уже давно опустели. Когда мы в последний раз ели? Прежде было некогда подумать об этом, но теперь от голода сводило животы. Этот "День труда", который мы когда-то отмечали как праздник, стал для нас днем страданий.
Вскоре после 8 часов утра выяснилось, что мы вышли к окраине Берлина. Машина снова была забита нашими ранеными. Все, кто мог, вылезли из танка. Заряжающему повернуться было негде, а боеготовность все-таки было необходимо поддерживать ради общего блага. Как и прежде, раненых, цеплявшихся за танк снаружи, сметало пулеметными очередями. Но все равно на машину раз за разом забирались все новые раненые.
Мы подожгли несколько Т-34 с близкого расстояния.
Русские отступили в леса слева и справа от дороги. Мы продолжили движение среди горящих танков и машин, среди убитых и раненых. Вскоре мы застыли неподвижно на дороге с лопнувшей гусеницей, которая каким-то чудом продержалась до этого момента. На ремонт должно было уйти не меньше двадцати минут.
Чуть позже к нам присоединился командир батальона с однотонным тягачом, полным раненых. Все, кто не был ранен, помогали нам натягивать гусеницу, и тут Шуллер вдруг получил пулю в бедро. "Русские снайперы!" - завопил Штинцель и укрылся в машине. Он тоже получил пулкЗ, но в живот. Где же спрятались снайперы? Впереди, справа от дороги, стояла объятая пламенем ветряная мельница.
Над полями ветер медленно проносил желтовато-черные клубы дыма. Наш танковый кулак съежился до двух "тигров". За последние несколько дней среди наших экипажей не осталось никого, кто не был бы несколько раз ранен или обожжен. С черными волдырями ожогов на руках и лицах и в окровавленной форме мы выглядели ужасно. Ной вернулся с совещания с командиром. Потом Милькер, наш запасной механик-водитель, был ранен и выбыл из строя. Его место тут же занял бывший командир взвода ремонтной роты Ольс. Сломалось переговорное устройство. Раненные за последние несколько часов в полной апатии лежали под орудием, покорившись судьбе. Врачей, которые могли бы оказать им помощь, не было.
12*
Весеннее солнце ярко освещало землю. Было около 10 часов утра. В нас снова начала пробуждаться надежда - еще до конца дня мы должны были выйти к позициям немецкой армии Венка. Мы медленно двигались по дороге в сторону Белица. Солдаты широкой цепью вышли из леса и построились в маршевые колонны позади танков по обе стороны от дороги, окаймленной полями спаржи. Мы быстро набрали скорость. Эх, если бы у нас была получше налажена связь! Из-за жуткого лязга внутри машины каждый приказ приходилось выкрикивать вниз каждому в отдельности. Танк снова остановился. В стороне от дороги мы увидели вражеское противотанковое орудие и смели его фугасным снарядом. Сколько пушек, сколько танков мы подбили? Никто уже не считал - подсчеты утратили всякий смысл.
355
Чуть слева стоял еще один русский танк. Противотанковый! Башня нашего танка медленно развернулась влево. Огонь - попадание! Облака дыма закрыли обзор. Вдруг из правой задней части танка раздался звук раздираемого металла, и послышалось шипение. Вокруг замелькали ослепительно-белые искры. В нас попали справа. На несколько секунд наступила мертвая тишина. Потом в боевое отделение ворвался громкий свист и гул, и нас поразил вид яркого, жаркого, сверкающего пламени.
Инстинктивно мы закрыли глаза и обхватили руками головы, словно это инстинктивное движение могло защитить нас от дьявольской силы, вырвавшейся на свободу. Боевое отделение наполнил белый дым; от жара пересохло горло. Танк горел. Яркие языки пламени лизали незащищенную кожу рук, тела и лица. Сталкивались головы и тела, руки цеплялись за люки, обещавшие избавление. Легкие наполнялись воздухом, почти лишенным кислорода; кровь бешеным потоком струилась по шее и головному мозгу. Перед глазами вставала багровая пелена с яркими зелеными вспышками. Мы вывалились из танка с трехметровой высоты башенного люка и на руках отползли подальше от корпуса. С края дороги мы скатились по насыпи в песок. Потом мы вскочили на ноги и нетвердым шагом преодолели еще несколько метров. Прямо перед нами с кормы танка спрыгнул горящий радист. Хартингер, Ной и Ольс пробежали мимо нас. Из люка радиста появились еще два объятых пламенем человека и скатились по насыпи. Они оба, в разорванной форме, с горящими волосами, тянули к нам окровавленные руки. Мы закрыли глаза, чтобы не видеть этого. Первые из уцелевших людей из нашего танка добежали до командирского тягача, который тут же устремился к ближайшему лесу. Остальные постепенно начали приходить в себя. Мы вернулись назад. Из открытых люков нашего танка валил дым. Мы вытащили одеяла из ящика на корме, сняли с креплений огнетушители, набросали в ведро земли и не без труда сумели погасить тлеющий огонь. На расстоянии прямой видимости от немецких позиций мы снова спасли свой танк. Он должен был помочь нам преодолеть последний участок пути. Мы вздохнули с облегчением, услышав знакомое гудение двигателя, и двинулись по дороге на запад, в сторону
Белица. Холм на другой стороне был покрыт темным лесом, переходившим в кустарник и равнинные луга.
Головная группа, рассредоточившись, вышла на равнину. Найдется ли в линии фронта разрыв, через который мы сможем добраться до немецких позиций?
Вдруг загремели орудия русских танков, и над передовыми линиями вспухли яркие вспышки и черные шары дыма. Незаметно для нас три русских Т-34 появились из леса на левом фланге и обрушили свои снаряды на беспомощную группу солдат на склоне.
Все, кто мог, бросились бежать назад, укрываясь за изгородями и в траншеях. Мы съехали с дороги и на большой скорости двинулись вправо, чтобы занять наиболее выгодную огневую позицию. Немногие оставшиеся у нас противотанковые снаряды должны были найти цель. Всем, кто еще цеплялся за наш танк, пришлось спрыгнуть. Русские были так увлечены своим делом, что не обратили внимания на нас. А может быть, они и не ожидали появления новых немецких танков с этого направления. Еще 400 метров, 300 метров, и мы на месте. "Танк - стоп! Цель - крайний правый танк! Дистанция - 300! Огонь!" Первый противотанковый снаряд вылетел из ствола - попадание! "Новая цель - крайний танк слева! Огонь!" Снова снаряд не пролетел мимо цели - неудивительно, учитывая малое расстояние и неподвижность мишеней. Потом в прицеле наводчика оказался последний, третий Т-34; выстрел - попадание! Пока дымился только первый русский танк, мы продолжали вести огонь по двум другим. Фугасные снаряды и короткие очереди из пулеметов не позволили экипажам покинуть машины. Наконец густые облака дыма показали, что русским танкам пришел конец. Поток наших солдат продолжил движение. Они появлялись отовсюду, из траншей и из-за кустов. Мы снова двинулись по дороге мимо дымящихся Т-34. Солдаты махали нам руками. У всех, кто был в нашем танке, настроение было приподнятым. Мы были почти у цели, к которой так долго стремились.
И тут случилась беда. Два мощных удара обрушились на корму нашего танка. Машина по инерции прошла еще немного и застыла на месте. Вспышка пламени, от которой в боевом отделении вдруг стало светло, показала, что попадание пришлось в топливный бак. Времени на то, чтобы осмотреться и открыть ответный огонь, не было, если мы, конечно, не хотели взлететь на воздух вместе с танком. Мы вытащили раненых через люк заряжающего под прикрытием дыма, окутавшего корму нашего танка. Пожар усиливался, и шансов спасти машину еще раз у нас не было.
Мы бросились бежать вперед. С опушки леса у нас за спиной орудия русских танков обрушили снаряды на нашу беззащитную группу. Потом мы услышали отрывистый лай 88-мм танкового орудия. Наверное, это был шедший чуть позади последний "тигр" нашей передовой группы, вступивший в бой с внезапно появившимися русскими танками. Сзади донесся глухой удар, за ним - треск металла и взрывы наших снарядов. Наш танк взорвался, и 18-тонная башня, закружившись, подлетела в воздух. Еще несколько часов в танке будут рваться снаряды и патроны в пулеметных лентах, и наконец останется лишь постепенно затухающее свечение раскаленной брони.
Впереди луг спускался в долину. Там не было ни кустов, ни даже высокой травы, где можно было бы укрыться. Мы проходили мимо хромающих и ползущих солдат, когда свист и грохот разрывов вновь вынудили нас броситься на землю. Пригнувшись, мы побежали к ближайшему хутору. Противотанковый снаряд окатил нас грязью. Мы неслись вперед; легкие, казалось, вот-вот готовы были лопнуть. Нам повезло. Обстрел прекратился. Особенно хорошо было то, что смолкли пулеметы. Совершенно измотанные, мы, шатаясь, подошли к ближайшей ферме, где маленький немецкий мальчик провел нас по широкой лестнице в гостиную. Немецкий врач и санитар срезали ножницами полуобгоревшие куски рубашек с наших тел и сорвали кожаные штаны с ног. Жена фермера принесла из погреба кувшин воды и протянула его нам. Мы жадно тянули губами живительную влагу. Вдруг по каменной лестнице наверх взлетел мальчишка и закричал, что русские уже в 200 метрах от хутора. Это послужило сигналом врачу и остальным. Они бросились из комнаты во двор. Снаружи завелся автомобиль-амфибия. Не успели мы даже дойти до лестницы, как машина на полной скорости отъехала.
Вдали по какой-то проселочной дороге время от времени с грохотом проезжали русские танки и орудия. Наконец с окраины хутора донесся топот сапог и крики. Из темноты показалось множество человеческих фигур. Они стали строиться. Первые группы, быстро построившись, шеренга за шеренгой стали исчезать в темноте и окутавшем все густом тумане. Молча, мы беспокойно вслушивались в ночь. Некоторые солдаты все еще лежали на земле и дремали, прислонившись к стенам.
Когда пришел приказ раненым тоже выступать, он был встречен обычным ворчанием и жалобами. Но между двумя и тремя часами ночи раненые один за другим пустились в путь. Топоча ногами и пошатываясь, они брели через кустарник и канавы, спускаясь и поднимаясь, не останавливаясь ни на минуту. Мы маршировали взводом, бесшумно скользя сквозь дым, словно призраки. Время от времени кто-нибудь выпадал из колонны, но мы продолжали идти без остановок. Медленно наступал рассвет, и мы снова стали различать окружавшую нас местность. Из утреннего тумана перед нами возникла насыпь шоссе. Мы перебрались через нее и снова скрылись в кустах на другой стороне. Вовремя! Позади нас с грохотом потянулась колонна тяжелых гусеничных машин - русские! Совсем рассвело. Мы пошли вдоль ручья и, совершенно выбившись из сил, выбрались из леса. Перед нами раскинулось обширное заболоченное пастбище. Мы жадно глотали болотную воду, вливая ее в воспаленные глотки. Тяжелораненых перенесли через ручей одного за другим. Метрах в четырехстах от нас показалась маленькая полуразрушенная деревенская церковь, обрубленный шпиль которой утыкался в утреннее небо. Кто-то сказал, что мы вышли к немецким позициям. Никакой радости это известие не принесло. За это возвращение пришлось заплатить огромную цену телами солдат целой немецкой армии.
Это же был и конец пути для солдат 502-го тяжелого танкового батальона СС, который завершился между Одером и Эльбой. Кому дано сосчитать всех павших, раненых и тех, кто не вернулся из плена? За годы, прошедшие после войны, удалось разыскать лишь 150 товарищей из более чем 1000 солдат, переведенных в этот батальон II танкового корпуса СС в Аржантане 1 апреля 1944 года.