За отсутствием в Питере самого "Начальника Камчатки" я совершил краткую экскурсию по "цоевским местам", побывав в обклеенной экстравагантными лозунгами и плакатами котельной - по месту работы, так сказать.
Выяснив по телефону у решительной супруги Виктора, Марианны, что без интервью с Цоем никакого материала о "Кино" давать нельзя, я набрался наглости и позвонил в Алма-Ату.
- А может, давайте завтра? - флегматично предложил Виктор в первый вечер, - я устал, у нас тут ночь.
Что ж. "Это его право - любить ночь".
На следующий вечер мы все-таки коротко поговорили.
- Я не могу судить о том, что изменилось. Со стороны виднее, - ушел Цой от ответа на вопрос о динамике стиля. - Вообще меня не интересует, нравятся песни или нет. Мы делаем, что хотим. Иначе вообще ничего не получится. Конечно, тем, кто постарше, не будет интересна "Восьмиклассница". Но все-таки сейчас и темы текстов шире, что ли, и группа звучит лучше.
- Как собирался состав?
- Я собирал не музыкантов. Прежде всего - друзей. А как же иначе? Научиться-то играть можно. Каспарян, например, вначале мало что умел, а теперь снимает с гитары куда больше меня.
(По-моему, такой способ организации группы всерьез возможен только в Советском Союзе. В Ленинграде.)
- Что вы делаете в кино?
- Мне нравится сниматься. Конечно, в фильме будут песни. Но я стараюсь не привносить в кино ничего из того, что делаю в "Кино". Это разные вещи.
- Совпадают ли "я" в ваших песнях с вашим собственным "я"?
- Иногда полностью, иногда частично, иногда не совпадают совсем. Каждый раз по-своему.
- Вы можете что-нибудь пожелать слушателям? - зачем-то спрашиваю я и тут же понимаю, что задал глупый вопрос.
- Не знаю, - говорит Виктор, - не знаю. Ну что им пожелать? Ничего, наверное.
Мы попрощались. Цой передал привет редактору "Рокси" Старцеву, с квартиры которого я тогда звонил, и далекая Алма-Ата исчезла в ленинградской ночи.
Вот, собственно, и все. Таким я увидел и услышал "Кино" в лице Каспаряна и Цоя в ноябре 1987-го. Наверное, теперь что-то изменилось…
Журнал "Родник", № 10, 1988 г.
Нина Тихонова
Дон Кихот из котельной
Сосед заснул, убаюканный привычным шумом автомобилей. И вдруг за стеной его малогабаритной квартиры явственно раздался стук копыт. Прислушался - нет, не прогуливающий туристов старинный экипаж. Здесь же, в доме, яростный ритм перерастал из рыси в галоп. "Хулиганство!"- вздохнул сосед и, шаркая шлепанцами, побрел искать нарушителя спокойствия. Даже если бы дверь, из-за которой доносился шум, ему открыл сам идальго ламанчский на своем Росинанте, человек не удивился бы столь сказочному обороту дел, а только повторил - хулиганство! - и потребовал выдворить лошадь прочь. Примерно такая ситуация возникает в одной из песен Виктора Цоя, лидера ленинградской рок-группы "Кино".
Пожелав ложащимся спать спокойной ночи, Виктор забросил намечавшуюся было в его судьбе профессию резчика по дереву и отправился трудиться истопником в котельную, которая стала известна среди молодежи под романтическим названием "Камчатка", где подолгу засиживались, слушая композиции Цоя.
Чем выделяется этот двадцатишестилетний юноша из ряда современных героев рок-н-ролла? Колоритной восточной внешностью? Суровым выражением лица? Да. А еще - странной уверенностью в своих силах.
В сущности, он поет о том же, о чем другие рокеры, - о своем поколении. Сценический образ воплощается в манере форсированно, с растяжкой произносить слова - похоже на стиль речи дворовой шпаны.
Персонаж Виктора Цоя не просто готов выйти под дождь, отправиться в путь, вступить в бой. Он таинственно улыбается безусловной победе, даже когда сажает "алюминиевые огурцы на брезентовом поле". И когда тонет, хотя, как и все, знает близлежащий брод. Дело не в том, что он отказывается от легкого пути, дело в том, что, позвав за собой, манит не на красивую гибель, а к выигрышу по большому счету.
Так уж сложилось, поет Цой - "Где бы ты ни был, что б ты ни делал, между землей и небом - война". И в тотальной возне за место под солнцем уверенность в осмысленности на первый взгляд иррациональных, "невыгодных" поступков служит залогом сохранения духовности.
В этом, собственно, и состоит цель песенного героя Виктора Цоя. Цель куда менее определенная, чем путь к ней, как расплывчаты контуры любой идиллии. Не предлагая чудодейственных рецептов, не скалясь на "отдельные недостатки", Цой просто заявляет: "Дальше действовать будем мы". И по дорогам снова мелькает плащ странствующего рыцаря.
Сценический облик Виктора Цоя удачно дополняет пластика. Рисунок танца в его композициях ненавязчив - ритмичные движения мягко перетекают одно в другое - изысканно плавная и вдруг - резко контрастная графика тела аккомпанирует песне.
Молодежь отлично знает Цоя по магнитофонным альбомам: "45" - 1982 г., "Начальник Камчатки" - 1984 г., "Ночь" и "Это не любовь" - 1984-86 гг., "Группа крови" - 1988 г. Помнит, как он начинал выступать вместе с "Аквариумом". В курсе, как собирался состав "Кино": гитарист Юрий Каспарян, барабанщик Георгий Гурьянов, бас-гитара - сначала Александр Титов (параллельно с работой в "Аквариуме"), потом Игорь Тихомиров из "Джунглей".
С выходом на экраны художественного фильма Сергея Соловьева "Асса" менее осведомленным слушателям можно будет напоминать, кто такой Цой - ну, тот, что в финале картины поет: "Перемен, мы ждем перемен!" Подобных зрителей, боюсь, окажется большинство. Неинформированность возникает не по их вине - шутка ли углядеть певца, если он пару раз мелькнул в музыкальных эпизодах телепрограммы "Взгляд", а более объемных его выступлений нет ни в эфире, ни на крупных концертных площадках.
Фирма "Мелодия" выпустила диск-гигант с записями "Кино". Но и здесь не обходится без сложностей. По госцене вы пластинку с песнями Виктора Цоя вряд ли достанете, только раз в пять-десять дороже - у спекулянта. Очевидно, мал тираж. Любая зарубежная фирма проявила бы оперативность и, радуясь успеху своей продукции, быстро откликнулась на запросы слушателей. У нас же создается впечатление, будто планирование - производство - реализация специально созданы для взвинчивания цен на "черном рынке".
Честно говоря, пока, беседуя о роке с обычными зрителями, а не с фанатами, не будешь знать, что ведешь речь именно, скажем, о "Кино", а не о "всяких разных, которых развелось, плюнуть некуда", продуктивного разговора не получится. Не получается его и с руководящими инстанциями, уверенными, что нынче открыты куда уж более торные дороги для рока.
Однако, проведение клубных концертов по-прежнему встречает сложности и лишено мало-мальской рекламы. На большие концертные площадки и в эфир, вытесняя лучшие группы, хлынула масса плохоньких. Прогрессивные кооперативные и хозрасчетные формы в сфере культуры разъедает недуг, уже всесторонне обнаруживший свою порочность в филармониях, склонность к сборным концертам, где к одному хорошему номеру выдается солидная "нагрузка".
Середняк оказывается более хватким, удобным в обращении, приемлемым на все вкусы. Действительно, интересные артисты зачастую резче, строптивее, конфликтнее - что с ними связываться? Так, похоже, решили апологеты рока от журналистики, по совместительству освоившие профессию менеджеров. Они прилежно и достаточно регулярно организуют гала-концерты, фестивали, "дорожки", "волны", но занимают там по большей части своих знакомых и тех, кого проще ангажировать. С одной стороны, это дает шанс молодняку, с другой - слабый интерес публики к новоявленным посредственным группам вроде бы наглядно подтверждает прогнозы о спаде увлечения роком.
Прежде чем радоваться или огорчаться, заслышав любимый рокерский возглас - "Мы вместе!", хочется вспомнить поставленный встречно вопрос Виктора Цоя: в каком месте? Хотелось бы дифференцировать качество отечественных групп, не ссылаясь то и дело на западные аналоги как правило, они от нас еще дальше, чем "Камчатка" от широкой аудитории. А поступив так, предоставить рок-музыке достойное место в художественной жизни. Сегодня, когда советским роком живо интересуются за рубежом и "Кино" уже приобретает международную известность, странно и стыдно, что порой его знать не знают или игнорируют на Родине.
Журнал "Смена", № 16, июль 1988 г.
Михаил Шлямович
Интересное "Кино" Виктора Цоя и его повороты
Слезы бывают не только на лице, слезы бывают в сердце. Душа плачет!.. Это так редко происходит, что иногда кажется, что у многих вместо сердца камень. Но есть явление, изначально способное "пробивать" любое сердце, даже каменное. Это явление - часть духовной сферы, именуемая искусством. Среди сотен и тысяч людей, появляются вдруг единицы, идущие наперекор устоявшимся (скорее застоявшимся!) представлениям об окружающей среде, и создают свою среду, свой мир, не похожий ни на какие прочие. Неповторимо прекрасный, несколько даже опасный тем, что очень честный. Он (этот мир) и живет по законам жизни и смерти, любви и справедливости и какой-то особенной горечи, и соприкоснувшись с ним, становится по меньшей мере не по себе, ведь то, что вокруг нас, зачастую чудовищно несправедливо!
То, чем занимаются единицы, трудно выразить и определить в смысле жанра или чего-либо подобного, ведь сказал О. Уайльд в "Портрете Дориана Грея": "Определить, значит ограничить". Но мы будем касаться только одного из притоков могучей реки искусства по имени "рок", поэтому определимся, что речь идет о рок-культуре. И здесь первой из таких "единиц" для моего поколения хочется назвать Виктора Цоя и его группу "Кино".
Образовавшись в начале 1981 года, группа "Кино" сразу же проявила характер в исполнительском облике и направлении творческих поисков. Основной особенностью явилось то, что "Кино" - это не просто музыкальный ансамбль, объединяющий людей на основе узко музыкального пристрастия. И перефразируя известное высказывание Бориса Гребенщикова, "Кино" - это образ жизни. После второго ленинградского рок-фестиваля в журнале ленинградского рок-клуба "Рокси" появилось интервью с Гребенщиковым:
… Корреспондент: Что тебе понравилось на фестивале?
- "Кино"! Я был после концерта просто в трансе. Если переходить к теории, то вот обычно, когда люди сидят в зале и смотрят на сцену, они видят там некое действо, праздник, колдовство. И появляется мысль, что те, кто на сцене, вот так все время и живут. На самом деле так в свое время жили "Битлз", а у нас это невозможно. В свое время так жил "Аквариум". Сходя со сцены, мы оставались такими же, какими были на ней. Это потом появилось электричество, одежды, грим, кимоно, синтезаторы и так далее… Мне кажется, что на сцене он больше Цой, чем в жизни. И, в общем, каждый, кто его в той или иной степени знает - в той или иной степени понимает. Когда я видел "Кино" - я видел героев, я видел живую легенду…
Мироощущение "Кино" находит собратьев "Кино", и примкнувшие к ним близкие по духу образовали себе собственное направление в живописи - "новые дикие". На прошедшей недавно в Нью-Йорке выставке ленинградских современных художников большинство картин было "митьков" и "новых диких", из них 10 картин принадлежало кисти Виктора Цоя.
Но вернемся в музыкальное русло. После состоявшихся в 1982 году успешных гастролей в Москве, вызвавших восторженные отзывы прессы, "новый романтизм" "Кино" стал находиться под пристальным наблюдением тех, кому дороги наши культурные фонды.
До 1986 года "Кино" было символом "потерянного" поколения и четко отражало всю горечь и протест против духовного застоя в жизни человека Города; группа отражала воззрения той локальной части людей молодого и среднего возраста, кто наиболее болезненно ощущал тупик в своей жизни, определенную безысходность. В этот момент "Кино" становится трижды лауреатом на самых престижных в стране ленинградских рок-фестивалях, успех, выпавший на долю первых магнитофонных альбомов группы "45", "46", "Начальник Камчатки", "Это не любовь", ошеломителен, а многие их песни, такие как "Электричка", "Транквилизатор", "Троллейбус", "Алюминиевые огурцы", "Весна" и многие другие, распевались в большинстве студенческих компаний. Казалось, что, попав благодаря несомненному таланту и социальному чутью в ту струю, в которой "Кино" могло еще долгие годы иметь успех и популярность, ничто уже не могло свернуть музыкантов с этого пути.
Но Виктор Цой неожиданно для всех предвосхищает в своем творчестве то, что уже все привычнее называют "искусством перестройки". Этот первый резкий поворот вызвал вначале удивление, а потом духовное принятие новой позиции. (Хотя вполне возможно, что это вовсе не принятие новой позиции, а расширение плацдарма). Если ранее энергия в песнях "работала на оборону", то теперь она становится энергией атаки.
Перемен требуют наши сердца!
Перемен требуют наши глаза!
В нашем смехе, и в наших слезах, и в пульсации вен -
Перемен! Мы ждем перемен!
Несомненно, огромную силу и обаяние представляет очень цельная, трагичная и незаштампованная лирика Виктора Цоя. Обычные предметы, реалии окружающего мира неожиданно предстают перед нами, как в сказках Г. Х. Андерсена, в новом качестве, оживленные и наполненные внутренним светом.
Альбом 1986 года "Ночь" показателен в этом отношении. Индивидуальность слушателя независимо даже от его воли сливается с индивидуальностью лирического героя песен. Очень реальные вещи, понятия, ситуации в этом альбоме сосуществуют с немногочисленными символами ночь, дождь, ветви деревьев, - которые опять же "скрывают" в себе четкую реальность.
При всем этом даже в самой печальной песне присутствует ирония, и что более удивительно - самоирония (это, пожалуй, наиболее отличительные черты В. Цоя). Цой своим низким, глубоким голосом вкладывает в песню все нужные и характерные только для него интонации. Наверное потому, исполняя песни Цоя, как и песни Высоцкого, нужно петь, подражая голосу автора, в противном случае пропадает цельность образа. Часто настроения песни от личностного восприятия переходят к чему-то более глобальному, и чувствуешь, что устами Цоя поет целое поколение.
Только капля за каплей из крана вода.
Только капля за каплей из времени дни,
Ты пойдешь рубить лес, а увидишь лишь пни…
Наше сердце работает как новый мотор!
Мы в четырнадцать лет знаем все, что нам надо знать,
И мы будем делать все, что мы захотим,
Пока вы не угробили весь этот мир…
Конечно, в отрыве от музыки слова покажутся кому-то слишком простыми. Но это не стихи, а именно тексты песен, и их, подобно текстам Гребенщикова, Кинчева, Шевчука, невозможно анализировать вне музыки.
Андрей Тарковский писал: "Искусство несет в себе тоску по идеалу. Оно должно поселять в человеке надежду и веру. Даже если мир о котором рассказывает художник, не оставляет места для упований. Нет, даже еще более определенно: чем прочнее мир, который возникает на экране, тем яснее должен ощущаться положенный в основу творческий идеал, тем отчетливее должна приоткрываться перед зрителем возможность выхода на новую духовную высоту".
Эти слова великого режиссера безусловно соотносимы и с творчеством Виктора Цоя.
Знаменательным событием культурной жизни стал уже получивший широкое распространение альбом 1988 года "Группа крови". Это новый, второй поворот в творчестве Виктора Цоя, снова он не укладывается в привычные рамки.
Смерть стоит того, чтобы жить.
А любовь стоит того, чтобы ждать…
Многие уже видели музыкантов "Кино". Виктора Цоя, Юрия Каспаряна, Игоря Тихомирова, Сергея Бугаева - "Африку", "Густава" Гурьянова в нашумевшем фильме С. Соловьева "Асса", их же можно будет увидеть в документальных фильмах "Рок" и "Город" - сценарий которого написан "митьками о митьках", и в художественном фильме "Игла", где Виктор Цой выступает не только в качестве автора музыки и песен, но и исполнителя главной роли.
У восточных народов есть понятие "до": любое явление, занятие - это "до" - путь, дорога без конца.
Мне кажется, путь осмысления действительности, философия, присущая Виктору Цою и его друзьям, - это тоже дорога без конца.
В одной из популярнейших песен "Кино" "Перемены" многие в ее осмыслении делают упор именно на ключевые слова: "Перемен! Мы ждем перемен!". На самом деле основное содержание, может быть, всей философии Цоя в "Кино", содержится в двух "незаметных" строчках. Они, по-моему, являются основными звеньями той цепи, соединяющей сердца тех, для кого концепция "киношников" является своей жизненной концепцией:
И больше нет ничего.
Все находится в нас…
"Молодежь Эстонии" (Таллинн), 6 января 1989 г.
Сергей Шолохов
Игла в стогу сена
Теплоход "Федор Шаляпин" едва отошел от причала одесского порта, и кинематографическая элита, предвкушая веселую прогулку, расположилась в шезлонгах на верхней палубе, когда я увидел Виктора Цоя впервые без свиты восторженных поклонников. В кругу известнейших кинорежиссеров, писателей, актеров он не показался мне посторонним. Напротив, он был необходим здесь так же, как Илья Глазунов, то есть прекрасно дополнял пеструю картину одесского кинофестиваля "Золотой Дюк", в которую парадоксально и органично вписались представители различных поколений и сторонники разных взглядов. Иногда даже создавалось ощущение, что Станислав Говорухин сформировал свой фестиваль (а на корабле это ощущение усилилось), как Ной свой ковчег - каждой твари земной по паре. Так что если бы все погибло от потопа, а остался бы в Черном море только "Федор Шаляпин", то уцелели бы и передались будущим векам все наши ключевые сюжеты. Алла Гербер и Илья Глазунов рассказали бы потомкам о великорусском споре западников и славянофилов, Юрий Кара поведал бы, что нужно от искусства простому народу, а Рашид Нугманов - что нужно от него молодежи, отмеченной романтической печатью рока.
Ситуация неожиданная, не правда ли? Подобно тому, как идеологи "параллельного кино" сегодня отрицают официальный кинематограф как мертворожденный, лидеры "красной волны" в рок-культуре некогда сливались со своими фанами в бурном экстазе протеста против господствующей иерархии ценностей советского истэблишмента. Официальное признание означало измену: ведь некоммерческий русский рок весь пронизан пафосом протеста, и если общество приемлет этот протест, значит, что-то нечисто. Не знаю, пройдет ли "параллельное кино" испытание признанием (а особенно равнодушным признанием, вероятность которого усиливается всевозрастающим потоком самых разных видеоизображений на домашних экранах), но для "звезд" нашего рока оно оказалось вполне показательным. Пожалуй, только Виктор Цой, не изменив себе, обнаружил способность обрести новое качество (о Курехине не говорю, потому что рок имеет к нему такое же отношение, как часть к целому). Кино не "параллельное", а вполне официальное - помогло Цою в этом качестве утвердиться. В свою очередь, идеалистическая прививка мироощущения рока "новой волны" к здоровому дичку советского кинематографа не могла не сказаться на его эстетике. "Игла" Рашида Нугманова в этом смысле интересна с обеих точек зрения.