Мадейра – это край, где вдоль горных троп и оросительных каналов – левад – вместо подорожника и лопухов растут каллы и орхидеи. Когда я впервые увидел белоснежные изящнейшие чашечки, то просто не поверил своим глазам. Но здесь можно увидеть много невероятного. Невольно вспоминается Гончаров с его "жадным взглядом", который не знает, куда ему устремиться.
Но вот парадокс: на этом острове – клумбе посреди океана, утопающей в ярких экзотических цветах, – старушки продают на углах букетики ощипанной пожухлой ромашки, которая растет где-то в горах… Продают по пять евро букетик (правда, отдадут и за три, если поторговаться) – безумно дорого по местным понятиям, просто как нечто невероятно роскошное… При этом цветок стрелиции, своей экзотической формой и ярким красно-оранжевым "оперением" напоминающей сказочную жар-птицу, стоит в супермаркетах 50 центов, а на деревенских рыночках – и того дешевле…
Глава 4. Приключения на дороге в Фуншал
На Мадейре маленький и очень уютный аэропорт. Чаще всего самолет останавливается метрах в тридцати от здания аэровокзала. Сошел с трапа и пешком, вдыхая удивительный воздух, дивясь ласковому солнцу и волшебным запахам, – внутрь, к паспортному контролю (это если прилетел из Англии; лиссабонские пассажиры идут прямо в багажный зал). Минут пятнадцать на все не утомительные формальности и получение чемодана, и вот ты уже садишься в такси. Поездка в любой конец Фуншала обойдется вам в тридцать евро, а если поторгуетесь, то и двадцать пять. Можно с комфортом доехать и на автобусе-экспрессе всего за пятерку. Удобно, что он провезет вас насквозь через весь Фуншал – с востока на запад – и вы можете сойти где угодно. Ходит он достаточно часто, примерно раз в час. Конечно, когда живешь здесь долго, то обрастаешь всевозможными контактами, появляются знакомые шоферы, почти друзья. Одно время в нашей семье таким водителем был высокий, видный парень, косая сажень в плечах, назовем его условно Леу (сокращение от Леонарда). Был он на все руки мастер, бывший спецназовец, к тому же автогонщик. Служа в натовских войсках, блестяще овладел английским, был, казалось мне, бесконечно силен и невозмутим, как скала. И очень, прямо-таки в немецком стиле, обязателен, корректен и неизменно пунктуален.
Поэтому я не знал, что и думать, когда однажды Леу встретил меня в аэропорту неприветливо. То есть он почти не обращал на меня внимания, был поглощен разговором по мобильному. Едва кивнув мне, схватил мой чемодан и рванул к машине, я еле за ним поспевал. "Что происходит?" – хотел я его спросить, но ему было не до моих вопросов.
Поглощенный разговором, он, кажется, забыл, что осуществляет пассажирскую перевозку, а не участвует в ралли.
Дорога из аэропорта, нет слов, великолепна, но все же это горный край, а значит, здесь хватает крутых поворотов, туннелей и прочего. Не самая простая трасса, если устраивать на ней гонки. Но Леу на этот раз устроил. Непонятно только было, с кем он соревнуется.
Что-то внутри него творилось невероятное, что-то там кипело, рвалось наружу, и он выбрасывал эту черную энергию на дорогу, швыряя автомобиль в один крутой вираж за другим… а я, пристегнувшись поплотнее, прощался потихоньку с жизнью, но невольно слушал, что Леу говорит в свой мобильник. А говорил он вещи удивительные. То очень тихо, так что я еле разбирал слова, то переходя на сдавленный крик.
"Ты играешь мной. А я не игрушка!" – сипел он в трубку яростно, и машина подпрыгивала на дороге в такт его словам.
"Так не может продолжаться. Не может, не может, не может!" – выкрикивал он, яростно сжимая руль, словно душил кого-то от ревности, и мы пулей влетали в очередной туннель.
Домчались за десять минут вместо восемнадцати. Телефонный разговор как раз завершился. И в конце ярость вдруг ушла. Леу спокойно спрашивал свою собеседницу, когда и где они встретятся, а та отвечала что-то такое утешительное.
Я чувствовал себя неловко: оказался помимо своей воли свидетелем острого объяснения между влюбленным и очень ревнивым мужчиной и какой-то, наверное, очень красивой, потрясающей, роковой женщиной. Объяснения настолько острого, что Леу, кажется, просто забыл о моем существовании. И о том, что я неплохо понимаю английский язык.
Еще больше я сконфузился от того, что вдруг, в самом конце, невольно догадался, кто была та женщина.
Мадейра – это большая деревня. Не так много здесь таких – красивых и роковых. И при этом англоязычных. Таких, по которым может сходить с ума гонщик и супермен, такой "настоящий полковник", как Леу. Да еще и география сыграла роль – он упомянул район, в котором работает объект страсти. По этой и другим мелким деталям разговора я вдруг понял, что на другом конце тяжелого объяснения – наша подруга, ирландка Ким.
Возраст берет свое, но и сейчас она – очень привлекательная женщина. А несколько лет назад была просто неотразима. Вдобавок очень необычной для местных краев внешности: экзотический, особый, странный цветок среди местного буйства красок. Каштановые волосы, огромные фиолетовые глаза. Впрочем, это мне они кажутся фиолетовыми. А моя жена утверждает, что они – темно-темно-синие. Удивительного, редкого цвета, каким бывает иногда океан. "Да, да, это цвет океана!" – настаивает жена. Но готова согласиться, что глаз такого цвета она в жизни не видала. И даже сквозь зубы признает, что вообще Ким очень даже недурна собой.
Ну, а по моему мнению, она и вовсе красавица. И за улыбчивым фасадом – скрытая, но внимательному наблюдателю все же заметная вечная печаль в этих океанских глазах. Мне иногда казалось в те времена, что пол-острова в нее влюблено.
У Ким, между прочим, неплохо складывалась карьера в ее родной Северной Ирландии, она работала там на Би-би-си (так что мы с ней бывшие коллеги). Но что-то трагическое случилось, кажется, погиб любимый человек, которого она так и не смогла забыть. Жизнь разбилась на осколки, и она их собрала кое-как и попыталась что-то из них слепить – вдали от дождливой Ирландии, на Мадейре. Думала, что солнце поможет чему-то срастись.
И в какой-то мере помогло. Ким обожает Мадейру и ни за что не хочет возвращаться в Ирландию. "Это совершенно особый образ жизни, красивый, легкий, с ним ничто не может сравниться. Когда к нему привыкаешь, отказаться от него – невозможно", – говорит она.
У нее двое замечательных детей, так что нельзя сказать, что личная жизнь совсем не удалась.
Тогда, вскоре после той достопамятной поездки из аэропорта, они с Леу пришли к нам в гости, и нам показалось, что оба счастливы и спокойны. Потом Леу открыл бар, где мы пили поншу и ели вкусные пирожки с креветками – импады. Мы были счастливы за эту пару. Но потом что-то сломалось.
В следующий раз, когда я увидел Ким, она смотрела странно, устало, будто постарела. Не сразу смогла сосредоточиться на моем вопросе и вдруг сказала: "Я поняла, что мне никто не нужен. Мне хорошо одной. Есть дети, есть друзья. Есть Мадейра", – и обвела рукой вокруг себя – зачем еще сложные личные отношения выстраивать, зачем мучиться, приспосабливаться к чужому человеку, когда вокруг такая красота?
Но через пару лет затянулись душевные раны и, кажется (где тут деревяшка, мадейра какая-нибудь, чтобы по ней постучать?), нашла себе Ким наконец партнера, с которым ей хорошо и свободно. Тоже португалец, служит менеджером в одном из крупнейших отелей. Так что все не так плохо.
У нас есть такой ритуал: когда мы идем на запад, например, обедать в "Форум", то если есть пара минут, заходим по дороге в ее контору – проведать Ким.
Она работает в небольшом туристическом агентстве, которое называется "Book-it-here". Находится оно в замечательном месте: с него 14 лет назад начался наш любовный роман с Мадейрой, именно здесь мы стояли в апреле 2000 года, озадаченно оглядываясь по сторонам. Пытаясь понять, что за остров такой нереальный, и как могут в такой голливудской картинке существовать обычные люди из плоти и крови, и каковы могут быть правила такого существования.
Здесь пересекаются важнейшие магистрали мадерьянской столицы. Во-первых, вверх, на север, в горы ведет проспект, названный в честь "португальского Пушкина" (или все-таки Шекспира?) Авенидой Луиша Камоэнса. Я ниже скажу еще несколько слов об этом португальском гении и его отношении к Мадейре, но сначала – о других направлениях движения от моего любимого перекрестка. Вниз, на юг, через Rua Caravalho Araujo – спуск к океану, в порт, на главную набережную города и острова – местный Морской проспект (Avenida do Mar). Налево – если стоять лицом к морю и спиной к горам – Avenida do Infante, проспект Инфанта, названный так в честь самой культовой личности острова – Генриха (Энрике) Мореплавателя. И, наконец, направо – Estrada Monumental, более современная часть Фуншала, где больше всего дорогих, шикарных гостиниц и ресторанов, а также легендарный пляж Прайя Формоза. И посреди этого всего, помимо заведения нашей подруги Ким, нечто особенно для меня важное: Ponte do Ribeiro Seco, Мост через Сухой Ручей.
На Мадейре бессчетное количество так называемых мирадуруш (miradouros) – смотровых площадок, с которых открываются всевозможные завораживающие виды. Но Мост через Сухой Ручей – это как первая любовь. С него я впервые увидел, как выглядит на фоне синего-синего океана и неба покрытое бархатной зеленью глубокое, как пропасть, ущелье с высохшим речным руслом, с могучими пальмами на отрогах и волшебным розовым замком на скале. Только что прилетев из дождливой Англии, из-под серого низкого неба, я застыл, загипнотизированный, заколдованный, на этом мосту. И потом десятки раз на нем останавливался, и все смотрел и смотрел на океан, и замок, и ущелье и никак не мог избавиться от ощущения, что вижу какой-то необыкновенный фильм, оказавшись по другую сторону экрана, внутри сказки.
Между тем вокруг было еще много чего красивого. Например, на углу проспектов Камоэнса и Инфанта – дивное многоэтажное здание в итальянском стиле, золотисто-желтое, с нарядными, обведенными фиолетовым камнем окнами. Это местная консерватория. То есть по нашим понятиям что-то вроде музыкального училища пополам с институтом культуры. Там работает довольно много выходцев из России и Украины, а также из Армении.
Напротив консерватории – на другой стороне Инфанты – двухэтажный корпус, в котором разместилось несколько ресторанов, пара ночных клубов, пункт проката автомобилей, туристические агентства "Book-it-here" и "Fiesta Tour" (последнее специализируется на обслуживании русских туристов). Здесь же – мой первый мадерьянский ресторан – "Villa-Caffé". Мы пошли туда ужинать с женой в тот первый день в апреле 2000 года. Но и четырнадцать лет спустя главное фирменное блюдо здесь – филе рыбы Эшпады в тончайшей панировке из сушеных оливок. (Об этой знаменитой рыбе еще немало будет сказано дальше, я не случайно пишу ее название с большой буквы.)
Помню, будто это было вчера: учтивый официант с бархатным голосом принес разливное светлое пиво "Coral" в красивом широком бокале и подал закуску – оливки, маринованные с травами и чесноком, и они показались мне сначала просто очень вкусными. А потом – божественными.
Мимо этого ресторана по узенькой и совсем коротенькой улочке Rua do Favila, мимо знаменитого среди местных экспатов "Паба Номер Два" (номера один не существует) вы выйдете к необычно высокой для Фуншала башне – это отель "Пештана Карлтон", в котором мы не раз останавливались. Это очень хорошая гостиница. А если от "Карлтона" спуститься вниз всего каких-нибудь метров тридцать по ведущей к морю Rua Carvalho Araújo, то окажетесь перед еще одним отличным отелем, с которым еще теснее связана наша жизнь, – он называется "Роял Савой" (Royal Savoy).
Но подробнее об отелях – в отдельной (отельной?) главе. А пока пора вернуться на проспект Камоэнса.
Он с обеих сторон обсажен эффектными типуанами и бишнагуейрами. Но при этом не особенно примечателен своей архитектурой, он – проспект-работяга, транспортная артерия. По нему едут к главной городской больнице. Оттуда дороги ведут в районы Баррейруш (там стадион) и Сан-Мартиньу, через который лежит путь не только к крупнейшему торговому центру острова "Madeira Shopping", но и к горной вершине Pico dos Barcelos, откуда, с высоты в 355 метров, открывается один из лучших видов на Фуншал и острова Дезерташ.
В Португалии и на Мадейре – настоящий культ Камоэнса. Ему посвящен один из главных национальных праздников, красный день календаря – 10 июня. Но вот что может показаться странным – ведь это день смерти, а не рождения поэта. Но логика такого подхода такова: когда Камоэнс родился, он был обыкновенным голым младенцем, который только и мог, что бессмысленно кричать и плакать. Когда он умирал, рыдала страна, терявшая национального гения.
Ну и к тому же точный день его рождения неизвестен. Как ни бились историки, как ни копались в архивах, но так и не смогли его установить. Вот и приходится праздновать день смерти…
Мадейру классик назвал "великим островом", который "хоть и не славен именем", но все же "знаменит", имея в виду, что буквальное значение названия острова действительно звучит как-то уж слишком прозаично. Как-то не вяжется рай земной с какой-то там "древесиной". Но "не в имени дело", хотел сказать Камоэнс, остров так "великолепен", что Венера, "…если бы он принадлежал ей… забыла бы про свои Кипр, Пафос, Книд и Киферу".
Налево, на восток от моего перекрестка, идет другой, еще более важный проспект города – Avenida do Infante, проспект Инфанта.
Сама улица очень красивая, со стройными строгими деревьями по обе стороны, с широкими тротуарами, вымощенными мозаикой аккуратных черных и белых камушков, с изумительными особнячками с левой стороны (если смотреть на восток, в сторону центра) и современными, но тоже элегантными зданиями по правую. Авенида-до-Инфанте – это этакий фуншальский бродвей, по которому торжественно прогуливаются курортники, направляясь в самый знаменитый городской парк Святой Катарины, Santa Catarina (совершенно замечательный, о нем речь впереди).
Но что же это такое – Инфант? Во-первых, сам титул в Португальском королевстве присваивался законным детям монарха, не наследующим трон. Во-вторых, на Мадейре под этим словом имеется в виду один конкретный человек, прозванный Мореплавателем и сыгравший исключительную роль в мировой истории и особенно в истории своей страны. Без него Португалия могла бы стать совсем иной, а Мадейры в современном ее виде, скорее всего, не было бы вообще.
Инфант Энрике (Генрих) был наполовину англичанин: его мать, королева Филиппа, воспитанница Чосера, считалась самой образованной женщиной своего времени. Ее брак с королем Жоао (Жуаном) I заложил прочную основу англо-португальского союза, который продлился до наших дней и, помимо всего прочего, обеспечил Британию и США важнейшими базами на Азорских островах во время Второй мировой войны. Сам же Генрих Мореплаватель был идейным вдохновителем и организатором португальских морских экспедиций, положивших начало эре Великих географических открытий. Именно он стоял за упорными попытками открыть морской путь вокруг Африки в Индию, а заодно и за колонизацией Мадейры. К нему апеллировал Жоао (Жуан) Гонсалвеш Зарку, предложивший поднять португальский флаг над Мадейрой и начать освоение архипелага. И получил с его стороны всемерную поддержку, без которой все могло сложиться иначе: Мадейра (страшно подумать!) могла бы стать испанской.
Немудрено, что Генрих Мореплаватель – совершенно особенная, культовая фигура на Мадейре, все равно что Петр I для России. А может, даже и нечто большее.
Ну и, наконец, посмотрим направо, на запад. От Моста через Сухой Ручей начинается проспект Эстрада Монументал. Он был построен вслед за мостом только в середине XIX века. До этого город здесь кончался. Но вскоре на скале, высящейся над океаном, и над Сухим Ручьем вырастет сказочный замок – он же по совместительству самый дорогой отель всего острова – "Ридз". Когда-то он строился в ближнем пригороде, а теперь вот оказался чуть ли не в центре столицы…
Глава 5. Фуншал
"Фуншу" по-португальски – "фенхель", он же укроп аптечный или волошский. Ну а Фуншал – это, значит, место, где растет этот самый дикий укроп с привкусом аниса. И с сильным характерным запахом (его-то вроде бы и почувствовали высадившиеся здесь в XV веке португальские моряки). Таким образом, столица Мадейры – тезка греческого города Марафон, поскольку это слово у древних греков означало ровно то же самое.
Сегодня фенхель продается на рынке и в овощных лавках как не слишком дешевая приправа, например, для запеченной или сваренной рыбы. А холмов, поросших фуншу, вы уже не увидите и характерного запаха фенхеля в воздухе не почувствуете. Одно название осталось.
Но столицей Мадейры Фуншал стал, конечно, вовсе не за укропные богатства, а из-за широкой прибрежной полосы у подножия гор и природной морской бухты, которую, правда, пришлось еще совершенствовать, достраивать, защищать от океана. Только в XX веке стало, наконец, безопасно подходить вплотную к пирсам, а до этого приходилось бросать якорь на значительном расстоянии от берега, в море, а пассажиры и грузы доставлялись на сушу только на шлюпках да яликах или еще более необычным образом…
Художника Алексея Боголюбова, посетившего Мадейру и Фуншал в середине XIX века, поразила не только красота природы, но и нигде больше им не виденные нравы. "Но что это за дивный край! И какая тут своеобразная жизнь человека. Тотчас же нас окружили мириады лодок, лодочек и пловцов со всяким продовольствием. Фуншальцы и их женщины плавают, как утки. Случалось видеть людей, проводивших шесть и восемь часов на воде без отдыха. После даже почта наша делалась посредством этих одиночек. Пловец клал письмо в свою остроконечную шапочку и доставлял его цело и невредимо по назначению. Ныряли они тоже превосходно", – писал он, вспоминая путешествие, совершенное в 1849 году на борту корабля "Камчатка".
За полтора с лишним века город и бухта преобразились. Жаль только, что плавать "как утки" фуншальцы сегодня уже разучились, в этом искусстве нет больше нужды, поскольку суда входят теперь в хорошо защищенную от ветров бухту, а не стоят на дальних рейдах.
Сегодня с моря Фуншал выглядит еще наряднее, чем прежде. Еще ярче сияют на фоне изумрудной зелени и пронзительной голубизны океана и неба белоснежные и цветные домики с красными крышами, сбегающие с холмов к морю, – это почти сексуальное зрительное наслаждение. И горы кажутся рассевшимися в гигантском амфитеатре великанами, и сверкают в солнечных лучах на зелено-голубом фоне бесчисленные сады и парки.