Он был удачлив – причем не только в комсомольских делах, – а у таких людей всегда появляются завистники. Но ведь понятно, что удача сама не приходит. Нужно выполнять огромный объем работы, знать обстановку до мельчайших деталей, уметь работать с людьми и, конечно, пробиваться. При этом, выйдя на высокий уровень в государственной иерархии, Павлов понимал свою ответственность при выполнении поставленных задач. Вот это понимание отличало его на всех этапах жизненного пути.
Павлов искренне считал, что поскольку спортом занимается молодежь, то комсомол должен как бы шефствовать над спортсменами. Поэтому он ездил на Олимпиаду-64 в Токио в составе официальной делегации, жил вместе со спортсменами в Олимпийской деревне. Но уехал оттуда раньше намеченного срока – вызвали в Москву на внеочередной пленум ЦК КПСС, на котором решался вопрос о "культе личности", а на самом деле о снятии Никиты Сергеевича Хрущева с поста фактического руководителя Советского Союза.
По делам комсомола было ясно, что его лидер через некоторое время сможет претендовать на достаточно высокий политический пост в государстве. Но это означало, что кому-то придется "подвинуться". А никому из секретарей ЦК КПСС уходить со своего поста не хотелось. В общем, решать такой вопрос предстояло "идеологам" во главе с Сусловым. А надо заметить, что "серый кардинал" не любил людей ярких, тех, кого называют личностью. Сам он был типичным средним партийным руководителем, но вот какая-то волна однажды его подняла, и он сумел закрепиться на властной высоте.
По своим творческим задаткам, по своему потенциалу комсомольский лидер Павлов обещал вырасти в серьезного политического деятеля страны. Кстати, возможно, его бы и "двинули", но было одно серьезное препятствие – отсутствие законченного высшего образования, которое и сейчас при любом вопросе кадрового перемещения является важным фактором. Есть высшее образование – неважно какое: инженерное или гуманитарное, есть "плюс" и есть возможность для роста. А если нет, то нет…
В те времена мало было быть "самородком", нужно было иметь знания, которые давала высшая школа. В принципе, эти самые знания многим помогали, человек знал, с какой стороны приступить к решению задачи. Талантливым людям – а Павлова я отношу именно к этой категории, на мой взгляд, талант проявляется не обязательно в искусстве или науке, но и в политике, – сильно помогало самообразование.
Комсомольского лидера тогда оставили на своем месте. Разумеется, у него были свои недоброжелатели, были завистники. Но если замена Хрущеву – Леонид Ильич Брежнев – была ясна с самого начала, когда еще только замышлялся пленум, то с заменой Павлова ясности не было. Тот же Брежнев относился к нему с уважением, хотя и не столь "ласково", как его предшественник. Да и не до Павлова было. Тем более что Сергей Павлович ситуацию понял, резких движений не предпринимал. Близкие друзья остались ему верны – прежде всего два Юрия – Гагарин и Ельченко. Первый космонавт и первый секретарь комсомола Украины.
…В 1967 году сборная СССР по хоккею выиграла чемпионат мира в пятый раз, но победа сопровождалась неприятным инцидентом – в последнем матче перед самым концом произошла большая… драка. Если бы соперниками наших хоккеистов были канадцы, шведы или финны, то никто бы не придал ей большого значения. Но играли-то против сборной Чехословакии, против "друзей-соперников", а потому встреча носила не просто спортивный характер – ей придавалось и политическое значение. Специалистам-международникам было ясно, что эта страна "кипит", в ней ведется работа по разжиганию, как минимум, неприязни по отношению к СССР. Для нашей сборной результат не имел никакого значения – она была бы "золотой" в любом случае. Сборная же Чехословакии в случае победы становилась серебряным призером. Никто не хотел уступать, и хотя и с дракой, но выиграли советские хоккеисты.
Команду собирались торжественно встречать уже в Шереметьево, но, судя по всему, по указанию из ЦК КПСС все было отменено. И никаких наград, никаких чествований. Естественно, хоккеисты огорчились. Но…
Через несколько дней сборная получила приглашение приехать в полном составе в гости на дачу ЦК ВЛКСМ в Переделкино. На самом деле "дача" была комплексом из нескольких домиков, так сказать, пансионат выходного дня.
"Утром, незадолго до отъезда в Переделкино, у меня дома раздается звонок в дверь, и вносят большой ящик – подарок от ЦК ВЛКСМ, – вспоминал Борис Майоров. – Открыли его, а там большой цветной телевизор. По тем временам это был роскошный подарок. Комсомол отметил наш успех вещественно.
А потом все приехали в Переделкино, где собрались сотрудники ЦК ВЛКСМ, приглашенные артисты, общение шло прекрасно, даже в волейбол вместе играли. Была одна необычная для тех времен вещь – нас пригласили в Переделкино вместе с женами, а кто не был женат, мог приехать с подругой. Позже все переместились на фуршет, и когда все уже стояли у столов, вошли Павлов и Гагарин. Павлов посмотрел на этот фуршет и поинтересовался у кого-то невидимого: а что, стульев не хватает? Через мгновение появились стулья, и встреча перешла в застолье, доставившее всем большое удовольствие".
Имел ли Павлов на это чествование "добро" из ЦК партии или это была его инициатива – осталось неизвестным. Но и порицания, судя по всему, не было. Зато со стороны хоккеистов уважительное отношение к ЦК ВЛКСМ только закрепилось, осталось оно и после ухода оттуда Павлова. На инициативы комсомола спортсмены откликались без отговорок.
Задача – поднять "На высоту"
В 1968 году в спорте сложилась весьма невеселая ситуация – пошла полоса неудач. Началась она во время зимней Олимпиады в Гренобле, где положение спасли хоккеисты, выигравшие в невероятно сложной турнирной ситуации золотые медали. Тогда и родилось выражение: главное – выиграть хоккей на Олимпиаде, тогда обо всем остальном забудут. Но некоторое время спустя, уже весной, стало ясно, что и на летней Олимпиаде трудно будет рассчитывать на первенство по золотым медалям.
В СССР существовал Союз спортивных обществ и организаций, который возглавлял мягкий по характеру, очень милый человек с техническим образованием – закончил МВТУ – Юрий Дмитриевич Машин. Но управлять спортивными обществами, требовать от них результатов, наконец, жестко руководить ими он не смог. При этом причины были не только в нем, но и в самой системе, в положении физической культуры и спорта в стране. Хозяев было много, а усилия – разрозненными, потому и результатов не было видно. Похожая ситуация сложилась в конце двадцатого – начале двадцать первого века: разгул демократии. Вся власть у федераций, которые требуют от государства денег, а сами ни в чем ни перед кем не отчитываются, и тронуть их никто не может – общественные организации… А тогда существовали спортивные общества, тащившие бюджеты во все стороны и опять-таки практически ни перед кем не отчитывающиеся. От них не требовали результатов на чемпионатах мира или Европы. "Выстрелит" кто-то, ну и хорошо.
Спорт стал частью политического процесса в СССР еще в 1936 году, но особое внимание на него обратили уже после войны, тогда же было принято решение об участии нашей страны в Олимпийских играх. И перед спортсменами СССР была поставлена задача – побеждать.
Летом 1968 года наши спортсмены тренировались на базе в Цахкадзоре, что должно было помочь подготовиться к мексиканской высоте (2200 метров), однако настоящей, сопоставимой с той же американской подготовкой системы не было. В конце июля в Цахкадзоре появился Сергей Павлович Павлов – знаменитый комсомольский "вождь". Держался он скромно, общался со многими спортсменами запросто, поскольку знал их давно. В Москве в это время для него, как и для всех остальных членов делегации, шили официальный костюм.
Назначение Павлова на пост руководителя советского спорта было для его коллег по комсомольской работе неожиданностью. Об этом вспоминали и Виталий Смирнов, который в то время работал в Пушкинском районе Подмосковья, и Юрий Ельченко.
Почему столь яркого лидера, в котором были видны черты настоящего государственника, масштабного политика, "бросили" на спорт? Дело в том, что в его адрес в свое время слишком уж одобрительно высказался Никита Сергеевич Хрущев, возглавлявший ЦК КПСС. Получилось так, что кто-то из руководителей с чем-то не справлялся, и Хрущев сказал: "Не можете? Так и скажите, мы поручим это комсомолу, Павлов справится". Никита Сергеевич в силу занимаемого поста, а также темперамента и невоздержанности отпускал порой из лучших побуждений такие комплименты, которые приносили человеку в итоге больше вреда, чем пользы. С дальновидностью и продуманностью речей у него было, как говорят, не очень. В конце концов Хрущева "задвинули", правда, обошлись с ним мягче, чем он до того обходился со своими соперниками-однопартийцами. Брежнев ничего против Павлова не имел, но зато "серый кардинал" Михаил Суслов, исполнявший роль великого инквизитора, молодого лидера не любил. Первое предложение "возглавить спорт" Павлов получил летом 1965 года по… телефону – звонил Брежнев. Павлов тактично и обоснованно предложение отклонил, он чувствовал свою силу, и у него были иные планы. Пока строптивому "комсомольцу" это сошло с рук, более того, на съезде КПСС в 1966 году он снова стал членом ЦК, что свидетельствовало о "прочности позиций".
И вот в 1968 году, не исключаю, что с подачи того же Брежнева, решили яркого комсомольского лидера "отправить на спорт". И хотя Павлов попытался говорить о необходимости вести подготовку к Фестивалю молодежи и студентов в Софии, Леонид Ильич считал, что спорт пользуется большей популярностью во всем мире и авторитет СССР от успехов на спортивных аренах вырастет даже больше, чем от участия в фестивале. В "справке", которая была на столе у Брежнева, отдельно выделили, что Павлов ушел на работу в комсомоле именно из института физкультуры. Это был весомый аргумент. Но даже спустя много лет, когда успехи Павлова как организатора в мире спорта были общепризнаны, Юрий Ельченко считает, что Сергей Павлович был все-таки прирожденным масштабным политиком, обладавшим огромным внутренним потенциалом – он постоянно развивался, много читал, был в курсе новинок, а в таланте общения и умении слушать не знал себе равных.
Но серые кардиналы всегда предпочитали выдвигать слабеньких, на них легче влиять, ими легче управлять, они удобные, с ними проще договориться. Так что оставался один вариант – сильного человека нужно перебросить на какой-то "завальный" участок. А Павлов был человеком с внутренним стержнем, свою позицию – если он был в ней уверен – отстаивал до конца, и "договориться" с ним было невозможно. В бытность Первым секретарем ЦК ВЛКСМ он по должности был участником пленумов ЦК КПСС. И порой, чувствуя поддержку Хрущева, позволял себе резкие, можно сказать, невоздержанные высказывания в адрес тогдашних крупных государственных деятелей, некоторых министров. По существу, критикуя министров за то, что молодежь, отправившаяся на ударные стройки, не получает помощи в организации быта, условий жизни, он был прав. Но подобная критика на такого рода "собраниях" не забывается. Кстати, по воспоминаниям Виталия Смирнова, который стал ему близким соратником, Павлов признавался, что ему иногда просто стыдно было вспоминать свои молодежные эскапады, он краснел за поступки, которые когда-то себе позволял.
В разные годы спортом в СССР руководили часто выходцы из комсомола. Так, в 1945 году Николай Романов пришел с поста второго секретаря ЦК ВЛКСМ, Машин – с поста первого секретаря московского горкома комсомола. Романов был сильным человеком, в общем, он закладывал основы спорта высших достижений. Сама по себе советская спортивная система постоянно совершенствовалась, причем на новую высоту выходила именно при ярких, сильных лидерах.
Назначение Павлова сопровождалось важным документом, подписанным в октябре 1968 года Брежневым и Косыгиным. В целях улучшения руководства физической культурой и спортом в стране был образован союзно-республиканский Комитет при Совете министров СССР. Это означало, что Павлов будет руководить не общественной организацией с неясным статусом, а получает фактически ранг министра.
Можно сказать, что не Павлов начал формировать систему, но он ее реализовал. Благодаря своему жизненному опыту, быстро разобрался в этой сфере и разглядел свою основную "линию". Однажды, еще в конце 1968 года, на коллегии Комитета он сказал: "Нам никто не позволит проигрывать следующую Олимпиаду". Разумеется, он знал о "пирамиде Кубертена" – чтобы появился один чемпион, нужны сотни тех, кто будут рядом, и т. д. Павлов был убежден в другом – нужна массовая физкультура, нужен юношеский спорт как "поставщик" талантов, но чемпионов следует готовить по специальной программе. Кому-то это не понравилось, и стали Сергея Павловича упрекать, что он делает упор на подготовку "сборников". А он был убежден, что средства надо тратить не на "липовых зачетников" искусственно придуманных соревнований, а на юных и на настоящих чемпионов. Конечно, и его можно было переубедить, но только когда дело касалось не слишком важных и принципиальных вопросов.
Некоторые, даже из ближайшего окружения, считали его назначение на спорт своего рода "ссылкой", понижением. Может быть, Павлов и пережил поначалу какие-то неприятные моменты, но быстро вошел в роль спортивного лидера и чувствовал себя абсолютно нормально. Он считал спорт чистой сферой и видел свою задачу в том, чтобы "поднять его на государственный уровень". При этом отдельные лихие идеологи шестидесятых настаивали, что многие функции государства по мере приближения к коммунизму будут отмирать, а потому спорт должен развиваться исключительно на общественных началах. К чему это приводит, мы узнали в полной мере в нынешнем веке.
Его первая Олимпиада
В Мехико осенью 1968 года он приехал как руководитель олимпийской делегации. Кто был тогда руководителем или председателем Олимпийского комитета СССР, почти никто не знал. Да и по своему численному составу аппарат этой общественной организации насчитывал меньше десятка человек. От нее практически ничего не зависело. Сборные команды формировали отделы и управления Союза спортивных обществ, Олимпийский комитет ставил только штамп и подписи секретаря и председателя на олимпийских удостоверениях.
Советский спорт держался на трех "китах" – армейском спорте, динамовском и профсоюзном. Армейцам и динамовцам были присущи порядок, дисциплина, в профсоюзах было больше вольности, но и результаты оказывались ниже. При этом профсоюзные руководители в большинстве своем были "любителями", большими болельщиками. Многие молодые спортсмены склонялись к тому, чтобы "сдаться в армию". Это сулило неплохое будущее, обеспеченность, словом, имело немало плюсов. Спорткомитет относился к армейскому и динамовскому спорту с уважением, с ними было легче работать по многим причинам, начиная с "бюрократии", без которой не получается организованности.
"Как я стал военнослужащим – это особая история, которая показывает, что отношение к спортсменам в армии было весьма благожелательным, – рассказывал Марк Ракита. – Мы чувствовали, что нужны державе, по отношению к нам высоких руководителей, которые должны были радеть за страну… Олимпийским чемпионом я стал с "белым билетом", как не годный к службе в вооруженных силах ни в военное, ни в мирное время. А армия сулила немало преимуществ. И вот после токийской Олимпиады в 1964 году был прием у министра обороны – Родиона Яковлевича Малиновского, выдающегося маршала и яркого человека. Набрался я смелости, подошел к нему и от имени нас с Умаром Мавлихановым обратился к маршалу: так, мол, и так, хотим служить в кадрах. Родион Яковлевич, сидевший в кресле, повел огромными – куда там Брежневским! – бровями и обратился к своему заместителя – Андрею Антоновичу Гречко, который потрясающе относился к спорту, считая, что армия должна быть сильной в буквальном смысле этого слова. Малиновский только сказал: Андрей Антонович, надо ребят взять. Тот, как и положено в армии: слушаюсь, товарищ маршал. И так далее по всей цепочке сверху вниз – везде ответ один – слушаюсь! С Мавлихановым все было просто – он до этого три года уже отслужил, а у меня – белый билет. Но чем могуча наша армия – нет для нее безвыходных ситуаций ни в бою, ни в столкновении с бюрократической машиной. Да, по медицинским параметрам я служить не мог на действительной службе. Но сверхсрочником мог. И мне присвоили звание младшего сержанта сверхсрочной службы. Потом закончил курсы офицеров запаса и стал младшим лейтенантом. Так что при последующих встречах с Гречко я был в офицерской форме на полных основаниях".
Одна из причин, по которой спортсмены любили Павлова, была в том, что он искренне переживал за все, что происходит, и никогда не снимал с себя ответственности. А жизнь руководителя тех времен была отнюдь не сладкой. Какие у него случались неприятности, переживания, как ему доставалось, спортсмены не видели и не знали, да и не их это дело. Но вот что они точно знали, так это то, что председатель готов их понять, войти в положение и, если нужно, помочь.
У фигуриста Юрия Овчинникова сложилась ситуация, которую разрешить мог только председатель Спорткомитета. Нежданно-негаданно Юрий стал, как тогда говорили, невыездным. Это означало, что он не может выезжать за границу. Решение, на основании информации из КГБ, тогда принимал "выездной отдел" ЦК КПСС. А суть дела заключалась в том, что близкий друг Овчинникова, выдающийся солист балета Михаил Барышников, остался "на Западе". Не было в этом никакой политической подоплеки, просто в какой-то момент выдающийся танцовщик понял, что благодаря своему таланту, благодаря уровню мастерства он стал "человеком планеты", другими словами, он должен обладать, прежде всего, свободой перемещения. А раз Барышников пришел к такому решению, то, того и гляди, Овчинников, один из ведущих фигуристов мира, тоже решит остаться.
Правда, в тот момент Юрий сам уже не выступал, он был тренером другого великолепного фигуриста – Андрея Букина. Кстати, на один из важных стартов Юрий так и не смог выехать. А для фигуриста, в том числе и для тренера, особенно такого уровня, класса, остаться без соревнований – все равно что ногу потерять.
Спортсмен пришел со своей бедой к Павлову, обстоятельно все обсудили, и Сергей Павлович, как тогда говорили, "положил свой партбилет на стол" – вот, ручаюсь за человека. Судьба Овчинникова была решена, "выезд" ему открыли, и он прекрасно работал, на всю жизнь сохранив уважение к чиновнику, обладавшему высокими человеческими качествами.