"И в Мюнхене, и в Монреале на стадионе было много полиции, которая должна была обеспечивать безопасность как раз во время моего финального забега, – вспоминал Валерий Борзов. – В Мюнхене просто предполагались какие-то действия, а в Монреале была информация, что на стадионе расположился снайпер, который будет стрелять в меня во время финала. На всякий случай начали меня охранять с предварительных забегов, финал стометровки задержали на сорок минут, пока военные располагались на арене. Пробежал я свою сотню, хотя и с травмой, но все-таки попал в призеры. После финиша меня окружили шестеро здоровенных ребят с оружием наизготовку, довели до специального автобуса, отвезли в Олимпийскую деревню и сдали там нашему офицеру безопасности. Мы с ним дружили всю Олимпиаду, он мне здорово помог… Не знаю, был ли умысел именно стрелять, но подпортить мне эмоциональное состояние кому-то хотелось. Выбить главного соперника из колеи всегда кому-то хочется… Причем не обязательно спортсменам, всегда находятся "доброжелатели"… Я человек уравновешенный, такова особенность моей натуры. По знаку я – весы, всегда терпелив и внешне спокоен. Это всегда волновало моих оппонентов больше, чем какой-то резкий ответ на их действия. Этим своим качеством я пользовался и в спорте. Если помните, перед стартом у меня на лице не было никаких эмоций. Я считал, что неизвестность больше волнует, чем любая конкретная информация. Соперников я убивал безразличием к ним".
Павлов сумел добиться решения правительства – а оно было невозможно без решения ЦК КПСС, – согласно которому на Спорткомитет была возложена задача разработки и проведения в жизнь политики в области развития массовой физической культуры и спорта, в том числе и спорта высших достижений. Спорткомитет определял политику международного спортивного календаря, а это означало, что все выезды не только атлетов, но и руководителей всех рангов шли через эту организацию. Так и получилось, что Спорткомитет стал главной организацией.
За четыре года между Олимпиадами Спорткомитету нужно было горы своротить. И одним из главных направлений стало спортивное строительство. Мыслили тогда в масштабах всего Союза, а потому и планировалось освоение в широком масштабе – в Латвии строилась санно-бобслейная трасса, на которой тренировались парни из всех республик, Цахкадзор в Армении был общим достоянием как место подготовки в условиях среднегорья, гребные базы были в Литве, в Азербайджане, яхтсмены готовились в Севастополе и в Прибалтике, биатлонисты на первый снег ездили на Северный Урал, а лыжники обожали эстонский Отепя, в белорусских Раубичах построили биатлонный комплекс – один из лучших в мире. Спортивное строительство шло высокими темпами. При Павлове достаточно большие деньги на спорт тратились профессионально. Он умел убедить, что спорт требует материальных вложений и тогда будут результаты. И оперировал он масштабами всего Союза.
Еще одна проблема, которую нужно было срочно решать, – медицинское обеспечение спорта высших достижений. И в этой области подъем произошел как раз с приходом Павлова. К работе подключились институты медико-биологических проблем, Институт космической медицины. Особая роль придавалась ЦИТО, где вела спортивное направление выдающийся хирург Зоя Миронова. Стали создаваться комплексные научные группы, в которые входили, прежде всего, биохимики, врачи, массажисты и медсестры.
Для циклических видов спорта требовались восстановители. И довольно скоро у нас появились спортивные напитки, изготовленные на натуральных соках, на экстрактах ягод, богатых витамином С. Появились и таблетки, которые надо было принимать после тренировок. При Павлове анаболические стероиды в советском спорте не применялись. Сейчас одни говорят, что они у нас не выпускались, другие считают, что их попросту боялись. Правда, было несколько случаев, когда некоторые наши спортсмены попадались на использовании псевдоэфедрина. Он тогда считался стимулятором, но у нас были случаи, когда при насморке спортсмены самостоятельно капали в нос привычные капли, которые привезли с собой из Москвы. А они содержали тот самый эфедрин. Но наказывали за это врачей – должны контролировать своих подопечных.
Большое внимание уделялось тогда развитию спорта в профессиональных училищах, которые когда-то назывались "ремесленными". По инициативе Павлова стали создаваться спортплощадки, ставились, если можно так сказать, "антивандальные" тренажеры. Ребятам просто элементарно не хватало культуры, им нужно было занятие, приложение сил. А ребята там были физически сильные, общество "Трудовые резервы" поставляло очень сильных боксеров, борцов, штангистов. Да и студенческий спорт был на ином уровне. При институтах были и стадионы, и полноценные, полноразмерные залы.
В Советском Союзе в сборных командах не обращали внимания на то, кто откуда, из какой республики, из какого края. Тогда перед Комитетом стояла задача поднимать все республики, большое внимание уделялось Средней Азии. Для этого командировали, в первую очередь, тренеров, чтобы они делились своим опытом с местными наставниками. В результате довольно скоро в сборных страны начали появляться новые имена.
Были разработаны нормативы – сколько на душу населения должно быть бассейнов, сколько плоскостных площадок, сколько катков, сколько беговых дорожек, сколько километров лыжни. И ведь это работало!..
Естественно, встал вопрос о необходимости производства своего спортивного инвентаря. Для сборных команд приобреталось лучшее оборудование, отношения с немецким "Адидасом" позволяли экипировать все команды. Нередко после соревнований в страну привозили то борцовский ковер, то поролоновые маты для прыжковых ям, а что говорить о фиберглассовых шестах…
Павлов понимал, что иной раз ему надо подключаться, и тогда в ход шла "вертушка" – телефон правительственной связи. Так он решил вопрос о предоставлении гребцам возможности тренироваться на базе в Аксаково, которая принадлежала МГК ВЛКСМ. Через "Судоимпорт" закупались катера для тренеров яхтсменов и гребцов, для самих спортсменов – самые лучшие швейцарские лодки. И кстати, детей учили на первоклассном инвентаре. И ведь все это давало результаты.
Однажды легкоатлеты попросили приобрести планки для прыжков в высоту. Эти планки должны соответствовать определенным параметрам, не слишком прогибаться и т. д. Они изготавливалась из какого-то алюминиевого сплава, который был "стратегическим" материалом. В общем, Павлов затребовал все данные по этой "ерунде" и, вооруженный детальной информацией, взялся за телефон, чтобы переговорить с соответствующим министром. Договорились. После этого планок было выпущено столько, чтобы хватило не только на соревнования, но и на тренировочные сборы, на отправку, как тогда говорили, на места. Начал действовать Главспортпром.
Летом 1969 года в Лос-Анджелесе состоялся тройственный матч по легкой атлетике – США, СССР и Британское содружество наций. То, что его выиграют американцы, было ясно заранее, вопрос только, с каким разрывом в очках, и нашим специалистам надо было увидеть, есть ли у нас перспективная молодежь, сможем ли мы вытянуть своих спортсменов на мировой уровень за три года, остававшиеся до мюнхенской Олимпиады. Оказалось, что надежды есть, но и пробелы обнажились четче. Еще один важный момент – наша команда наконец поехала в США. За два года до этого по указанию из "большого дома" спортсмены "отказались" лететь на матч в знак протеста против американских бомбардировок в Тонкинском заливе во Вьетнаме.
Лозунг "догнать и перегнать Америку", выдвинутый во времена Хрущева, был достаточно быстро убран подальше. Специалисты понимали, что все это отдает традиционной кампанейщиной, ничем не подкрепленным авантюризмом. Американцы иногда в шутку спрашивали: а куда девался этот, который говорил: "Мы вас закопаем"? Однако Советский Союз был великой державой, и было немало областей, в которых он находился впереди тех же американцев. Но для пропаганды требовались успехи видимые, которые понятны всем. Бесспорно, открытия химиков или физиков имели огромное значение в мировом масштабе, но победа на той же стометровке была понятнее для миллионов, в число которых входили и физики, и химики, и писатели, и рабочие. Так что требовалось в спорте "догнать и перегнать". Но это было возможно при выполнении нескольких условий. Прежде всего было необходимо создать хотя бы приблизительно такие же условия для подготовки атлетов.
Кстати, во время этого матча состоялись переговоры с американскими производителями инвентаря, и в самолет на Москву погрузили те самые фиберглассовые шесты-катапульты, которые позволяли делать прыжки за пять метров, что с обычным инвентарем – еще не так давно наши прыгуны пользовались бамбуковыми и сменившими их дюралевыми шестами – было даже теоретически невозможно.
…Бокс всегда пользовался в стране популярностью, чемпионат страны собирал полные залы, да и звезды были первой величины. Американский бокс для нас ассоциировался с именами прежде всего великих абсолютных чемпионов, любители спорта знали имена и Джека Демпси, и Джо Луиса. А Мохаммед Али почти не сходил со страниц наших спортивных изданий. То он был феноменальным боксером, что соответствовало истине, то борцом за равные права темнокожих американцев, то чуть ли не борцом за мир. И на Олимпиаде в Мехико сборная США выглядела вполне прилично. Но потягаться с американцами силами нашим было в самый раз.
Советскую школу бокса отличала самобытность на уровне школ разных республик и регионов. В результате в сборной боксеры отличались манерой ведения боя, что весьма озадачивало тренеров из других стран. Бокс, можно сказать, относился к массовым видам спорта и получал должное внимание со стороны руководства. Существовали и ДЮСШ, и Школы олимпийского резерва, а проблемами спорта занимались различные НИИ, которые оказывали заметную помощь спорту и черпали важные материалы, находившие применение в медицине. Многие разработки в тяжелой атлетике находили свое применение в авиационной медицине. Так, например, штангисты "моделировали" перегрузки, которые испытывал летчик при… катапультировании. Да и космонавты на старте тоже в чем-то были схожи с тяжелоатлетами.
После Олимпиады 1968 года Павлов согласился с тем, что команде боксеров требуется обновление. Речь шла не только о самих спортсменах, но и о тренерском коллективе. И вот удалось договориться о матче с командой США. Назначен он был на октябрь 1969 года, и драться надо было не где-то там в глубинке или в каком-нибудь захолустье, а в легендарном Лас-Вегасе. Тренерами сборной поехали Алексей Киселев и Юрий Радоняк. Для Киселева это был, по большому счету, дебют, похожий на проверку в экстремальных условиях. Киселев всего год назад сам поднимался на олимпийский ринг на финальный бой и получил серебряную медаль. Больше того, по образованию он был инженером, выпускником знаменитого МВТУ.
В Лас-Вегасе патронаж над матчем взяло на себя местное полицейское управление. Интерес к матчу был невероятный, его показывал крупнейший тогда национальный канал Эй-Би-Си, комментировать приехали Мохаммед Али и Уолтер Кронкайт – на тот момент самые знаменитые люди Америки. Приехал в Лас-Вегас и посол СССР в США Анатолий Добрынин с супругой и небольшой свитой. Я был в составе спортивной делегации, передавал отчет о матче в ТАСС, причем мне была дана команда из Москвы – дать в полном объеме, себя не сдерживать. Диктовал я почти час – сборная СССР выиграла 6:5. По этому поводу газета "Советский спорт" выделила под репортаж из Лас-Вегаса из "Дворца цезарей" целую страницу. Потом мне сказали, что люди из секретариата Павлова звонили в редакцию спозаранку и не скрывали восторга, узнав об успехе. Несколько строк о матче попали в так называемую "сводку" – специальную двухстраничную подборку информации ТАСС о главных событиях в мире, которая каждое утро ложилась на "главные столы" страны. Потом руководитель делегации передал команде поздравления от руководства Спорткомитета.
Присутствие посла на матче согласовывалось наверняка с МИДом, с Москвой. Полагаю, что после возвращения в Вашингтон в Москву пошла телеграмма "верхом", депеша из посольства за подписью посла. По тогдашним правилам она шла в несколько адресов – секретарям ЦК КПСС, в Совет министров, в КГБ и т. д. Полагаю, что кто-то удовлетворенно хмыкнул, кто-то мог и позвонить по старой памяти Павлову.
А вот перед отъездом из Москвы никакой "накачки" не было. Разговоры Павлов обычно вел с руководством команды, мог он встретиться с тренерами, а спортсменов не вызывали. Так что, когда сейчас порой пишут о каких-то специальных беседах со спортсменами, это выдумки тех, кто не знал, как было на самом деле.
К сожалению, тогда не было договоренностей о телетрансляции матча на СССР, запись сохранилась в архивах Эй-Би-Си, но американцы требуют за нее огромные деньги. При этом они не обладают правами, а располагают лишь пленкой.
Бокс вообще особый вид спорта с точки зрения его популярности. Поскольку успехи в боксе имели большой резонанс, под выступления команды подводились серьезные идеологические обоснования. В том же 1979 году перед чемпионатом Европы, а он проходил в Кельне, на встречу с командой пришли ветераны войны. Результат был ошеломляющим – десять раз звучал гимн СССР.
В конце шестидесятых в легкой атлетике начала подниматься новая звезда – спринтер Валерий Борзов. Этот парнишка из Украины мог стать мировой сенсацией, но его не торопили с выходом на максимальный результат. Его берегли для главного старта – Олимпийских игр 1972 года. Если выиграет у американцев, то для всего мира это будет как прыжок Боба Бимона на Олимпиаде-68. Борзов готовился по системе централизованной подготовки, введенной как раз после прихода в спорт Павлова. Лучших спортсменов, лучших тренеров собирали вместе, использовалась самая современная методика подготовки. При этом ведущим специалистам не возбранялось и "отклоняться", если это приносило результат.
Хотя и было очень трудно "пробивать" решение через многослойный бюрократический аппарат, но Павлов сумел доказать, что нашим легкоатлетам необходимо соревноваться прежде всего с американцами. А потому спортсменам разрешались чуть ли не месячные турне по городам США. Это было не просто – элитная группа спортсменов, к тому же без сопровождающего – в роли руководителя порой был Борзов, все-таки член ЦК ВЛКСМ, уравновешенный человек – "отрывается" от родины и оказывается в "сомнительном" окружении… А в результате, по мнению того же Валерия Борзова, это привело к тому, что у него появилась уверенность в своих силах, а у соперников выработался своеобразный комплекс страха перед ним. Все-таки он обыгрывал их и летом, и зимой.
"Это было турне, по ходу которого мы объездили практически всю Америку, видели больше, чем сами американцы… Нас возили туда, где советским гражданам было вообще запрещено появляться… Были на мысе Канаверал во Флориде, там осуществлялись ракетные запуски. Но самое большое впечатление на меня лично, – вспоминал Борзов, – произвело странное сочетание – ракета стоит на старте, а неподалеку в канаве крокодилы ползают…
Павлов всегда отличался блестящей памятью и потрясающими аналитическими способностями, – так оценивал лидера выдающийся спортсмен. – Он моментально доставал все из ячеек памяти и мог спокойно разговаривать на профессиональную тему. По таким людям складывалось отношение к руководителям высшего звена. Не ко всем, конечно, но к лучшим. Сергей Павлович был серьезный государственник. Он считал, что ему поручено важное дело, и делал его с полной отдачей… Председатель был в курсе жизни всех сборных команд. И он расширил круг людей, которые работали с командой, перед ними стояла одна задача – дать результат. И результат был".
Гимнастика всегда была видом спорта, который приносил немало медалей. Среди единомышленников в поддержке гимнастов Павлов довольно быстро нашел очень влиятельного человека – секретаря ЦК КП Белоруссии, видного партизанского руководителя Петра Машерова. И хотя разница в возрасте была существенной, говорили они на равных. И вот так сложилось, что Белоруссия принимала у себя гимнастов и там они готовились к главным стартам. Естественно, все определялось "планом", но в том-то и дело, что план подготовки, план сборов, создание всех необходимых условий для успешных тренировок был точным и верным. При этом все делалось так, чтобы спортсмен мог сконцентрироваться только на одном – на своей подготовке. Все остальное его не касалось.
Разумеется, ведущим спортсменам не раз предлагали остаться за рубежом. Особенно уговаривали боксера Игоря Высоцкого. Он "валил" соперников как по заказу, именно его больше всего боялся знаменитый кубинец Теофило Стивенсон, американцы предлагали сразу миллион долларов при переходе в профессионалы (по нынешним временам это в десяток раз больше), видели в нем "большую белую надежду". Дело в том, что абсолютными чемпионами мира по боксу среди профессионалов были темнокожие, или, как их сейчас называют, афро-американцы. Но США всегда были расистской страной, и многим фанатам хотелось увидеть белокожего чемпиона. Отсюда и пошло выражение "большая белая надежда", которое можно было бы трактовать и как "большая надежда белых". Своих белокожих парней, которые могли бы стать чемпионами в тяжелом весе, вырастить никак не удавалось. Но парень из Магадана был очень советским, и разговоры остались в воздухе, чтобы потом обрасти легендами.
В боксе сложилась своеобразная ситуация – на Олимпиадах основными конкурентами стали советские и кубинские боксеры. Все нормально, кто лучше, тот и победитель. Но есть еще и "работа с судьями", и тут кубинцы умудрились обыграть наших даже на Олимпиаде-80 в Москве. Хорошо подготовленная команда в результате тогда завоевала одну золотую медаль и семь серебряных.
В 1970 году на работу в Спорткомитет пришел секретарь Пушкинского райкома КПСС Виталий Смирнов. Поначалу он отбивался от этой работы, понимая, что у него есть хорошие перспективы роста именно по партийной линии – это было очень престижно. Когда Смирнова в первый раз вызвали в ЦК КПСС, ему удалось отказаться от предложения. Но через год его опять вызвали. Перед тем как ехать на "разговор", он позвонил первому секретарю московского обкома, посоветоваться. А тот ему пересказал свой разговор в ЦК, который свелся к тому, что перспективных молодых первых секретарей райкомов в стране много, а имеющий высшее физкультурное образование, к тому же возглавляющий федерацию водного поло – один. Павлов при этом держался в стороне, он в свое время приглашал Смирнова в ЦК ВЛКСМ возглавлять отдел спортивной и оборонно-массовой работы, но тот отказался. И вот теперь пришел. И ни словом Павлов не обмолвился, что его заместитель был не так давно в "глухой" оппозиции.