- Много, очень много…
- Точнее, точнее.
- Определенно сказать не могу, потому что через каждые десять дней воинские части меняются. Одни приезжают на отдых, другие уезжают.
- Где находится штаб 3-й армии? - задал я главный вопрос.
Предатель или скрывал, или на самом деле этого не знал.
- Не знаю, - ответил он. - Но штаб тыла в Бешенковичах. Это точно знаю, потому что наша контрольно-пропускная служба подчиняется ему.
- Что намерены гитлеровцы предпринять в ближайшее время на фронте и против партизан?
- Я - солдат и знать мне не положено, - ответил "язык". - Знаю свою службу и все. Больше меня ничего не интересовало…
- А что, за тебя фюрер думает? - зло бросил Степан Пашковский.
Предатель промолчал.
Истинное лицо этого подонка, вся его подноготная нам стала ясна. Как и всякий предатель, он оказался большим трусом, просил и молил сохранить ему жизнь, так как, мол, у него есть дочурка, которую очень жалеет. Он согласен воевать в партизанах, потому что "никогда не любил немцев"… Рассказал и о том, где родился, учился и работал до войны, как попал в плен, стал предателем. Словом, выложил все.
Забрали мы у него документы, сняли с ремня подсумки с патронами и с наступлением рассвета решили продолжить путь к дому. Боялись, чтобы ночью не заплутать и не выйти на какой-нибудь гарнизон…
Смотрю на своих ребят и вижу: не очень-то они довольны "языком", на лицах написано одно - не стоит овчинка выделки… Но я сам думал по-другому. Этот "язык" не простой. Во-первых, много интересного сообщил о немецкой системе контрольно-пропускной службы, о большой насыщенности войск в Бешенковичах. И главное - о спешном строительстве двух линий обороны. Первая возводилась в районе Островно и по левобережью Западной Двины, вторая - перед Бешенковичами. Это уже глубоко эшелонированная линия обороны, протяженность ее - около 60 километров. Заслуживали также внимания показания о размещении штаба тыла 3-й немецкой танковой армии. Во-вторых, много сведений "язык" сообщил о структуре, численности и вооружении бригады Каминского.
4
Собираясь в путь, предупредили пленного: если сделает хоть один шаг в сторону или крикнет, тут же будет расстрелян. Обстановка требовала такой осторожности и осмотрительности. Ведь мы еще находились в каких-то 3–4 километрах от Бешенковичей, а вокруг вражеские гарнизоны.
Только поднялись, чтобы идти, как впереди раздалась стрельба из пулемета. Тут же, словно в ответ, застрочили автоматы позади нас, в Дроздах, взвились ракеты. Что бы это значило? Мы встревожились. Глянул я на предателя, и мне показалось, что он обрадовался, надеется на спасение. В такой ситуации нельзя спешить, но и медлить опасно. Глазами показал Степану Пашковскому следить за "языком", а для большей надежности связать ему руки.
По лесу продвигались осторожно. Нужно было проскользнуть между Залужьем и Ворохобками, откуда только что доносился пулеметный огонь. Шли редкой цепочкой, плененный - под конвоем Степана - позади нас. Только выбрались на лесную дорогу, как вдруг ударили по нас. Мы залегли: нужно сориентироваться. Но тут сзади раздался крик предателя:
- Сюда-а!
Крик этот потонул в сплошных автоматных очередях. Впереди, на той стороне просеки-дороги, оказалась засада, которая и вела плотный огонь.
Только я высмотрел цель и лихорадочно прикинул, какое принять решение, как ко мне по-пластунски подполз Степан Пашковский. Видно, понял мой вопросительный взгляд, потому что сразу показал жестом руки - резко провел по шее, и я понял: "языка" он успокоил без выстрела…
Молчала засада, притаились и мы. Каждый из нас думал об одном: как выйти из этой западни? Мысленно прокручиваю весь ход поиска, стараюсь понять, где допущен просчет, почему нас обнаружили гитлеровцы и каким образом незаметно обложили. Мгновенно сверкнула догадка: нас заметила поисковая группа. У нее мало сил, она ждет с минуты на минуту подкрепления. Тогда гитлеровцы начнут проческу этого маленького лесочка - и нам несдобровать! Надо не медлить ни минуты. Прорыв и только прорыв - внезапный, напористый!
Достал "лимонку". Степан догадался о моем решении и тоже сунул руку себе за пазуху. Скосил я глаза влево: вижу Михайлова. Он смотрит на меня и понимает: сейчас пойдем на прорыв, как говорится, штыком и гранатой. Иван Киреев будет бить из автомата. Правильно: ошеломить их и вырваться из окружения, пока не пришло подкрепление.
Степан Пашковский, изловчившись, лежа швырнул гранату. За ним - Михайлов. Все вскочили одновременно. Иван резанул из автомата, а я запоздало бросил свою "лимонку".
Пригнувшись, мы устремились вперед. Пробежали несколько метров. Сзади по нас открыли огонь, но уже не такой плотный. Залегли, заняли оборону: думали, будут преследовать, но - тихо. И мы быстрее от этого места, чтобы еще раз не захлопнулась ловушка.
Остановились на отдых в лесу под Болбечьем. Обсудили все происшедшее. Поспорили. Единодушны были в том, что своевременно вырвались из капкана, устроенного гитлеровцами. По всей вероятности, они все же догадались, куда девался их холуй. Видно, преследователи, хоть и с опозданием, но обнаружили наши следы, особенно там, где волокли "языка". Ночью же преследовать не особенно старались, тем более, что схвачен не их солдат. А лесок, где мы остановились и допрашивали "языка", окружили и ждали подкрепления.
Как бы там ни было, а ценные сведения для командования отряда и бригады мы от "языка" получили. Принесли и трофеи, и личные документы. Все данные, выведанные при допросе "языка", мы с Поповым обобщили, изложили письменно со своими выводами и предположениями.
В сведениях о боевой деятельности бригады за ноябрь 1943 года это отражено кратко и сухо:
"1-й отряд. Разведка гарнизона в Бешенковичах (захват "языка"). Разведка 4 человека под руководством т. Федотова поймала предателя из гарнизона Бешенковичи… Трофеи - одна винтовка, две гранаты, 60 патронов".
Под Уллой
1
В начале зимы 1943/44 года не было дня, чтобы партизаны не нападали на транспорт, питавший всем необходимый улльский аэродром.
Как-то раз к нам, разведчикам, заглянул комбриг Николай Александрович Сакмаркин. Возвратившись из дальнего поиска - вели разведку в сторону Полоцка, - мы, немного передохнув, занимались разными житейскими мелочами. Одни пришивали пуговицы, другие штопали прохудившееся, третьи вместе с хозяйкой хаты возились у печи. Иван Попов, сунув валенок с полупришитой подошвой под стол, быстро вскочил со скамьи, взмахом левой руки отбросил пшеничного цвета прядь волос со лба - хотел доложить о результатах поиска. Николай Александрович мельком глянул на ноги командира взвода разведки, аккуратно обернутые портянками, сказал с улыбкой:
- Вольно, казак! Докладывай сидя, - и сам присел.
Почему-то Сакмаркин, всегда дотошно интересовавшийся любым поиском, даже не принесшим существенных результатов, сегодня не вникал в подробности, не переспрашивал и не уточнял. Молча кивал, соглашаясь, порой невпопад, с тем или иным предположением нашего командира. Иногда он почему-то пристально посматривал на галифе Ивана Митрофановича. Буквально накануне поиска тот нашил новые леи. Теперь они были заметно обшарпаны - пришлось немало поелозить по-пластунски.
Комбриг вдруг перебил Попова:
- Все ясно… Теперь давай-ка выйдем, подышим кислородом. Федотов, - обернулся он ко мне, - ты хочешь глотнуть свежего воздуха?
Всем стало понятно, что комбриг хочет поговорить с командиром и политруком разведки наедине. Но когда ребята по одному стали исчезать из крестьянской хаты, он повысил голос:
- Неужели не ясно: я сказал подышать свежим воздухом вместе со мной только двоим.
День был морозный, дул северный ветер. Комбриг печатал шаг сосредоточенно и молча.
Минули концевую хату. Впереди, на берегу озера, маячили двое часовых.
- Нет, ни от кого не спрячешься, - Николай Александрович весело улыбнулся. - Да и, видно, не стоит прятаться. Разведчики моментально определят, о чем был у нас разговор. - Он вдруг приостановился, сказал отрывисто: - Гарнизон в Больших Бортниках следует немедленно порешить. Поэтому, Иван Митрофанович, все внимание - на Большие Бортники. Все должны узнать до мелочей. Докладывать лично мне. Понятно?
Он, кадровый командир, по привычке выпрямился перед нами. Мы тоже вытянулись по стойке "смирно".
- Да ладно вам, - досадливо махнул комбриг рукой. - У меня это неискоренимо. А вам-то зачем привыкать?..
Вот так был определен для нас постоянный объект разведки - гарнизон Большие Бортники, вклинившийся в нашу партизанскую зону. Предстояло изучить там расположение огневых точек, наличие живой силы и вооружения. Между прочим, это вражеское гнездо находилось примерно в трех-четырех километрах от места расположения нашей разведки. Насолило оно нам, как говорится, до чертиков, и мы с большой охотой и старанием принялись выполнять приказ командования бригады. Предполагалось, что, разгромив здесь противника, мы при благоприятных обстоятельствах с ходу могли бы смять гарнизон в Фролковичах и атаковать аэродром. Такая перспектива нас радовала, и наша разведка тут же включилась в работу. Тактика обычная: постоянное наблюдение - и день, и ночь не спускать глаз с гарнизона. Однако проникнуть туда не удавалось: слишком строг контрольно-пропускной режим. Поэтому чаще всего проводили разведку боем, выясняли наличие огневых точек. Правда, таким способом добычи информации не увлекались, он сопряжен с жертвами, а кому хочется терять друзей-товарищей?..
Как и раньше, ходили в поиск посменно: то Иван Попов, то я с группой бойцов. Отправлялись на задание хорошо экипированными. Надевали все теплое, шерстяное: на ногах - чулки-самовязки, валенки, поверх тулупов или полушубков - маскхалаты, чтобы быть незаметными на белом снегу. Вооружались до зубов. Брали автоматы, диски, гранаты, вещмешки набивали патронами. Меньше всего сухарей или хлеба. Подползали к гарнизону метров на 200–250. Не подползешь - не увидишь и не услышишь, что там творится. Ближе подберешься - могут заметить при вспышках ракет и смешать тебя со снегом и мерзлой землей.
Через неделю мы уже разведали места, куда гитлеровцы заглядывали в первую очередь, куда изредка. Нашли и две точки, откуда удобнее всего было вести наблюдение (патрули туда вовсе не заходили). Первая - напротив деревни, где располагался гарнизон. Строилась деревня незадолго перед войной - улица прямая, широкая, просматривалась из конца в конец. Эта точка и стала главной при наблюдении. Вторую точку, откуда можно было следить за гитлеровцами, выбрали в тылу противника, то есть со стороны Уллы. Это оказалось еще более безопасное место: здесь гитлеровцы меньше всего ждали нас. Чтобы не выявить себя, мы все же вели наблюдение то с фронта, то с тыла.
Однажды лежу со своей группой и вижу: бежит прямо на меня целая рота во фронтовой форме. Поднял бинокль: нет, не те, что постоянно несут охрану. Те - в годах, а эти - лет по 18–19, не больше…
Мы буквально слились со снегом, не шелохнемся. А они все ближе, уже ползут по-пластунски. Затем раздались команды, и солдаты, спешно окопавшись в снегу, открыли бешеную стрельбу по опушке, где мы находились. Стреляли по соснам. Пули взвизгивали над нашими головами, глухо врезались в деревья, иногда срезали ветви и взвывали рикошетируя… Резануть бы из двух пулеметов - и добрая часть гитлеровцев осталась бы навечно неподалеку от этой заснеженной опушки!
Но тут в голову пришла мысль, которую позже подтвердили наши связные: это же недавно призванные - новое пополнение, которое обучают для фронта и, видно, заодно и для борьбы против партизан.
Нет, мы и намека не подали, что находимся в каких-то ста метрах от того места, где шли тактические занятия. Доложили командиру отряда, а он - комбригу. Николай Александрович Сакмаркин дал "добро": следует проучить гитлеровцев не на теории, а на практике.
Через день, когда новобранцы пошли в наступление на опушку, мы, взяв с собой и третий ручной пулемет, открыли огонь. Не поняв сначала, что случилось, они продолжали бежать, а когда стали падать убитые и раненые, когда увидели кровь на снегу, остановились как вкопанные и все рухнули на землю.
Минут через десять в гарнизоне, видно, поняли, что произошло, и открыли по опушке минометный огонь. Разведчики подхватили оружие и - в лес.
Больше в этом гарнизоне новобранцев не обучали.
2
К началу 1944 года Полоцко-Лепельская оперативная группа во главе с секретарем Лепельского подпольного райкома КП(б)Б Героем Советского Союза полковником Владимиром Елисеевичем Лобанком объединила 16 партизанских бригад. В их боевой состав на 15 января 1944 года входило 119 отрядов общей численностью более 17 тысяч партизан. Народные мстители контролировали и были полными хозяевами огромной территории в тылу врага - Полоцкого, Лепельского, Ушачского, Бешенковичского, Чашникского и других районов. Партизаны постоянно нарушали или блокировали коммуникации противника, препятствовали оперативному маневру силами и средствами, вынуждали его держать огромные охранные подразделения, отвлекать фронтовые части на борьбу против партизан.
Опасаясь наступления Красной Армии на этом направлении, командующий 3-й немецкой танковой армией генерал-полковник Рейнгардт зимой 1943/44 года решил обезопасить свои тылы и начал активную разведку обороны партизанской зоны, нащупывал слабые места.
К этому времени оборона бригады имени В. И. Ленина проходила по линии Городище - Островляны - Усвица - Аделино - Коренево - Капустино - Тенюги - Козейщина - Стаи - Шарки - Слобода - Бортники. Короче, по населенным пунктам левобережья Западной Двины и далее по реке Улла к ее верховьям. Все эти деревни располагались неподалеку от гарнизона в Улле и сильно укрепленных подступов к нему. Командование бригады знало, что противник концентрирует свои силы вблизи границ партизанской зоны, поэтому все отряды были приведены в повышенную боевую готовность и находились на своих участках обороны.
На рассвете 16 января 1944 года крупные силы вражеской пехоты при поддержке танков и артиллерии начали наступление с Уллы на оборону нашего отряда и соседнего - имени С. М. Кирова. Как раз в это время под Фролковичами вел поиск Иван Митрофанович Попов с пятью разведчиками. Они тотчас же обнаружили гитлеровцев и уже возле моста из засады нанесли неожиданный удар по их передовому подразделению. Внезапность массированного огня в первые минуты посеяла замешательство в рядах противника, приостановила его. Этого было достаточно, чтобы стрелковые взводы двух наших отрядов, услышав бой, заняли оборону. Вскоре прискакали и сами разведчики, доложили о примерной численности наступавших.
Враг главным образом навалился на участок обороны нашего отряда имени М. В. Фрунзе: Козейщина - Тенюги - Бальбиново - Ратьково. До полудня длился упорный бой: ни одна из сторон не уступала.
В полдень гитлеровцы подтянули артиллерию и выдвинули танки. То они, то мы постоянно контратаковали. И обе стороны несли потери. Идя рядом со мной в атаку с гранатой в руке, упал прошитый автоматной очередью Дмитрий Гусаков. Я отлично знал его, всегда рвущегося в гущу схватки, отчаянного партизана из Плиговки. Падали и больше не подхватывались многие из тех, с которыми воевали рука об руку. А вокруг - свистопляска пуль, жужжание осколков, взрывы снарядов и мин.
Когда бежал на КП, увидел на санитарном пункте заместителя командира отряда по разведке Александра Галузо с окровавленной повязкой на голове, Марию Прудник - тяжело раненную партизанку из соседнего отряда, партизана Терентия Белоголовкина. Тут же перевязывали и других раненых.
На нас, разведчиков, в этом скоротечном бою возлагалась не совсем обычная задача. Мы появлялись на самых напряженных участках, передавали командирам взводов и отделений приказы командования бригады или отряда. Одновременно помогали отражать атаки фашистов.
Не простое это дело - передать приказ. Не раз приходилось пробивать себе дорогу с помощью автомата и гранат, лезть напролом, не обращая внимания на плотный огонь противника. Так действовали буквально все - от рядового разведчика до командира. Помню, я несколько раз старался предупредить об опасности Ивана Митрофановича. Мое "внушение" некоторое время действовало на него. А потом, глядишь, наш Попов снова разгорячен боем, обо всем забыл: стоя в полный рост, разит наседавших врагов длинными очередями из автомата.
В три часа дня к Фидусову (я как раз находился в то время возле командира отряда) прибежал из штаба бригады разведчик Прокоп Кириллов. Комбриг Сакмаркин приказывал отойти на основную, вторую линию обороны, к деревням Ковалевщина - Быстрики - Глыбочка - Островляны. К этому времени остальные отряды уже заняли свои участки обороны и огнем могли прикрыть наш отход.
К исходу дня противник захватил Залуженье, Красное, Ратьково, Ляхово, Заговалино и в нерешительности остановился перед новой линией партизанской обороны. Комбриг Сакмаркин вызвал командира разведки Попова и меня в штаб бригады, приказал проникнуть к Улле, в тыл врага, установить, какими резервами он располагает, прояснить его дальнейшие цели.
Так как местность была насыщена войсками противника, мы решили вести разведку мелкими группами, по два-три человека. Еще во время боя на первой линии обороны Иван Митрофанович предусмотрительно послал в сторону Уллы лучшего нашего разведчика Степана Пашковского вместе со смелым и сметливым юношей Виктором Красинским. В их задачу входило: установить резервы гитлеровцев, их дальнейшие намерения, а также заминировать шоссе вблизи Фролковичей, чтобы затруднить врагу подброску подкрепления. К тому времени, когда мы получили приказ от комбрига, Пашковский с Красинским еще не возвратились, да и не могли вернуться: разведка-то глубокая, дальняя.
Как только стемнело, разведывательные группы ушли в тыл. Всю ночь то в одном, то в другом месте вспыхивали короткие, но жаркие перестрелки. Это наши разведчики прощупывали тылы гитлеровцев. К утру все группы возвратились и принесли ценные данные. Только Пашковского с Красинским все не было.
Светало, когда на переднем крае противника раздалась сильная автоматная стрельба, а вскоре в нашу траншею свалился тяжело раненный Виктор Красинский. Его тут же понесли в санчасть. Когда я прибежал туда, Виктора уже перевязывал Владимир Силивестров - бригадный врач.
Вот что рассказал наш разведчик. Степану Пашковскому и ему сопутствовала удача и под Уллой, и когда минировали шоссе. Однако с большим трудом они пробирались назад, то и дело натыкались на вражеские группы. И все же везло, пока не подошли почти до самой линии обороны. Тут их обнаружили гитлеровцы и взяли в плотное кольцо. В перестрелке Пашковского ранило в грудь. Виктор пытался вытащить его к своим, но сам был тяжело ранен в ноги. Зная, что совсем рядом наша линия обороны, он пополз за помощью, добрался до траншеи и свалился на руки партизан…
Захватив с собой разведчиков, первых, кто оказался под рукой, я отправился в ту сторону, откуда полз Красинский. Линию обороны пересекли сравнительно благополучно. Был сильный мороз, змеилась поземка, забивая глаза, но мы то ползли, то бежали вперед. Несколько раз натыкались на вражеские боевые порядки, засады и охранения, пробивали себе путь пулеметным и автоматным огнем. Мы искали своего боевого друга, чтобы спасти его.