Сильные женщины. Их боялись мужчины - Феликс Медведев 16 стр.


А о том, что призвание и судьба - все-таки музыка, песни, говорит тот факт, что в училище искусств девочка поступила едва ли не случайно. Просто проходила мимо, прочитала объявление, расписание экзаменов, пришла - и ее с ходу взяли на второй курс. Помните, Алла Борисовна, уже будучи звездой, осиливала какое-то там культурное заведение. А тут легко и без напряга. Комплимент и уфимским педагогам: понимают в талантах. Но для таких рвущихся к звездам, как Земфира, просторов России всегда маловато, им подавай Москву. Вот и Москва поддалась певице. Не прошло и полгода, и зажглась звезда. Москва приняла Земфиру по полной форме: аншлагами концертных залов, добротными студиями, неослабевающим вниманием журналистов, тьмой поклонников. Ну и, конечно, "закадровым" текстом: слухами, сплетнями, выдумками. О деньгах, о том, что они нужны для дела, для дисков, записей, она говорит регулярно. И умела их зарабатывать всегда. Мечтая о Москве, о свидании с тенью своего любимца Виктора Цоя, Земфира пела под гитару в уфимских переходах. Говорят о болезнях певицы, о некоем свойстве ее натуры к резким поступкам и выпадам. О том, что ей трудно угодить. О том, что все в ее группе наркоманы, взламывающие двери, разбивающие окна.

- А откуда меня знают? Обалдеть можно. Как журналист может узнать человека за полчаса разговора? Даже если мы будем говорить обо всем в моей жизни, как можно меня понять вот так, с наскоку?! Вот и болтают… Какая разница, какое ухо у меня болит, левое или правое?! У всех что-то наверняка болит. Все кругом больные… И уже пошло: глухая певица.

…Кассетную версию ее первого диска я купил в вокзальном киоске. Конечно, даже не понимающему в музыке станет ясно, что записано нечто необычное. Вроде бы даже не музыка, а что-то другое: шаманские наговоры-навывания под рвано-занудливые местами синкопы. Кажется, вот-вот певица вырвется из этого усыпляюще-раздражающего ритма, и ты вслушиваешься в слова, а они тоже какие-то рваные, панковые. Ее в школе учили: импровизация наказуема. А в песнях никаких канонов - сплошное вдохновение-настроение.

- Знаете, мне никогда не придет в голову считать свои соринки стихами. Да и вообще, чем проще относишься к своему творчеству, тем лучше. Больше толка выйдет.

Меня поразил текст на неприглядной бумажной вкладке кассеты. Такого, пожалуй, не встречалось. И стоит ради полноты Земфириного образа привести этот текст полностью, как он есть: "Спасибо семье: маме, папе, Рамулю, Наташе, Артуру, Артему; музыкантам: Сереже, Рене, Вадиму, Пафе, Олегу; друзьям: Сереге, Лене, Наташе, Металлике, Владу, Сержу, Солуяну, диктору, Петровичу, больнице № 13 города Уфа, Кате, Валере, Юле, училищу искусств города Уфа, Институту искусств города Уфа, радиостанции "Европа + Уфа", Илье, Леониду, Вике, Лене, Паше, Ане, Юре, Анжеле и городам Уфа - Москва - Лондон, специальное спасибо - Ладе, Аркадию". Мы, конечно же, не знаем всех этих Рамулей и Солуянов, но благодарность и открытость молодой певицы приятно трогает: на столь длинное объяснение в любви способны далеко не все, любовь эту получившие.

- Так вышло, что я перескочила собственную историю пути к успеху на сцене. Есть группы, идущие к успеху годами, а у меня вышло моментально. Хлоп - и я в лучшей студии России. Я просто ошалела: мне поставили четыре микрофона и сказали: "Пой, что сама захочешь".

Она и впрямь ворвалась в музыкальную тусовку, где, несмотря на возникающие время от времени свежие ветры, многое как бы расставлено по ранжиру, разложено по полочкам и нишам. Государственно-державная А.Б.П. с примкнувшим к ней Филей, неприкасаемые, блюдущие клановые традиции и огрызающиеся, если кто-то на них посягает; прошлые советско-брежневско-политбюровские кумиры - Ротару, Кобзон, Понаровская; особняком стоящий Леонтьев, который продолжает очаровывать все новые поколения своих поклонников; Долина, Аллегрова, Распутина, Апина - это длинный ряд, не буду перечислять; замыкающая череду примерно в пятьдесят фаворитов эстрады все еще юная, но бронзовеющая на глазах Алсу, собирающаяся, как на днях стало известно, на конкурс "Евровидение". Так как же с Земфирой? Все вроде бы занято, и тесновато малость в престижном ряду. Но только не для уфимской "хулиганки". Она сметет все титулы, завоюет сердца, у нее сейчас самое время "матереть". Специалисты, правда, считают, что Земфира должна занять вроде бы пустующее несколько лет место несравненной Жанны Агузаровой, на которую, кстати, она похожа и голосом, и харизмой. Мне же видится иное: занимать чье-то место всегда плохо, не самодостаточно. Земфира - это и есть место. Никого еще не сравнивали на сцене с вихрем, пожаром и ветром, с тайной вечерей и азиатской погоней, с заговором и приговором. Земфира резка, угловата, взрывоопасна, скандальна. ТВ скоро одарит зрителей ее новым клипом: в поисках то ли ушедшей, то ли не пришедшей любви певица запросто разгуливает по крышам дорогих авто, высматривая в бензиново-туннельном угаре свою судьбу. Сорок машин участвовало в съемках. Дороговато обходится новая звезда ее продюсерам. Но, как теперь говорят, надо обладать искусством требовать жертв. И Земфира и требует, и приносит. И снова не без эпатажа. Недавно она перенесла сложную операцию. Ей пришла в голову идея: досконально заснять весь процесс проникновения тонких хирургических инструментов в ушную раковину, чтобы затем использовать съемки в новом клипе. Что ж, "изящные" планы, возможно, еще больше привлекут внимание к новой эстрадной персоне. Земфира уже доказала, что во имя искусства, во имя своего "счастливого ремесла" она может жертвовать. - В Краснодаре у меня поднялась высокая температура, а перед концом выступления стало вообще фигово. Но выхода не было: зал ждал. Когда я ушла со сцены, температура у меня была сорок один градус. Меня - в реанимацию.

Земфира теперь знает, как жестоки законы бизнеса. Умри, но пой. Точнее, сначала спой, потом хоть умри. Иногда кажется, не женское это дело - колесить по огромной стране, надрывая голосовые связки, ночуя в не всегда люксовых гостиницах. Но Земфира "пашет". Раскрученная тысячами газет, диджеями всех "серебряных дождей", обольстившая легион любителей песни, она должна петь. Отступать некуда. Позади Уфа. Где и любят, но где уже и не ждут. Птичка вылетела из гнезда в свободный полет. Ей всего двадцать два. А впереди - целое тысячелетие. Новое, неизведанное, таинственное. Оно начинается с голоса Земфиры. 2000

ТРИ БОГИНИ. ЭДИТ ПИАФ. МИРЕЙ МАТЬЕ. ПАТРИСИЯ КААС

Копаться в биографиях знаменитых французских певиц - все равно что писать детектив, проводить прокурорское расследование. Те же сопоставления фактов, очные ставки, свидетельства очевидцев. Но вот что поразительно: чем больше совпадений в их жизненных колеях, тем дальше отстоят они друг от друга. Недаром Патрисия Каас чувствует себя отдаленной от Пиаф, "не находя себя в ее голосе", а Мирей Матье, несмотря на ранг официального символа Франции (ее образ, исполненный в бронзе и граните, красовался во всех мэриях страны), все же ревнует к поистине бессмертной уже славе "парижского соловья".

…Нищета плодит гениев. Куда от этого денешься: и Эдит, и Мирей, и Патрисия родились в бедных многодетных семействах. Отцы клепали малюток, мамаши стирали пеленки, и ни о каких гаммах не могло быть и речи. Какие там гаммы, когда одна из девочек только в пятнадцать лет впервые смогла помыться в ванне, другая часть детства провела в захудалом притоне, куда ее сбагрил отец на воспитание мамочке-бандерше, а у третьей лишь в девятом классе появилась мелочь на леденцы. Все трое из провинции, все брали Париж штурмом, и все победили. Фортуну, музыкальных критиков, публику, Бруно Катакрикса - гениального продюсера, "Олимпию", саму Францию.

И все три богини, вылезшие из нищеты, олицетворяют сегодня почти целый век национальной французской песни. Это примерно как если бы (конечно, всякие сравнения хромают) мы соединили в одну линию жизни судьбы Руслановой, Шульженко и Пугачевой. С той лишь разницей, что шансон - он и есть шансон, то есть песня о любовной удаче или размолвке, о разлуке, о печали, о самой себе. Русские же, советские певицы не могли все время петь только о себе, им надо было петь о партии, о Сталине, о коммунизме, о колхозе. Как говорят в Одессе, - это две большие разницы.

А между тем одна из последних пластинок Каас называется "В моей плоти". Название страстное, чувственное и, наверное, искреннее. Так вот, все песни знаковой троицы откровения любви, хвала любимому, желания влюбленной. Во всех чувствуется "уединенное", отъединение от мира под крылом чувственного опьянения. Мы знаем имена героев - реальные, выдуманные, иллюзорные, живые. "В моей плоти ты только один, и ты только мой". Но вот удивительно - У Мирей Матье и Патрисии Каас нет детей, а у Эдит Пиаф в молодости вроде бы случайно родилась девочка Марсель, которая вскоре умерла от менингита.

Каас за тридцать, и, тем не менее, в последний приезд в Москву она заявила, что хотеть ребенка - одно дело, а иметь его - другое. "У меня нет на это времени", - безапелляционно закрыла тему эротичная на сцене певица. С Мирей же Матье вообще неясно - в свои пятьдесят два она ни разу не была в официальном (по крайней мере) браке, ничего не известно о существовании у нее ребенка. Сей жареный факт журналисты и обыватели муссируют уже много лет, и сплетням и домыслам есть все основания. Но Мирей, тем не менее, начисто отвергая все бредни о лесбиянстве, о сожительстве с любимой младшей сестрой, об абсолютной фригидности, заявляет, что она совершенно нормальная женщина. При этом она подчеркивает, что вся ее жизнь - это пение и семья. Правда, есть здесь одна загадка. Но о ней чуть ниже…

"Все, что я вижу, - это прекрасный сон", - Мирей разводит руками, приглашая присутствующих еще и еще раз взглянуть в окно. Внизу шумит Арбат, вдали виден шпиль университета. Поздний июньский вечер 1987 года. Художник Илья Глазунов принимает у себя в мастерской приехавшую на гастроли в Советский Союз великую Мирей. Среди счастливчиков, которые получили приглашение, оказался и я. Общение с очаровательной певицей, чей лик и голос известны всему миру, - это, конечно же, радость, везение. Обаятельная, добродушная, открытая, она еще в Париже просила устроителей гастролей привести ее в этот дом. Вместе с Матье ее неизменные спутники - импресарио Джонни Старк и сестра Матильда. Здесь же французские телевизионщики, снимающие каждый шаг пребывания гордости Франции в горбачевской России.

"Все, что я вижу: иконы, картины, предметы старины, - это чудо, выражающее душу России", - восклицает гостья.

Илья Сергеевич, извинившись перед гостями, приглашает певицу к мольберту - он задумал сделать ее портрет. И на наших глазах, мазок за мазком, штрих за штрихом - уверенные движения рук - абрис, контуры глаз, выразительные губы, шапка черных волос, закрывающих лоб, - рождается портрет певицы. Не прошло и получаса, как художник углем и пастелью запечатлел образ этой легендарной женщины. Автор делает дарственную надпись и вручает картину "подлиннику". А в "довесок" к своему творению художник дарит француженке старинный русский самовар и икону. Мирей в восторге, она бросается на шею хозяину дома, целует его. Все в прекрасном расположении духа, все тянутся к столу, чтобы выпить за Мирей Матье.

Конечно же, я в тот вечер не растерялся и под диктофон сумел взять у певицы интервью. Среди прочих серьезных по тем еще идеологизированным временам я задал и несколько вроде бы легковесных, шутливых вопросов. Один из них был такой: "Вы молодая и красивая ("Мерси, мерси"). У вас есть все: слава, богатство, друзья. И все-таки скажите, что еще вам бы хотелось иметь в этой жизни?" Мирей засмеялась и ответила: "Иметь все - это слишком много. Но того, что у меня нет, я не нашла до сих пор. Найду ли?"

Тогда я не мог понять значения этих слов, я понял это позднее. Но тот радушный вечер в обществе изящной французской женщины никогда не забуду. И ее слова: "Этот русский сон мне будет долго сниться…" Много прошло с той поры. Сколько снов улетело. Целая страна превратилась в фантом. Но Мирей Матье так и не нашла, чего искала.

…Его звали Джонни Старк, того самого импресарио, который бывал с нею повсюду. Именно он подарил миру талант певицы, услышав ее однажды на Авиньонском фестивале песни. Мирей тогда было пятнадцать лет, и она работала на местной фабрике. Вкус у Старка ювелирный, на талант у него особый нюх. Именно он нашел Ива Монтана и подарил ему крылья. И вот с тех пор Мирей не расстается с Джонни. Вся жизнь ее прошла под его бдительным, заботливым оком. Наставника, старшего друга, отца родного… Кого еще? Загадка. Но почему же красивая женщина ни разу не была замужем? Тайная, великая, благодарная любовь к человеку, открывшему ее? Она - фабричная девчонка, певшая (по-нашему) в художественной самодеятельности, превратившаяся в мировую звезду. Он - высокий, солидный талантливый мужчина. "Мужик, - сказала бы Пиаф, - ему и карты в руки". Он придумал ее имидж - копну густых волос на голове, закрытые платья, сдержанные манеры. Кто он? Только ли друг и благодетель? Даже желтая парижская пресса теряется в догадках. Когда в 1989 году Старк умер от рака, Мирей чуть не погибла: она потеряла голос, впала в депрессию, жизнь будто бы уходила из этого хрупкого, маленького тела. Она оставила сцену. Франция была в панике. Казалось, еще один "парижский соловей" умолкает навсегда. Но воля и желание петь о любви перебороли больную плоть. Через несколько лет Мирей Матье снова предстала перед публикой. И ее, возрожденную, москвичи увидели на сцене Кремлевского театра летом 1997 года.

* * *

…Маленькая Эдит не знала предела в любовной страсти. Она меняла мужчин столь часто, как это казалось ей необходимым. С самого детства ей была близка блатная среда, сутенеры, воры, шулера, наркоманы. В ее понятии именно обладающий всеми этими достоинствами считался настоящим мужиком. И с этими "настоящими" она зачастую имела не только дружеские отношения. Эдит в пятнадцать лет ушла из семьи, забрав на свое попечение младшую сестру Симону, которая, как повелело провидение, не отходила от нее ни на шаг до самой смерти. Удивительно, но Мирей Матье и ее сестра Матильда так же неразлучны друг с другом до сих пор. Неужели и эта привязанность до самого гроба?

Многие мужчины не воспринимали Эдит как женщину. Они ухмылялись: и ростом не вышла, метр с кепкой, и женские прелести на выходном. Пиаф и впрямь "вымахала" в высоту на полтора метра. Матье лишь на немного обогнала свою великую предшественницу. Да и Каас не каланча. Вроде бы можно посмеяться - притягиваю за уши, но ведь, правда, - столько совпадений.

Эдит спала с возлюбленными где попало и при ком попало. Особых этических манер там не ночевало. Во всяком случае, своей Симоны она не стеснялась. Вот так от "нестеснения" и от одного рабочего паренька, которого Эдит и впрямь полюбила с первого взгляда, и родилась несчастная Марселина.

Правда, Пиаф зря просиживала юбку в районе пляс Пигаль. Она надеялась, что ее голос когда-нибудь понравится забредшему сюда на красный огонек внимательному импресарио.

…И вот однажды в промозглый осенний день спаситель пришел на пляс Пигаль. Послушав, как поет девчонка, он подошел к ней, представился и сказал: "Ты сошла с ума. Так можно сорвать связки". Спасителя звали Луи Лепле. Он вдохнул в нее силы, уверенность, поставил голос. И он был первым близким ей мужчиной, с которым Эдит не спала. Луи слыл гомосексуалистом. Биографы Пиаф утверждают, что между ними была самая чистая и самая бескорыстная дружба на свете. Луи верил: девчонка станет великой певицей, ведь такого голоса он доселе не слышал. Он сделал Пиаф карьеру, отвез ее на радио, познакомил с нужными людьми, всячески опекал. Но рок есть рок.

Через год Луи погибает в пьяной драке, и всю вину за убийство валят на беззащитную девушку-певичку. В газетах той поры ее так и называли "Убийца метр с кепкой". Подозрение висело на Пиаф до конца ее дней.

О любовных связях Пиаф с мужчинами написаны романы, поставлены пьесы. И откуда только в ней, маленькой, полуслепой, была такая чувственность, такое обаяние, которое неотразимо действовало на мужчин? Мне кажется, что она, в отличие от Мирей, брала раскованностью, свойскостью, теплотой. Последнюю свою любовь Пиаф встретила за год до смерти, в феврале 1962 года, когда уже лежала в больнице. Возле оказался молодой человек в водолазке и черных брюках. Он не сводил с нее глаз. Его звали Тео Сирапо, он был грек. Имя переводилось "Я тебя люблю". Ей - сорок семь, ему - двадцать. Они обвенчались в русской церкви, он был православным.

Коко Шанель подарила Пиаф подвенечное платье. Парочка была еще та - маленькая невеста и почти двухметровый жених. Журналисты допытывались, что они будут делать и будут ли делать детей? Мягкий, бесхарактерный Тео отвечал: "Как решит моя жена".

* * *

В судьбах трех шансонеток есть одна довольно драматичная общность, я бы сказал, преемственность. Это когда не срабатывает библейская истина о том, что нет пророка в своем отечестве. То есть он, конечно, есть, но, что называется, пророк временный. Да, всеобщее поклонение было (на похороны Пиаф пришел и впрямь весь Париж), но любимица парижан, "народная артистка" немало времени провела за океаном, в пресловутой и далеко не во всем обожаемой французами Америке. Что тянуло ее туда? Возможность заработать, выпустить пластинку, пообщаться с голливудскими "настоящими" звездами? С Синатрой, например, с Мэрилин Монро? Пиаф хотела остаться покорительницей и американских меломанов. Хотя это нелегко: известно, что янки считают свои вкусы патриотически-неизменными.

Отношения Мирей Матье с соотечественниками, мягко говоря, прохладные. Да, бюсты в мэриях, но это официально, а сердцем, душой, памятью они уже с другими кумирами. И Мирей обижена. Она купила жилье в Лос-Анджелесе и годами не появляется на родине. Ее уже стали забывать, новые поколения тинейджеров предпочитают техно и рэп. Это все равно что наши мальчишки и девчонки спросили бы у родителей: "А что, Майя Плисецкая - это испанская балерина?"

Многие французы считают, что она предала родину. Мирей отвечает: "Сначала научитесь меня любить".

Первый диск еще полупровинциальной Патрисии Каас "Мадемуазель поет блюз", принесший ей два миллиона долларов, покорил и Европу, и США. С тех пор она мечтает чаще и чаще представать перед американской публикой. Она и живет на "западный" манер. Флиртует с кумирами. Все говорили о романе с Аленом Делоном. Меняет имидж, гардероб, переносясь из эпохи в эпоху. Она не выступала в Париже целых четыре года. "США - страна большая, и я хочу там петь и жить", - заявила Каас в Москве в сентябре 1987 года.

Нас всегда тянет к большому и чистому. Быть пророком - значит самому быть и большим, и чистым. Умным, справедливым, всепрощающим. Но и герои не всегда правы. Даже Александр Матросов, во имя Родины закрывший своим телом амбразуру дзота, может быть, ошибался: стоило ли губить свою молодую жизнь, ведь Родина его почти забыла? Хотя что плоть - ведь она временна на этой земле. Есть вещи посильнее томления тела. Мне кажется, что это уже трагически начинала понимать Эдит Пиаф. Выразить любовь и ненависть можно только голосом. Песней. Надрывом. Перекатывающимся аффрикативом эр-р-р. Вот и три легендарные шансонетки нашего времени перекатываются в новое тысячелетие. Эдит, Мирей, Патрисия… Это уже музыка.

1999

Назад Дальше