Убедившись в непреклонности матери, давшей ему немного денег лишь на текущие расходы, Миклухо-Маклай попытался одолжить недостающие средства у М.С. Воронина - видного ботаника, приват-доцента Петербургского университета, - который владел несколькими промышленными предприятиями. Эти деньги, писал ему Миклухо-Маклай, "будут уплачены по векселю в течение следующих двух лет моей матерью или в течение 1871 г. моим товарищем, князем А.А. Мещерским, которому обстоятельства в настоящий момент не позволяют мне помочь". Однако Воронин в ответном письме выразил сочувствие намеченному путешествию, но в просьбе отказал, сославшись на только что начатые два крупных дела и на семейные обстоятельства.
Нуждаясь в деньгах, Николай Николаевич перед самым отплытием передал в зоологический музей свои коллекции губок, собранные на коралловых рифах берегов Красного моря, причем попросил директора музея академика Брандта возместить "издержки на собирание, хранение и провоз этих коллекций", составляющие 300 рублей серебром. Некоторые члены совета РГО безвозмездно снабдили молодого путешественника научными приборами и инструментами. Так, помощник директора Главной физической лаборатории в Петербурге М.А. Рыкачев дал ему новейший анероид (прибор для измерения атмосферного давления), а директор гидрографического департамента Морского министерства вице-адмирал С.И. Зеленой - термометр для измерения океанских глубин. Но все равно имеющихся у Миклухо-Маклая средств было явно недостаточно для научного предприятия такого масштаба, и во время плавания ему пришлось одалживать деньги у командира судна.
Между тем на корвете "Витязь", стоявшем в гавани Кронштадта, заканчивались последние приготовления к дальнему вояжу. Николай Николаевич несколько раз съездил в Кронштадт, познакомился с офицерами и командиром корвета Павлом Николаевичем Назимовым, осмотрел отведенную ему каюту. "Своей каютой (сравнительно большой) и своими спутниками я более или менее доволен, - писал он профессору-индологу О. Бётлингку, с которым подружился зимой 1869/70 года в Йене, - и я рассчитываю, что эти отношения сохранятся и в дальнейшем, ибо я поставил себя так, чтобы поменьше общаться с офицерами". Отплытие, первоначально назначенное на сентябрь, несколько раз откладывалось - официально из-за задержки с ремонтом и перевооружением корвета, а фактически из-за обострения международной обстановки в связи с начавшейся в июле 1870 года Франко-прусской войной.
Пока "Витязь" готовился к отплытию, Миклухо-Маклай решил поработать над статьей о губках Красного моря, ибо, как он писал академику Бэру, "я все-таки не могу оставлять неопубликованными две трети до сих пор выполненных работ". В тесной квартирке в доме Колпаковой, расположенном на Малом проспекте Васильевского острова, ученый целыми днями сидел за микроскопом, изучая и описывая свою красноморскую добычу. "С.-Петербург начал становиться для меня неуютным, - жаловался он Бётлингку. - Мне не хватало зелени и вида из окна". Монотонное течение почти затворнической жизни было нарушено в начале сентября запиской, полученной от П.П. Семенова.
"В Ораниенбауме (т. е. при дворе вел. кн. Елены Павловны), - говорилось в записке, - очень интересуются и Вашим будущим, и Вашими прошедшими путешествиями, и Вашею личностью, а потому желают с Вами познакомиться. Если Вы согласны на такое знакомство, то приезжайте за мною в воскресенье поутру на дачу со вторым поездом и даже с первым; мы поедем вместе в Ораниенбаум, проночуем там во дворце и вернемся в понедельник, а если Вы не захотите ночевать, то уедете в воскресенье вечером. <…> Если Вы согласитесь и ночевать, то захватите свой Reisesack (саквояж. - Д. Т.). Если у Вас есть в запасе фрак, то захватите его с собою, если же нет, то и в этом надобности нет, потому что Ораниенбаумский Двор очень мало заражен этикетом". Разумеется, Миклухо-Маклай не преминул воспользоваться этим приглашением.
Великая княгиня Елена Павловна (вдова великого князя Михаила Павловича, брата Николая I) отличалась широкой образованностью и умом. Вокруг нее группировались либеральные государственные и общественные деятели, которые сыграли важную роль в отмене крепостного права и проведении других реформ 1860-х годов - братья Милютины, Я.И. Ростовцев, Ю.Ф. Самарин, князь В.А. Черкасский, К.Д. Кавелин и др. В эту группу входил и П.П. Семенов. Взгляды либеральных реформаторов разделял великий князь Константин Николаевич, который многие годы поддерживал тесные контакты с Еленой Павловной и ее окружением.
Елена Павловна много занималась благотворительностью, охотно выступала в роли мецената - покровителя наук и искусств. По воспоминаниям современников, она покровительствовала талантливой молодежи. ""Подвязать крылья" начинающему таланту, - писал А.Ф. Кони, - доставляло ей истинную радость; поддерживать развивающийся талант, в минуты уныния и упадка духа в его обладателе, она считала своей нравственной обязанностью". Салон Елены Павловны в Михайловском дворце посещали видные сановники, ученые, писатели, художники и музыканты. На лето ее двор перемещался в Ораниенбаум. На протяжении многих лет, вплоть до отъезда в Дерпт, постоянным посетителем ее салона был К.М. Бэр. Как утверждает младший брат нашего героя, именно Бэр рекомендовал его Елене Павловне.
Радушный прием и всеобщее внимание, особенно со стороны придворных дам, ожидавшие Миклухо-Маклая в Ораниенбауме, привели к тому, что он находился там не один день, а несколько недель. Живя во дворце, он продолжал свои ученые занятия, отдыхал в прекрасном парке и в то же время постигал обычаи и нравы высшего общества. "У меня комфортабельное жилище в главном дворце, - сообщал он Бётлингку. - В рабочей комнате находятся микроскоп, мои губки с Красного моря и книги, так что я могу спокойно продолжать свою работу. Пешеходные прогулки к морю и по парку, а по вечерам музыка (временами прекрасная: сюда был приглашен на несколько дней Антон Рубинштейн) превосходно заполняют весь день и создают весьма приятный и оригинальный контраст моей жизни в будущем году у папуасов. <…> Я в общем доволен моим здесь пребыванием, тем более что придворный этикет здесь отнюдь не строг и к тому же я, как будущий папуас, пользуюсь большей свободой в отношении всех этих мелочей, чем те, кто останутся европейцами. Но есть и теневая сторона: многочисленные разговоры (в которых мне приходится быть рассказчиком) о папуасах и Новой Гвинее, да и ежедневные бодрствования до 1 или 2 часов ночи мне положительно не по вкусу".
Живя в Ораниенбауме, Миклухо-Маклай не только хорошо отдохнул и поработал, но завел полезные знакомства в высших сферах. Так, известный геолог граф А.А. Кейзерлинг написал по его просьбе письмо своему приятелю - русскому посланнику в Голландии Н.В. Кноррингу, в котором просил достать для Николая Николаевича открытое письмо от министра колоний управляющим голландскими владениями в Ост-Индии, чтобы они "оказали возможную для них помощь господину М. при его научных изысканиях". Более того, находясь в Ораниенбауме, Миклухо-Маклай сумел добиться решения важного вопроса - нужного ему изменения маршрута "Витязя".
Ближайшей сподвижницей Елены Павловны была ее фрейлина баронесса Эдита Федоровны Раден (1825 - 1885), которая "отфильтровывала" интересных людей, а также достойные поддержки прошения и идеи для Елены Павловны. Она живо заинтересовалась смелыми планами и неординарной личностью Миклухо-Маклая, решила помочь молодому путешественнику, а впоследствии покровительствовала его сестре Ольге. Вероятно, по ее инициативе Николай Николаевич составил меморандум для П.П. Семенова. В этом любопытном документе, черновик которого удалось обнаружить в одном из петербургских архивов, он обосновал целесообразность доставки его "Витязем" непосредственно на Новую Гвинею.
"Это отступление от маршрута, - писал Миклухо-Маклай, - повлечет за собою только небольшой объезд и очень незначительную трату времени и может иметь для научного успеха моей экспедиции большое значение, а именно: в Большой Новогвинейский залив (залив Папуа. - Д. Т.) на южном берегу Новой Гвинеи впадает река Aird (ныне Кикори. - Д. Г.); эта река известна только при одном ее впадении, весьма значительна, имея при устье четыре-пять английских миль и неся в море такую значительную массу воды, что на очень большом расстоянии делает верхние слои морской воды пресными. Вследствие этого можно рассчитывать, что эта река имеет большое протяжение и, таким образом, образует самое удобное <и> верное средство проникнуть вовнутрь острова. Этим обстоятельством можно воспользоваться, если будет разрешено корвету зайти на Новую Гвинею, так как на "Витязе" будет находиться маленький пароходик, который может с большим удобством употребляться в дело. <…> Эта экскурсия во внутреннюю Новую Гвинею может иметь полный успех и не задержит корвет, который отправится вдоль северного берега Новой Гвинеи и en passant высадит меня где-нибудь на северном берегу около залива Гумбольдта".
Обсудив содержание меморандума с Семеновым, баронесса Раден убедила великую княгиню употребить свое влияние на то, чтобы добиться изменения маршрута "Витязя". 6 октября 1870 года Миклухо-Маклай сообщил Мещерскому: "На днях виделся я с вел. кн. Константином Николаевичем и успел устроить то, что хотел, т. е. "Витязь" отвезет меня в Новую Гвинею. Обо всем сообщу обстоятельно при свиданье".
Романтический ореол, окружавший ученого в связи с намерением поселиться среди "дикарей" на Новой Гвинее, обеспечил симпатичному сероглазому шатену с тонкими чертами лица, окаймленного курчавой бородкой, большой успех у женщин. "Он легко покорял женские сердца, - вспоминает его брат Михаил, явно имея в виду месяцы, предшествовавшие отплытию "Витязя", - но я не припомню и не знаю, чтобы кто-нибудь из них покорил его сердце". "Без всякого сомнения он был расположен и симпатизировал некоторым девушкам и женщинам, - говорится в другом варианте воспоминаний Михаила, - но это чувство никогда не превозмогало его целей и оно было мимолетно". Как видно из сохранившихся черновиков его писем того периода, Николай Николаевич обменивался фотографиями с понравившимися ему барышнями и дамами, иногда дарил им свои рисунки. Но эти знакомства, по-видимому, не всегда ограничивались легким флиртом. В июле 1871 года, когда "Витязь" на пути к Новой Гвинее зашел на остров Таити, Миклухо-Маклай наблюдал эротические пляски островитянок. Одна из полуобнаженных танцовщиц напомнила ученому его приятельницу Н. В., и, как он пометил в записной книжке, его мужское естество пришло в крайнее возбуждение. Примечательно, что инициалы Н. В., причудливо изображенные, неоднократно встречаются на полях черновика ораниенбаумского письма Миклухо-Маклая Бётлингку. Раскрыть эти инициалы не удалось.
19 октября 1870 года Миклухо-Маклай выступил на общем собрании РГО с докладом о программе своей экспедиции. "Путешествие рассчитано лет на семь или восемь, - заявил ученый, - а потому план его может быть начертан лишь в кратких и неопределенных чертах. Первые годы думаю провести на берегах тропических морей, а затем продвигаться постепенно на север, до берегов Охотского моря и северных частей Тихого океана. Первым же полем моей деятельности будет Новая Гвинея". Сообщив, что "зоологические работы будут касаться преимущественно низших форм животных в их естественной обстановке", он далее ограничился изложением рекомендаций, полученных - при личном общении или по почте - от двенадцати западноевропейских и трех российских ученых. Эти "desiderata" Миклухо-Маклай сгруппировал в три больших раздела (физическая география и метеорология; этнография и антропология; политическая экономия), снабдив отдельными дополнениями и комментариями.
Как вспоминает Остен-Сакен, "Программа предполагаемых исследований", доложенная Миклухо-Маклаем, была встречена с недоумением, так как члены РГО понимали, что выполнение разнообразных и многочисленных пожеланий европейской научной элиты явно не по плечу одному путешественнику. Присутствовавшие, вероятно, не обратили внимания на предупреждение, которое Николай Николаевич сделал в самом начале своего доклада: "Многие из вопросов, предложенных для исследования, вряд ли будут мне по силам. <…> Тем не менее я считаю своим долгом сообщить здесь все эти вопросы, так как они составлены специалистами, известными знатоками дела, и обнаруживают те пробелы, которые предстоит пополнить". Сходную оговорку ученый сделал, завершая доклад: "Собирая эти научные desiderata, я хотел только выслушать все то, что могут от меня требовать специалисты по разным научным отраслям. Насколько и каким образом могут быть исполнены эти задачи - окажется на месте. Со своей стороны я сделаю все, что будет в моих силах, чтобы мое предприятие не осталось без пользы для науки".
Но помимо недоумения, вызванного необъятной широтой заявленных в докладе задач, многие присутствовавшие, по словам Остен-Сакена, сочли сам проект долголетних исследований в далеких тропических странах "чем-то диким", ненужным для России. Часть аудитории открыто потешалась над малопонятными ей специальными рекомендациями по антропологии и этнографии. Особое оживление вызвал совет Геккеля обратить внимание на длину мужского полового члена у разных рас. Преподаватель кадетского корпуса литератор Д.А. Кропотов разразился гневной тирадой: "Да что это такое, как ему не стыдно, это немцы над ним посмеялись, а он не понимает. Измерять длину полового члена - да, спрашивается, в каком состоянии его измерять, что за вздор!" К счастью, по уставу РГО не требовалось одобрения программы общим собранием членов общества. Между тем еще за неделю до этого собрания ученый получил письмо от квартировавшего в Кронштадте командора "Витязя" П.Н. Назимова. Павел Николаевич сообщил, что на корвете завершаются последние приготовления к походу и вскоре судно будет переведено из гавани на внешний рейд.
В связи с подготовкой экспедиции Миклухо-Маклая вице-председатель РГО Ф.П. Литке обратился к заместителю министра иностранных дел В.И. Вестману с просьбой "снабдить означенного путешественника открытым рекомендательным письмом ко всем русским консулам в портах, находящихся на прибрежьях и островах Тихого океана". Откликаясь на эту просьбу, Вестман препроводил в совет РГО "открытый лист для естествоиспытателя Миклухо-Маклая". Через несколько дней - в ответ на аналогичную просьбу - Министерство внутренних дел прислало в РГО "заграничный паспорт на имя дворянина Н. Миклухо-Маклая, командированного с ученой целью". Так была фактически легализована двойная фамилия нашего героя.