Ольга Чехова получение ордена всегда отрицала. Ее заявление было даже официально распространено советской комендатурой: "1. Я никогда не получала такой высокой награды, к тому же лично от Сталина. Я до сих пор не имела чести познакомиться с генералиссимусом. В связи с 75-летием орден получила Ольга Чехова, вдова Антона Чехова, которая является моей тетей. 2. В штаб-квартиру фюрера я ни разу не входила и не знала даже, где она находилась. Гитлера я видела только на официальных встречах и почти не разговаривала с ним. Поэтому всякие просьбы военных и промышленных кругов в связи с моим влиянием на Гитлера - немыслимы. 3. Неверно также, что мой шофер в последние дни войны был арестован гестапо. Уже в течение 6 лет я не имела шофера. Этого шофера я не могла больше иметь потому, что доктор Геббельс с целью пропаганды четыре года тому назад отобрал автомашину, чтобы народ видел, что и видные люди также могут ходить пешком".
Вино для ольги
В мемуарах актриса утверждала, что после возвращения в Германию ей пришлось терпеть немалые лишения, как и всем простым людям после войны. Хотя популярность помогала выжить: "Солдаты и служащие оккупационной администрации, с которыми приходится сталкиваться, предупредительны со мной. Более того: некоторые просят фотографию - за это я иногда получаю от французов белый хлеб или вино, от русских - водку, сахар или перловку, а от американцев в большинстве случаев сигареты. Блок сигарет на черном рынке, где есть почти все, дороже золота…"
Однако по другим документальным свидетельствам можно заметить, что актрисе жилось не так уж плохо. Уже в середине июля 1945 года генерал-лейтенант А. Вадис докладывал в Москву, что Чехова вместе с семьей и имуществом переселена в восточную часть Берлина - Фридрихсхаген, где ей предоставлен дом номер 2 по улице Шпрее. В докладе сообщалось: "После переселения непосредственно нами и через военного коменданта были удовлетворены следующие просьбы Чеховой: произведена уборка и частичный ремонт дома; отремонтированы две принадлежащие ей автомашины; снабжена продуктами питания в размере двухмесячных пайков; на всю семью выданы продовольственные карточки; организовано снабжение молоком; приобретен уголь для отопления; вручено 5 тыс. марок; выставлена охрана в составе 3 человек… Чехова выражает глубокое удовлетворение нашей заботой и вниманием".
Кстати, среди документов, хранящихся в Доме-музее Чехова в Ялте, есть и воспоминания командира взвода 1660-го гвардейского противотанкового артиллерийского полка 1-го Украинского фронта Останина, повествующие о его встрече с Ольгой Чеховой. Ветеран указывал время событий - конец мая 1945 года, что не вполне согласуется с датами пребывания Ольги Константиновны в Москве. Но и память способна подвести, и те самые даты могли быть изменены Ольгой Чеховой в мемуарах не просто так… Останин пишет: "Шоферы нашего полка угнали чей-то спортивный автомобиль. Через некоторое время из комендатуры полка поступило грозное приказание: "Машину вернуть, а виновных строго наказать!" Меня вызвал командир полка и говорит: "Товарищ Останин! Садитесь в машину, берите с собой несколько банок консервов, хлеба, пару бутылок вина и езжайте по тому адресу, где твои остолопы взяли спортивный автомобиль. Уговорите хозяев, чтобы они позвонили коменданту и сказали, что машина возвращена в целости и сохранности".
Еду в спортивной машине, моя - следом… Навстречу выходит моложавая женщина. Я пытаюсь объясниться, коверкая немецкие слова: "Гутен таг, фрау"… А она мне на чистейшем русском: "Здравствуйте!" - "Вы знаете русский язык?!" - спрашиваю. "Как не знать!" - отвечает. Даю команду своим орлам: "Несите в дом консервы, хлеб, сало, вино". Хозяйка улыбается и ставит на стол рюмки. Я наливаю нам с ней, а она солдатам: "Ребята, прошу к столу". - "Будем знакомиться, - говорю. - Я офицер Советской Армии, младший техник-лейтенант Останин". А она: "Ольга Чехова".
Потом позвонила в комендатуру: "Я сама разрешила солдатам покататься на своей машине". Происшествие было снято с полка".
"Что предприняли? - свидетельствует очевидец событий Василий Скоробогатов. - Актрисе вернули виллу, приведя ее в образцовый порядок. Она наняла персонал для обслуживания ее гостей. С реквизитом пока неважно, но это она берется решить самостоятельно. Она подобрала помещение для косметической фирмы, которую возглавит. Прически, маникюр, педикюр, массаж. Бомонд воскресает, а имя Чеховой завораживает. Бушин поведал мне, что материальная база для работы Ольги Константиновны создается. На первые встречи с ней уже приходили сценаристы, режиссеры, художники, с которыми она связана прежними знакомствами. Она устраивает обеды, а где обед, вечеринка, там и диспуты. Интеллигенция - штучный товар. Подход нужен… Во время таких дружеских приемов требуются деликатесы. Москва помогает, даже состоялся чартерный рейс. Привезли первосортные продукты, кондитерские изделия".
Описывает Скоробогатов и достойную авантюрного романа историю, как для Чеховой добывали хорошее вино. Полковник Бушин пожаловался ему:
"- На наших складах совсем нет вин. Ольга Константиновна и ее друзья не привыкли к разбавленному спирту… Что предпринять, ума не приложу".
Сначала пытались купить искомое или заказать во Франции, но не было необходимой суммы в валюте. И вдруг пришла неожиданная новость: "С озера Шляхтензее приехал полковой инженер и по секрету сообщил одному только мне о том, что его ребята обнаружили место, где хранятся немалые запасы винных емкостей, принадлежавших доктору Йозефу Геббельсу. Вначале я даже подумал, что инженер-капитан меня "разыгрывает". Я был просто потрясен. Приказал Бирюкову и его подчиненным этот факт сохранить в секрете. "Молчать всем!" - распорядился я.
История находки оказалась простой. Саперы трудились, обследуя на лодках озеро. Конечно, Шляхтензее не Байкал, но зеркальная его гладь обширна. Траление в дальнем заливчике дало неожиданный результат: саперы зацепили деревянную бочку. Выволокли ее на берег, осмотрели и пришли к выводу, что наполнена она вином. Глубина озера вроде бы и невелика, до 15 метров, но пасмурная погода не давала возможности увидеть дно. Недалеко от места, где нашли бочку, наткнулись на ящики. Ящики с бутылками! В тот день извлекли более сорока ящиков".
Более того, отыскали какого-то местного лесника или садовника, который помог рассортировать ящики - там нашлись виски, джин, коньяки, ликеры, шампанское. Служитель даже научил советских воинов готовить один из любимых коктейлей Геббельса.
"На другой день я связался с полковником Бушиным, - продолжает Скоробогатов, - и порадовал его информацией, что мы отпустим ему для кинозвезды Ольги Константиновны Чеховой необходимую ей продукцию. Бушин так обрадовался, что не находил слов для благодарности. Он настоял, чтобы не только он сказал нам "спасибо", но и лично несравненная актриса. Они приедут вместе. Не на автомашине, а на автобусе центральной комендатуры. Этот автобус не имеют права досматривать дорожные патрули.
Они приехали. Спутница Бушина, Ольга Чехова, оказалась женщиной средних лет, нормального роста, за стеклами очков - лучистые глаза. Имела вид подчеркнуто деловой женщины. Волосы были закручены в сложный крендель. Или это парик, или шиньон? Облачена была в белоснежную блузку, синий жакет. Черная юбка плотно облегала все, что положено облегать. Ухитрилась все же облачиться! А я боялся, что наша солдатня ничего ей не оставила…"
Для общения со знаменитой гостьей Скоробогатов выбрал самого представительного офицера - майора Толстова: "Рослый человек, вид солидный - форма на нем сидит щегольски, сапоги сверкают, соревнуясь с солнцем. Он умеет вести лирические разговоры. Но Бушин и Чехова торопились, им надо было без промедления возвращаться на виллу актрисы. Автобус солдаты быстро загрузили - вошло чуть больше десятка ящиков. И пара бочонков с вином.
Чехова, глядя в улыбающиеся глаза майора, рассыпалась в благодарностях:
- Извините, господин майор. Вы так любезны! Спасибо вам превеликое… - Ольга Чехова вся искрилась. - Я с мужем была здесь однажды. Кругом цвели чайные розы…"
После этого Скоробогатову еще несколько раз довелось встречаться со знаменитой актрисой. "Артистка не была и не могла быть одинаковой - и внешне, и внутренне. Но было и неизменное. Глаза ее искрились, но не лукавили. В общении с работниками комендатуры она была всегда мудрой, спокойной, откровенной. Несомненно, сравнивать ее с Матой Хари не следовало. И полковник Бушин, с которым мы обменивались мнениями, со мной согласился.
- Она, Ольга Константиновна, наша, родная, русская, - заключил Бушин".
Есть свидетельства, что именно Ольга Чехова занималась отбором тех кинолент, которые шли потом в советских кинотеатрах как "трофейные". "Оказывается, Ольга Константиновна подобрала и отправляет нам дюжину коробок с кинолентами Голливуда, - пишет Скоробогатов. - В основном это картины с участием Чарли Чаплина. Есть и шедевр киноискусства - "Тарзан", о котором наши воины уже были наслышаны, где главную роль сыграл олимпийский чемпион по плаванию Джон Вейсмюллер. И щедрый подарок этот мы получили".
На встрече с генералом Федором Боковым она произнесла целую речь в защиту высокого искусства:
- Мне хочется помочь тем мастерам кино, например, кто боится, что с точки зрения содержания теряет все основные признаки искусства. Мы боимся, что восторжествует так называемая массовая культура. Западное общество ею болеет. Порой, понимая все это, мне становится страшно. Агрессивная музыка, высокие децибелы, слабые тексты. Нельзя допустить, чтобы ими была озвучена Новая Германия. Нужен духовный ренессанс.
"Озлобленность делает человека жалким…"
Ольга Чехова продолжала играть в театре - в разоренной стране пока не до киносъемок. Однажды к ней в гримерную заявился некий субъект, представившийся как Джордж Кайзер из голливудской фирмы "Парамаунт", которая, по его словам, предлагает артистке контракт. Ольга Константиновна, у которой в прошлом была неудачная попытка закрепиться на "фабрике грез", теперь была потрясена такой перспективой: "Голливуд… Это означает: никаких карточек, пайков, голода, поисков одежды, вообще никаких забот, короче говоря - это рай на земле… Тогда, в конце двадцатых, я не смогла вынести этого рая, это точно, но в те годы у нас в Германии было что есть, что надеть, чем обогреться и было достойное человека жилье. Сейчас же здесь нет ничего, кроме нужды и страданий…
Так ли уж ничего?
Да, мы на нуле. Мы опять все начинаем заново, мы лишены самого необходимого, но сохраняются и все шансы… здесь у меня этот театр, здесь коллеги. Я колеблюсь".
Интуиция не подвела прославленную артистку и, возможно, великую шпионку. Вскоре мистер Кайзер начал вести себя как настоящий шантажист.
- Нам, разумеется, известны эти слухи о вас.
- Какие слухи?
- Шпионаж, личные связи с Гитлером и Сталиным, награждение орденом Ленина и так далее, и так далее. Как только ситуация нормализуется, вас станут ненавидеть в старой доброй Европе - неважно, соответствуют ли слухи действительности или нет.
- Это ложь!
- У нас в Америке из того, что вам здесь, в Германии, доставляет одни заботы, можно запросто составить капитал. Без проблем, госпожа Чехова, уверяю вас - без проблем…
При этих словах актриса вспоминает, как "несколько месяцев назад одна из ведущих нью-йоркских газет предлагала мне через посредника отправиться в Америку и написать мемуары. При этом важны были не факты и подлинная историческая правда сами по себе, а сенсационность всего того, что я напишу. А если то, что было в действительности, окажется не так красочно, этому можно со спокойной совестью помочь - например, упомянуть о моих интимных контактах с высшими должностными ладами Третьего рейха, "лучше всего о тех, кто уже мертв, чтобы нам не докучали назойливыми опровержениями". Далее мне дали понять, что этими мемуарами я обеспечу себя до конца своей жизни…"
Вскоре ситуация обостряется еще больше. Когда Ольга просит Кайзера передать одному из ее коллег забытый костюм, американец вскоре появляется у нее и заявляет, что артистка вместе с костюмом пыталась передать секретные документы, связанные с разработкой ядерного оружия.
"- Но этот костюм вы узнаете?..
- Да.
- Вы дали его, чтобы я отвез в Вену…
- Да.
- Значит, вы больше не отпираетесь?
- От чего я больше не отпираюсь?
Кайзер берет светокопию со стола и сворачивает ее:
- От того, что вы пытались переправить со мной эту бумагу в Вену…
- Я не понимаю вас.
Кайзер принимает вид полицейского комиссара, который близок к цели.
- Вы тщательно вшили бумагу вот сюда, - он показывает распоротую подкладку пиджака Пракка, - и, уж конечно, лучше меня знаете, какое значение имеют эти формулы для некоего физика-атомщика… в русском секторе Вены!..
- Вы сумасшедший?
- Нет. Я более чем убежден, милейшая, что вы и сегодня еще занимаетесь шпионажем, вернее, что вы снова занялись шпионажем…
Я ошеломленно смотрю на распоротый шов пиджака Пракка.
- Кто-то решил сыграть со мной дурную шутку, - говорю я тихо, - очень дурную шутку…
Кайзер сохраняет комиссарскую интонацию:
- Трюк вскрылся при проверке на границе. К моему, а еще больше вашему счастью, при этом присутствовал мой друг майор Бредли. Он поручился за меня. И по моей настоятельной просьбе согласился - пока! - воздержаться от доклада по инстанциям… Что будет дальше, зависит от меня, госпожа Чехова!..
Последнее замечание Кайзера вернуло мне способность рассуждать хладнокровно: человек предлагает мне голливудский контракт и между прочим охотится за шпионами… Что бы это значило? Какой должна быть моя реакция? Я, само собой разумеется, должна была бы вышвырнуть его и заявить в полицию. Естественно…
Но в эти времена все неестественно. Господствует оккупационное право, одностороннее право, мягко говоря… А Кайзер - американец".
А тут ее еще начинает преследовать таинственный поклонник на автомобиле. Он присылает то восторженные, то угрожающие, но всегда анонимные письма. Наконец, отчаявшись, Ольга Чехова обращается за помощью в советскую комендатуру. Там ее сначала выслушивают скептически, но услышав об "атомных формулах", настораживаются. "Полковник неподвижно слушает меня, кивает, молчит две-три мучительных секунды, потом встает, приглашает вежливым жестом в соседнее помещение и просит подождать. Он будет разговаривать со ставкой в Карлсхорсте… Три часа спустя снова входит полковник и предлагает мне нечто совершенно иное: гастроли в советском секторе".
Измученная тревогой актриса не знает, что и ответить.
- У нас есть основания, чтобы просить вас об этих гастролях, - говорит полковник.
- Могу я узнать - какие?
- Не сегодня. Позднее. Для вашего спокойствия я могу сказать одно - вы будете гастролировать у нас в собственных, но также и в наших интересах…
Более того, Ольге предлагают назначить свидание пугающему незнакомцу после спектакля. И пока он рассказывает, как убил бы и ее, и себя, если бы она не согласилась на эту встречу, фанатичного поклонника быстро скручивают и уводят особисты. Потом актрисе рассказывают, что напугавший ее субъект оказался советским военным инженером, который и впрямь потерял голову от страсти к знаменитой актрисе…
А на следующий вечер появляется раздосадованный мистер Кайзер и с порога спрашивает:
- Вы давали гастроли на Александерплац?
- Да.
- Почему?!
- Это вас не касается.
- Как раз меня-то это и касается!
Ольга вспоминает, что русские особисты, выслушав ее рассказ, сильно сомневались, что Кайзер может иметь какое-то отношение к спецслужбам ("Он, наверное, надеется украсть ваши драгоценности"), и выгоняет его. Две мысли посещают ее одновременно сразу после этого - Кайзер неминуемо вернется, думает она, и… перерезает телефонный шнур.
Кайзер и впрямь возвращается через несколько минут:
- Давайте еще раз переговорим начистоту, но смотрите - если вы всего не расскажете, то мне не останется ничего иного, как доложить по начальству, что вы ведете двойную игру…
- Поступайте как знаете.
- Надеюсь, вы хорошо подумали.
- Несомненно.
- К сожалению, у меня больше нет сомнений, что вы и сегодня шпионите для Советов - как и во время войны…
Он набирает номер и требует к телефону майора Брэдли. Ольга бежит в дирекцию и оттуда звонит уже в американскую комендатуру. "Потом возвращаюсь в гримерную. Кайзер все еще "разговаривает" по телефону. Несколько минут спустя в комнате стоят два рослых "джи-ай", суют Кайзеру под нос обрезанный телефонный шнур и указывают на дверь… День спустя все разъясняется. Кайзера зовут совсем не Кайзер, и к "Парамаунту" он не имеет никакого отношения, не является также военнослужащим или тем более сотрудником секретной службы. Он немец, работает кельнером в американском казино для офицеров и основательно запутался…"
Ольга Чехова. Немецкая открытка
Слухи о том, что Ольга Чехова "шпионила для Советов", всплывают еще не раз, сначала она пытается их опровергать, потом предпочитает игнорировать. Сниматься в кино возможностей по-прежнему мало: "Фильмы из США, Англии и Франции потоком хлынули в Германию. Очень, очень трудно в стране, которая лежит в руинах, противостоять их финансовым возможностям, их прекрасной постановочной работе и художественной манере".
Издательство, выпустившее первую книгу Ольги Чеховой о косметике, разоряется. Еще одна попытка открыть свою киностудию заканчивается провалом. "Набитые марками "друзья" переходят на другую сторону улицы, завидев меня издалека. Поддержка, личная поддержка - не для фирмы - приходит от двух мужчин, которые совсем не принадлежат к моему кругу. Один из них - мой прежний коллега из Берлина - живет на скромную ренту и отдает мне все свои сбережения, другой был в концлагере. Он передает мне часть денег из материальной компенсации…"
Но по-прежнему остается один из самых страшных для любой актрисы вопросов - что дальше? Перейти в амплуа комической старухи или оставить профессию? "Итак, в шестьдесят лет еще раз начинаю все сначала… Я продаю свой дом в Кладове и переезжаю из Берлина в Мюнхен. Прямо в центре баварской столицы открываю свой первый косметический салон… Я выступаю за консервативную, а не за декоративную косметику.
Юность нельзя вернуть ни операцией, ни тем более купить. Сохранить молодость в первую очередь можно, борясь против внутреннего и внешнего изнашивания организма. Леность, медлительность - враг молодости, как внешней, так и внутренней… Конечно, существуют вещи сильнее воли и разума, но они не оправдывают слабость и безропотное смирение. Не жизнь разочаровывает нас - это мы разочаровываем жизнь. Озлобленность делает человека жалким…"