Я. В. Брюс в военных операциях 1708 года
1708 год в военном отношении был не менее тяжелым, чем предыдущие годы Северной войны. Россия жила в тревожном ожидании шведского нашествия.
Царь выехал из Москвы в ночь на 6 января, получив известие, что Карл XII двинулся на восток. Петр счел необходимым находиться при армии, так как мощь грозного неприятеля оценивал без всяких иллюзий. Накануне отъезда в армию Петр отдал распоряжение царевичу Алексею относительно совершенствования укреплений Кремля: "Фортецию московскою надлежит, где не сомкнута, сомкнуть, буде не успеют совсем, хотя борствором и палисадами, понеже сие время опаснейшее суть от всего года".
Не останавливаясь ни в Смоленске, ни в Минске, царь на неделю задержался лишь в Дзенцёлах, где на зимних квартирах располагались главные силы русской армии, которыми командовал А. Д. Меншиков. Здесь 19 января было получено известие, что Карл XII с частью армии двинулся к Гродно; другая часть армии короля направилась к Дзенцёлам. В тот же день Петр выехал в Гродно "для расположения войск наших к разрушению намерений неприятельских", как он сам определил цель своей поездки.
Шведская армия, отправившаяся в поход против России, представляла реальную угрозу. Саксонский генерал М. И. Шуленбург, наблюдавший состояние шведской армии до и после ее вторжения в Саксонию, записал: "Шестилетние походы в Дании, Эстляндии, Лифляндии, Польше так истомили шведское войско, что Карл мог привести в Саксонию не более 22 тысяч человек, измученных, оборванных, без обозов". За год с небольшим пребывания в Саксонии шведская армия преобразилась. "Все части шведского войска, - сообщал Шуленбург, - как пехотные, так и конные, были прекрасны. Каждый солдат хорошо одет и прекрасно вооружен. Пехота поражала порядком, дисциплиной и набожностью. Хотя состояла она из разных наций, но дезертиры были в ней неизвестны". Карлу XII удалось не только экипировать и вооружить свою армию, но и пополнить ее личным составом отчасти за счет рекрутов, прибывших из Швеции и Померании, отчасти за счет наемников, навербованных в Саксонии, Силезии, Баварии и других странах. Главная армия короля, оставившая в середине сентября 1707 года Саксонию и вступившая на территорию Речи Посполитой, чтобы двигаться на восток, насчитывала 33 500 человек. К ним следует добавить 16-тысячный корпус Левенгаупта в Лифляндии и 15-тысячный корпус Любекера в Финляндии.
Сухопутные войска России тоже были разбиты на три группы. Основным силам Карла XII, которыми он сам командовал, противостояла главная армия под началом Б. П. Шереметева численностью 57 500 человек. В ее состав входил Артиллерийский полк, подчиненный Я. В. Брюсу. Противодействовать намерениям Левенгаупта, ставка которого находилась в Риге, должен был примерно такой же по численности корпус генерала Боура, располагавшийся между Дерптом и Псковом. На финляндском театре военных действий, где дислоцировался корпус Любекера, русские держали корпус Ф. М. Апраксина в составе 20 тысяч человек пехоты и 4500 человек кавалерии.
В ожидании подхода шведской армии царь приказал Шереметеву сконцентрировать свои войска в двух пунктах: "…которые близко Минска, тем в Минске, а которые к Слуцку, и тем вели идти в Борисов". 23 января последовало новое повеление Шереметеву: "…изволь немедленно идти в Борисов". Репнину велено было сосредоточиться в Вильне и Полоцке, причем в отличие от корпуса ландграфа Фридриха Гессен-Дармштадтского, которому надлежало как "провиант и фураж, так и прочее, что к пропитанию принадлежит, все огню предать", войскам Репнина приказано: "…чтоб не жгли, для того чтоб было нам чем, идучи назад от Вильни к Полоцку, прокормиться". Несмотря на предпринятые меры, русская армия испытывала нехватку продовольствия и фуража. С этой проблемой, как уже отмечалось выше, столкнулся и Я. В. Брюс.
Зимой 1708 года начальник артиллерии писал царевичу Алексею Петровичу: "Здесь никаких ведомостей вновь не обретается, токмо что неприятель по многом гоняние за некоторою частию нашей кавалерии стал на квартерах. А именно, король шведцкой в Сморгуне, а Рейншильд в Зенцоле, а Станислав между ими. Обносится, будто некоторые из оных войск подаются вправо, к Припети. Токмо о сем еще неподлинно известно. Его Царское Величество, наш всемилостивой государь намерен сего числа ехать в Ингрию, а господину князю Меншикову приказано в будущее воскресение и проследовать <…> к его Царскому Величеству в Могилев, где будем стоять".
Действительно, 26 января Петр оставил Гродно при обстоятельствах, таивших трагические последствия. Бригадир Мюленфельс получил приказ охранять мост через Неман и в случае приближения шведов уничтожить его, но он приказание не выполнил. Увидев неприятеля, Мюленфельс отступил и дал ему возможность беспрепятственно войти в крепость, оставленную за два часа до этого Петром и русскими войсками. Возможно, царь не оставил бы Гродно, если бы знал, что к городу король приведет не половину армии, а отряд в 800 человек. Мюленфельс грубо нарушил воинскую дисциплину и присягу, и Петр отдал его под суд. За бригадира вступились иностранные генералы и офицеры, находившиеся на русской службе. Ходатаям царь разъяснил: "Ежели бы вышереченный бригадир в партикулярном деле был виноват, тогда бы всякое снисхождение возможно учинить, но сия вина есть, особливо в сей жестокий случай. Того ради инако не может, точию суду быть". Мюленфельсу удалось подкупить стражу и бежать к шведам, но от возмездия он не ушел - под Полтавой он попал в плен и был расстрелян как изменник.
В Гродно Карл XII решил не задерживаться - там нечем было кормить ни людей, ни лошадей. Однако отправился он не на север, как ожидал Петр, а на восток. Двигался он медленно, причем по причинам, совершенно от него независящим: русская армия начала претворять в жизнь жолквиевский план обороны - на пути своего отступления уничтожала провиант и фураж, уводила скот, устраивала засеки. Жителям было велено свозить свои пожитки, провиант и фураж под защиту крепостных стен в Смоленск, Великие Луки, Псков, Новгород и Нарву, "понеже под нужный час будут все жечь".
Исследователь В. А. Артамонов, выступая на конференции, посвященной 300-летию Полтавской баталии, высказал такую мысль: ""Отступление русской армии в 1708 году было искуснее, чем в 1812 году", - считал российский профессор военной истории генерал Г. А. Леер (1829–1904). Признавая разницу эпох, можно добавить, что оно было организованнее, чем в 1941 году, - управление войсками не терялось, ни одна часть не попадала в котлы, шведам наносились контрудары, в тылу заблаговременно наводились переправы через водные потоки".
В данном случае нельзя не оценить гений Петра, заранее подготовившего страну к нашествию врага. В. А. Артамонов отмечает: "За полтора года до вторжения Петр I стал превращать в военный стан весь запад России. 3 января 1707 года царь указал оповестить все население в 200-верстной полосе - от Пскова до Гетманщины, чтобы с весны как можно дальше от дорог намечались "крепкие укрытия" для людей, скота и места для сена, а также ямы для хранения зерна. Жителям разъяснялось, что противник, не имея пропитания и подвергаясь ударам армии с разных сторон, будет побежден. От Чудского озера через леса Смоленщины и Брянщины создавалась "линия Петра I" - рубились засеки, в полях отсыпались валы. В Великом княжестве Литовском у Орши по обоим берегам Днепра с 1706 года делались мосты, "транжаменты", которые "заметывались" рогатками.
В отличие от войны 1812 года, когда судьба Москвы решалась за день до сдачи, город уже с 1707 года превращали в неприступную крепость. Указ об обороне столицы был издан "в запас" - еще 25 апреля 1707 года".
Результаты жолквиевского плана сказались довольно быстро. 6 февраля 1708 года царь писал коронному великому гетману А. Н. Сенявскому: "…неприятель от Гродни рушился, и наша кавалерия, перед ним идучи, тремя тракты все провианты и фуражи разоряет и подъездами его обеспокоивает, отчего он в такое состояние приведен, что, по скаске пленных, великой урон в лошадях и людях имеет; и в три недели не с большим десять миль от Гродни отшел". Тактика выжженной земли при недостатке опыта ее претворения в жизнь на первом этапе наносила урон и собственным войскам.
В начале апреля Петр получил известие о восстании под предводительством Кондратия Булавина на Дону. Теперь необходимо было вести войну на два фронта - бороться с внутренней смутой и противостоять внешнему неприятелю.
Русская армия, избегая генеральной баталии, откатывалась на восток. Мелким стычкам с неприятелем не было числа, но случались и крупные сражения с участием тысяч солдат. Первое из них в 1708 году произошло у местечка Головчино.
В ночь со 2 на 3 июля шведские войска, ведомые самим королем, совершили нападение на дивизию генерала Репнина, расположившуюся на берегу реки Бабич. Форсировать ее, полагали в русском лагере, можно было только в одном месте, где берег с обеих сторон был возвышенным. Именно там и была сосредоточена артиллерия. Что касается остальной местности, то, коль ее сочли непроходимой, об укреплении ее и не позаботились.
Случилось, однако, то, чего совершенно не ожидали русские: под покровом темноты шведы бесшумно и практически беспрепятственно форсировали реку Бабич. По приказанию короля они не отвечали на ружейные выстрелы русских и, увязая по грудь в топком русле реки, подняв ружья и порох над головой, упорно двигались к противоположному берегу. Им удалось изолировать пехотные полки Репнина от стоявшей невдалеке конницы генерала Гольца и не только закрепиться на берегу, занятом русскими войсками, но и принудить их к отступлению. Русская пехота часа три-четыре оказывала ожесточенное сопротивление, но вынуждена была оставить как поле боя, так и десять пушек. Сражение с участием конницы было более продолжительным, длилось пять часов и тоже завершилось отступлением русских.
Осведомленный современник, видный дипломат петровского царствования князь Б. И. Куракин так описывал поражение при Головчине: "И той зимы ретировалися войска Его Царского Величества аж в Литву, близь своей границы, и хотели в месяце июне или июле одержать при реке Головчине неприятеля, поделав транжименты. И в посте, где стоял с дивизиею фельдмаршал Гольц с кавалериею, а генерал князь Репнин с инфонтариею, на то место король шведской перебрался, обшед лесом и болотом, не тут, где транжимент был сделан. И при той акции несколько сот из пехоты дивизии вышепомянутой пропало, и пять пушек, и генерал-майор фон Швенден убит, также и несколько других офицеров. То нападение было от неприятеля в ночи, и, как сказывали языки взятые, стороны неприятеля, что сам король шведской, показав собою образ, сам пошел чрез воду пеш, а с левого крыла фелдмаршал Реншельт, с кавалериею вплавь. А другие все дивизии и вся армия будущая под командою фелдмаршала Шереметева ретировалися, также и кавалерия к своим границам".
5 июля царя, отъехавшего от Великих Лук, встретил курьер и вручил донесение о сражении под Головчином. Оно было составлено так ловко, что из его содержания Петр сделал однозначный вывод - русским войскам сопутствовал успех. Такой вывод вытекал из заключительных фраз донесения: "…имеем о неприятеле ведомость, что вдвое больше нашего потерял и много генералов и знатных офицеров побито у него. И за помощью Вышнего, кроме уступления места, неприятелю из сей баталии утехи мало". Столь же искусно была составлена реляция. В ней тоже читателя радовали известием, что дивизии Репнина и Гольца "неприятелю жестокий отпор дали"; что он понес значительные потери, в том числе "многими знатными офицерами"; что наша конница "неприятеля многократно с места сбивала", а дивизии отступили с поля боя только потому, что его не было никакого резона удерживать, причем отступление произвели по повелению фельдмаршала, а не под натиском противника. Я. В. Брюс не участвовал в сражении при Головчине, но, безусловно, знал о нем во всех подробностях. Спустя несколько дней после баталии он присутствовал 6 июля на военном совете в Шклове.
Подробности сражения, которые сообщили Петру 9 июля, когда он прибыл в Горки, разочаровали. Оказалось, что боевые действия происходили совсем не так, как это было изображено в донесении: оба генерала, Чамберс и Репнин, допустили крупные промахи. Вместо наград виновников ждал кригсрехт - военный суд. В указах Шереметеву и Меншикову, назначенным председателями судов над Чамберсом и Репниным, царь определил степень виновности каждого из них. Некоторые полки Чамберса "знамя и несколько пушек потеряли, иные не хотели к неприятелю ближе ехать, иные в конфузию пришли". Примерно такую же оплошность допустила и пехота Репнина: "…многие полки пришли в конфузию, непорядочно отступили, а иные и не бився, а которые и бились, и те казацким, а не солдатским боем". Шереметеву и Меншикову надлежало, "не маня никому", "со всякою правдою" расследовать случившееся.
Во время следствия Репнин вел себя благородно - всю вину он взял на себя, не предприняв ни одной попытки переложить ее на плечи своих подчиненных. На вопрос: "Как вели себя во время сражения вышние и нижние его дивизии офицеры?" - Репнин ответил: "…генерал-лейтенант Чамберс и все полковники должность свою отправляли как надлежало". Кригсрехт вынес Репнину суровый приговор: обвиняемый, сказано в нем, "достоин быть жития лишен", но, учитывая, что прегрешения он совершил "не к злости, но из недознания", суд счел возможным заменить смертную казнь лишением чина и должности, а также взысканием денег за оставленные на поле боя пушки и снаряжение. 5 августа 1708 года царь утвердил приговор, и генерал Репнин стал рядовым солдатом. Впрочем, после сражения при Лесной осенью того же года за проявленное мужество и героизм он был прощен и восстановлен в чинах. Генерала Чамберса лишили должности и ордена Андрея Первозванного при сохранении воинского звания.
Я. В. Брюс также находился в это время в Горках, где в присутствии Петра I сконструировал образец скорострельного (зарядного) ящика. В августе Брюс сопровождает государя в поездках в Мстиславль и Чириков для проведения рекогносцировок.
В Головчинском сражении Карлу XII сопутствовал успех в последний раз. Это был успех частичный, тактический, стоивший шведам значительных потерь, которые они в отличие от русских восполнить не могли. После сражения у Головнина король проявил несвойственную его азартному характеру пассивность - он почти месяц простоял в Могилеве. Вследствие невозможности в короткий срок организовать оборону этого города царь решил уступить его шведам без боя, сосредоточив 25-тысячное войско к северо-востоку от него, в Горках.
Карл XII, находясь в Могилеве, ждал обоз А. Л. Левенгаупта, но, не дождавшись его, отправился в путь, причем не на север, чтобы встретиться с Левенгауптом, а в противоположную от него сторону - сначала к Пропойску, а затем на северо-восток, к Смоленску. Что означал этот маневр? Об этом русское командование не знало. Петр сообразовывал перемещение своих войск с продвижением войск неприятельских, то есть действовал в соответствии с решением военного совета, состоявшегося 6 июля: "…смотреть на неприятельские обороты. И куда обратится, к Смоленску или к Украине, трудиться его упреждать". 14 августа царь пишет Ф. М. Апраксину: "Неприятель отшел от Могилева миль с пять, против которого мы также подвинулись, и обретается наша авангарда от неприятеля в трех милях: а куды их впредь намерение, Бог знает, а больше чают на Украину".
Русская армия находилась в постоянной готовности к походу. Я. В. Брюс на всякий случай наставлял командира приданного к артиллерии Каргопольского полка С. М. Стрекалова: "Как артилерия отсель рушится, то извольте и вы своим полком при артилерии итить. И приказать вам, дабы от офицеров и нихто в пути здешняго народа жителем обид и разорения никакову не чинили. И чтоб офицеры и салдаты при артилерии отлучения не имели и стояли б все при артилерии и дабы для всякого случая осторожно было".
Петр позаботился о том, чтобы неприятельские войска, куда бы их ни повел Карл, перемещались по опустошенной местности. Царь не пускал на самотек осуществление жолквиевского плана, множество раз напоминал о нем генералам и требовал от них его непременного выполнения. В указе генерал-майору Николаю Инфлянту от 9 августа 1708 года Петр повелевал: "Ежели же неприятель пойдет на Украину, тогда идти у оного передом и везде провиант и фураж, також хлеб стоячий на поле и в гумнах или в житницах по деревням (кроме только городов) <…> польский и свой жечь, не жалея, и строенья перед оным и по бокам, также мосты портить, леса зарубить и на больших переправах держать по возможности". Нарушителей ждала суровая кара: "Сказать везде, ежели кто повезет к неприятелю что ни есть, хотя за деньги, тот будет повешен, також равно и тот, который ведает, а не скажет". В другом указе царь велел не вывезенный в Смоленск хлеб "прятать в ямы", а "мельницы, и жернова, и снасти вывезть все и закопать в землю, или затопить где в глубокой воде, или разбить", чтобы "не досталось неприятелю для молонья хлеба".
Долго ждать результатов жолквиевской стратегии не пришлось. Показания русских и иностранных современников однозначно оценивают влияние ее на необеспеченность шведской армии продовольствием, а также на урон, наносимый шведам непрестанными нападениями русской конницы. Первые сообщения о трудностях, испытываемых армией Карла XII при движении на восток, относятся к весне 1708 года. Преодолеть их не удалось и в последующие месяцы - лишь вторжение на Украину в октябре 1708 года оградило оккупантов от голодной смерти. Путь движения неприятеля был усеян трупами умерших от голода и болезней.
Шведам не стало легче и в сентябре. Захваченный в плен купец, обеспечивавший шведов продовольствием, показал, что он был очевидцем сцены, когда "рядовые солдаты к королю приступили, прося, чтоб им хлеба промыслил, потому что от голода далее жить не могут, чтоб король во гнев не поставил, ежели когда от него уйдут. Король же их утешал, дабы еще четыре недели потерпели, и тогда им в провианте никакого оскудения не будет, но в Москве всё в излишке найдут". По сведениям того же купца, в некоторых ротах едва осталось по 50–60 человек, годных к службе; "люди же от голоду и болезни тако опухли, что едва маршировать могут".