Ефрейтор из 456-го полка НКВД, ныне входившего в состав 109-й стрелковой дивизии, бывший пограничник Иван Левкин смог рассказать о 88 убитых им врагах. Его однополчанин и тоже ефрейтор Иван Богатырь – о 75. Иван особенно отличился потом, при последнем штурме Севастополя, когда, будучи раненным, он в течение пяти часов на огневом рубеже возле поселка Балаклава отбивал атаки противника из пулемета. За этот подвиг ему было присвоено звание героя Советского Союза.
Снайперы – молчуны и бойцы-одиночки, говорить хорошо они не умеют. Выступления других участников слета прозвучали несколько однообразно. Они сообщали о своих достижениях, брали на себя повышенные обязательства, рассказывали кое-что о собственных методах маскировки на местности, борьбы с немецкими меткими стрелками, ухода за оружием в условиях крымской зимы и весны. Сверхметкие стрелки как будто боялись переступить некий порог в обращениях к начальству. Генерал-майор Петров, лучше вице-адмирала Октябрьского знавший положение на сухопутных рубежах обороны, решил перевести разговор на другие, более конкретные темы.
– Товарищи снайперы! Как истинные патриоты вы готовы бить оккупантов всегда, везде, повсюду. Но какие просьбы и пожелания вы имеете? Чем командование Севастопольского оборонительного района может вам помочь в вашей нужной для фронта работе? Говорите честно, открыто, не стесняясь. Для того мы и собрали слет, чтобы обсуждать не только успехи, но и трудности…
С таким пожеланием, вызвавшим оживление в зале, снайперы ушли на обед. Интендантская служба не ударила в грязь лицом и угостила их овощным салатом, ухой из свежевыловленной кефали, гуляшом и компотом. Естественно, сто фронтовых грамм водки к этому меню прилагались. Так что дальнейший разговор получился более деловым. Снайперы начали рассказывать о своей окопной жизни без утайки.
Например, огорчало их то, что не ко времени выдают им маскировочные средства: в октябре – зеленый халат, когда уже нужен коричневый, а бронированные щитки, способствующие их защите на позициях, зачастую валяются без употребления на армейских складах… Хорошо бы снабдить сверхметких стрелков простейшими баллистическими таблицами, которые не пугали бы начинающих своим научным видом, и при выходе в рейд – сухим пайком с какими-нибудь кислыми соками, утоляющими жажду лучше, чем простая вода… Также есть у снайпера мечта – единоначалие, поскольку в некоторых военных частях им распоряжаются все, кому не лень. Выходит, что люди, обученные сложному ремеслу, роют блиндажи и траншеи, стоят в боевом охранении, работают ездовыми и даже… поварами, поскольку это – их первая военно-учетная специальность… При наступлении не надо отправлять снайпера в атаку вместе со строевым составом роты, ведь на его винтовке даже нет штыка… Лучше быть ему на заранее выбранном, скрытом рубеже и оттуда вести огонь по пулеметным гнездам противника… Неужели непонятно, что снайпер нуждается в отдыхе больше, чем обычный пехотинец? Раз в неделю дайте ему увольнение на сутки, пусть хотя бы отоспится где-нибудь в тылу, сердешный…
Генерал-майор Петров, не торопясь, заносил в блокнот все предложения.
Потом выступил с завершающей речью и ответил многим, сказав, что для претворения в жизнь просьб и пожеланий потребуется работа разного рода. Выдать сухой паек, отпустить в увольнение – очень просто. Но отредактировать баллистические таблицы, заново отпечатать их – задача, для решения которой нужна не одна неделя. Заставить отдельных военачальников понять, что снайпер – специалист особого рода, тоже сразу не удастся. Однако попробовать можно. Кстати говоря, снайперский слет, устроенный сегодня, – один из способов поднять престиж этой воинской профессии в глазах всей Приморской армии.
Закончилась наша встреча несколько необычно и даже весело. Перед снайперами выступила с концертом фронтовая бригада Всесоюзного гастрольно-концертного объединения. Звучала классическая музыка в исполнении струнных инструментов, народная – в исполнении дуэта баянистов, популярные песни, стихи советских поэтов, юмористические рассказы, а под конец всех удивил своими фокусами артист С. Бобровский…
Весь март, апрель и май 1942 года наши войска и войска противника пребывали на своих прежних рубежах, больших изменений тут не происходило. Снайперы, почувствовав заботу и внимание со стороны командования СОР, работали с большим энтузиазмом. В газете "Красный Черноморец", которую регулярно доставляли нам на позиции, в рубрике "На подступах к Севастополю" ежедневно публиковались отчеты об их достижениях, так же как и о количестве вражеских самолетов, сбитых зенитчиками и летчиками 6-го гвардейского истребительного полка.
Вот мои записи той поры: за 31 марта советские снайперы уничтожили 32 немецких солдата и офицера; за 3 апреля – 18; за 4 апреля – 26; за 6 апреля – 25; за 7 апреля – 26; за 8 апреля – 66; за 9 апреля – 56; за 10 апреля – 108; за 11 апреля – 53; за 14 апреля – 55; за 15 апреля – 50; за 18 апреля – 83; за 19 апреля – 65. Всего за 30 дней апреля снайперы отправили на тот свет 1492 фашиста. А за первые десять дней мая – 1019…
Севастопольцы не унывали и с надеждой смотрели в будущее.
К майским праздникам жители навели порядок в своем разоренном полугодовой осадой городе. По призыву Городского комитета обороны они устроили несколько субботников: расчистили дворы, сожгли мусор, собравшийся на улицах за зиму, засыпали землей и камнями воронки от снарядов и бомб, разобрали завалы, закрыли досками и фанерой выбитые окна на первых этажах домов, покрасили заборы и скамейки в скверах и парках, побелили стволы деревьев, починили дороги и тротуары.
Согласно приказу генерал-майора Петрова, снайперы теперь получали увольнение раз в неделю на сутки, и я часто приезжала в Севастополь, видела, с каким старанием люди его восстанавливают. Чистотой и опрятностью он стал походить на тот, довоенный прекрасный южный город, отличавшийся от прочих какой-то особой военно-морской щеголеватостью. Моим любимым местом для прогулок был Приморский бульвар. Оттуда открывался чудесный вид на бухту и далее – на открытое море. Дорожки на бульваре расчистили от обломков деревьев, разбитых бомбами, посыпали свежим морским песком, на клумбах посадили цветы: маргаритки, незабудки, виолу, – отремонтировали деревянные скамейки и павильоны. Дивно смотрелся каменный мостик с драконами и знаменитый памятник затопленным кораблям недалеко от зацементированного пирса.
Приехав в город, фронтовики также имели возможность сходить в баню, посетить столовую, парикмахерскую, часовую мастерскую, фотоателье и на Главпочтамте отправить телеграмму родным. Работал кинотеатр, где днем устраивали три сеанса и демонстрировали советские довоенные художественные фильмы, а также – кинохронику.
Все это очень обнадеживало. Несмотря на частые бомбежки и артобстрелы (к ним, как ни странно, мы привыкли), у нас в полку поговаривали о том, что к Севастополю скоро двинутся советские воинские части, которые будут наступать со стороны Керченского полуострова. Приморская армия тоже нанесет удар по врагу, и таким образом фрицы, попав в клещи, будут разбиты, осада с города снята.
Надо сказать, что основания для таких предположений существовали. Еще в январе 1942 года наши войска (6 стрелковых дивизий, 2 бригады и 2 полка, всего до 42 тыс. чел.) высадились на востоке полуострова, оттеснили немцев на сто километров, освободили Керчь и Феодосию, создав Крымский фронт. Ему противостояли части Одиннадцатой германской армии (до 25 тыс. чел.).
Однако в дальнейшем события развернулись совсем не так, как ожидали доблестные защитники Севастополя. Ранним утром 8 мая 1942 года фашисты перешли в наступление на Керченском полуострове. Они не имели численного превосходства, но сосредоточили силы на одном, довольно узком участке фронта, и добились успеха. В этом была немалая вина командующего Крымским фронтом генерал-лейтенанта Д.Т. Козлова и представителя Ставки армейского комиссара первого ранга Л.З. Мехлиса, которые вовремя не разгадали замыслов врага, не вели должным образом разведку, а затем и вообще утратили оперативное управление войсками. Части 51-й и 47-й армий начали беспорядочное отступление на восток, к Керченскому проливу. К середине мая гитлеровцы заняли Керчь, потом весь Керченский полуостров. Наши потери были большими: несколько десятков тысяч человек убитыми, ранеными, попавшими в плен. Немцам достались немалые трофеи: более трехсот танков, четыреста самолетов, почти три с половиной тысячи орудий и минометов.
Разгром Крымского фронта означал, что третий штурм Севастополя неизбежен.
Скоро мы почувствовали это на себе. С 20 мая вражеская авиация приступила к массированным налетам на Главную военно-морскую базу Черноморского флота. Ежедневно в небо поднимались сотни "юнкерсов" и "мессершмиттов". Они обрушивали на город тысячи бомб. Машины с черными крестами на крыльях находились над Севастополем постоянно. Одна группа бомбардировщиков сменяла другую. Советская авиация (примерно сто боевых самолетов) не могла противостоять им. Летчики и так работали на пределе своих возможностей, совершая по шесть-семь вылетов в день. Их аэродром на Херсонесском маяке находился под обстрелом дальнобойной немецкой артиллерии, от разрывов крупнокалиберных снарядов там горели самолеты, гибли люди.
Сам город превратился в огромный костер, сплошное море огня и дыма. Тому способствовала сильная жара: до 40 градусов по Цельсию, – и полное отсутствие воды из-за разбитого немцами водопровода. Кроме того, за несколько дней фашисты разбомбили все крупные, ранее уцелевшие здания. Городские кварталы, особенно – центральные, прилегающие к берегам бухт, стали руинами. Одни дома рухнули на месте, другие обгорели и стояли, как огромные почерневшие коробки без крыш и окон.
У нас, на рубежах третьего сектора обороны, тоже было горячо.
Пожалуй, самым губительным был огонь тяжелых минометов, а их, согласно позднейшим исследованиям, фрицы расставили по фронту в количестве 20 стволов на один километр. Артиллерийских орудий привезли еще больше: из расчета 37 стволов на один километр. Эта мощная огневая обработка нашего переднего края продолжалась со 2 до 6 июня 1942 года. Однако больших потерь в людях 25-я Чапаевская дивизия не понесла, так как ее бойцы и командиры прятались в глубоких блиндажах и специальных укрытиях, которые мы называли "лисьими норами".
Но, вероятно, в штабе Одиннадцатой армии полагали, будто после такой акции русские будут если не уничтожены, то деморализованы и сопротивления наступающим частям вермахта не окажут. Фрицы, как всегда, ошиблись.
Третий штурм города начался 7 июня 1942 года в четыре часа утра. Ураганный обстрел артиллерии и массированный налет авиации продолжался около шестидесяти минут. Можно было подумать, что в окрестностях Севастополя произошло извержение вулкана. Столбы дыма, гарь от пожаров, поднятая взрывами вверх земля – все это образовало над нашими позициями огромное черное облако. Яркое летнее солнце едва виднелось сквозь него. Рев авиационных моторов, грохот разрывов сопровождал вражескую огневую подготовку и звучал какой-то немыслимой, безумной какофонией.
Около пяти часов утра германская пехота при поддержке танков и самоходных орудий пошла в наступление на передний край защитников города.
Давно не видела я – со времени одесской обороны – подобной картины.
Жаркий июньский день только начался. Легкий ветерок уносил клочья черного дыма, земля и пыль понемногу оседали. В тишине, наступившей после адского грохота, в долине реки Бельбек двигались вперед, урча моторами, танки. За ними густыми цепями. выпрямившись во весь рост, шагали солдаты, раздетые до пояса. Там были и группы стрелков и с винтовками Маузера, и группы автоматчиков, вооруженные пистолетами-пулеметами "МР-40". Расстояние между нами, "разинцами", по приказу командиров занявшими окопы, и фашистами сокращалось, но пока не превышало 600 метров.
– Психическая атака? – спросил Федор Седых, который стоял рядом со мной в снайперском окопе, замаскированном разломанным на несколько кусков стволом дуба.
– Осмелели, сволочи, – я, приложив к глазам бинокль, рассматривала шеренги.
Оптика показывала серые, искаженные гримасами лица, крепко сбитые, еще не загорелые тела. Хорошо кормленные, отлично обученные, неистощенные тяготами длительной осады, настоящие "имперские немцы" были недавно переведены под Севастополь из Донбасса, из состава германской Семнадцатой армии. Об этом доносила наша разведка, ходившая через линию фронта за "языками". Теперь отборные солдаты Адольфа Гитлера – передо мной. Они шагали, спотыкаясь о камни, переговариваясь, задевая друг друга плечами, иногда перебрасывая с руки на руку винтовки. В их поведении я видела некую странность и вскоре поняла, что фрицы – нетрезвы.
Вчера вечером, прикидывая, каким может быть расклад сил при фронтальном наступлении врага на нашем участке, я решила, что взять с собой на огневой рубеж снайперы должны "СВТ-40". В моем взводе их уже насчитывалось двенадцать штук. Сама я проверила и снова почистила свою именную самозарядную винтовку Токарева. Пришло время услышать ее громкий голос. Он все равно потеряется в треске пулеметных очередей, в залпах минометов и полковых орудий калибра 45 мм и 76 мм.
Наш окоп находился на правом фланге, впереди основной линии, по соседству с пулеметчиками. Часть взвода располагалась на левом фланге, несколько человек – вместе с пехотинцами в общей траншее. Задача снайперов – быстро выбить из шеренг офицеров и унтер-офицеров, затем перенести огонь на пулеметные гнезда противника и его минометные расчеты.
Фашисты маршировали к нам, и мы взялись за свои винтовки, лежавшие на бруствере. Я присоединила к "свете" коробчатый магазин, сняла кожаные колпачки с окуляра оптического прицела и заглянула в него, чтобы узнать дистанцию. Простейшим снайперским правилам я давно научила новобранцев и требовала, чтобы они запомнили их, как "дважды два": если выравнивающая, или горизонтальная, нить прицела закрывает фигуру двигающегося человека до колен, – это 250 метров; если до пояса, это – 400 метров; если до плеч, это – 600 метров; если полностью, это – 750 метров. Конечно, существовали и другие, более точные способы определения расстояния от стрелка до цели по базе оптических прицелов "ПЕ" и "ПУ", но тогда следовало составлять уравнение, и многим красноармейцам такие математические действия просто не по плечу. Ничего, сегодня они справятся, ибо самое главное – слушать командира.
Теперь взводом командовал старший сержант Федор Седых, а я с середины мая сего года числилась инструктором снайперского дела при штабе 54-го полка. Задачи были прежними: заниматься обучением меткой стрельбе недавно прибывших красноармейцев, следить за состоянием их оружия, принимать новое, пристреливать его, консультировать командиров подразделений по тактике снайперской войны, раз в две недели собирать сверхметких стрелков для обмена опытом и учебных стрельб, готовить снайперские рейды на нейтральную полосу и в тыл противника, которые так хорошо у нас получались в период стабилизации фронта. Но с этого дня о рейдах, кажется, придется забыть. Оккупанты начали штурм, и судя по тому, что сейчас происходит в долине реки Бельбек, намерения у них серьезные.
В окуляр прицела попал человек, шагающий на левом фланге шеренги с пистолетом в руке. Ясно, что это – офицер, самая подходящая мишень для фронтового снайпера. Расстояние уже изменилось и достигает 500 метров. Пусть подойдет поближе. Его голова – уже в перекрестье прицела. Моя правая рука свободно лежит на шейке приклада, указательный палец – на спусковом крючке. Небольшое усилие, гремит выстрел, винтовка отдает в плечо, а человек с пистолетом падает.
Как будто услышав сигнал, огонь открыла наша артиллерия: 69-й и 99-й гаубичные артполки, дивизионы 905, 52 и 134-го гаубичных артполков. Артиллеристы подбили сразу несколько танков, затем нанесли удар по пехотным шеренгам. Вместе с ними начинали громить врага и крупнокалиберные орудия батарей береговой обороны. Снова черный дым поднялся к небу, но сей раз артналет устроили русские, и от атакующей колонны ничего не осталось. Первый приступ немцам не удался. Зря они рассчитывали, что защитники Севастополя потеряют присутствие духа от действия их самолетов и пушек.
На поле горело четыре вражеских танка, остальные уползли на исходные позиции. Тела убитых полураздетых солдат белели среди пожухлой травы и тех черных прогалин, где она выгорела от взрывов. Но тишина длилась недолго. Появились "Юнкерсы– 87", или так называемые "лаптежники". Они сбросили на наши позиции несколько десятков бомб и, пикируя, поливали "разинцев" огнем из крыльевых пулеметов. Бойцы попрятались в "лисьи норы". Примерно через час, приведя в порядок отступившие части и пополнив их новыми подразделениями, командование 50-й и 132-й немецких дивизий снова двинуло пехотные цепи на пологий северный склон Камышловского оврага. Мы с Федором вернулись в окоп, взялись за наши самозарядные винтовки.
Я предложила Федору Седых испробовать другой вариант ведения боя: стрелять не в первую шеренгу, а во вторую и при этом метить врагам в живот. Пуля в эту часть тела – смертельное ранение, но смерть наступает не сразу. Сделав несколько выстрелов, мы увидели, что эффект от них есть. Фашисты, корчась от боли, с криками и стонами падали на землю, просили о помощи. Солдаты первой шеренги начали оглядываться, сбиваться с ноги, останавливаться. Это вызвало замешательство также и у третьей шеренги. Атака, которую фрицы начали бодро и энергично, в конце концов захлебнулась. Этому, конечно, в немалой степени способствовали наши пулеметчики и минометчики. Они тоже вели прицельный огонь. К вечеру фашисты покинули поле сражения на нашем участке, и мы сосчитали тех, кто лежал на нем с пробитыми алюминиевыми пряжками на солдатских поясах. Таковых нашлось более двадцати человек.
Однако главный удар гитлеровцы наносили на два километра левее рубежей 54-го полка, на участке 79-й морской бригады и находящейся рядом с ней 172-й стрелковой дивизии. Там ситуация для советских войск складывалась гораздо хуже. Одна группа немецких танков, наступая по долине реки Бельбек, прорывалась на стыке этих двух воинских соединений, другая – выдвинувшись из Камышловского оврага, атаковала высоты, занимаемые бойцами 79-й бригады. Противник достиг некоторого успеха. К вечеру 7 июня в полосе главного удара немцы вклинились в нашу оборону на 1–2 километра.
Следующий день начался с вражеского артиллерийского и минометного обстрела. Затем нанесла удары гитлеровская авиация. В течение пяти часов не умолкала канонада. После этого, в 10 часов утра, немцы пошли в наступление по всему фронту Севастопольского оборонительного района, но наибольшая концентрация их сил приходилась на стык третьего и четвертого секторов, на 79-ю бригаду и 172-ю дивизию. Только теперь фрицы наступали не густыми цепями, а разбившись на группы, осторожно, под прикрытием танков, самоходок и бронетранспортеров.
В ходе этих ожесточенных боев наши части понесли значительные потери. Очень мало бойцов осталось в строю и в 79-й бригаде, и в 172-й дивизии, они были вынуждены отступить. Защитники Севастополя проявляли чудеса стойкости и героизма, но ощущали большой недостаток в боеприпасах. С середины мая из-за господства в воздухе немецкой авиации их доставка по морю из городов Новороссийска, Поти и Туапсе стала затрудненной. В июне боеприпасы, вооружение, продовольствие и маршевое пополнение в основном перевозили подводные лодки, грузоподъемность которых не позволяла обеспечивать все потребности оборонявшихся.