В комнатах на Рождественке становилось оживленней и шумней.
Вернулся Федя. К началу занятий приехала из Москвы Надя.
Она расспрашивает меня и сама торопится поделиться со мной всем, что слышала и видела.
- Ленин! Ленин был у нас! Счастливая, ты видела Ленина! - восклицает она и вдруг смеется. - Ты подумай, как удивительно. И там, на даче, тоже разделились на два лагеря. Те, что были не с нами, придумывали всякие басни о большевиках, о Ленине. А чтобы оскорбить меня, мне вслед кричали: "Ишь ты, какая… большевичка! Недаром твой отец из тех, кто скрывает Ленина…"
Она шумно обрадовалась пианино, проиграла на нем любимые вещи и, усталая от дороги, улеглась спать.
Надя любила хозяйничать, любила в доме образцовый порядок.
На другой день приезда спозаранок она взялась за работу. Передвинула все вещи, заново убрала все в столовой и спальне.
На шум переставляемой мебели выглянул Сталин.
- Что это тут творится? - удивился он. - Что за кутерьма? - И увидел Надю в фартуке, со щеткой. - А, это вы! Ну, сразу видно - настоящая хозяйка за дело взялась!
- А что! Разве плохо? - встала в оборонительную позу Надя.
- Да нет! Очень хорошо! Наводите порядок, наводите… Покажите им всем…
С утра, выпив с нами чаю, Иосиф Виссарионович уходил на весь день. Не каждую ночь удавалось ему вернуться домой, к себе в комнату. Часто и папа не ночевал дома. Вечерами в столовой мы с Надей подолгу поджидали их обоих.
Я теперь работала в Смольном. Мы знали - силы большевиков прибывают. Вернувшись к вечеру домой, я говорила об этом с Надей. Она нетерпеливо расспрашивала:
- Кто выступал сегодня? Кого ты слышала, о чем говорят товарищи?
Надя еще училась, но все в гимназии было ей чуждо, неинтересно и далеко. Не в классах, где гимназистки повторяли сплетни о большевиках, были ее мысли. Давно переросла она восторженных поклонниц "душки" Керенского и знала, что переубеждать их бессмысленно. Большинство гимназисток рассуждали, вероятно, повторяя слышанное дома:
- Большевики! Ужас, ужас! Чего они хотят?! Все уничтожить!
Что они знали о большевиках, о том, за что борются большевики! Но громко говорить об этом еще нельзя. Не следовало привлекать внимание к себе, к дому, где бывали те, за кем охотились враги. Но убеждений своих Надя не скрывала.
- Ну вот, окончательно прослыла большевичкой, - сообщила она как-то. И рассказала: - Понимаешь, гимназистки вздумали собирать пожертвования. Для каких-то обиженных чиновников… Пришли к нам, обходят всех. Все что-то дают, жертвуют!.. Подходят ко мне. А я громко, чтобы все слышали, говорю: "Я не жертвую". Они, конечно, всполошились. "Как не жертвуешь? У тебя, наверное, денег с собою нет, ты, наверное, дома забыла". Я повторяю: "Нет, деньги у меня есть… Но я на чиновников не жертвую…" Тут-то и поднялось. Все в один голос: "Да она большевичка! Конечно, большевичка…" Ну, а я очень довольна… Пусть знают.
Я не всегда могла удовлетворить законное Надино любопытство. За будничной канцелярской работой в одном из отделов Смольного трудно было мне ухватить все славное, что совершалось вокруг. Тем нетерпеливей поджидали мы обе возвращения своих. Мы торопились узнать правду о новом, сегодняшнем.
О заводах Выборгской, Васильевского, Невской заставы рассказывал отец. Все уверенней говорил он о том, как возрастает влияние и авторитет рабочих-большевиков. Подробно о заводских событиях расспрашивал отца Иосиф Виссарионович. Он вникал во все, советовал отцу, как поступать дальше, говорил, какими словами надо вернее бить маловеров, колеблющихся.
Мы слушали беседы Сталина. Огромное совершаемое большевиками дело становилось ощутимей, понятней.
Иногда Сталин не появлялся несколько дней. Мы поджидали его и долго не укладывались спать. Бывало так, что, когда мы уже теряли надежду и ложились в постели, в дверь к нам неожиданно стучал кто-то.
- Неужели спите? - слышали мы голос Сталина. - Поднимайтесь! Эй вы, сони! Я тарани принес, хлеба…
Мы вскакивали и, накинув платья, бежали в кухню готовить чай. Часто, чтобы не будить спавших в столовой отца и маму, мы собирались в комнате Иосифа. И сразу становилось шумно и весело. Сталин шутил. Карикатурно, иногда зло, иногда добродушно, он изображал тех, с кем сегодня встречался. В доме мишенью Для его незлобивых шуток была молоденькая, только что приехавшая из деревни девушка. Ее звали Паня. Она по-северному окала и часто повторяла:
- Мы-то… скопские мы!..
- Скопские, - смеясь и напирая на "о", поддразнивал девушку Сталин. - Отчего же это вы такие, скопские? А ну, расскажи!
Паня поднимала фартук к лицу и фыркала.
- Да уж какой ты, эдакий, все смеешься! - И под общий хохот повторяла: - Конечно же, скопские мы.
Он любил давать клички людям. Были у него свои шутливые любимые прозвища. Если он был в особенно хорошем настроении, то разговор с нами он пересыпал обращением: "Епифаны-Митрофаны".
- Ну как, Епифаны? Что слышно? - спрашивал он. Добродушно вышучивая кого-нибудь из нас или журя за неточно выполненное поручение, за какую-нибудь оплошность, он повторял: "Эх, Митрофаны вы, Митрофаны!"
Было у него еще словечко: "Тишка". Он рассказывал, что дал такую кличку собаке, которую приручил в ссылке. Любил вспоминать об этом псе.
- Был он моим собеседником, - говорил Сталин. - Сидишь зимними вечерами, - если есть керосин в лампе, - пишешь или читаешь, а Тишка прибежит с мороза, уляжется, жмется к ногам, урчит, точно разговаривает. Нагнешься, потреплешь его за уши, спросишь: "Что, Тишка, замерз, набегался? Ну, грейся, грейся!"
Рассказывал он, как в длинные полярные вечера посещали его приятели-остяки.
- Один приходил чаще других. Усядется на корточки и глядит не мигая на мою лампу-молнию. Точно притягивал его этот свет. Не проронив ни слова, он мог просидеть на полу весь вечер. Время от времени я давал ему пососать мою трубку. Это было для него большой радостью. Мы вместе ужинали мороженой рыбой. Я тут же строгал ее. Голову и хвост получал Тишка.
Рыбу Сталин, как уже было сказано, сам добывал, запасая ее с теплых дней. Но и зимой приходилось пополнять запасы. В прорубях устанавливали снасти, вешками отмечая путь к ним. Однажды зимой он с рыбаками отправился проверить улов. Путь был не близкий - за несколько километров. На реке разделились. Сталин пошел к своим снастям. Улов был богатый, и, перекинув через плечо тяжелую связку рыбы, Сталин двинулся в обратный путь. Неожиданно завьюжило. Начиналась пурга. Мгла полярной ночи становилась непроницаемой. Крепчал мороз. Ветер хлестал в лицо, сбивал с ног. Связка замерзшей рыбы тяжелее давила на плечи, но Сталин не бросал ношу. Расстаться с ней - значило обречь себя на голод. Не останавливаясь, борясь с ветром, Сталин шел вперед. Вешек не было видно - их давно замело снегом. Сталин шел, но жилье не приближалось. Неужели сбился с пути?
И вдруг, совсем рядом, показались тени, послышались голоса.
- Го-го-го! - закричал он. - Подождите!..
Но тени метнулись в сторону и исчезли. Голоса смолкли. В шуме вьюги он только слышал, как ударялись друг о друга замерзшие рыбы за его плечами. Теряя силы, он все же продолжал идти вперед. Остановиться - значило погибнуть. Пурга все бушевала, но он упрямо боролся с ней. И когда, казалось, - надеяться уже не на что, послышался лай собак. Запахло дымом. Жилье! Ощупью добрался он до первой избы и, ввалившись в нее, без сил опустился на лавку. Хозяева поднялись при его появлении.
- Осип, ты? - Они в страхе жались к стене.
- Конечно, я. Не лешак же!
- А мы встретили тебя и подумали - водяной идет. Испугались и убежали…
И вдруг на пол что-то грохнуло. Это отвалилась ледяная корка, покрывавшая лицо Сталина. Так вот почему шарахнулись рыбаки там, по пути. Обвешанный сосульками, в ледяной коре, он показался им водяным. Да еще рыба, звеневшая за его плечами! Он не мог удержать смеха, глядя на остяков, смущенно окружавших его.
- Я проспал тогда восемнадцать часов подряд, - вспоминал он, рассказывая о пурге.
Иногда во время вечерних чаепитий в его комнате Сталин подходил к вертящейся этажерке у кровати и доставал томик Чехова.
- А хорошо бы почитать. Хотите, прочту "Хамелеона"?
"Хамелеон", "Унтер Пришибеев" и другие рассказы Чехова он очень любил. Он читал, подчеркивая неповторимо смешные Реплики действующих лиц "Хамелеона". Все мы громко хохотали и просили почитать еще. Он читал нам часто из Пушкина и из Горького. Очень любил и почти наизусть знал он чеховскую "Душечку".
- Ну, эта-то! Настоящая "Душечка", - часто определял он чеховским, эпитетом кого-нибудь из знакомых.
Рассказывая о самых больших, серьезных событиях, он умел передать, подчеркнуть их смешную сторону. Его юмор точно и ярко показывал людей и события. Помню, как повторяли у нас дома его рассказ о заседании ЦК, на котором обсуждался вопрос о том, садиться ли Ленину под арест. Сталин изображал, как темпераментный Серго Орджоникидзе, хватаясь за несуществующий кинжал, восклицал:
- Кинжалом того колоть буду, кто хочет, чтобы Ильича арестовали!
Приятельски ровно умел обходиться Иосиф Виссарионович с молодыми нашими друзьями, завсегдатаями дома - Федиными товарищами, моими и Надиными подругами.
Как бы поздно ни возвращался домой Иосиф Виссарионович, он и после наших чаепитий, и после бесед с мамой и отцом всегда усаживался за работу. Усталость, вероятно, брала свое, и, может быть, поэтому у Иосифа Виссарионовича выработалось обыкновение - прежде чем сесть за письменный стол, ненадолго прилечь на кровать. Дымя трубкой, он сосредоточенно и углубленно молчал, а потом неожиданно поднимался и, сделав несколько шагов по комнате, садился за стол. Как-то случилось; что Сталин задремал с дымящейся трубкой в руке. Проснулся он, когда комната уже наполнилась гарью: тлело одеяло, прожженное огнем из трубки.
- Это со мной не впервые, - с досадой объяснил Сталин, - как ни креплюсь, а вдруг и задремлю…
Сталин о будущей революции в России
26 июля открылся шестой съезд РСДРП (б), в отсутствие Ленина, скрывавшегося вместе с Зиновьевым в Разливе от суда Временного правительства (по обвинению в шпионаже в пользу Германии). С отчетным докладом выступил на нем Сталин. Среди других вопросов обсуждался и вопрос о перспективе революции в России. Один из делегатов, Преображенский, предложил внести в девятый, заключительный пункт резолюции положение о том, что со взятием революционными классами государственной власти направление ее к социализму возможно "при наличии пролетарской революции на Западе". Эта идея тогда разделялась и Лениным, а в резолюции Бухарина "Текущий момент и война", одобренной делегатами, свержение капитализма в России связывалось с предварительной мировой пролетарской революцией. Сталин выступил против этой идеи, утверждая, что "не исключена возможность, что именно Россия явится страной, пролагающей путь к социализму".
В результате голосования поправка Преображенского не прошла, Сталин получил поддержку делегатов.
Спустя несколько лет, в середине двадцатых годов, эта полемика по вопросу о социализме разгорится с ожесточенной силой - между троцкистами с их "перманентной революцией", отношением к России как к материалу для мировой революции, и Сталиным, с его строительством "социализма в одной, отдельно взятой стране", с государственностью, не зависимой от мировой революции, от мировых капиталистических сил.
Из выступлений Сталина на VI Съезде РСДРП(б)
(конец июля - нач. августа 1917 г.)
…Возражение Преображенскому по вопросу о 9-м пункте резолюции "О политическом положении"
3 августа
Сталин читает 9-й пункт резолюции:
9. "Задачей этих революционных классов явится тогда напряжение всех сил для взятия государственной власти в свои руки и для направления ее, в союзе с революционным пролетариатом передовых стран, к миру и к социалистическому переустройству общества".
Преображенский. Предлагаю иную редакцию конца резолюции: "для направления ее к миру и при наличии пролетарской революции на Западе - к социализму". Если мы примем редакцию комиссии, то получится разногласие с уже принятой резолюцией Бухарина.
Сталин. Я против такой поправки. Не исключена возможность, что именно Россия явится страной, пролагающей путь к социализму. До сих пор ни одна страна не пользовалась в условиях войны такой свободой, как Россия, и не пробовала осуществлять контроль рабочих над производством. Кроме того, база нашей революции шире, чем в Западной Европе, где пролетариат стоит лицом к лицу с буржуазией в полном одиночестве. У нас же рабочих поддерживают беднейшие слои крестьянства. Наконец, в Германии аппарат государственной власти действует несравненно лучше, чем несовершенный аппарат нашей буржуазии, которая и сама является данницей европейского капитала. Надо откинуть отжившее представление о том, что только Европа может указать нам путь. Существует марксизм догматический и марксизм творческий. Я стою на почве последнего.
Председатель. Ставлю на голосование поправку Преображенского. Отклоняется.
Глава третья
От революции - к абсолютной власти
В период с 25 октября (7 ноября) 1917-го и почти до конца 1929 г. И. В. Сталин из рядового члена Политбюро ЦК РСДРП(б) превратился во всесильного Генерального секретаря коммунистической партии, обладавшего не меньшей, а, пожалуй, большей властью, чем В. И. Ленин. Последнего он считал своим великим учителем, постоянно клялся ему в верности. И демонстрируемую при каждом удобном случае эту верность Сталин последовательно использовал в борьбе со своими партийными соперниками за абсолютную власть. В этой борьбе он одержал победу благодаря своему проницательному уму, стальной воле, выдержке, искушенности в аппаратных интригах, смелости и беспощадности.
Если верить клятвам Сталина, то можно подумать, что он всегда послушно, рабски следовал Ленину, ни в чем ему не противоречил, был послушным, педантичным исполнителем его воли. Это далеко не так. Сталин был реалистом в политике и несомненно большим реалистом, чем Ленин. Когда Ленин еще продолжал проповедовать необходимость мировой пролетарской революции, Сталин все более стал утверждаться в мысли, что надо ограничиться более скромной задачей - построить социализм в одной стране, в России.
Выступив с такими идеями, Сталин сразу же столкнулся с Троцким, с его теорией "перманентной революции", в которой пролетариату отсталой России отводилась роль жертвенного костра для возжигания пролетарской революции на Западе. Так, Троцкий носился одно время с мыслью о военной интервенции Красной Армии не только в Польшу, но и в Германию для революционизирования тамошнего пролетариата. Но, как известно, из этого ничего не вышло. Слишком опасной и губительной могла оказаться для нашей страны эта авантюра. Борьба Сталина и Троцкого после Октября стала в центре политических битв, разгоревшихся в верхних эшелонах власти в нашей стране в двадцатых годах.
В этой трудной изнурительной борьбе победил Сталин со своей программой построения социализма в России, которая снискала поддержку в партии и народе. Народ не сбили с толку обвинения Троцким Сталина в "национальной ограниченности". Он не попался на удочку троцкистских интернационалистских лозунгов, шедших вразрез с национальными интересами нашего народа. Троцкий выступал за милитаризацию труда, за формирование трудовых армий, в которые силком предполагалось загонять рабочих и крестьян, за создание концентрационных лагерей для недовольных советскими порядками людей. Эти "инициативы" Троцкого не прибавили ему авторитета в народных массах, которых он охаивал как тупых и ленивых исполнителей.
Сталин оказался прозорливее Ленина и в ряде других важных вопросов. Так, Ленин и Троцкий подложили мину замедленного действия под фундамент России, когда начали в 1920 году ликвидировать губернии, искусственно создавать национальные образования. Из приведенных в данной главе документов видно, что Сталин в государственном строительстве отстаивал идею унитаризма и предоставления административно-территориальным частям государства ограниченных автономных прав. Он выступал против принципов федерализма в государственном строительстве, которые отстаивал Ленин. Под давлением Ленина Сталин пошел на некоторые уступки его проекту, но делал серьезную оговорку, что федерализм является временной переходной фазой государственности, что будущее за унитарным государством, о чем свидетельствовал мировой опыт.
Все сказанное не дает оснований для односторонней оценки Сталина как политического деятеля. Он был весьма противоречивой фигурой. В данной книге предпочтение оказывается авторам, старающимся дать объективный портрет этого исторического лица, не обеляя и не очерняя его. Представляется правомерным показать, с какими людьми Сталин сотрудничал и с какими вел борьбу. На этом фоне лучше прорисовывается его портрет.
Могут вызвать интерес приводимые в главе материалы о политике "военного коммунизма" и нэпа, важную роль в проведении которых сыграл Сталин.
Сергей Дмитриевский
"Сталин"
Смерть гуляет над страной
Три года гражданской войны: напряженной, беспощадной, разрушительной, перевернувшей всю страну, всю ее залившей кровью…
…Странная вещь гражданская война, - записывает в дневнике ее участник и герой Дроздовский. - Какое озверение вносит в нравы, какою смертельною злобой и местью пропитывает сердца. Жутки наши жестокие расправы, жутка та радость, то упоение убийством, которое не чуждо многим добровольцам… Сердце мое мучится, но разум требует жесткости. Надо понять этих людей, из них многие потеряли близких, родных, растерзанных чернью, семьи и жизнь которых разбиты, имущество уничтожено и разграблено и среди которых нет ни одного, не подвергшегося издевательствам и оскорблениям.