Дина Никулина - профессиональный летчик с отличной техникой пилотирования. Характер у нее жизнерадостный, веселый. Летала она бесстрашно. В своих воспоминаниях Никулина писала:
"С Женей Рудневой я много летала. Это была чистая, честная девушка. Большая умница, очень любознательная. Первое время я ей часто указывала на ее недостатки в полете. Ей нравилась моя требовательность, на мои выговоры она не обижалась. Была очень хорошим штурманом. У нее была уверенность, что пока она летает со мной, то с нами ничего не может случиться.
Помню, как на станции Майская однажды очень удачно разбомбили мы эшелон. Долго выжидали, не бомбили. Сделали четыре захода и попали в эшелон. Летели обратно - пели.
Когда работали на Тереке, то уничтожили переправу. От наземных войск получили благодарность. Я всегда хожу на высоте 500-600 метров. Если наберу больше, то спускаюсь: натура такая - не люблю на большой высоте ходить, лучше бреющим"
Экипаж Никулина - Руднева стал одним из лучших в полку. Они снижались до 400 метров, догоняли уходившие эшелоны, бомбили переправы у Моздока и Прохладной, на высоте 150 метров разыскивали застрявшие в грязи во время отступления вражеские машины и уничтожали их. Часто в армейских газетах печатались заметки о боевой работе наших девушек.
Вот одна из таких заметок, помещенная в газете "Крылья Советов" от 28 февраля 1942 года:
"Машины стоят в полной готовности. Летчики с нетерпением ждут боевого вылета. Прошло немного времени, сигнал подан. Один за другим плавно отрываются от земли самолеты, исчезая в синеве ночного неба.
Первым ложится на курс орденоносный экипаж лейтенанта Никулиной. 250-й раз летит она на врага. Уверенно ведет Никулина свой самолет.
На этот раз приказано разрушить железнодорожную станцию противника. Станция эта имеет важное стратегическое значение, и немцы поэтому прикрывают ее мощным огнем зенитной артиллерии.
Еще издали, услышав шум моторов, вражеские пулеметы открывают пальбу, а прожекторы начинают беспокойно шарить своими щупальцами по темному небу. Но все это не может остановить бесстрашных патриоток, идущих к цели
Станция обнаружена. Бомбы, метко сброшенные младшим лейтенантом Рудневой, ложатся по назначению. На земле блеснули яркие вспышки взрывов, и густые клубы черного дыма заволакивают цель..."
С самого начала полку пришлось вести работу в исключительно тяжелых условиях. Армия отступила за Моздок, в гористую местность. Малейший просчет штурмана или летчика - и катастрофа неминуема, так как горы превышали высоту полета. Часто туманы закрывали аэродром, внезапные снегопады и дожди преграждали экипажам путь, мощные воздушные потоки швыряли наши маленькие машины иногда на сотни метров вверх или вниз. Никогда ранее, в мирное время, не летали летчики на наших самолетах в подобной обстановке. Не менее трудные условия встретились нам впоследствии при прорыве "Голубой линии" на Тамани, при полетах на Новороссийск и Керчь, при освобождении Крыма. Все эти направления имели важное стратегическое значение, поэтому они были прикрыты плотным огнем зенитной артиллерии, в воздухе патрулировали ночные истребители, десятки прожекторов ловили самолеты над целью.
А много ли нужно, чтобы сбить наш тихоходный самолет, весь состоящий из фанеры и перкаля? Одна зажигательная пуля может превратить его в пылающий факел.
Наш учебный самолет создавался не для боевых действий. Однако с первых дней Отечественной войны он начал приносить армии огромную пользу. На нем вывозили раненых, он служил для связи с партизанами в тылу противника, для разведки.
Устойчивый в полете, легкий в управлении, наш "У-2" не нуждался в специальных аэродромах и мог сесть на деревенской улице или опушке леса.
Особенно успешным оказалось ночное бомбометание с этих маленьких машин по переднему краю противника. С наступлением темноты до рассвета "У-2" непрерывно "висели" над целью, методически, через каждые две-три минуты сбрасывая бомбы.
Наземные войска очень любили наши самолеты. "Небесные создания", - шутливо звали нас пехотинцы. Немало теплых писем получил полк от пехоты с выражением глубокой благодарности за помощь в боевых действиях.
...Каждую ночь боевые экипажи вылетают на цель. Вспыхивают лучи прожекторов, они шарят по небу, сближаются, и вот самолет пойман... Штурмана и летчика ослепляет нестерпимый свет... Бьют зенитки. Хочется уйти вверх, вниз, но... перегруженный бомбами самолет идет с мизерной скоростью: 60-100 километров в час.
Томительно тянется время. Иногда по 10 минут не удается уйти от прожектора. И это на высоте всего нескольких сот метров. Выше мы обычно не летали, так как наши цели находились очень близко от передовой и от нас требовалась особая точность бомбометания.
Около часа длится полет, а на земле ждут механики и вооруженцы. Осматривать, заправлять самолет, подвешивать бомбы они научились за три-пять минут. Трудно было поверить, что молодые, хрупкие на вид девушки в течение ночи своими руками без всяких приспособлений подвешивали каждая до трех тонн бомб. Эти скромные помощники летчиков показывали подлинные чудеса. А механики! Целые ночи работа на старте, а днем - ремонт машины, проверка оборудования, подготовка к следующей ночи. Спали они часто по два-три часа в сутки. Но работа шла четко и быстро. Чтобы экономить время стоянки на земле, летчики не вылезали из кабин даже для доклада дежурному работнику штаба. Доклады принимались тут же, у самолета. И вот через несколько минут после посадки самолет снова поднимается в воздух, И так до рассвета, и так каждую ночь...
В длинные зимние ночи, когда нам объявляли "максимум" - то есть задание сделать максимально возможное число вылетов, - некоторые экипажи проводили в воздухе по 10 часов. 10 часов крайнего нервного напряжения, напряжения всех физических сил!
Иногда в результате перенапряжения наступала апатия, и летчик или штурман засыпали в полете или, наоборот, не могли уснуть по нескольку суток.
Бывало и так, что на глазах летчика над целью гибли боевые товарищи. Их самолеты, сбитые зенитным огнем или подожженные ночным вражеским истребителем, камнем падали на землю.
Но как бы ни было тяжело, девушки всегда рвались в бой. Только в одном случае проявлялась женская слабость: если экипаж по каким-либо причинам отстраняли от полета. Вот тогда боевые летчики плакали от обиды, как школьницы.
В туманные, непогожие ночи на старте, когда в ожидании полетов экипажи сидели под плоскостями своих "У-2", Женя любила рассказывать нам сказки. Тихим высоким голоском читала она баллады Жуковского, красивые сказки о подвигах рыцарей и их прекрасных дамах. Помнила она их удивительно много. И тогда невольно забывался и дождь, и туман, и холод.
Любила она и помечтать, глядя на далекие звезды. Отыскивая на небе свою любимую Капеллу, Женя говорила мне: "Когда я гляжу на звезды, я думаю о том, как вернусь в Московский университет".
Вот эта ее мечтательность и нежность как-то странно сочетались с большой серьезностью и мужественностью.
В члены партии Женю приняли в марте 1943 года. В дневнике она пишет: "Самое главное в моей жизни - партбюро приняло меня 4 марта в члены партии".
С первых дней Женя активно участвовала в партийной жизни полка. Последнее время ее неизменно выбирали членом партийного бюро.
Ей часто поручались наиболее ответственные политические доклады на партийных конференциях в полку. Во 2-й авиаэскадрильи, где парторгом была штурман Полина Гельман, работал философский кружок. На первом занятии кружка Женя делала доклад о философии Гегеля. Слушать ее было интересно, Женя не знала шаблонных, штампованных фраз, чувствовалось: все, что она говорила, шло от души. Серьезные доклады делала она и на штурманских тактических конференциях летного состава.
Летом 1943 года выбыл из строя штурман полка. Я помню, что назначали мы Женю Рудневу на эту должность с опаской.
Она, безусловно, была в это время лучшим штурманом в полку. Отлично зная теорию самолетовождения, умело применяла ее в боевой работе. В воздухе вела себя удивительно спокойно и уверенно. Но смущал ее мягкий характер, боялись, что она не сможет быть настоящим, требовательным командиром.
Однако Женя стала замечательным штурманом полка. Штурманы признавали ее авторитет, уважали, любили и выполняли все указания безоговорочно. Если штурман допускал небрежность, она воспринимала это почти с удивлением: казалось, ей стыдно больше, чем самому виновному.
Как штурману полка, ей не полагалось много летать. Она должна была на старте контролировать работу летно-штурманского состава. Но Женя не могла не летать. Она говорила, что должна знать каждого летчика в полку, его индивидуальные качества и под этим предлогом часто высаживала какого-нибудь штурмана и летела сама. Это было единственное, за что обижались на нее штурманы, так как всю войну у нас дрались за каждый вылет и нельзя было сильнее обидеть человека, чем отстранить его от полета.
Почти все молодые летчики свой первый боевой вылет совершали с Женей Рудневой: и ныне Герой Советского Союза Марта Сыртланова, и прекрасный летчик Рая Юшина, и многие другие.
Еще в 1942 году в полку была создана новая штурманская группа из вооруженцев. В тылу пополнение для женского полка не готовили, и мы вынуждены были делать это сами.
Руководила группой, создавала для нее программу, вела основные курсы Женя Руднева. Молодые "штурманята" относились к ней восторженно. Никто не умел объяснить так понятно и просто, так хорошо разобрать каждую неясность, как это делала Женя. Не один десяток новых штурманов ввела она в строй.
Ночью боевая работа, полеты до изнеможения, утром - занятия, подготовка к ним, партийная работа, - но никто никогда не слыхал от Жени жалобы на усталость. Наоборот, вечное недовольство собой, поиски лучших форм работы.
В людях Женя всегда видела самые хорошие их стороны; я никогда не слышала, чтобы она плохо сказала о человеке. Ее статьи в литературном журнале, заметки в газете, выступления всегда были проникнуты большим теплом к своим боевым подругам.
Женя считала, что командиры должны быть такими людьми, которых любил бы весь полк, к которым приходили бы с любой радостью, с любым горем. Характерна в этом отношении ее запись в дневнике за два месяца до гибели: "Я очень высоко ставлю звание командира Красной Армии, офицера... Как много даст мне в жизни эта школа офицерского коллектива..."
Неудачи, которые бывали у нас, наши потери Женя переживала болезненно.
Особенно тяжело переживала она гибель подруги - адъютанта эскадрильи Гали Докутович. Много прочувствованных строк посвящено ей в дневнике. Галя была незаурядным человеком. До войны она училась в Московском авиационном институте, одновременно кончала аэроклуб, всей душой любила авиацию.
Однажды, пока ремонтировали ее самолет, она задремала на поле, и на нее наехал бензозаправщик. С сильными переломами отправили ее в госпиталь. Прощаясь со мной, Галя просила об одном: "Когда я вернусь, не назначай меня адъютантом, я буду только летать".
Не сказав нам о запрещении врачей, отправлявших ее в тыл, она после госпиталя вернулась в полк и была назначена штурманом звена. Девушки рассказывали, как она, скрываясь от всех, плакала после полетов от боли в позвоночнике и ногах. Но оставить родной полк, свою боевую работу она не могла. "Как дорог каждой наш полк! Какое счастье быть в нем", - писала Женя в дневнике после возвращения Гали.
В конце 1943 года Женю отпустили в Москву. Одиннадцать дней была она дома, побывала в своей любимой обсерватории. Случилось так, что среди своих спутников по дороге в Москву Женя встретила того, кто мог бы стать спутником ее жизни.
Первая и последняя любовь, чистая, светлая и глубокая, как все, что было в ее жизни, неожиданно пришла к ней. И как просто, как хорошо пишет Женя об этом в своем дневнике:
"Зачем мне целый мир?.. Мне нужен целый человек, но чтобы он был "самый мой". Тогда и мир будет наш".
Тысячи километров разделяли их, но теплые слова любви и дружбы доходили из Ирана на Тамань.
Наступил апрель. Полк летал непрерывно, каждую ночь. Готовилось большое наступление наших войск, У всех было бодрое, радостное настроение.
Полина Гельман вспоминает, как в солнечный апрельский день, накануне гибели Жени, они ходили с ней по улице Пересыпи. Женя сказала: "Как хорошо все-таки жить, - можно творить, думать, бороться, любить, читать. А что может быть лучше всего этого?"
В ночь на 9 апреля 1944 года над Керчью ярко светила луна, а на высоте 500-600 метров небо закрывал тонкий слой облаков. На фоне облаков, освещенных сверху луной, отчетливо, как на экране, видно было,как самолет медленно ползет по небу.
В эту ночь Женя Руднева совершала свой 645-й вылет вместе с молодым летчиком Прокофьевой. Над целью их самолет был обстрелян и загорелся. Через несколько секунд внизу разорвались бомбы - штурман успела сбросить их в цель. Горящий самолет некоторое время продолжал еще лететь на запад - надо было сбросить листовки. Потом повернул на восток, и тут экипажи других самолетов увидели, как из первой кабины вылетели три разноцветные ракеты - они были у летчика в кармане.
Самолет сначала медленно, спиралью, а потом все быстрее начал падать на землю. Цветные ракеты стали рваться от сильного жара в кабине штурмана... Самолет упал за линией фронта. Видно было, как он вспыхнул в последний раз и погас...
Тяжело переживали мы гибель Жени Рудневой, нашего лучшего штурмана, любимой подруги…
До самого рассвета продолжались боевые вылеты. Вооруженцы писали на бомбах: "За Женю!"
Когда через два дня началось наступление, и мы перелетели в Крым, я с командиром эскадрильи Санфировой летала к месту гибели Рудневой и Прокофьевой: мы хотели найти хотя бы обломки их самолета.
Сколько видела после этого я линий фронта, но никогда не встречала такой израненной земли, как около Керчи. Огромное пространство было изрыто воронками от бомб и снарядов. Всюду лежали поломанные и сожженные машины, останки сбитых тяжелых самолетов. Следов нашего маленького "У-2" мы не нашли...
Имя Жени Рудневой занесено в книгу боевой славы полка. Его мы пронесли с собой через все бои.
Руднева была награждена тремя орденами: Красной Звезды, Красного Знамени, Отечественной войны I степени. Еще до гибели ее представили к званию Героя Советского Союза, но получила она его посмертно. Женя Руднева, Дуся Пасько, Дина Никулина, Маша Смирнова и Дуся Носаль были первые пять Героев в нашем полку.
Полк провоевал всю войну. После освобождения Севастополя он был переведен в Белоруссию, прошел всю Польшу и закончил свой путь севернее Берлина. В 1943 году полку было присвоено гвардейское звание, за освобождение Тамани - наименование Таманского, за освобождение Феодосии полк был награжден орденом Красного Знамени, за бои в Белоруссии - орденом Суворова III степени.
24 тысячи боевых вылетов совершено полком, 23 девушкам присвоено звание Героя Советского Союза. Среди них много Жениных друзей: Наташа Меклин, Катя Рябова, Ира Себрова, Полина Гельман, Лора Розанова, Руфа Гашева.
В 1946 году полк был расформирован, и мы вернулись к своим мирным специальностям. В разные концы нашей великой Родины разъехались боевые подруги. Но каждый год девушки из нашего полка собираются на традиционную встречу. Делясь друг с другом своими успехами, мы никогда не забываем о тех, кто отдал свои жизни за наше сегодняшнее счастье.
Вспоминая теперь о Жене, перебирая в памяти встречи с ней, невольно спрашиваешь себя: не идеализируем ли мы ее, не сгладило ли время отдельных недостатков, которые были у нее? Нет! Женя была простой советской девушкой, каких много в нашей стране. Ее жизненный путь - это путь миллионов юношей и девушек, воспитанных партией и комсомолом.
Исключительно честный, цельный человек, горячо любивший жизнь - кипучую, деятельную жизнь борца-коммуниста, - Женя сотни раз ходила в бой, навстречу смерти. Беспредельная любовь к Родине давала ей силы и мужество в борьбе с врагом.
Во имя свободы и независимости Родины, ради счастья советского народа она отдала свою светлую, прекрасную жизнь.
Ирина Ракобольская
1934 год
1 января
Сейчас у нас в школе каникулы до 16 января. Вчера нам сказали отметки за вторую четверть. У меня отметки такие, как и за первую четверть: физкультура - "хорошо", труд - не аттестовано, остальные - "отлично". По физкультуре отметка неверная - я прыгать не умею. И по географии - тоже. Всю четверть не спрашивала, а ставит отлично.
8 января
Больше я ничего первого и не писала, потому что к четырем часам на репетицию надо было идти, а времени было мало. Я разбудила маму, она дала мне каши (каша пшенная, вкусная, я целых две тарелки съела), а при ней я не хотела писать дневник, потому что я его никому не показываю и никто о нем не знает.
Поев каши, я пошла на репетицию. Репетировали первое действие. Я играю толстую барыню, Марию Васильевну Толбухину, и в первом действии не участвую, однако я просидела всю репетицию. Роль у меня очень комичная.
18 января
10 января я с девчатами ездила на V райпартконференцию в военных костюмах, и я делала рапорт от нашей школы. Приехали мы обратно с последним поездом, потому что задержали выступление наших физкультурников, а мне не хотелось ехать домой. Все-таки в районе неправильно поступают: выпускают одну Балашиху, а у них почти все взрослые, фабричные. Ясно, они конкурс выиграют! Наши физкультурники столько готовились, а им не позволили с палками выступать. И все торопили: скорей, скорей! Ребята только зря палки таскали.
13 января была сдача норм по лыжам. Я проехала 2 километра в 16 мин. 40 сек. Достижение на двадцать секунд против прошлого года! Вечером занимались опытами по химии. У нас были всего четыре пробирки и трубка из резиновой шины от велосипеда, которую я сама сшила. А она, оказалось, все пропускает, и мы обожгли руки, когда стали воду дистиллированную добывать. Кроме того, Ля-Ко - медведь: разбил одну пробирку.
10 июля
Точка! Давно я не писала и теперь даже не знаю, с чего начинать. Однако никто, кроме меня, конечно, мой дневник не увидит.
15 июля
Сегодня опишу, как у нас прошли экзамены (испытания). Начались они с 10 мая. 10-го был выходной. 11-го - первый день испытаний, была физика. Физики я, конечно, не боялась... 13-го была биология. Меня спросили самую последнюю. Вопросы такие: 1) В какие эры какие животные произошли? 2) Что говорит религия и что говорит наука о неизменяемости живого мира?
15-го была письменная алгебра. Три примера и задача на уравнение. Делаю, делаю первый пример, никак не делается! Что такое? Все с остатком деление выходит, а Владимир Александрович говорил вначале, что без остатка. Посмотрел он мой листочек, что-то писал, высчитывал, а потом говорит: "Верно, с остатком". Ну, остальные легкие были.
18 июля
Теперь буду продолжать о литературе, У нас было четыре темы:
1) Критика современного Лермонтову строя по стихотворению "На смерть поэта".
2) Уездный суд в описании Гоголя по "Ревизору".
3) Некрасов как идеолог крестьянской революционной демократии.