И вот, наконец, настал день парада. Войска выстроены на Дворцовой площади и дальше по улицам, до Марсова поля и по всему Марсову полю. На Дворцовой площади Конвой Его Величества , 1-я и 2-я Гвардейские Кавалерийские дивизии со своей артиллерией. Все в парадных мундирах, на седлах цветные вальтрапы, лошади вычищены до отказу. Лейб-гвардии Казачий Его Величества полк в алых мундирах с серебром и с алыми же вальтрапами. На полк трудно смотреть – больно глазам. Лейб-гвардии Атаманский его Императорского Высочества Государя Наследника-Цесаревича полк в голубых мундирах и с такими же вальтрапами. Лейб-гвардии Конный полк, кавалергарды и два кирасирских полка Его Величества и Ее Величества в белых мундирах, поверх которых золотом блестят латы, здесь же 2-я Гвардейская Кавалерийская дивизия – конногренадеры, уланы Ее Величества, лейб-драгуны и лейб-гусары в алых мундирах с ментиками. Иногда приезжала к майскому параду из Варшавы гвардейская кавалерийская бригада – уланы Его Величества и гродненские гусары... Все это настолько красиво и ярко, что у всех вызывало восторг. Кто видел майский парад, никогда его не забудет – это сказка, это величие России.
Своеобразно был одет лейб-гвардии Сводно-Казачий полк, в котором служили казаки всех войск, кроме Донского, Терского и Кубанского, как уже имеющие свои гвардейские части. 1-я сотня – уральцы в малиновых мундирах и с большими лохматыми папахами. 2-я сотня – сибирские казаки в красных мундирах, дальше идут по полусотням и взводам, в зависимости от величины войска, – оренбуржцы, астраханцы, забайкальцы, амурцы, уссурийцы и семиреченцы. У всех цветные мундиры своих войск. Оренбуржцы – голубые, астраханцы и забайкальцы – желтые и тому подобное.
Возле Государя Императора стоят два трубача-конвойца, и Государь приказывает им играть тот или другой сигнал. Хор трубачей, который стоит против Государя, играет сперва начало полкового марша той части, которой очередь идти, по сигналу же трубачей, стоящих возле Государя Императора, хор повторяет этот сигнал и затем играет соответствующий марш – шаг, рысь, галоп, карьер. Части проходят между Государем и хором трубачей. За кавалерией идет конная артиллерия.
Пехотные части и артиллерия, пройдя мимо Государя вдоль Марсова поля, расходятся по домам, а кавалерия выстраивается в резервной колонне, против Государя и трибун на противоположном конце Марсова поля. Когда все кавалерийские части, пройдя церемониальным маршем, выстроены в резервной колонне, Главнокомандующий войсками гвардии и Петербургским военным округом, в последние годы Великий князь Николай Николаевич, бывший на 1-й Великой войне Верховным главнокомандующим, подает соответствующую команду, и вся кавалерия полным карьером идет в атаку по направлению к Государю и трибунам. За тридцать шагов не доезжая до Государя, подается команда "Стой" – и все останавливаются.
Все хорошо знают, что идущая в атаку кавалерия остановится, но эта атака производит такое впечатление, что каждый раз в трибунах несколько человек падает в обморок.
Каждую часть, каждую роту, эскадрон, сотню, батарею во время прохождения их мимо Государя Императора Государь благодарит, ему отвечают, как положено по уставу: "Рады стараться, Ваше Императорское Величество".
После атаки Государь Император еще раз благодарит кавалерию и отпускает домой. Все разъезжаются и долго потом делятся впечатлениями.
1 мая полк всегда выступал в лагери, где сотни стояли в разных деревнях. Лошади размещались в крестьянских сараях, кроме 3-й сотни, которая имела свою конюшню. Сотня Его Величества помещалась в деревне Варикселево у подножия Дудергофской горы, 2-я сотня в деревне Перякюля, 3-я – в деревне Пикколово, тоже у подножия Дудергофской горы, и 4-я сотня, дальше всех, у подножия горы Кирхгоф.
Казаки любили лагери. Жизнь по крестьянским избам напоминала им домашнюю жизнь.
В Пикколово, в отдельном здании, было офицерское собрание, а рядом с ним полковая канцелярия и квартиры командира полка, адъютанта, заведующего офицерским собранием и другие. Здесь же был большой барак для нестроевых, хлебопекарня и караульное помещение. Офицеры жили по частным квартирам, на дачах.
1 мая дачники еще не приехали, домики их стоят пустыми. Мы с братом пошли на Воронью гору пострелять ворон, которые невозможно каркают с утра до вечера. Ворон этих было множество. Вдруг видим на одной даче занавески на окнах, уже приехали, неудобно беспокоить выстрелами. В это время на балкон выходит господин. Я обращаюсь к нему: "Вы ничего не будете иметь, если недалеко от вас мы сделаем несколько выстрелов по воронам?" – "Пожалуйста, перебейте их всех. Я привез сюда попугая, который хорошо говорил несколько фраз, теперь он ничего не говорит, а только каркает, как ворона. Никогда больше сюда не приеду".
Гувернантка брата, француженка, принесла убитую ворону в дом и просила кухарку сварить ее. Возмущенный денщик пришел с жалобой: "Французиха хочет запоганить нашу посуду вороной, неужели мало ей нашей пищи, не позволяйте ей". После спора мужа с женой решили ворону француженке сварить и потом посуду выбросить.
В лагере обыкновенно до обеда были сотенные учения на военном поле, а после обеда пешком шли на стрельбище 2-й гвардейской пехотной дивизии – там проходили курс стрельбы. Казаки недосыпали и очень утомлялись. А майские белые ночи, когда среди ночи можно было читать без освещения, тоже неприятно действовали на них – многие заболевали куриной слепотой и с наступлением вечера ничего не видели. Лечили таких печенкой, которую больным давали вместо мяса.
После смотров сотенных учений были полковые учения, потом бригадные и дивизионные учения. Когда я был молодым офицером, меня обыкновенно назначали ординарцем к начальнику дивизии. Я слышал все замечания начальника дивизии, и это было очень поучительно. В нашей 3-й бригаде, кроме нашего полка и Атаманского, была гвардейская уральская сотня. В 1905 году сформирован был лейб-гвардии Сводно-Казачий полк. Уральская сотня стала 1-й сотней этого полка. 2-я сотня от Оренбургского войска. 3-я сотня – полусотня Сибирского войска, один взвод Астраханского и один взвод Семиреченского, 4-я сотня – полусотня забайкальцев, один взвод Амурского войска и один взвод Уссурийского. В 1-й бригаде – лейб-гвардии Конный полк и кавалергарды, во 2-й бригаде – кирасиры Его Величества (желтые) и кирасиры Ее Величества (синие).
Начальником дивизии в первый год моей службы был генерал-лейтенант барон фон Крузенштерн , командиром 3-й бригады генерал-майор Новосильцев .
После учений дивизии были полевые поездки, то есть решение боевых задач на местности. Уходили на неделю – десять дней из лагеря, ночевали в разных деревнях. Полевые поездки – это сплошной праздник: с утра работа, а к обеду приходили в новую деревню, разбивали большую офицерскую палатку-столовую, обедали и кутили. В Петербурге и в лагере абонемент – обед и ужин – стоил определенную сумму, а кто требовал вино, платил отдельно. На маневрах же и на полевых поездках все выпитое вино раскладывалось на всех офицеров поровну.
Один раз во время кутежа пришел в палатку студент и представился как репетитор детей ближайшего помещика. Его приняли очень любезно, накормили и напоили. Вскоре я ушел в отведенную мне квартиру, а когда пришел вечером ужинать в палатку, студент, совсем невменяемый, едва сидел на стуле, а хорунжий Х., ничуть не трезвей студента, в ведре холодной воды мыл драповое пальто этого студента. Я спросил: "Ты что же это делаешь?" Х. озабоченно ответил: "Да он выпачкал, надо же помыть".
А другой случай был более грустный. Пришел в палатку и представился местный священник. Очень симпатичный старенький батюшка. Пообедал с нами, и ему очень понравилась мадера. Выпил он одну рюмку, другую, сам просит еще. Ему говорят: "Пожалуйста, батюшка, сколько хотите, но не вредно ли вам?" – "Нет, нет, я же себя знаю". Очень подпил батюшка, и два офицера бережно отвели его домой. На следующий день полк рано уходил из деревни, и офицеры зашли справиться о здоровье батюшки. Матушка ответила: "Не приходя в сознание, ночью скончался".
На время маневров в 1900 году только что окончивший полковую учебную команду вице-урядник Быкадоров командирован был ординарцем к руководителю маневрами Главнокомандующему [столичным] военным округом Великому князю Владимиру Александровичу.
Темная августовская ночь. Великий князь посылает Быкадорова в противоположный отряд к генералу А. с пакетом: "Передай пакет в руки генералу А., а конверт с его распиской привезешь мне. Я, не раздеваясь, лягу спать на этом диване. Как вернешься, сейчас же меня разбуди и исполни это как можно скорее, вот тебе удостоверение, что ты мой ординарец и что тебя никто не смеет задерживать. Сейчас по карте покажу тебе, как надо ехать". – "Ваше Императорское Высочество, не беспокойтесь, я и без карты найду генерала А.". – "Ты здесь бывал? Знаешь дорогу?" – "Никак нет, никогда не бывал, а найду". Великий князь все пытался показать дорогу, а Быкадоров уверяет, что и так найдет.
Поехал Быкадоров. До генерала А. надо проехать 20 верст. Через два с половиной – три часа возвращается Быкадоров и будит Великого князя. Великий князь взглянул на часы: "Заблудился? Не нашел дорогу?" – "Никак нет, Ваше Императорское Высочество, нашел, вот конверт с распиской генерала А.". – "Как же ты успел так скоро? Ведь ночь и проехать надо было 40 верст?" – "У меня конь добрый, да приехал бы раньше, но задерживали на заставах, да еще юнкера поймали и не верили, что я ваш ординарец, а удостоверение не хотели читать, говорят, что нельзя огонь зажигать, чтобы не обнаружить себя неприятелю". Великий князь был очень доволен, благодарил Быкадорова и потом командира полка, что прислал ему такого ординарца.
Один раз полк выехал на малые маневры. Вдруг крик: "Хорунжего Балабина к командиру полка, который впереди колонны". Скачу, обгоняя две впереди идущие сотни. "Поезжайте назад в лагерь и сделайте такие-то и такие-то распоряжения – я забыл это сделать перед отъездом". – "А где я вас потом найду?" – "Приказано всем полкам дивизии сосредоточиться на такой-то поляне, где каждому полку будет дано задание и все разъедутся в разные стороны на ночлег. Куда нас пошлют, неизвестно". – "Как же я вас найду?" – "Ну как-нибудь найдете".
Возвратился я в лагерь, передал все распоряжения командира полка и приехал на названную поляну. Никого нет, куда ехать не знаю, и вся поляна истоптана тысячами копыт семи полков и трех батарей. От прошедшего накануне дождя на поляне грязь, ничего разобрать нельзя. Говорю вестовому: "Куда же мы поедем?" – "А надо по следам узнать". – "Да ведь какая-то каша из следов, и все лошади одинаково кованы". Слез казак с лошади, начал рассматривать следы и минут через пять говорит: "Вот по этой дороге надо ехать". Поехали и вскоре нашли полк. Потом я сравнивал следы наших лошадей и лошадей регулярной кавалерии и никакой разницы не мог найти, а "казачий нюх" сразу нашел. И этот "казачий нюх" много раз выручал нас.
Один раз на маневрах меня послали произвести рекогносцировку дороги до деревни Б. Все исполнил, начертил кромки дороги, сделал легенду, то есть подробное описание дороги, и представил командиру бригады генералу Новосильцеву.
На следующий день бригада по этой дороге пошла к деревне Б. На мосту орудие лейб-гвардии 6-й Донской Его Величества батареи провалилось в ручей. Зовут меня к командиру бригады. Генерал Новосильцев строго спрашивает: "Вы делали рекогносцировку дороги, а орудие провалилось". – "Меня посылали не исправлять дорогу, а только разведать ее, и у меня в легенде написано: "Мост старый, плохой, кавалерия осторожно пройдет, но артиллерию мост не выдержит и рухнет". Посмотрели легенду, и командир бригады говорит: "Совершенно верно, вы правы, благодарю вас".
Я поражен был быстротой, с какой артиллеристы вытащили орудие из глубокого ручья буквально в несколько минут.
Один раз на маневрах меня послали в разведку с 3-й сотней. Подъезжает ко мне прикомандированный к полку на лето незнакомый доктор медицины и просит разрешения ехать со мной. Перед этим он все время приставал ко мне, прося учить его, как надо сидеть в седле, как держать ноги, руки. Я говорю ему, что был бы рад ехать вместе, но ведь он должен быть при полку, а не с отдельной сотней. "Я должен быть там, где больше опасности". – "Нет, вы не смеете уйти от полка, вам сделают выговор". – "Ну, это ничего".
В одном месте у леса мы столкнулись с неприятелем – полуэскадроном кирасир Его Величества под командой унтер-офицера. И казаки, и кирасиры вдруг вошли в азарт и с криком лезут друг на друга в драку. Я во все горло кричу: "Стой!" Так же кричит унтер-офицер кирасир, стараясь успокоить солдат, и слышу страшный крик доктора, он вынул шашку и во все горло кричит: "Бей их!", прибавляя самую ужасную брань. Я схватил его за руку и кричу: "Доктор, опомнитесь, успокойтесь, что вы делаете?"
В полку доктора выругали – там как раз нужна была его помощь, да еще для штаба дивизии, и на меня набросились: "Зачем вы его взяли с собой?"
В середине лагерного сбора была "заря с церемонией". Все пехотные полки выстраивались у своих бараков. Кавалерия из своих деревень приводилась пешком на определенные места. Государь Император со свитой объезжал все части авангардного и главного лагеря. Государыня Императрица в коляске на белых лошадях сопровождала Государя.
После объезда всех войск Государь сходил с лошади у построенной на этот день палатки. У палатки стояли почетными часовыми два портупей-юнкера Павловского военного училища. Перед палаткой – соединенный оркестр всех частей гвардии. Оркестр играл концерт от прибытия Его Величества до повестки (8.45 вечера) и после нее до "зари" (9 вечера). Повестку и "зарю" били барабанщики, потом играли горнисты лейб-гвардии Преображенского полка, а оркестр повторял их. Потом старший барабанщик командовал: "На молитву шапки долой" и читал "Отче наш". После молитвы командовал: "Накройсь", потом играли "отбой". После этого Государю рапортовали фельдфебеля и вахмистра шефских рот, эскадронов и батарей шефских полков гвардии, а стоящие с ними адъютанты молча подавали Государю рапорт о состоянии полка. К Государю подходили с рапортом конногвардейцы, кирасиры Его Величества, лейб-казаки, уральцы, лейб-гусары, батарея Его Величества и 6-я Донская батарея Его Величества гвардейской конноартиллерийской бригады. Адъютанты и вахмистры шефских полков Государыни Императрицы, Наследника Цесаревича, Великих княжон и Великих князей подходили с рапортом к своим шефам.
Взвивалась в воздух ракета, после взрыва которой был залп из всех орудий главного и авангардного лагерей.
На "заре" присутствовали офицеры и полковые дамы всех полков гвардии и армии и много петербургской публики по билетам дворцовой полиции.
На следующий день после "зари с церемонией" обыкновенно бывал парад на военном поле. Государь со свитой объезжал все части и останавливался у Царского валика, а Государыня Императрица с наследником и Великими княжнами стояли на Царском валике.
Мимо Его Величества проходили церемониальным маршем сначала пехота с пешей артиллерией, потом кавалерия с конной артиллерией.
В конце июля полк выступал на общие маневры всего Петербургского военного округа до 9 августа. После маневров возвращались в лагерь и через день-два шли в Петербург на зимние квартиры.
Вскоре казаки, прослужившие в полку три года, отправлялись домой, на Дон. В этом же эшелоне уезжали и казаки, получившие отпуск. Каждый окончивший службу увозил с собой сундук с подарками для родителей и родственников. У казаков считалось позором ехать без сундука.
После отъезда отслуживших казаков занятия в полку не производились, и я уехал в 28-дневный отпуск вместе с братом Филиппом , который в этом, 1901 году произведен был в офицеры. Он вышел в наш полк и зачислен был в 3-ю сотню, где служил и я.
Отпуск в 28 дней промелькнул как мгновение, и я все-таки успел несколько раз поохотиться на прудах и в Манычи.
Второй и третий год моей службы в полку я также заведовал обучением молодых казаков. Брат заведовал сотенными разведчиками.
Мой бывший сменный офицер в Николаевском кавалерийском училище, есаул Греков, был прикомандирован к нашему полку на год для прохождения ценза командира сотни, чтобы иметь право быть командиром сотни юнкеров. Алексей Кириллович Греков говорил мне: "Я в уме своем составил идеал отношений офицеров и нижних чинов и считал его, как любой идеал, неосуществимым, но этот идеал я нашел в вашем полку".
Прослужив три года в полку, мой брат Филипп поступил в Академию Генерального штаба и блестяще окончил ее. Год прокомандовавши в нашем полку сотней, он дальше служил старшим адъютантом в штабе гвардейского корпуса по Генеральному штабу в Петербургском военном округе. На войне командовал полком. После войны арестован большевиками и замучен в Сибири.
Брат всегда очень строго исполнял все правила, установленные нашими военными законами.
Будучи на младшем курсе Академии Генерального штаба, он шел по улице в академию, а впереди него, шагах в десяти, шел другой офицер, армейский поручик, тоже слушатель младшего курса академии. Вошли в столовую завтракать. Столовая наполнена офицерами. Случайно сели за один стол и брат, и шедший впереди офицер. Брат говорит ему: "Сейчас я шел в академию в десяти шагах сзади вас и обратил внимание, что несколько встречных офицеров отдавали вам честь, но вы ни одному не ответили. Что это значит?" – "Я считаю это правило глупым и никому честь не отдаю". – "Но это приказ Государя Императора, чтобы офицеры приветствовали друг друга, мы не смеем не исполнять приказ Его Величества". – "А я считаю это глупостью и не исполняю". – "Посмотрел бы я, как бы вы мне не отдали честь?" – "Вам бы я непременно отдал честь, я вас боюсь и смотрю на вас, как на жандарма". Брат вспылил. Он стукнул кулаком по столу и на всю столовую крикнул: "Я вам сейчас по морде дам". И сейчас же вышел из столовой, в этот день больше в столовую не приходил и, что было после его ухода, не знал – ни с кем не разговаривал. Но на следующий день утром в приказе по академии прочитал, что этот офицер отчисляется из академии в свою часть.
Как я уже писал, брат Филипп, окончив Академию Генерального штаба, служил в штабе гвардейского корпуса адъютантом. Как-то я с женой был у него вечером. Напившись чаю, перешли в его кабинет, где, кроме нас и супруги брата, был еще кто-то, не помню. Брат, торопясь, набивает патроны к охотничьему ружью, разговаривает с нами и одновременно диктует приказ по корпусу пришедшему старшему писарю. В одиннадцать с половиной часов вечера прибыло заказанное такси. Брат мчится на станцию, кондуктору в вагоне приказывает непременно разбудить его на таком-то полустанке, полем и лесом идет к дому лесника, пьет там крепкий чай и идет на определенное место ждать пролета гусей.