В 1920 году я был в Константинополе, о чем буду писать ниже. В комиссии, в которой я был председателем, работал чиновник Министерства финансов Роберт Матвеевич Вебер. Он страдал зубной болью. Как-то он опоздал на работу по подсчету ценностей и, придя, сказал: "Извиняюсь за опоздание, был у замечательного зубного врача, просил вырвать больной зуб. Доктор что-то делал у меня во рту, не переставая болтал, и, наконец, я сказал ему: "Доктор, я опаздываю на работу, скорее тащите зуб". – "Да он давно вырван, вот лежит перед вами". Я даже не заметил, когда он его вырвал – идеальный доктор". Я решил к нему пойти, чтобы вырвать вторую половинку зуба мудрости. Рассказал ему подробно, как мучил меня профессор в Новочеркасске и что я пришел к нему сейчас, после восторженного о нем рассказа г-на Вебера. Доктор осмотрел мои зубы, провел по ним, как по клавиатуре, каким-то металлическим предметом со словами: "Вот зубы так зубы, такие редко встретишь. Думаю, что профессор, мучивший вас, просто сапожник". И начал тянуть. Мучился, нервничал, также зажимал мою голову между локтем и своим туловищем, стараясь расшатать зуб, и наконец сказал: "Не могу вырвать, напрасно осудил новочеркасского профессора, устал, измучился, придите в другой раз". Денег с меня не взял. Я, конечно, больше к нему не зашел, и так и живу с половинкой зуба вот уже сорок лет, и зубы не болят.
Глава 10
УПРАВЛЕНИЕ ОТДЕЛОМ КОНЕВОДСТВА И РЕМОНТИРОВАНИЯ АРМИИ
Своей новой должности – управляющего отделом коневодства и ремонтирования армии – я отдался всей душой. Частное коннозаводство я хорошо знал, так как родился и вырос в конном заводе на зимовнике, но станичное коневодство знал плохо: в станице никогда не жил. Меня сразу поразили колоссальные цифры конских поголовий в станицах – до ста тысяч лошадей. Да это и понятно. Казак выходил на службу на собственной лошади, в собственном обмундировании. В полку ему давали только винтовку и пику. Если в полку лошадь падет, казак должен приобрести вторую. На войне некоторые казаки переменили трех и даже четырех лошадей. Поэтому казак старался иметь дома несколько лошадей, а некоторые имели целые косяки. Станичное коневодство – это строевые лошади казаков, производители-жеребцы, матки и молодняк. Рабочие лошади, на которых казаки пашут, сеют, работают, имеют особый учет. Казак, отбывший военную службу в полку и придя домой на льготу, не имеет права продать свою лошадь. А если хочет заменить ее другой, то предварительно эту новую лошадь должен показать начальству. Если лошадь будет принята, то в описи лошадей делают исправление. Будучи на льготе, казаки на майские сборы являются на своих лошадях. Только переходя в третий разряд льготы, в запас, казак может продать свою лошадь, но по мобилизации должен в трехдневный срок явиться на сборный пункт верхом на хорошей лошади в полном обмундировании.
Война сильно разорила станичное коневодство, и хотя были приняты все возможные меры к возрождению его, но Гражданская война и отсутствие спокойной мирной жизни служили помехой к возрождению. Особенно пострадали те станицы, которые были под непосредственной угрозой нашествия большевиков или переходили из рук в руки. К большевикам попало много жеребцов-производителей и плодовых маток, и хотя их потом отбили у большевиков, но они уже были приведены в полную негодность варварским обращением и голодом. Кроме того, для борьбы с большевиками многие казаки выбрали из табунов своих лошадей и служили на них. Все это сильно разоряло станичное коневодство.
В каждой станице были отведены особые земли для выпаса табунов, из расчета 6 десятин на матку, всего 264 000 десятин. Поставка лошадей в табуны была добровольная без ограничения числа их на пай. Табунщиками служили казаки, и это считалось им за отбывание воинской повинности.
Война показала, что наилучшей лошадью в смысле приспособления к боевой обстановке, легкости и выносливости является донская степная лошадь, и потому признавалось необходимым, чтобы все заботы в коневодском деле были направлены в сторону не только наизаботливейшего сохранения станичных табунов, но и возможно широкого развития коневодного дела.
Перед революцией в 1916 году в станичном коневодстве числилось: жеребцов-производителей – 2209; маток – 34 248; трехлеток – 8926; двухлеток – 15 838; одного года – 19 492; сосунков – 20 334. Итого – 101 047 голов.
Провальский войсковой конный завод пострадал от нашествия большевиков сравнительно мало. На заводе состояло: 32 жеребца коренного основания, 525 маток, приплодок разных возрастов – 33 жеребчика из частных заводов и 59 упряжных, а всего – 1398 лошадей. Кроме того, войсковой завод обогатился приобретением высокоценных лошадей. На пункте Гальти Мора куплено 20 отличных чистокровных лошадей на сумму 98 700 рублей. В Стрелецком государственном заводе взято бесплатно 24 бурлачка, которые предназначались производителями на различные государственные конюшни России. На Беловодских заводах куплено 25 чистокровных лошадей за 34 475 рублей. Все бурлачки, кроме одного, оставленного для завода, распределены по станицам. Из Великокняжеской заводской конюшни даны в станицы 8 бурлачков, которые предназначались на пункты России. На Стрелецком государственном заводе взято бесплатно 192 матки и 10 выдающихся жеребцов-производителей. На Ефремовском пункте взято 2 матки и 53 жеребчика, из них 30 чистопородных орловских рысаков и 23 тяжеловоза – 15 першеронов и 8 арденов. На Лимаревском заводе взято 23 жеребца бесплатно.
В общем, Провальский завод под управлением генерала Бобрикова представлялся в самом лучшем виде, что особенно отрадно отметить, когда вследствие общей разрухи коневодного дела он оставался единственным на всю Россию. Лучшим доказательством этому служит отзыв осматривавшего наш войсковой конный завод английского генерала Пуля, который высказал Донскому атаману генералу от кавалерии П.Н. Краснову дословно следующее: "Я видел много конных заводов в Англии. Они у нас поставлены отлично. Но я нигде не видел такого образцового порядка, как у вас на Провальском заводе. Я могу вас поздравить – вы обладаете богатейшим материалом – настоящей военной лошадью".
Войском приобретены два зимовника: Гудовский зимовник – 1-е отделение войскового конного завода – и зимовник Ванифатия Яковлевича Королькова – 2-е отделение войскового конного завода.
Донское частное коннозаводство в дореволюционное время служило главным, если не единственным, источником питания российской регулярной кавалерии. В целях сохранения этого источника бывшее центральное правительство напрягало все усилия к поддержанию и развитию его. На помощь этому присылкой лучших производителей приходило Государственное коннозаводство. Казна же участвовала денежными средствами, оплачивая арендную стоимость земли, занимаемой Донским коннозаводством. В 1917 году Государственное казначейство уплатило войску за эту землю 27 773 496 рублей.
Для пополнения же Донской казачьей конницы служили, как я уже писал, станичные конно-плодовые табуны, дававшие возможность посадить на станичных приплодков до 87 процентов выходящих на службу казаков. Причем станичное коневодство росло и развивалось в тесной связи с донским частным коннозаводством, являвшимся главным источником снабжения станичных табунов жеребцами-производителями (до 130 ежегодно) и дававшим то или иное направление в разведении донских лошадей в зависимости от предъявленных к нему требований со стороны регулярной кавалерии.
Всех коннозаводских участков в дореволюционное время было в Задонской части 136 по 2400 десятин (321 600 дес.), в Восточной части – 177 по 2400 десятин (424 800 дес.) и в Верхнем запасе 138 уч. по 1200 дес. – 145 600 десятин. А всего 451 участок площадью в 892 000 десятин.
По числу этих участков конских поголовий было:
В Западной части – 23 450.
В Восточной части – 30 975.
В Верхнем запасе – 12 400.
А всего – 66 825.
В этом числе было 24 320 плодовых жеребцов и маток и 42 505 приплодков разных возрастов.
Ожидая нашествия большевиков, коннозаводчики рекомендовали казакам спасать своих лошадей в Кубанской области или в Астраханской губернии.
Комплектование и ремонтирование постоянной Донской армии лошадьми при сложившихся исключительно неблагоприятных условиях являлось делом весьма затруднительным. В прежние годы, до начала войны, Донской край обладал громадным запасом лошадей. В последние годы эти запасы сократились до минимума. Война 1914 – 1917 годов потребовал от войска Донского огромного расхода лошадей. Одними казаками было взято на войну 98 600 лошадей. Артиллерийских, обозных и заводных – 9600. Итого – 108 200 лошадей. Кроме того, в войске набирались лошади и для российской армии. Все это истощило запасы лошадей настолько, что уже в 1915 году была командирована особая комиссия в Среднюю Азию и в восточные области России, которая и закупила там для пополнения Донских полков 15 000 лошадей.
С фронта на Дон вернулось 47 780 лошадей. Из них 30 процентов истощенных, разбитых и к строевой службе совершенно негодных. Осталось годных 35 000 плюс плодовые матки, около 32 000, и приплодков 9000, а всего 76 000 лошадей.
Ремонтными комиссиями осмотрено было 250 000 лошадей, а принято их них было всего 15 500. Остальные лошади не принимались как не соответствующие требованиям ремонтной шкалы в отношении роста, экстерьера и возраста. Кроме того, много лошадей заражены чесоткой.
В 1919 году производили скаковые испытания для обществ – Ростово-Нахичеванского-на-Дону и Донского, а также вновь возникшего Екатеринодарского. Производство этих состязаний сыграло важную роль в развитии и сохранении чистокровного дела не только на Дону, но и на всем Юге России, привлекая в особенности на Ростовский ипподром весь сохранившийся в этих южных краях спортивный материал.
В 1919 году общее число лошадей, принимавших участие в состязаниях на Ростовском ипподроме, было 137, а в предыдущем только 104. Благодаря этому росту общества смогли увеличить и призы. В 1918 году – 1000 – 2000 рублей, в 1919 году. – 3000 – 8000 рублей, установив целый ряд таких первоклассных призов, как Донское Дерби – 32 000 рублей; Русский С.-Леджер – 35 000 рублей, Окс – 20 000 рублей. Общая сумма призов выросла с 237 796 до 2 000 000 рублей.
Таким образом Ростово-Нахичеванский ипподром начал приобретать значение единственного на Юге России крупнейшего ипподрома. Кроме развития своего непосредственного дела, ипподром дал доход войску свыше 2 700 000 рублей.
Провальского конного завода в 1918 году скакало 11 лошадей, которые выиграли 28 463 рублей, а в 1919 году 32 лошади принесли 300 000 рублей, причем крупнейший приз, Донское Дерби, выиграл жеребец Мармарош Провальского завода от собственного жеребца и матки (о. Мимо, м. Спринг-Верт).
Общество поощрения рысистого коннозаводства, занимая раньше второстепенное место, благодаря установленному порядку и хорошим условиям фуража, приобрело первенствующее значение.
В 1918 году принимали участие в беге 85 лошадей с суммой призов – 249 500 рублей, а в 1919 году – 153 лошади с суммой призов в 1 150 000 рублей. Впервые в 1919 году открыт зимний сезон.
Глава 11
ЭВАКУАЦИЯ – ТАБУНЫ И СКОТ. КУБАНСКИЙ ЧЕРНОЗЕМ. ЕКАТЕРИНОДАР
Наша армия почти без сопротивления быстрыми переходами отходит к югу. Добровольческая армия, разбитая под Орлом и Курском, также стремительно двигается назад. Несмотря на уверения командующего армией генерала Сидорина о благополучии, решили эвакуировать Новочеркасск. Уже давно сложилось мнение, что генерал Сидорин никогда не говорит правду. 18 декабря, за день до занятия Провалья большевиками, выступил войсковой Провальский завод.
20-го в Екатеринодар выехали наши семьи. 21-го по железной дороге двинулись члены Войскового Круга.
22-го эвакуировалось Донское правительство . Так как железнодорожное движение прекратилось, то поехали кто как мог. Мы с управляющим отделом финансов Митрофаном Васильевичем Корженевским поехали на моем автомобиле "Оверланд", Владимир Николаевич Светозаров с Председателем правительства Николаем Михайловичем Мельниковым на своем "Лауренс-Клемент". Остальные поехали на подводах. Первый переход – до станицы Богаевской с очень трудной переправой вброд через разлившийся Аксай у станицы Бессергеневской. Там мы нагнали хвост Провальского завода и переправились только благодаря их помощи. Я переезжал Аксай верхом. Магнето моего автомобиля залило водой, и нам с М.В. Корженевским пришлось дальше до станицы Богаевской ехать в автомобиле на волах. 23-го – дневка в станице Богаевской. 24-го – переход в хутор Малая Западенка. Магнето не было еще исправлено, и этот путь автомобиль тянули волы. Это был сочельник, и все члены правительства пошли в церковь. Настоятель храма с грустью приветствовал нас, чувствуя в посещении нами храма тревогу и приближающуюся опасность.
25-го, после литургии, ездили в савок ловить рыбу.
26-го все тронулись по направлению на станицу Егорлыцкую, а мы с М.В. Корженевским на исправленном автомобиле поехали во 2-е отделение войскового конного завода и, отдав там все распоряжения по эвакуации завода, направились в 1-е отделение (зимовник Гудовский), куда уже прибыл с Провальским заводом генерал Бобриков .
Наши прекрасные степи стали ужасны. Масса павших животных по всей степи заражает воздух трупным запахом. Все зимовники разорены, везде мерзость и запустение. Большинство коннозаводчиков погнали своих лошадей и скот в соседние Ставропольскую губернию и Кубанскую область. Все шли одной дорогой: масса голодных животных, несколько десятков тысяч голов, сбившись в общее стадо, метались в поисках корма и воды из стороны в сторону. Это была ужасная, не поддающаяся описанию картина.
27-го отбыли с Гудовского и нагнали свои обозы в станице Егорлыцкой. От Председателя правительства Н.М. Мельникова узнали, что Новочеркасск и Ростов уже сданы и штаб командующего армией генерала Сидорина находится в Кубанской области на станции Сосыка. Сдача Новочеркасска и Ростова произвела на всех ужасное впечатление.
Послав приказание генералу Бобрикову поторопиться с эвакуацией, мы тронулись дальше.
Из-за оттепели и беспрерывного движения беженцев и военных обозов дороги настолько испортились, что движение на автомобиле стало мучением.
На подъезде к Гуляй-Борисовке в моем автомобиле сломалась ось, и мы с М.В. Корженевским пересели на подводу. Дальнейшая дорога с ночевками в Гуляй-Борисовке, хуторе Кучейском, станицах Пашковской, Екатерининской и Павловской до станции Сосыка была полным ужаса кошмаром. Описать это невозможно. Особенно тяжело перенесли такую дорогу пожилые люди, не привыкшие к походам.
От беспрерывных дождей жирный кубанский чернозем превратился в кисель. Вязли обозы, утопали в грязи люди. Местами в крутую непролазную грязь уходило все колесо, и через несколько шагов приходилось останавливаться и руками отдирать налипшую в колеса грязь. От хутора Пашковского до станицы Екатерининской 12 верст ехали с раннего утра до вечера. На дороге, превратившейся в болото, в бессильном отчаянии застревали обозы, лошади, люди. Я почти всю дорогу ехал верхом. Большинство шло пешком. Автомобиль генерала Дубовского перевернулся с моста в ручей и погиб.
Табуны страдали еще больше. Молодняк, годовики и двухлетки, часто не в силах были вытаскивать ноги из липкой грязи, гибли один за другим и устилали путь своими трупами. Грязь была так велика, что останавливались даже старые табуны.
К общему ужасу прибавлялось еще возмутительное отношение к донцам "братьев" кубанцев. Последние старались брать за все колоссальную цену. Например, за несколько сломанных у забора столбов – 10 тысяч, за обгрызенную лошадьми доску – 5 тысяч. Ночлег стоил безумных денег, даже за воду в колодце, чтобы напиться, брали большие деньги. Часто они совсем не пускали в свои станицы и дворы, причем, враждебно настроенные, старались захватить себе лошадей. Измученные за день непролазной грязью табуны, не находя себе приюта, и ночью часто оставались без корма, отчего еще больше выбивались из сил.
31 декабря члены Донского правительства с группой чиновников и членов Круга прибыли на станцию Сосыка, где находился командующий армией генерал Сидорин.
1 января 1920 года на станции Сосыка мы погрузились в специальный поезд и 3-го прибыли в Екатеринодар. Сначала разместились там в Учительской женской семинарии, потом переехали в Мариинский институт.
Кроме работы в правительстве, все время приходилось бывать на бесконечных заседаниях Донского и Верховного Круга. Екатеринодар клокотал в котле политических страстей.
Армия между тем в невероятно тяжелых условиях, при небывалом 30-градусном морозе, с кровопролитными боями отходила на юг. Госпитали и лазареты были переполнены сверх всякой меры. Раненые и больные, лишенные элементарного ухода, умирали тысячами.
Большевики же наседали. Фронт держала главным образом Донская армия, и стало ясно, что и Екатеринодар не удержится. Командировали в Новороссийск помощника Управления отдела народного просвещения А.П. Петрова , чтобы поставить визы на дипломатические паспорта управляющих отделами – французскую и других государств. Через несколько дней Петров прислал телеграмму, что он ничего не может сделать. Решили командировать для этого меня и вместе со мной отправили в Новороссийск и все наши семьи. Я с А.П. Петровым пошел во все места, где ему отказывали в визе, и все мои просьбы исполняли везде без отказа. Генерал Бобриков просил устроить на пароход 10 лучших чистокровных лошадей для перевоза их в Болгарию. Я и на это получил согласие, но эти лошади опоздали к отходу парохода.