В начале пути - Иван Никитчук 14 стр.


Посаженный виноград начал давать полноценный урожай. Настала пора его уборки. В субботу вечером батько обошел всех соседей, чтобы пригласить на уборку винограда. К этому времени батько изготовил бочки под вино, подготовил их выпариванием и вымачиванием, установил во дворе большой пресс, другую посуду под сусло. На следующий день, в воскресенье, с самого утра начали сходиться соседи. Когда большинство явилось, батько отвел их в виноградник и рассказал, как и с каких кустов собирать виноград.

Работа закипела. Ваня помогал батьку дробить виноград и отжимать сок прессом. Батько отжатый сок сливал в бочки в погребе. Мама хлопотала возле плиты, готовя обед для сборщиков.

Часам к трем по полудню виноград был собран и триста ведер вина залито в бочки.

– Дорогие соседи, мойте руки и садитесь за стол! – призвал всех батько.

Мама уставила стол закусками, поставила несколько бутылок водки, разложила нарезанный хлеб… Все уселись за столом. Батько поднялся для тоста:

– Дорогие соседи! Спасибо, что откликнулись. Получен первый очень хороший урожай. Мы сегодня залили триста ведер виноградного сока. Значит, вина будет где-то ведер двести восемьдесят. К Новому году обещаю каждому, кто сегодня помогал с уборкой, по ведру хорошего вина. А сейчас давайте поднимем рюмки за всех вас, дорогие соседи, за ваше здоровье. Спасибо! Выпивайте и закусывайте.

Стояла замечательная теплая погода. После выпитых рюмок за столом завязалась оживленная беседа. Необычно грустным сидел за столом дядя Митя. Он выпил, почти не закусывая, курил папиросу за папиросой.

– Митя, – обратился к нему батько, – ты сегодня какой-то другой. Что случилось?

– Игнат, брат! Меня уже черти хватают от горя за мою девочку, за мою Галю, которая поехала после школы в Одессу в поисках счастья в виде капитана дальнего плавания. Второй год она в Одессе. Но ей там голову закружили фраера с Молдаванки, разодетые, как птицы колибри, и похотливые, как девушки, познавшие любовь. Моя Галочка – простая девушка из провинции, могла ли она устоять против их ухаживаний? Глупый вопрос. Мое дитя попросилось на травку и пошло по рукам. На мои возражения она ответила, что имеет свой интерес в жизни, как любая девушка в Одессе. И почему именно она должна жить как ночной сторож при чужом складе? И если я буду вмешиваться, то она сделает конец своей жизни… И разве она не права? Но вчера мне прислал телеграмму брат Гриша, в которой написано, что ее посадили в кутузку, могут и в тюрьму за связь с бандитами, в лучшем случае вышлют из Одессы…

– Не убивайся ты так, – сказал батько, – может, еще все наладится.

– Нет, Игнат! Ты не знаешь одесских мусоров, а я знаю. У меня нет там больше друзей. Лева Бык умер последним. И теперь мне нет помощи ниоткуда, я один, как бывает один бог на небе…

И у дяди Мити на глазах показались слезы.

– Пойду я, Игнат, домой… Спасибо тебе. Ты хороший человек.

– Это тебе спасибо, Дмитрий Павлович!

Ване учеба, как всегда, давалась легко. Учителя к нему относились с симпатией, особенно Полина Илларионовна, которая всячески поощряла его тягу к чтению. В классе все ученики были примерно одного возраста. Где-то ближе к Новому году в классе появился мальчик постарше года на два, воспитанник детского дома по фамилии Яралов. Появившись, он сразу проявил свой хулиганистый характер, задирался, обижал девочек, ругался, используя ненормативную лексику, что вносило некоторый дискомфорт в атмосферу класса. На замечания ребят он не реагировал, а девочкам отвечал грязными намеками. К счастью, длилось это недолго. Примерно через месяц на уроке украинского языка Яралов одной из девочек показал неприличный жест. Это увидела Полина Илларионовна. Внешне она разительно вдруг изменилась, глаза налились кровью, губы посинели, и на них показалась пена. Она схватила чернильницу, подбежала к Яралову и трахнула его этой чернильницей по голове. Чернило залило все лицо хулигана. Он явно не ожидал такой реакции учительницы. Полина Илларионовна продолжала наносить ему удары по голове чернильницей, выкрикивая отдельные слова: "Сволочь!!! Подонок!!! Ты что думаешь, что я не понимаю, что ты показываешь!!! Вон из класса!!!.."

Все ученики вжались в свои парты, они не ожидали такой реакции от учительницы, которая всегда была очень доброжелательной в отношениях с ними, всегда приветливо улыбалась. В то же время все одобряли такую реакцию на поведение Яралова, который успел уже всем надоесть. Полина Илларионовна тоже вышла из класса, чтобы привести себя в порядок.

На следующий день Яралов не появился в школе, не появился он и в последующие дни. Как потом выяснилось, он был снова отправлен в детдом. На этом настояла и его родная бабушка, которая забрала его из детдома, но вскоре осознала свою ошибку.

В течение этого учебного года произошло еще одно событие, которое запомнилось всей школе надолго. В феврале 1956 года состоялся 20-й съезд КПСС, на котором Н. С. Хрущев "развенчал" культ личности Сталина. Определенным образом восприняли эту новость и учащиеся школы. В один прекрасный день на фотомонтаже с портретами руководителей страны, который висел в коридоре школы, кто-то испортил портрет Сталина. Его разрисовали чернилами, выкололи глаза… То есть совершили свой суд над попавшим в немилость вождем. Проходя по коридору и увидя изуродованный портрет Сталина, директор школы чуть не лишился чувств. Он побледнел и схватился за сердце. Приказал немедленно снять фотомонтаж. При жизни вождя это могло закончиться для директора весьма печально. Но на этот раз репрессий не последовало для директора. Виновники порчи школьного имущества были найдены. Ими оказались два ученика седьмого класса. Обоих их исключили из школы, но спустя месяц они были восстановлены.

С хрущевской оттепелью связан еще один забавный эпизод. Учитель русского языка Николай Иванович на одном из последних уроков учебного года сказал:

– Дети, в стране настали новые времена. Никита Сергеевич Хрущев дал нам полную свободу. Поэтому и сочинение у нас сегодня будет необычное. Пишите только то, что вы действительно думаете. Ничего не приукрашивайте. Тема сочинения: "Хорошо в стране родной".

Ване захотелось как можно точнее исполнить задание преподавателя. После мучительного размышления в нем проснулся поэтический дар, и он написал сочинение в стихах:

Хорошо в стране родной для людей трудиться.
А на Западе совсем лучше не родиться:
Там у них народ все мрет или вымирает,
А у нас – наоборот. Это каждый знает.
И близко то время, когда уж над нами
Заря коммунизма, сияя, взойдет,
И партия нас, как когда-то Сусанин,
К заоблачным высям вперед поведет!

Николай Иванович, прочитав этот "шедевр", посоветовал Ване никому его не показывать и пока воздержаться от поэтического творчества. Правда, оценки никакой не поставил.

Друг Вани, Вася Копыщик, тоже пострадал за слово правды. Кто-то ему подарил американский доллар. Вася решил на этом подзаработать и показывал этот доллар всем желающим, но за деньги. Слухи дошли до директора школы. Решили Васю вызвать на педсовет. Перед тем как идти на ковер, Вася посмотрел фильм из жизни народного заступника Олеко Дундича. Там этот заступник на суде произносит обличительную речь.

И вот, когда Васю, после увещеваний, попросили сказать что-то в свое оправдание, он проговорил, буквально, следующее:

– Кровопийцы! Душители трудового народа! Это в ваших шахтах и рудниках мы гнем свои натруженные спины. Но трепещите! Час расплаты не за горами! Дубина народного гнева уже поднялась над вашими головами! Сегодня вы судите меня – но завтра вас будет судить история!..

Услышав эту пламенную речь, Илья Иванович, напуганный, как ему показалось, антисоветчиной, побагровев, крикнул:

– Пошел вон отсюда! Чтобы я тебя больше не видел в школе!..

Васю спасло только то, что его родной тетке, работавшей санитаркой в сельской лечебнице, удалось достать справку, что в тот день Вася от страха перед педсоветом путал реальность с вымыслом. Таким образом, он был восстановлен в школе.

В конце учебного года пятиклассники сдавали выпускные экзамены по математике, по украинскому и русскому языкам. Все экзамены письменные. Ваня все экзамены сдал на "отлично" и, как всегда, закончил пятый класс с похвальной грамотой. Придя домой, он поделился этой новостью с мамой и Аней. Мама похвалила его, угостив вкусной плациндой и свежим молоком.

– Чем будешь заниматься на каникулах? – спросила мама.

– Не знаю. Николай Сергеевич говорил, что можно попробовать пристроить к трактористам на сеялки или на току зерно перебирать…

– Ты не торопись, отдохни немного, с ребятами пообщайся, а то сидишь над своими книжками.

– Да я и так общаюсь. Завтра договорились сходить в Горьево в библиотеку обменять книги. Хочу Жюль Верна почитать. Ребята говорят, очень интересные книги у него. Фантастика, приключения! Про моряков люблю, летчиков.

– Вот окончишь школу, поступишь в мореходное училище и сам будешь моряком.

– Когда это еще будет!

– Ваня, время бежит очень быстро. Кажется, совсем недавно мы сюда переехали, а ты уже в шестой класс перешел…

Ваня целую неделю оставался дома. Помогал маме посадить в огороде, много читал, иногда с ребятами на ровной площадке под горой играл в футбол.

В один из этих дней, когда они играли в футбол, раздался шум и крики: "Пожар! Пожар!"

Горела землянка бабки Василины, одинокой женщины, хата которой была под горой, несколько на отшибе от села.

Все ребята побежали на место пожара. Возле землянки уже собралось с десяток человек народа. Некоторые из них помогали выносить нехитрый скарб бабки Василины. Вдруг, оглашая округу звоном медного колокола, к месту пожара подкатила телега, выкрашенная в красный цвет, с установленной на ней ручной помпой и тремя пожарными. Старшим оказался Вася Жарук.

– Внимание, товарищи бойцы! – закричал он, соскакивая с телеги. Вижу пожар второй степени. На боевой рубеж выходи!

Пожарные также спрыгнули с телеги.

– Стоп, стоп! – закричал Вася. – Почему спрыгнули медленно? Давайте снова на телегу и спрыгните еще раз!

– А может, тушить начнете? – раздался чей-то голос. – Вон уже и крыша горит.

– Кто здесь ответственный – вы или я? – возмутился Вася. – Где мне подчиненных учить, как не в боевой обстановке? Вижу пожар теперь уже третьей степени! На боевой рубеж выхо-ди!..

Пожарные проворно спрыгнули с телеги.

– Ну вот, теперь гораздо лучше, – оценил Вася.

Но один из бойцов присел, схватившись за ногу.

– А, черт, нога!..

– Что "нога"? – спросил его Вася.

– Да вот, подвернул, черт бы ее побрал.

– Ну, ничего. Это даже хорошо. Рядовой Предыбайло, вправьте ему сустав!

– Не даются мне эти переломы, товарищ командир.

– Какие переломы, у Аверченка вывих!

– Так это сейчас у него вывих, а как я за лечение возьмусь, будет перелом.

– Не станет этот дом гореть два часа, – заметил кто-то из собравшихся селян, – максимум минут двадцать.

– Ладно, – сказал Вася, – ты, Аверченко, пока отползи в сторонку, а ты, Предыбайло, бери брандспойт и подсоединяйся к колодцу. Где у вас тут колодец?

– Какой колодец? У бабки Василины возле дома отродясь колодца не было, – сказали из толпы.

– Так что же вы тогда технику сюда вызвали, людей? И что это за мода такая пошла – чуть дом загорится, сразу пожарников вызывать? Мы тут стараемся, делаем все возможное и невозможное… Теряем личный состав! А у вас даже колодца нет.

– Колодец есть, но он вон внизу, возле огорода Яремчука, – сообщили из толпы. – До него метров сто будет.

– То есть как это? – растерянно спросил сам себя Вася.

– А что если мы, товарищ командир, трофейный брандспойт подключим? – предложил Предыбайло. – У него, наверное, шланг достанет.

– Отставить трофейный! Мы его бережем для особенно ответственных возгораний. Если совхозная контора, не дай бог, загорится или дом директора совхоза.

– Да не загорятся они. Вон сколько лет прошло, а еще ни разу не горели. Так и не узнаем мы никогда, что же оно такое, эта зарубежная техника.

– Ну, так и быть, подключайте! – сдался Вася.

– Слушаюсь! – обрадовался Предыбайло и, подхватив брандспойт, побежал к колодцу.

– Надеюсь, в доме никого не осталось? – спросил Вася у бабки Василины.

– Да нет, – ответили из толпы, – мы даже и вещи все ценные вынесли…

– А Витюшка мой где?! – запричитала вдруг бабка Василина. – Ой, люди добрые, Витюшка, внучок… Я же и забыла про него…

– Ну, знаете! – возмутился Вася. – А ну быстро облейте меня чем-нибудь!

– А чем мы тебя обольем? У нас ничего нет! Можем только обоссать!

– Да что я тут с вами разговариваю?! Эх, была, не была!.. – и Вася, сделав два гигантских прыжка, исчез в клубах огня и дыма.

– Бабушка, а бабушка, – прозвучал в наступившей тишине детский голос, – а чего это дядя в самое пекло полез?

– А кто это сказал?.. Это ты, Витюша?.. Ой, слава тебе, господи… Чтоб тебя черти забрали, байстрюк! Где тебя черти носят?!

– Я пописать ходил за кустики.

В это время дом, вспыхнув особенно ярким пламенем, развалился на головешки, рухнула кровля. Васи не было. Собравшиеся ахнули.

– Не нужно было их вызывать, этих пожарников, – сказал один из соседей, – дом мы и сами не потушили бы, зато у нас хотя бы не было человеческих жертв.

– Не слушай его, Витюша! – обратилась к мальчику его учительница Евдокия Яковлевна, пожилая, худая женщина, отличавшаяся скверным, несколько экзальтированным характером. – Только что на твоих глазах этот пожарный совершил героический подвиг, спасая тебя. Конечно, если бы ты предупредил его, что идешь в туалет, он бы остался жив. Но с воспитательной точки зрения, может быть, так даже лучше. Какой вывод ты сделаешь из того, что произошло сегодня? Вот как ты будешь поступать в подобных случаях, когда станешь взрослым?

– Ну, каждый раз, прежде чем идти в туалет, я буду предупреждать пожарных.

– Неправильно! Ты должен был сделать вывод, что в жизни всегда есть место для подвига! А Вася Жарук, – обратилась она ко всем присутствующим, – навсегда останется в наших сердцах. Я тоже была его учительницей несколько раз. Мы всегда будем видеть перед собой его мужественное лицо, и его героический голос всегда будет звучать в наших ушах!

– Ах вы, мать вашу так! Придурки! – действительно раздался голос Васи, откуда-то из-под земли. – Что же вы мне не сказали, что у вас тут погреб под домом выкопан?!

И вслед за этим показалось лицо Васи, не совсем мужественное, но сильно перепачканное сажей.

– Товарищ командир! – закричал Предыбайло, появившись с трофейным брандспойтом. – Я подключился! Сейчас Аверченко начнет качать насос.

– Да качайте уже, черт бы вас побрал! – скомандовал Вася. – Дом не потушили, так хоть физиономию вымою!

Аверченко привел в действие насос, и бесконечный брезентовый шланг надулся, как гигантский питон. Но из брандспойта ничего не потекло. Зато из многочисленных прорех, образовавшихся на сгибах шланга от многолетнего лежания без дела, в небо брызнули сотни фонтанов. И засверкали они в лучах солнца. И засмеялись сельчане, включая Ваню и бабку Василину, которой было абсолютно не жаль эту несчастную развалюху. Она знала, что совхоз построит ей новый красивый дом.

После пожара ребята сказали, что вечером в клубе на центральной усадьбе совхоза будут выступать артисты из района – пианист и скрипачка. Концерт бесплатный. Некоторые из них намерились пойти на концерт. Ване также захотелось послушать артистов. К вечеру, предупредив маму, он отправился на центральную усадьбу. Возле клуба играл совхозный духовой оркестр, собралось достаточно много людей, поскольку был выходной день. Ваня прошел в фойе клуба, который когда-то был домом помещика. Здесь тоже уже было много людей. На дверях в зал стояла заведующая клубом Тамара Фестун, белокурая, приятной наружности женщина.

– Ваня, подойди ко мне. Я хочу тебя попросить помочь мне. Согласен?

– А что надо делать, тетя Тамара?

– Пустяки. Ты сядешь возле пианиста и будешь перелистывать ему ноты.

– Хорошо, только я нот не знаю, – попытался было отговориться Ваня.

– Ничего, ты будешь перелистывать, когда она кивнет. Ты еще маленький, и тебя не так будет заметно на сцене.

Тамара проводила Ваню за кулисы. Вскоре появились и артисты. Она – как показалось Ване, в роскошном концертном платье, он – в строгом фраке со скрипкой в руках.

– Здравствуйте, – поздоровался Ваня. – Я тут переворачивать…

– Знаем, знаем, – сказала пианистка. – Не волнуйся, мальчик. Значит, когда увидишь, что я кивнула, перевернешь лист. И еще: у меня длинное платье, поэтому, когда я буду вставать со стула, чтобы поклониться, отодвигай, пожалуйста, стул. Вот, собственно, и все. Твоя главная задача – нам не мешать.

Но с началом концерта все почему-то пошло не так. Под бурные аплодисменты зала артисты вышли на сцену, за ними и Ваня. Кое-кто из пацанов, увидя на сцене Ваню, звонко свистнул и помахал ему рукой. Ваня от волнения почувствовал, что сейчас произойдет катастрофа.

– Здесь темно, я не вижу, – прошептал он.

– Спокойно, – прошептала в ответ пианистка. – Следи за мной. Когда нужно будет перевернуть страницу, я кивну.

– Головой? – просипел Ваня, уже плохо соображая от волнения.

– Да, – кивнула она.

Она кивнула, Ваня перевернул страницу.

– Рано! – вскрикнула она и свободной рукой перевернула страницу назад.

– Но вы же кивнули! – напомнил ей Ваня и перевернул страницу назад.

– Да я не потому кивнула! Не потому! – нервно зашептала пианистка, играя какой-то сложный пассаж. – Вот теперь переворачивай!

– Вперед?!

– Да!

Ваня перевернул.

– Назад!

– Но почему? Вы же сами сказали перевернуть страницу вперед!

– Но ты перевернул сразу две!..

– Как это две? – Ваня приподнялся и, загородив ей нотную тетрадь, начал разбираться со страницами. – Вот одна… вот… Ах, да, действительно!

– Да что же ты делаешь? – взмолилась она и, изловчившись, шлепнула Ваню по руке. Он автоматически шлепнул ее по рукам. Она вскрикнула. Скрипач вздрогнул и взял фальшивую ноту.

Так, переругиваясь, доиграли, наконец, "Крейцерову сонату". Народ зааплодировал.

– Стул отодвинь! – сказала пианистка с ненавистью в голосе. – Я же говорила, у меня длинное платье. Отодвинь мой стул! Мне нужно выйти и поклониться.

Ваня отодвинул стул. Она встала и поклонилась. Потом начала садиться.

– Стул! – напомнила она, не оборачиваясь.

Поскольку слово "стул" ассоциировалось в плохо работающей от страха голове Вани со словом "отодвинь", Ваня его снова отодвинул. Она начала садиться на пол. Ваня автоматически подставил руки… Почувствовав их у себя на ягодицах, пианистка взвизгнула и отскочила.

По залу пошел шум и смех. Кто-то крикнул:

– А Ваня парень не промах! Может, помочь?!

Дальнейшее плохо отпечаталось в памяти Вани. Помнит он только, что бросился прочь со сцены и пошел домой, то смеясь, то чуть не плача, вспоминая свой концертный опыт.

Назад Дальше