Ваня все чаще думал о девочке, которую он встретил на станции. Она даже начала ему сниться по ночам. Очевидно, неосознанное чувство какого-то душевного притяжения заставило Ваню снова вернуться к поэтическим опытам. Он посвятил этой совершенно незнакомой девочке целый цикл стихов. Одно из них он отправил в областную газету "Черноморская коммуна" для публикации. Конечно, его не опубликовали, но пришел ответ из редакции, в котором автора похвалили, посоветовав учиться у классиков украинской литературы. Стихотворение было наивным, но искренним:
Ты прыходиш до мэнэ тэпэр тилькы в снах:
Бачу луг я зэлэный и полэ зэлэнэ
И тэбэ, моя люба, з виночком в руках,
Квитив тых, що зирвав я для тэбэ.Сонцэ свитыть в гори, ричка тыхо плывэ,
Роздиляе з тобою нас бэрэг высокый.
А кохання мое… воно в сэрци живэ.
Чуеш голос його одынокый…
Дядя Митя, зашедши на стаканчик вина и заметив несколько расстроенный вид Вани, поинтересовался:
– Вижу, ты что-то не в духе, Ваня. Что случилось?
Ваня рассказал ему о письме из редакции, которое он держал в руках.
– Можно посмотреть? – спросил дядя Митя.
Ваня дал ему письмо, он посмотрел…
– Не знаю, Ваня, почему они не напечатали… Стих мне понравился, главное, чувство есть… Ты что, влюбился?.. А вообще, я тебе скажу, любовь – это штука тонкая… Сейчас я закажу вина и расскажу тебе один поучительный случай из моей жизни.
Мама принесла вина, и дядя Митя, как всегда, налил стакан, перекрестил его и отпил половину.
– Так вот, – начал он, – жил я тогда в Одессе и работал в порту. Когда работы в порту не было, я уезжал под Одессу в деревню к своей тетке. Однажды в пивбаре я познакомился со служащим управления порта. Фамилию его я уже не помню, но мы понравились друг другу, хотя он был гораздо старше, разговорились, и он даже пригласил меня к себе в гости. Это было несколько неожиданно, но я согласился. На следующий день, вечером, я уже был у него в гостях на Мясоедовской. Он жил в квартире с женой и ребенком. Жена его, Надежда Петровна, или просто Надя, была очень молода, не старше двадцати двух лет. Времени с тех пор убежало много, и теперь я даже затрудняюсь сказать, что в ней было такого необыкновенного, что мне так понравилось в ней. А тогда, когда мы сидели за столом и пили чай, для меня все было неотразимо ясно: я видел молодую женщину, прекрасную, добрую, обаятельную, такую, какой я раньше не встречал. Я сразу почувствовал в ней существо близкое, уже знакомое. Мне казалось, что это лицо, эти приветливые, умные глаза я видел уже когда-то в детстве. За чаем я очень волновался, и уже не помню, что я говорил. Надя внимательно слушала и в знак согласия кивала головой.
Это было в начале весны. Летом я отпросился на работе, чтобы помочь тете по хозяйству. Забот было много, так что некогда было и подумать о городе, но воспоминание о стройной белокурой женщине оставалось во мне все дни. Я не думал о ней, но точно легкая тень ее лежала на моей душе.
Дядя Митя на какое-то время вернулся к вину, допив стакан, и наполнил его снова.
– Осенью, – продолжил дядя Митя, – в выходной день, погода была прекрасной, и я отправился подышать морским воздухом на Приморский бульвар. Войдя в аллею, я увидел сидящую на скамейке Надю. Мы поздоровались, и я присел рядом.
– Вы похудели, – сказала она. – Вы болели?
– Нет, – ответил я, – просто было много работы и других забот.
– У вас вялый вид. Тогда, весной, вы были моложе, бодрее, были очень интересны, и, признаюсь, я даже увлеклась вами немножко. Почему-то часто в течение лета вы приходили мне на память, и сегодня, когда я собиралась на бульвар, мне казалось, что я вас увижу.
И она засмеялась.
– А знаете, что, – неожиданно сказала она, – заходите к нам завтра на ужин. Сейчас я должна уже идти домой, чтобы покормить мужа и ребенка.
Мы попрощались, но с этого дня я практически каждый день посещал моих знакомых. Я стал в их семье своим человеком. Есть пословица: не было у бабы хлопот, так купила порося. Не было у них хлопот, так подружились они со мной.
Они очень хорошо относились ко мне. Но я был несчастлив. Я постоянно думал о Наде. Я старался понять тайну молодой, красивой, умной женщины, которая вышла за мужчину чуть ли не вдвое старше себя. Я все старался понять, почему она встретилась ему, а не мне и почему произошла эта ошибка.
Уезжая к тете и возвращаясь назад, я всякий раз по ее глазам видел, что она ждала меня. Она сама говорила, что еще утром предчувствовала, что я приеду. Мы подолгу говорили, но мы не признавались друг другу в любви и скрывали ее. Мы боялись открыть эту тайну самим себе. Я любил эту женщину, но и понимал, что эта любовь может оборвать счастливое течение жизни ее, мужа и ребенка. Она бы пошла за мной, но куда? У меня даже угла своего приличного не было.
И она, по-видимому, рассуждала подобным же образом. Она, наверное, думала о муже, о ребенке… Если бы она поддалась своему чувству, то ей пришлось бы лгать… И еще ее мучил вопрос: принесет ли мне счастье ее любовь? Ведь она для меня уже не так и молода.
Дядя Митя снова сделал паузу, сделал несколько глотков вина и продолжил свое повествование:
– К счастью или несчастью, но в нашей жизни не бывает ничего, что не кончалось бы рано или поздно. Наступило время разлуки, так как ее муж получил новое назначение в Херсон. Надя уезжала с вещами в конце августа. Я провожал Надю вместе с ее родственниками. Когда она уже с ними простилась и до отхода поезда оставались считанные минуты, я вбежал в ее купе, чтобы отдать одну из ее корзинок, которая осталась у меня, и надо было проститься. Когда в купе взгляды наши встретились, душевные силы оставили нас обоих. Я обнял ее, она прижалась лицом к моей груди, и слезы потекли из глаз и у меня, и у нее. Я целовал ее лицо, губы, руки… О, как мы были с ней несчастны! Я признался ей в любви, и со жгучей болью в сердце я понял, как мелко было все то, что нам мешало любить…
Я поцеловал ее в последний раз, пожал руку, и мы расстались, как оказалось, навсегда…
Дядя Митя замолчал, погрузившись в свои мысли. Потом провел рукой по глазам, допил вино и медленно поднялся из-за стола.
– Вот так, Ваня, запомни, когда любишь, то в своих рассуждениях нужно исходить от высшего, от более важного, чем счастье или несчастье, грех в его ходячем смысле, или не нужно рассуждать вовсе, – сказал он, направляясь к калитке. – Я, пожалуй, пойду уже…
Ваня тоже еще какое-то время сидел за столом, размышляя над рассказом и словами дяди Мити. Какие-то новые переживания проникли в его душу, смысл которых он до конца не понимал…
Девятый класс позади. Ваня сдал все экзамены и закончил учебный год на "отлично". Впереди каникулы! Золотая пора! Впереди и выпускной, десятый класс. Директор школы сказал, что у него есть все шансы окончить школу с медалью. Конечно, это было заманчиво – получить медаль, которая давала преимущества при поступлении в высшее учебное заведение. Но для этого надо было еще целый год упорно работать. Ваня твердо решил поступать в Одесское высшее мореходное училище торгового флота. Это давало возможность в будущем увидеть другие страны и континенты, о чем он много читал в книгах и увидеть которые своими глазами стало его заветной мечтой.
Чем заниматься летом, для него не стало проблемой. Он решил устроиться разнорабочим. Это позволяло ему более свободно распоряжаться своим временем. Надо было серьезно дополнительно позаниматься над закреплением школьной программы перед выпускным классом.
Через неделю Ваня уже был загружен разнообразной работой. Он и пропалывал грядки, и помогал трактористам, и работал на волокуше при скирдовании соломы… Изредка вечерами ходил на танцы или в кино на центральную усадьбу. Бориса Сивацкого забрали в армию, и он теперь один посещал клуб центральной усадьбы совхоза. Иногда он ходил в клуб своего села посмотреть какой-нибудь новый фильм. Но чаще всего вечерами Ваня оставался дома, допоздна засиживаясь над книгами.
В каникулы никто Ваню не стеснял. Батько был занят работой и виноградом, у мамы забот тоже хватало – корова, козы, свинья… В выходные он гулял в собственном саду, уходил в степь; брал с собой книгу, чаще всего со стихами, которые очень любил и знал очень многие на память. Он часто задумывался, грустил, но и сквозь грусть, навеянную то задушевным стихом, то красотою окружающего мира, проступало, как первая травка весны, радостное чувство ожидания чего-то нового, неизведанного.
В то время образ женщины, призрак женской любви почти никогда не возникал определенными очертаниями в его уме. Но во многом, о чем он думал, что ощущал, таилось полуосознанное, несколько стыдливое предчувствие чего-то нового, несказанно сладкого, женского… Ваня дышал этим предчувствием, оно порой захватывало все его существо… Ему очень понравилась поэзия М. Лермонтова – удивительного русского поэта, которая находила отзвук в его настроении.
Нет, не тебя так пылко я люблю,
Не для меня твоей красы блистанье.
Люблю в тебе я прошлое страданье
И молодость погибшую мою.Когда порой я на тебя смотрю,
В твои глаза вникая долгим взором,
Таинственным я занят разговором,
Но не с тобой я сердцем говорю…Выхожу один я на дорогу.
Сквозь туман кремнистый путь блестит.
Ночь тиха, пустыня внемлет богу,
И звезда с звездою говорит…
Нравилась ему и ранняя поэзия украинского поэта М. Рыльского.
Яблока доспили, яблока чэрвони…
Мы з тобою йдэмо стежкою в саду…
Поцилуй востане, обнимы востане,
Я пиду и бильше, мабуть, нэ прийду…
Однажды в выходной, проезжая на велосипеде селом в Горьево в библиотеку, он увидел возле колодца во дворе Петра Сергеевича, брата их соседа Николая Сергеевича, ту девушку, которая поразила его сердце на станции. Он в удивлении остановил велосипед, протер глаза – не привиделось ли ему то, что он увидел. Нет! Она, та самая, никакого сомнения. Те же волосы, темные, слегка курчавые, те же глаза, та же стройная фигура… У Вани снова бешено забилось сердце в груди. Тем временем девушка вытащила ведро воды из колодца и скрылась с ним в дверях летней кухни.
"Неужели это она? – пронеслось в голове Вани. – Как она здесь оказалась?.." Вопросы один за одним возникали, оставаясь без ответа.
Он несколько раз проехал туда и обратно по улице мимо дома Петра Сергеевича в надежде увидеть девушку еще раз, но она больше не показалась во дворе дома.
Приехав домой, Ваня не переставал думать о прекрасной незнакомке. Он отвечал невпопад маме, сам удивляясь происходящему с ним. Это было какое-то совершенно новое состояние его души. Ему хотелось обязательно сегодня еще раз, хотя бы издали, увидеть эту девушку, узнать ее имя.
Солнце склонялось к закату. Вечерело. Ваня решил не ходить в клуб на танцы. Он сел на велосипед и снова поехал к дому Петра Сергеевича. Во дворе никого не было. Но возле соседнего дома слышались разговор и смех. В этом доме жила девушка-инвалид – Надя Савченко. У нее были парализованы ноги, но характер она имела веселый и общительный, что притягивало к ней ребят. Ваня тоже был с ней знаком. Несколько раз участвовал в молодежных вечеринках, которые она устраивала с различными играми в фанты. Подойдя ближе к дому Нади, он понял, что звонкий смех, который он услышал, принадлежал как раз его незнакомке. Она была здесь, во дворе Надиного дома. Сердце Вани готово было выскочить из груди.
– Ваня, – раздался голос Нади, которая узнала его в сгущающихся сумерках, – ты чего там прячешься, заходи к нам.
Он вошел во двор, ведя в руках велосипед. Подойдя к девушкам, он в нерешительности остановился и молчал.
– Ты чего такой странный сегодня? – удивленно спросила Надя. – Даже не здороваешься. Познакомься, это Зина Дерус, племянница Петра Сергеевича.
Девушка протянула Ване руку. Он во все глаза смотрел на девушку, на ее красивую руку, слегка растрепанные черные волосы и ее немножко прищуренные глаза, трепещущие ресницы и нежные щеки… Он увидел, как лицо ее улыбнулось, сверкнули белые зубы, брови как-то забавно поднялись…
– Ой! – воскликнула она. – А я тебя, кажется, где-то видела!
Ваня держал в своей руке руку девушки и молчал. Ему трудно было дышать и говорить. Сердце его было переполнено счастьем видеть эту девочку.
– Ваня, – сказала Надя, – отпусти руку Зины. Что ты в нее вцепился, как будто хочешь оторвать. А ты, Зина, не выдумывай! Где ты могла его видеть? Ты здесь у нас была, когда еще и в школу не ходила.
– Нет, нет, точно видела, – продолжала Зина.
– И я тебя видел, – сказал Ваня, к которому вернулся дар речи. – На станции, когда ты покупала мороженое.
– Точно! Какая у тебя память! А я только запомнила, что ты на меня как-то странно посмотрел.
– Почему странно? – смутился Ваня. – Обыкновенно…
– Ты какой-то сегодня робкий? – сказала Надя, подтрунивая над смущенным Ваней. – Зина здесь никого не знает, возьми над ней шефство.
– Не надо шефствовать надо мной, – с возмущением в голосе ответила Зина. – Дома свободно ступить не дают, так еще и здесь шефы объявились!
– Какой из меня шеф? – сказал Ваня. – Что-то рассказать, показать смогу, наверное, и с удовольствием.
– Ваня, своди Зину в кино, – улыбаясь, видя Ванино смущение, сказала Надя. – Сегодня в нашем клубе идет "Багдадский вор". Она сама боится идти.
– Если Зина согласна, я с удовольствием провожу ее, – не веря в свое счастье, промолвил Ваня.
– Я согласна, – сказала Зина, – только после кино чтобы ты меня проводил к нашему дому.
– Проводит, проводит, – сказала Надя. – Поторопитесь, сеанс скоро начнется.
– Надя, я оставлю у тебя во дворе велосипед, а после кино заберу?
– Оставляй, не бойся, велосипед будет на месте.
Ваня и Зина отправились в клуб. Ваня купил билеты, и они заняли свободные места на последней скамейке.
Начался фильм, но Ваня его почти не смотрел. Он смотрел на Зину, на ее обворожительный профиль… Она замечала это и, улыбаясь, шепотом говорила:
– На экран смотри!..
– Смотрю, – отвечал Ваня, и через минуту снова его взгляд устремлялся на чарующий профиль…
Фильм закончился. Ваня проводил Зину до калитки дома ее дяди, возле которой они остановились.
– Ты меня совсем не знаешь, – сказала Зина, заглядывая в глаза Вани. – Я бываю странной… Гляди на меня, мне это не неприятно… Мне нравится твое лицо. Я предчувствую, что мы будем друзьями… А я тебе нравлюсь? – прибавила она лукаво.
– Ты мне давно нравишься… С того момента, как впервые тебя увидел на станции…
– Любовь с первого взгляда?
– Не знаю… Наверное, так бывает…
Зина стояла перед Ваней, слегка склонив голову, и он мог рассматривать ее украдкой. Лицо ее показалось ему еще прелестнее, чем накануне. Она стояла спиной к луне, и луна обливала мягким светом ее пушистые волосы, шею, плечи и еще детские, но уже заметные груди. Он глядел на нее – и как дорога и близка становилась она Ване! Ему казалось, что он ее давно знает… "И вот я стою перед ней… Я с ней познакомился… какое счастье", – думал он.
Ее веки тихо поднялись, и опять ласково засияли ее темные глаза – и опять она усмехнулась.
– Приходи завтра вечером к Наде, – сказала Зина, прощаясь, подав Ване руку. – Спасибо за вечер.
– Конечно, приду, – сказал Ваня, задержав руку Зины в своей ладони.
Вернувшись домой, Ваня сразу лег спать, на удивление быстро уснул и спал как убитый. Перед утром проснулся на мгновенье, приподнял голову, посмотрел вокруг себя с восторгом – и опять заснул.
К утру разразилась гроза, но она проходила очень далеко, так что грома не было слышно, только на небе непрерывно вспыхивали неяркие, разветвленные молнии. Стало заниматься утро, алыми пятнами выступила заря… Образ Зины носился над душой Вани, становясь все явственнее, и, снова засыпая, он в последний раз припал к нему с доверчивым обожанием… Где-то зазвучали мягкие звуки тронутой добротой души и радостью первых умилений любви…
Весь следующий день Ваня думал только о Зине. Он был весел от ощущения неожиданного счастья, с восторгом вспоминал каждое ее слово. Ему казалось, что уже больше ничего нельзя требовать от судьбы.
К вечеру он снова был у Нади во дворе. Пришла Зина в нарядном светлом платье с заплетенными волосами в две тугие косы. Она поздоровалась и присела на скамейку рядом с Ваней и стала его расспрашивать, чем он занимался днем. Он с радостью отвечал, ощущая ее волнительную близость…
Взошла луна…
– Хочешь, – обратился он к Зине, – я покажу тебе свой дом, где я живу?..
Неожиданно Зина согласилась.
– Хочу, – сказала она. – С родителями будешь знакомить?..
– Это если ты согласишься.
– Ну, тогда поехали! Довезешь меня на своем велосипеде?
– Конечно, с удовольствием.
Зина села на раму велосипеда, Ваня вскочил в седло, и они помчались по улице села. Ваня крутил педали, вдыхая аромат волос девочки, которая теперь была с ним не во сне, а наяву. Улыбка светилась на его лице…