Накануне того памятного дня патриоты собрались вечером во дворце Радзивиллов, чтобы прослушать чтение конституционного акта. Он был встречен общими аплодисментами, и всеобщее согласие не было нарушено ничьим сопротивлением, хотя среди слушателей, которые специально не отбирались, были и сторонники России. Затем члены сейма явились к маршалку Малаховскому, и часть ночи посвятили сбору подписей. Оставалось ожидать, в спокойствии и радости сердца, но с нетерпением, наступления того великого дня, который должен был обеспечить нации свободу, независимость и процветание.
Открытию заседания 3 мая предшествовало собрание нескольких тысяч зрителей, из любопытства пришедших утром к стенам королевского замка. После речи маршалка, произнесенной применительно к обстоятельствам и взывавшей к патриотическим чувствам, была приглашена комиссия по иностранным делам, чтобы доложить о донесениях наших посланников при различных дворах. Эти сообщения должны были пробудить у всех чувство беспокойства относительно угрозы нашей родине со стороны соседей. Солтык, нунций из Кракова, поддержал заявление маршалка, сделанное по этому поводу. Король взял слово и заверил, что комиссия действительно получила известия, которые серьезно затрагивают безопасность и само существование страны, и предложил, дабы рассеять все сомнения, самой комиссии зачитать свое сообщение перед высоким собранием.
Это предложение, по сути совсем простое, могло быть опротестовано лишь малым числом оппозиции, которая опасалась разоблачения российских намерений. Один из нунциев этой партии стал на колени перед залом, простирая руки к трону и держа возле себя сына, шестилетнего ребенка, которого он привел, по его словам, чтобы принести его в жертву свободе, если она будет попрана в этот злосчастный день. Он упорно требовал слова, но ему не хотели его давать прежде доклада комиссии. Его настойчивость, однако, взяла верх, и ему было позволено произнести речь. В ней он обвинил комиссию в распространении ложных слухов, а конституционную партию – в возбуждении народа против тех, кто был с ней не согласен. Он обличал так называемых конспираторов, жертвой которых ему суждено стать, но не смог представить ни одного доказательства, имевшего хотя бы видимость правдоподобия. За его фанатичной речью, полной беспорядочных и непоследовательных мыслей, сразу же имело место чтение донесений, полученных комиссией от посланников Речи Посполитой при иностранных дворах. Все они единогласно заявляли о возможности нового раздела, который должен был лечь в основу мирного договора России с Турцией. Добавлялось также, что дружественные Польше государства не видели другого средства ее сохранения, кроме такого ее устройства, которое помогло бы ей собрать все свои силы воедино; что враждебные государства, наоборот, опасались всякой перемены, которая могла бы привести к такому результату, и старались этому помешать. В большинстве этих донесений указывалось, что Россия явно рассчитывала на лживость политики берлинского кабинета и продажность некоторых поляков.
После чтения этих интересных донесений, из которых следовало, что Польше грозит неминуемая опасность и потому ей срочно необходима новая конституция, маршалок Потоцкий усиленно и с воодушевлением настаивал на том, чтобы было принято единственное решение, которое могло спасти государство. Обращаясь к королю, он сказал: "Государь, Ваш ранг делает Вас недосягаемым для всякого соперничества. Ваши обширные знания, справедливый ум, примирительный характер обеспечивают вам преимущественное достоинство независимо от занимаемого Вами трона. И потому именно Вашему величеству надлежит предложить наиболее действенные средства для спасения родины".
Король взял слово и заявил, что в сложившихся обстоятельствах не видит ничего более спасительного для государства, чем незамедлительное принятие новой конституции, разумной и прочной, которая преодолела бы все недостатки прежнего образа правления. Давно проникшись этой справедливой идеей, добавил король, он подготовил проект, который намерен представить собранию, однако есть одна статья, то есть передача трона по наследству, по которой он не считает возможным высказывать свое мнение, прежде чем по столь важному вопросу выскажется само собрание.
После некоторых дебатов по вопросу, можно и должно ли быть зачитанным проекту короля, секретарь сейма прочел его, но, когда он закончил, оппозиционная партия разразилась упреками и возражениями против самого проекта и против тех, кто задумал весь этот план.
Были произнесены страстные речи, чтобы доказать, что новая конституция противоречит "pacta conventa", что она устанавливает правление скорее деспотическое, нежели монархическое, и опрокидывает все принципы, на которых основывалась свобода польской нации.
Дискуссии продолжались несколько часов. Проект конституции выдержал яростные и ожесточенные нападки. В его защиту высказались многие члены собрания в речах сдержанных, но построенных на убедительных аргументах. Было очевидно, что большинство поддерживает этот проект, так как слышалось лишь несколько протестующих голосов. Нунций от Ливонии Забелло заявил, что он всегда был противником абсолютной власти, и поскольку в данном проекте не видит ничего, что угрожало бы свободам в Речи Посполитой, то он умоляет короля и сейм немедленно принести клятву верности конституции. Ему ответили общим возгласом ободрения и согласия. Все собрание сплотилось вокруг трона: всеобщий энтузиазм был обращен к королю, сидевшему на троне с видом величественным и отеческим, а также ко всем тем, кто окружал трон, – все они заслуживали доверия, восхищения и благодарности.
Король приказал епископу Кракова зачитать клятву и сам повторял ее за ним во всеуслышание, а затем заявил: "Я принес эту клятву и никогда не пожалею об этом. Я обязываю всех, кто любит родину, последовать за мной в церковь и произнести там эту же клятву". Он покинул трон и прошел по всем залам и коридорам, ведущим из замка в кафедральный собор. За ним следовало все собрание (за исключением двенадцати членов) и целая толпа зрителей, опьяненных радостью, – они выражали свои самые искренние чувства королю и создателям конституции.
Трудно было представить себе более величественное зрелище, чем эта торжественная процессия, склонившаяся у подножия алтарей, а также собравшиеся в церкви епископы, светские лица – члены сената, посланники и другие представители нации. Все они, во главе с королем, торжественно принесли клятву верности конституции, которая должна была обеспечить благосостояние нации. Исполнение "Te Deum" и благодарственные молебны Всевышнему завершили эту величественную церемонию. Хотя общая радость и воодушевление передались вскоре в самые отдаленные кварталы города, но везде сохранялось спокойствие и не было никаких происшествий.
Следующий день был отведен для отдыха, и заседание сейма было отнесено на 5 мая. Патриоты были готовы к протестам со стороны членов сейма, не приносивших клятвы, и были уверены, что оппозиционная партия выдвинет препятствия, чтобы породить новые дискуссии. Они не ошиблись в этом, но именно этот вопрос, поднятый антиконституционной партией, – о законности процедур, примененных сеймом для принятия конституции 3 мая, – способствовал тому, что конституция обрела больше силы, что были предупреждены возможные протесты и без лишних споров обеспечена всеобщая ее поддержка.
Епископ Коссаковский приносил клятву, как и все прочие. Однако, будучи президентом комиссии, члены которой начиная с него самого должны были по установленному порядку подписывать все законы, принятые сеймом, еще до их издания и вступления в силу, – он заявил, что не может поставить свою подпись под этим документом при всем своем уважении к новой конституции. Он напомнил, что никакой закон не может быть подписан его комиссией, если он не был принят единогласно или большинством голосов, и прибавил, что может пойти на это только в том случае, если сейм принудит его к этому.
Это возражение являлось, по сути дела, ловушкой, и епископ рассчитывал иметь от него определенную выгоду, вызвав сомнения и споры среди членов сейма. Каково же было его удивление, когда его коллеги по комиссии не только не отклонили это возражение, но даже поддержали его. Они были уверены, что сейм не преминет распорядиться о том, чтобы подписи были поставлены. Они полагали с убежденностью, что конституционный акт обретет еще более законности и полномочности, если будут строго соблюдены все процедуры его принятия. Епископ присутствовал на заседании, на котором следовало принять данное решение. Маршалок Малаховский задал вопрос, согласны ли присутствующие отдать приказ, чтобы конституция была подписана комиссией в присутствии обеих палат. В ответ на трижды заданный вопрос было трижды получено всеобщее одобрение, и подписи комиссии поставили последнюю точку в вопросе о законности новой конституции.
Такое единодушие произвело впечатление даже на тех членов комиссии, которые намеревались заявить протест. Они сделали письменное заявление о том, что "до сих пор считали себя связанными инструкциями и обязанными их придерживаться; но революция свершилась, вся нация ее приветствует, и есть уверенность в патриотических намерениях короля и тех, кто способствовал осуществлению этих великих изменений. Очевидно также, что этот акт, которому принесли клятву король и почти все нунции, не распространяет власть короля за пределы положенных ей границ, и, напротив, гарантирует полную свободу и обеспечивает независимость нации, представленной на сейме. Они не считают нужным останавливать или даже замедлять тщетным сопротивлением движение начавшейся революции, столь благополучно проводимой. Они всем сердцем рады способствовать ей. Они желают успехов своей родине и тем, кто участвует в ее судьбе, и благодарят короля – основателя и главу новой страны".
Среди имен тех, кто подписал эту декларацию, было даже несколько таких, кто был наиболее предан России и кто открыто высказывался против конституции. Так почести, воздаваемые конституции публично, стали триумфом ее создателей.
Вот резюме статей этого достопамятного документа от 3 мая 1791 года.
"Католическая религия Рима остается господствующей в государстве. Другие христианские культы допускаются. Король должен всегда исповедовать господствующую религию.
Выборность трона прекращается, за исключением того случая, когда правящая династия прерывается. Наследование трона обязательно. После смерти действующего ныне монарха для передачи трона по наследству будет наименован представитель Саксонии и его потомство. Если этот монарх не будет иметь потомства мужского пола, то его дочь будет наименована инфантой Польши, но сможет располагать своей рукой только по согласованию с сеймом, и ее супруг станет основателем будущей династии.
Законодательная власть принадлежит сейму и состоит, как прежде, из короля, сената и нунциев. Король имеет в сейме совещательный голос, но при равном разделении голосов его голос является решающим. Он может также брать на себя инициативы, как направляя универсалы сеймикам, так и внося предложения общему собранию сейма. Сеймики и отдельные нунции также имеют право выдвигать свои предложения.
Сейм собирается каждые два года. Внеочередной сейм может быть созван в следующих случаях: 1. внешние войны; 2. внутренние волнения, угрожающие государству гражданской войной или революцией; 3. очевидная опасность голода в стране; 4. малолетство наследника в случае безвременной смерти монарха или утраты им разума.
Король, сверх прочих прав, обладает правом приостановить действие любого декрета, за который не подал своего голоса, – вплоть до следующей законодательной процедуры.
Ему предоставляется право делать назначения, которое он имел до сейма 1775 года; он назначает сенаторов, которые исполняют свои обязанности пожизненно.
Исполнительная власть принадлежит королю и его совету, состоящему из шести министров.
Армия полностью подчиняется исполнительной власти.
Регентство осуществляется королевским советом, возглавляемым королевой-матерью или, при ее отсутствии, – примасом, постоянным членом совета.
Министры ответственны перед сеймом, но могут быть отправлены в отставку только при условии, что за таковое решение будет подано не менее двух третей голосов.
Если большинство сейма засвидетельствует перед королем отсутствие доверия к министру, то король обязан назначить вместо него другого министра.
Министры могут быть осуждены комитетским трибуналом или постоянным трибуналом сейма, который один уполномочен рассматривать государственные преступления.
В период между сеймами король и его совет обладают правом издавать указы и заключать договоры.
Дворянство утверждается в своих прежних правах и привилегиях.
Закон от 18 апреля, который определяет права граждан в свободных городах, подтверждается по всем его пунктам; также подтверждается допуск граждан в качестве депутатов на сейм.
Эти депутаты, по истечении второго года своих полномочий, имеют право на получение дворянства; также и те, кто в полках достиг звания капитана. На каждом сейме тридцать буржуа, имеющих значительную собственность, могут получить дворянство по представлению своих городов.
Обязанности юстиции распределены между судами первой инстанции, апелляционными судами и асессорским трибуналом.
Имеются, сверх того, территориальные суды для дворянства и крупных собственников и референдарские суды для свободных крестьян.
Наконец, для государства в целом имеется верховный суд, или трибунал сейма, который занимается преступлениями против нации и короля; его члены избираются на каждом сейме.
Осуществление исполнительной власти поручается комиссиям по национальному образованию, полицейским делам, военным делам и распределению государственной казны.
Право "liberum veto", всякая конфедерация или федеральный сейм запрещаются отныне и навсегда как противоречащие духу настоящей конституции и способствующие беспорядкам в государстве.
Каждые двадцать пять лет надлежит осуществлять пересмотр и совершенствование конституции на чрезвычайном сейме, созываемом для этой цели; его условия определены отдельным законом".
Таким образом, Польша вывела себя из-под иноземного влияния, обезопасила от внутренних беспорядков и учредила форму правления, способную обеспечить ее свободу и независимость, а также благосостояние. Сейм объявил, что любой, кто попытается противостоять конституции, устраивать заговоры против нее и нарушать порядок в государстве каким бы то ни было способом, будет рассматриваться как враг родины и будет предан суду как заговорщик и предатель.
Находились и те, кто отрицал эту разумную конституцию – из партийной предвзятости, необдуманности суждений или отсутствия необходимых знаний. Однако она была с энтузиазмом воспринята по всей Польше и произвела впечатление на всех здравомыслящих людей в Европе. В ее пользу высказались все выдающиеся ученые и наиболее уважаемые государственные деятели.
Томас Пейн в своей работе по теории и практике осуществления прав человека высказал крайние идеи, которые не согласовались с умеренными идеями польских законодателей, однако он не мог не признать, что "правительство Польши явило пример реформы, им принятой и на него же направленной".
Вольней, высказавшись об иге, от которого стонали крестьяне северных стран, прибавил, что польское дворянство, к его чести, в день 3 мая избавило себя от подобных обвинений.
Фокс назвал конституцию 3 мая "произведением, которое должно вызывать симпатии у всех поборников разумной свободы".
Большинство наиболее видных представителей оппозиции думали так же и высказывались подобным же образом. Из англичан о конституции 3 мая наиболее энергично и горячо высказался знаменитый Бёрк. Образ, созданный им, оказался настолько поразительным и в то же время настолько правдивым и точным, что я не могу удержаться и процитирую один его пассаж: "Состояние Польши было настолько неблагополучным, что не стоит удивляться принятым в ней изменениям, хотя мнения по поводу их и разделились. Произведенная в ней революция не должна навлекать на себя никаких порицаний, в этом мероприятии не следует усматривать никакой смуты, так как государство, которое подлежало реформированию, само было государством смуты.
Король без власти, дворянство без единства, народ без наук, промышленности и торговли, без внутреннего управления, без внешней защиты, без действенных сил – и все они под иноземным давлением, доведенным до высшей точки в этой беззащитной стране, – таково было положение дел в Польше. Именно оно прямо указывало на необходимость столь смелого предприятия и могло служить оправданием даже тем шагам, которые были продиктованы отчаянием.
Каковы же должны были быть средства, чтобы вывести Польшу из хаоса – к должному порядку? Эти средства и привлекли всеобщее внимание, удовлетворяя взгляд наблюдателя своей бесспорной разумностью и моральной выдержанностью. Человечество должно радоваться и гордиться, наблюдая за изменениями, происходящими в Польше: в них нет ничего слабого или постыдного. Они исполнены столь высокого духа, что неизбежно окажут облагораживающее влияние на род человеческий. Мы увидели разрушение анархии и рабства. Мы увидели укрепление трона любовью нации, но при этом не была попрана свобода. Кабальные иноземные влияния были устранены заменой выборов королей на наследственную передачу трона. Десять миллионов людей, занятых земледелием, мало-помалу обретут свободу, и что важнее всего для них и для их страны, они будут избавлены – нет, не от своих гражданских и политических обязанностей, которые могут казаться обузой только развращенным умам, – а от тех, что держали их в цепях рабства. Жители городов, до сего времени лишенные тех прав, которые они имеют во всяком гражданском обществе, получат статус, который им подобает. Дворянское сословие, самое благородное и многочисленное из всех на земле, стало во главе граждан, столь же благородных и свободных, как оно. Никто не унижен, никто не понес утрат, начиная от короля и кончая последним частным лицом. Каждый утвержден в своих естественных правах. Всему отведено свое место и все оказалось улучшенным. К этому чудесному благополучию присоединяется еще и особая заслуга предусмотрительности, которая обеспечила успех дела, – то, что удалось избежать малейшего кровопролития. Никакого предательства, оскорбления, никаких посягательств на честь личности, никакого покушения на религию и добрые нравы, никаких грабежей и конфискаций, никто из граждан не наказан и не брошен в тюрьму. Все, что произошло, содержится в рамках достоинства, гармонии, приличия, чего нигде ранее не было в подобных обстоятельствах. О, счастливая нация, если тебе дано закончить так же, как ты начала! Счастлив и король, сумевший положить конец выборности трона и установить патриотическую череду наследственных королей!.. Этот великий труд имеет, наконец, и то выдающееся достоинство, что он заключает в себе росток возможности увеличивать общее благосостояние".