Тема репрессий, ловко подброшенная из-за океана сначала шестидесятникам - оттепельцам, а потом прорабам перестройки и взятая в нашей стране на "мощное вооружение", почему-то носит односторонний характер. Ни в нашей прессе, ни у американских борцов за права человека до сих пор не появилось желания восстановить равновесие и обсудить эту проблему как. общечеловеческую.
Пытались ли во времена Сталина затормозить прожорливую деятельность этого молоха - репрессий? Безусловно! Как только репрессии принимали массовый характер, шлагбаум снимал свой предохранитель.
В начале 30-х годов, когда коллективизация сельского хозяйства приняла репрессивно-принудительный характер, крестьян насильно загоняли в колхозы и начались массовые выступления против этого насилия, ЦК партии "вынужден был осадить увлекающихся товарищей. Это был один из самых опасных периодов в жизни нашей партии", - признавался И.В. Сталин.
Позднее был принят совместный приказ прокурора СССР и наркома юстиции СССР "О пересмотре уголовных дел в отношении колхозного и сельского актива и отдельных колхозников, осужденных в 1934–1937 гг.", в нем отмечалось, что к ноябрю 1938 года были пересмотрены уголовные дела в отношении 1 179 998 человек, из которых с 480 373 досрочно сняли судимость, в отношении 106 719 человек дела были прекращены вовсе, снизили наказание и освободили от дальнейшего его отбывания 22 785 человек.
В 1937 году репрессии стали принимать угрожающий характер, в партии, в обществе стали подозревать, что происходит что-то неладное. Таким шлагбаумом выступили решения мартовского (1937 года) и январского (1938 года) Пленумов ЦК ВКП(б), осудившие массовые репрессии. Виновные в беззакониях были наказаны. Отставка Н.И. Ежова с поста наркома внутренних дел и объявленная борьба с "ежовщиной" вселяла уверенность, что справедливость восстанавливается. Пришедший в НКВД Л.П. Берия, которому Сталин доверял, начал выпускать из тюрем и лагерей репрессированных.
В 1939 году из ГУЛАГа было освобождено 327,4 тысячи человек, в том числе из лагерей - 223,6 тысячи и из колоний 103,8 тысячи.
Одновременно осуществлялся пересмотр дел офицеров, уволенных из армии по различным мотивам в 1937–1939 годах. В результате из общего числа уволенных - 36 офицеров, среди которых насчитывалось 9579 репрессированных, к 1 января 1941 года было возвращено в армию свыше 13 000 человек. Из уволенных по политическим соображениям оставались невосстановленными к тому времени 14 000, из них - около 8000 находились под арестом.
Поясню, что до начала пересмотра этих дел в 1936–1937 годах полная фактическая убыль из армии по всему комплексу причин - по возрасту, состоянию здоровья служебному несоответствию, аморальному поведению и собственно репрессиям - составляла 6,9 процента списочного состава, а в 19381939 годах - 2,3 процента.
XVIII съезд ВКП(б), состоявшийся в марте 1939 года, подтвердил курс, осуждавший массовые репрессии.
Так что, строго говоря, вопрос о массовых репрессиях был впервые поставлен не на XX съезде партии, а стоял в повестке дня всей партии, начиная с февральско-мартовского Пленума 1937 года и кончая XVIII съездом партии. Работа по пересмотру дел незаконно репрессированных продолжалась вплоть до начала войны и даже в ее ходе.
В те же годы был принят ряд мер по расширению внутрипартийной демократии, XVIII съезд утвердил новую редакцию Устава, были отменены массовые чистки, усилены контрольные механизмы. Но, как верно заметил И.В, Сталин на мартовском Пленуме ЦК 1937 года, "наши товарищи не признают середины между двумя крайностями". К.Т. Мазуров в кругу моих знакомых рассказывал, что в 1938 году наступило "половодье демократии", "мы не могли провести партийное собрание на одном из крупных белорусских предприятий, потому что ровно неделю избирали только. президиум собрания".
Увы, какие бы механизмы мы ни изобретали, все, абсолютно все упирается в людей, все зависит от них. Были и в партии, и в государстве люди, которые не допускали массовых репрессий, противостояли им, и были те, кто их инспирировал, разжигал, пытаясь на этом строить карьеру. Я согласен с теми современными исследователями, которые утверждают, что в 1937–1938 годах жертвами репрессий оказались те, кто вершил произвол в 1918–1921 годах, в 1930–1933 годах и в предшествующие 1938 году. Это было вполне закономерно.
Меня всегда восхищала личность крупнейшего советского писателя М.А. Шолохова. В отстаивании правды, истины он умел идти до конца, не сгибаясь.
В 1933 году в отдельных регионах страны разразился голод, организованный теми, кто попал потом под гильотину 1937 года. М.А. Шолохов об этом пишет прямо: "В 1933 году враги народа из краевого руководства бывшего Азово-Черноморского края - под видом борьбы с саботажем в колхозах - лишили колхозников хлеба. Весь хлеб, в том числе и выданный авансом на трудодни, был изъят. Многие коммунисты, указывающие руководителям края на неправильность и недопустимость проводимой ими политической линии, были исключены из партии и арестованы.
В колхозах начался голод. Группа партийных работников северных районов Дона обратилась с письмом к товарищу Сталину, в котором просила расследователь неправильные действия краевого руководства и оказать ряду районов продовольственную помощь.
Через несколько дней от товарища Сталина была получена телеграмма:
"Письмо получил. Спасибо за сообщение. Сделаем все, что требуется. Назовите цифру". В районах начали кропотливо считать, сколько понадобится хлеба, чтобы дотянуть до нового урожая. Снова было послано письмо с расчетами, выкладками и указанием необходимого количества продовольственной помощи для каждого района. В ответной телеграмме товарищ Сталин сообщил, какому району и сколько отпущено хлеба, и упрекнул за промедление: "Надо было сообщить не письмом, а телеграммой. Получилась потеря времени".
Тысячи честных колхозников были спасены от нужды. Люди, пытавшиеся уморить их голодом, впоследствии были расстреляны".
Весной 1955 года в станицу Вешенскую к М.А. Шолохову приехал литературовед К. Прийма. В доме бывшего секретаря Вешенского РК партии, П.К. Лугового, который к этому времени скончался, он нашел письма Михаила Александровича, обращенные к нему в 1933 году, и справку П.К. Лугового, в которой было сказано, что "по прямому указанию врагов народа - троцкистов - в Вешенском районе были сознательно допущены перегибы, подвергнуты массовым репрессиям колхозники (арестовывались, выселялись из домов, конфисковывалось имущество, учинялись и другие бесчинства)". Вспоминая то время, Михаил Александрович сказал ему: "Да, это было очень трудное время, и вспоминать о нем не хочется. Единственное светлое воспоминание - вот эти телеграммы и та радость, с которой колхозники встретили семенную и продовольственную помощь правительства". А на вопрос Приймы: "А как решилась судьба коммунистов, упомянутых вами в письме Луговому?" - ответил: "Все они были восстановлены в партии и возвращены на свои прежние посты. И Петр Кузьмич Луговой был возвращен к нам первым секретарем райкома партии. И все пострадавшие колхозники были отпущены".
Шолохов, правда, умолчал о собственной роли. Когда троцкистские перегибы в коллективизации на Дону стали выливаться в насилие над середняком, он направил телеграмму М.П. Калинину, но положение не только не изменилось, но еще ухудшилось, местные власти начали уже арестовывать колхозников, вчистую конфискуя хлеб и скот. Тогда 16 апреля 1933 года он обращается с письмом лично к И.В. Сталину. И помощь была оказана, репрессии остановлены, виновные наказаны.
Однако Шолохову и Луговому проводники антикрестьянской преступной политики это запомнили ив 1938 году руками начальника областного НКВД Гречухина и секретаря обкома партии Евдокимова решили расправиться с ними, избрав для осуществления своей провокации старого чекиста И.С. Погорелова. Непосредственное руководство операцией было поручено сотруднику областного управления НКВД Эпштейну. М.А. Шолохов вряд ли уцелел бы в этой войне, если бы не И.С. Погорелов. Старый чекист, разобравшись в этой гнусной акции, написал Сталину и обвинил руководство областного НКВД в спланированной провокации.
4 ноября 1938 года у Сталина в Кремле дело разбиралось в присутствии Ивана Семеновича и Михаила Александровича, и их правота была подтверждена.
Вот вам и доказательство того, что все зависит от людей.
Кстати, есть немало фактов, что Сталин брал отдельные дела попавших под репрессии людей под свой контроль, и тогда они завершались для пострадавших вполне благополучно.
Знали ли о репрессиях за границей? Знали, конечно, но демаршей, движений за права человека не наблюдалось, нот протеста не поступало. Правда, на процессах представители Запада присутствовали и имели возможность составить о них свои суждения и выводы, но какой-то особой реакции не последовало. Очевидно, для собственной политической игры Запада эти репрессии материала не давали.
Иное дело, когда такой сюжет возникал, и появлялась возможность набросить тень на чужой плетень. Я имею в виду дела о польских пленных офицерах, их расстреле в Катыни.
За шумихой вокруг Катыни - длинный след. Советская власть унаследовала сложные, скажем так, отношения между Россией и Польшей. Добавила и свои сложности достаточно авантюрным походом на Варшаву в 1920 году.
Однако мы соседи, а с соседями лучше жить в мире. Советская сторона держала линию на добрососедство.
Перед второй мировой войной, когда над Польшей нависла угроза немецкой оккупации, СССР не раз предлагал Польше свою помощь, в том числе и военную, но был отвергнут. Тогда нам пришлось позаботиться об укреплении своих западных границ. Заключив пакт Молотова - Риббентропа в 1939 году, СССР сразу перечеркнул планы нацистов на создание некоего марионеточного государства "Самостоятельной польской и галицийской Украины", составленного из территорий Западной Украины и Западной Белоруссии. Советское правительство потребовало от Германии убрать с этих земель свои войска, оказавшиеся там после блицразгрома Польши в сентябре 1939 года. День, когда руководители рейха были вынуждены принять решение о выводе своих войск, начальник Генштаба, сухопутных войск Ф. Гальдер назвал "днем позора немецкого политического руководства".
Наши войска вступили на родные земли Западной Украины и Западной Белоруссии и первыми увидели тяжелые последствия восемнадцатилетнего польского владычества.
Нужно заметить, что в течение многих лет польские власти пытались сыграть свою партию-соло в антисоветской европейской игре.
Еще за день до подписания в 1921 году Рижского мирного договора, по которому к Польше отходили Западная Украина и Западная Белоруссия, МИД направил в свои заграничные дипломатические миссии Инструкцию. В ней говорилось, что "следует и дальше поддерживать враждебные Советской России элементы, как русские, так и украинские, белорусские и кавказские. Наши интересы на востоке не кончаются на линии наших границ. Нам. небезразлична судьба земель исторической Речи Посполитой, отделенных от нас будущим Рижским договором".
Получив эти земли, польские власти начали первым делом изменять их демографическую структуру, усиленно переселяя сюда поляков из центральной Польши, насаждая так называемое осадничество.
Осадничество резко обострило межнациональные отношения, так как это переселение и наделение поляков землей осуществлялось за счет дискриминации местных жителей, ущемления славянского населения. В 1924 году для "сдерживания", а точнее для обуздания граждан украинской и белорусской национальностей был создан Корпус Пограничной Охраны (КОП), а в 1934 году - концлагерь для "неблагонадежных" в Березе Картузской (Западная Белоруссия). Второй такой же лагерь соорудили в 1936 году в Бяло-Подляске.
С помощью этих организаций славянское население этого региона испытало все тяготы и муки польской оккупации, и поэтому, когда произошло воссоединение этих земель с их исторической родиной, к советским властям потянулись украинские и белорусские крестьяне с горькими жалобами на притеснения, издевательства и разное насилие, чинимое местными властями при помощи КОП и лагерной обслуги. Часть польских военнослужащих попала в плен.
19 сентября 1939 года Директивой народного комиссара внутренних дел СССР были созданы Особые отделения Осташковского, Козельского, Юхновского, Путивльского, Козельщанского, Старобельского, Южского и Оранского лагерей НКВД по оперативно-чекистскому обслуживанию военнопленных польской армии. На них были возложены задачи выявления различных контингентов:
а) лиц, служивших в разведывательных, полицейских и охранных органах бывшей Польши (экспознтурах, разведпляцувках, в отделах государственной безопасности при воеводствах, посторунках, полиции, делегатурах при воинских частях, рефератах при корпусных округах ("Довудство Окренгово Корпуснове"), тюремных служащих и служащих батальона Коппа;
б) агентуры перечисленных выше органов (конфидентов, агентов сыска);
в) участников военно-фашистских и националистических организаций бывшей Польши (НОВ, ППС, "Осадники", "Стрельцы", "Легион Младых", "Бискупа Кубина", "Союз унтер-офицеров запаса", "Союз адвокатов Польши", "Комитет защиты крестов", "Белорусский национальный комитет", "Сионисты");
г) работников суда и прокуратуры;
д) агентуры других иностранных разведок;
е) участников зарубежных белоэмигрантских террористических организаций (РОВС, БРП, НТСНП, "Зеленый дуб", "Савинковцы", "Союз русской молодежи", "Союз бывших военных", "Союз повстанцев Волыни", "Комитет помощи русским эмигрантам", УНДО, ОУН, "Комиссия для России");
ж) провокаторов бывшей царской охранки и лиц, служивших в полицейско-тюремных учреждениях дореволюционной России;
з) провокаторов охранки в братских коммунистических партиях Польши, Украины, Белоруссии;
и) кулацких и антисоветских элементов, бежавших из СССР в бывшую Польшу.
20 февраля 1940 года начальникуправления НКВД по делам о военнопленных майор Сопруненко и комиссар того же управления Нехорошев обратились к Л.П. Берия со следующими предложениями:
"В целях разгрузки Старобельского и Козельского лагерей прошу Вашего распоряжения на проведение следующих мероприятий:
1. Всех тяжелобольных, полных инвалидов, туберкулезников, стариков от 60 лет и выше из числа офицерского состава, которых насчитывается около 300 человек, отпустить по домам.
2. (Лиц) из числа офицеров запаса - жителей западных областей УССР и БССР - агрономов, врачей, инженеров и техников, на которых нет компрометирующих материалов, отпустить по домам.
По предварительным данным, из этой категории может быть отпущено 400–500 человек.
3. На офицеров КОПа ("Корпус охраны погранична"), судейско-прокурорских работников, помещиков, актив партий ПОВ и "Стрелец", офицеров 2-го отдела бывшего Польского главштаба, офицеров информации (около 400 человек) прошу Вашего разрешения оформить дела для рассмотрения на Особом совещании при НКВД.
Следствие по этим категориям желательно вести в наркоматах внутренних дел БССР и УССР, а в случае невозможности - сосредоточить всех перечисленных в Осташковском лагере, где и вести следствие".
Полагаю, что на основании этих документов какая-то часть поляков, повинная в антисоветской деятельности, в притеснениях украинцев и белорусов, получила свою долю возмездия, была расстреляна. Но это могло быть, допустим, в Медном, Осташкове, но никак не в Катыни.
К приведенным документам следует добавить и тот факт, что в октябре и ноябре 1939 года было передано немцам 42 492 человека из числа военнопленных поляков - уроженцев тех территорий Польши, которые отошли к Германии.
Подавляющее большинство польских офицеров из Козельского, Осташковского и Старобельского лагерей в 1940 году оказалось у немцев. В августе 1942 года из СССР была эвакуирована армия генерала Андерса, насчитывающая 75 491 польского военнослужащего и 37 756 членов их семей.
Так какой же цвет польской интеллигенции - офицеров был расстрелян НКВД в Катыни? И какой грех, зачем мы признали за собой?..
Ромуальд Святек, польский исследователь, журналист, написал целую книгу о трагедии в Катыни, построенную на свидетельствах очевидцев и архивных данных, взятых из Польского института в Лондоне и Британского архива. В частности, он рассказывает следующее.
Еще в 1941 году генерал Андерс и посол Кот получили от руководства СССР интересующую польские власти информацию о польских офицерах.
9 сентября 1941 года Молотов в соответствии с объявленной амнистией от 12 августа заявил, что все граждане Польши, лишенные свободы, как, например, военнопленные и другие лица, освобождены, и им была оказана финансовая помощь. Сталин в беседе с польским послом Котом 18 марта 1942 года сказал, что он приказал освободить всех поляков. Зачем их держать? Возможно, они оказались на немецкой территории, рассеялись, бежали. Берия заявил: "Мы совершили огромную ошибку, передав большую часть немцам". Эти сведения Андерс и Кот имели.
"Можно только удивляться, - пишет Святек, - тому, что они вводили в заблуждение польское правительство в Лондоне и помогали немцам в катынском вопросе". А дело все в том, что в 1943 году геббельсовская пропаганда подняла большой шум по поводу Катыни, утверждая, что там были расстреляны советским НКВД польские офицеры. Эту версию польское правительство в Лондоне восприняло как истину.
Немцы сфабриковали даже международную комиссию для подтверждения своих утверждений. В работе этой комиссии принял участие доцент Марко Марков, подданный Болгарии, который среди других вылетал в Катынь. Однако протокол судебно-медицинской экспертизы он подписывать отказался, несмотря на сильное давление немцев.
19 февраля 1945 года он сам пришел в Софийский суд, а позднее повторил свои показания на Нюрнбергском процессе. Марко Марков заявил, что членам комиссии немцы заранее внушали, что трупы находились в земле не менее трех лет, однако его обследование показало, что речь может идти о годе или полугоде, то есть периоде, когда Катынь была под немцами, Ромуальд Святек своими исследованиями подтвердил, что Катынь - дело рук гитлеровцев, которые специально затеяли провокационную шумиху, чтобы скрыть свои следы преступлений. Такую операцию они проделывали неоднократно и с другими своими объектами массовых расстрелов. Святек пишет, что его окончательно разубедила немецкая версия после встречи с польским офицером капитаном В. Заком в Норильске, когда тот рассказал "мне, что он избежал трагической участи польских офицеров в Катыни только потому, что за две недели до начала германо-советской войны он был переведен НКВД из лагеря под Смоленском в тюрьму, которая находилась в Москве".