Приказал Степину 12.2.44 главными силами армии Коротеева и Смирнова удар нанести с востока на Стеблев в тыл главной группировки окруженного противника, готовящейся для выхода навстречу наступающей танковой группе. Вся ночная авиация фронтов действует в районе Стеблева. Подпись: Жуков".
Утром 12 февраля позвонил Сталин и сказал:
- Конев предлагает передать ему руководство войсками внутреннего фронта по ликвидации Корсунь-Шевченковской группы противника, а руководство войсками на внешнем фронте сосредоточить в руках Ватутина.
- Окончательное уничтожение группы противника, находящегося в котле, дело трех-четырех дней, - ответил Жуков, - передача управления войсками 27-й армии 2-му Украинскому фронту может затянуть ход операции.
- Хорошо, - сказал Сталин. - Пусть Ватутин лично займется операцией 13-й и 6-й армий в районе Ровно - Луцк - Дубно, а вы возьмите на себя ответственность не допустить прорыва ударной группы противника на внешнем фронте района Лисянки.
На этот раз Сталин не посчитался с мнением Жукова, и через несколько часов из Ставки пришла директива, в которой были такие пункты:
"1. Возложить руководство всеми войсками, действующими против Корсуньской группировки противника на командующего 2-м Украинским фронтом с задачей в кратчайший срок уничтожить корсуньскую группировку немцев...
2. Тов. Юрьева (псевдоним Жукова) освободить от наблюдения за ликвидацией Корсуньской группировки немцев и возложить на него координацию действий войск 1-го и 2-го Украинских фронтов с задачей не допустить прорыва противника со стороны Лисянки и Звенигородки на соединение Корсуньской группировки противника... Подпись: Сталин, Антонов".
Прочитав эту директиву, Ватутин очень расстроился и обиженно сказал Жукову:
- Товарищ маршал, кому-кому, а вам-то известно, что я, не смыкая глаз несколько суток подряд, напрягал все силы для осуществления Корсунь-Шевченковской операции. Почему же сейчас меня отстраняют и не дают довести эту операцию до конца? Я тоже патриот своего фронта и хочу, чтобы столица нашей родины Москва отсалютовала бойцам 1-го Украинского фронта.
Жуков тоже был, несомненно, удручен таким отношением, но все же сказал Ватутину:
- Николай Федорович, это приказ Верховного, мы с вами солдаты, давайте безоговорочно выполнять приказ.
Фельдмаршал Манштейн уже имел опыт не только ведения крупных наступательных операций, но и по выручке окруженных; под Сталинградом, как известно, он организовал группу "Гот", в которой было 4 танковые дивизии, одна - моторизованная и 9 пехотных дивизий. Но там ему выручить армию Паулюса не удалось. Теперь вот, учтя все свои накопившиеся знания, Манштейн опять пытался вызволить окруженную группировку. На этот раз в его распоряжении был еще более мощный кулак - 6 танковых и 6 пехотных дивизий. Гитлер послал окруженным телеграмму: "Можете положиться на меня как на каменную стену. Вы будете освобождены из котла, а пока держитесь до последнего патрона".
Окруженные действительно действовали очень активно. Им удалось прорваться в район Шендеровка, Новая Буда на участки 27-й армии 1-го Украинского фронта. 12 февраля в полночь Верховный позвонил Коневу. Он был очень раздражен и спросил:
- Как же это вы там допустили прорыв? Мы на весь мир сказали, что в районе Корсунь-Шевченковского окружена группировка противника, а у вас, оказывается, она уходит к своим.
Конев ответил:
- Не беспокойтесь, товарищ Сталин. Окруженный противник не уйдет. Наш фронт принял меры. Для обеспечения стыка с 1-м Украинским фронтом и для того, чтобы загнать противника обратно в котел, мною в район образовавшегося прорыва врага были выдвинуты войска 5-й гвардейской танковой армии и 5-й кавалерийский корпус. Задачу они выполняют успешно.
- Это вы сделали по своей инициативе? Ведь это за разграничительной линией фронта?
Конев ответил:
- Да, по своей, товарищ Сталин.
- Это очень хорошо, мы посоветуемся в Ставке. Я вам позвоню.
Через некоторое время Сталин действительно позвонил:
- Нельзя ли все войска, действующие против окруженной группировки, и в том числе и 1-го Украинского фронта (27-ю армию), подчинить вам и возложить на вас руководство уничтожением окруженной группировки?
Конев в своих мемуарах пишет, что такого предложения он не ожидал, подумал и после паузы ответил:
- Товарищ Сталин, сейчас очень трудно провести переподчинение 27-й армии 1-го Украинского фронта мне. 27-я армия действует с обратной стороны конца окружения, то есть с противоположной стороны по отношению наших войск, с другого операционного направления. Весь тыл армии и связи ее со штабом 1-го Украинского фронта идут через Белую Церковь и Киев. Поэтому управлять армией мне будет очень трудно, сложно вести связь по окружности всего кольца через Кременчуг - Киев... Армия очень слабая, растянута на широком фронте. Она не сможет удержать окруженного противника, тогда как на ее правом фланге тоже создается угроза танкового удара противника с внешнего фронта окружения на направлении Лисянки...
- Хорошо, мы еще посоветуемся в Ставке с Генеральным штабом и тогда решим...
Дальше Конев пишет, что в своих мемуарах Жуков неправильно говорит о том, что якобы он, Конев, просил переподчинить ему 27-ю армию; весь вышеприведенный разговор, видимо, служит как раз самооправданием Конева.
Как решил Сталин и Ставка, мы уже знаем из отрывков директивы Ставки, приведенной выше.
Внутреннее кольцо постепенно сжималось. С внешней стороны гитлеровские контратакующие группировки истощали свои силы, и в конце концов сложилась такая ситуация, когда стало ясно, что с внешней стороны они не пробьются, и генералу Штеммерману было разрешено пробиваться из окружения своими силами.
В ночь с 16-го на 17 февраля Штеммерман собрал все части, находившиеся в окружении, в район прорыва, построил их в несколько эшелонов, причем впереди шли танки и противотанковая артиллерия, за ними штабы и по флангам обеспечивали еще выход стрелковые части. Всем было приказано оставить вещи, уничтожить ненужные документы и неисправную технику. Выпита была оставшаяся водка, и солдатам разрешено было съесть неприкосновенный запас. В 3 часа ночи плотные колонны (это было уже несколько похоже на римскую фалангу) с очень сильным огнем из всех орудий и автоматов кинулись на прорыв.
Наши части, и в частности Конев, как командующий, которому было поручено уничтожение (лично ему!) окруженной группировки, предпринял все, чтобы не допустить прорыва. Что там творилось, я думаю лучше всего узнать из рассказов очевидцев. Вот показания одного из пленных: "Основная дорога оказалась забитой остановившимся и разбитым транспортом, и двигаться по ней не было возможности. На небольшом участке дороги на Леснянку я увидел огромное количество убитых солдат. Масса обозов запрудила не только дороги, но и поля и не могла двигаться дальше".
Еще один пленный офицер рассказывает: "Из окружения никто не вышел. Все дороги были забиты транспортом, кругом был неимоверный беспорядок. Все смешалось в один поток. Все бежали, и никто не знал, куда он бежит и зачем. На дорогах и вне дорог валялись разбитые машины, орудия, повозки и сотни трупов солдат и офицеров".
В этой неимоверной свалке погиб и командующий окруженной группировкой Штеммерман. Его труп обнаружили и по документам установили, что это именно он. По этому поводу Конев в своих воспоминаниях пишет: "Я разрешил немецким военнопленным похоронить своего генерала с надлежащими почестями по законам военного времени". И еще пишет Конев в своих воспоминаниях: "Мы приняли все меры к тому, чтобы ни один из гитлеровцев не вышел из окружения".
На этот счет есть и другое мнение. Вот что пишет Жуков в своих воспоминаниях:
"Все утро 17 февраля шло ожесточенное сражение по уничтожению прорвавшихся колонн немецких войск, которые в основном были уничтожены и пленены. Лишь части танков и бронетранспортеров с генералами, офицерами и эсэсовцами удалось вырваться из окружения... Как мы и предполагали, 17 февраля с окруженной группировкой все было покончено. По данным 2-го Украинского фронта в плен было взято 16 тысяч человек и боевая техника группировки".
А вот еще одно мнение о финале этого сражения. Конечно, можно понять Манштейна, он не хотел, чтобы в его полководческой биографии был такой печальный конец одной из операций. Может быть, он что-то и преувеличивает, но все же тому, что описывает генерал-фельдмаршал, совсем не верить нельзя. Выглядит это так:
"Можно себе представить, с какими чувствами, надеясь и беспокоясь, мы ожидали в нашем штабном поезде известий о том, удастся ли выход из окружения. В 1 час 25 минут в ночь с 16-го на 17 февраля пришло радостное известие, что первая связь между выходящими из окружения корпусами и передовыми частями 3-го танкового корпуса установлена. Противник, находившийся между ними, был буквально смят. 28 февраля мы узнали, что из котла вышло 30-32 тысячи человек. Так как в нем находилось 6 дивизий и одна бригада при учете низкой численности войск, это составляло большую часть активных штыков. Огромную боль нам причинило то, что большую часть тяжелораненых, выходивших из окружения, не смогли взять с собой. Генерал Штеммерман погиб во время боя.
Таким образом, нам удалось избавить эти 2 корпуса от той судьбы, которая постигла 6-ю армию под Сталинградом.
Конечно, при выходе из окружения большая часть тяжелого оружия и орудий застряла в грязи... Вырвавшиеся из котла дивизии пришлось временно отвести в тыл. Вследствие этого шесть с половиной дивизий из группы армий не принимали участия в боях, что еще более усложняло обстановку. Эта необходимость, однако, далеко отступала перед той радостью, которую доставляло удавшееся спасение, по крайней мере, личного состава обоих корпусов..."
Правильно говорят: больше всего врут на охоте и на войне. Кто здесь говорит правду, кто преуменьшает, кто преувеличивает? Не будем гадать. Но возьмем мнение вроде бы объективного человека, историка, немца к тому же, Курта Тигшельскирха. Вот что он пишет в своей книге "История Второй мировой войны": "Когда к 15 февраля наступательные силы деблокирующих войск истощились, окруженные корпуса получили приказ пробиваться в южном направлении, откуда навстречу им должен был наступать танковый корпус 1-й танковой армии. Блестяще подготовленный прорыв в ночь с 16-го на 17 февраля не привел, однако, к соединению с наступавшим навстречу корпусом, так как продвижение последнего, и без того медленное из-за плохого состояния грунта, было остановлено противником..." Вот, как говорится, здесь поставлены все точки на "i". Нет никаких оснований подозревать Типпельскирха в каком-то преуменьшении или преувеличении. Но одного все-таки традиционного для немцев фактора и этот вроде бы объективный историк не избежал: обратите внимание, что остановило наступающий навстречу корпус - "плохое состояние грунта". Не то что наши части, авиация, артиллерия громили прорывающихся, а, видите ли, главная причина была, по его мнению, в распутице...
Распутица действительно сыграла определенную роль в этом сражении, поэтому остановлюсь на ней подробнее.
Фельдмаршал Манштейн сетует на распутицу, она одна из причин неудачных действий германских войск: "...при выходе из окружения большая часть тяжелого оружия и орудия застряли в грязи".
Жуков об этом тоже пишет:
"В связи с полной весенней распутицей на Украине это (наступление) было связано с величайшими трудностями. Особенно тяжело было сосредоточить снаряды, мины, бомбы, горючее и продовольствие непосредственно в войсковых частях.
Немецкое командование считало, что советские войска не смогут в таких условиях наступать... На этом необоснованном (их) расчете мы и решили поймать врага... использовать оперативную внезапность..."
Оба полководца, и Жуков и Манштейн, говорят о распутице и грязище, наблюдая ее в бинокли или преодолевая, сидя в легковых машинах. Мне, будучи еще рядовым, пришлось на фронте хлебнуть этого лиха! Солдаты не только "накапливали боеприпасы и продовольствие", но еще шли вперед под огнем пулеметов, разрывами снарядов и бомбежкой самолетов. Они шли по колено в болотной жиже, а при близких разрывах падали в эту грязь и вжимались в нее, давимые инстинктом сохранения жизни. Они вставали и не только шли дальше, а тянули на лямках и веревках за собой противотанковые пушки, зная, что без них танки опрокинут при первой же контратаке. Что такое тянуть орудие по грязи выше колен, знает только тот, кто сам это испытал. Напрягаешься до того, что, кажется, вот-вот лопнут жилы внутри твоего тела. От напряжения не пушка тянется за тобой, а сначала ты сам, ногами своими погрузишься в жижу. И только когда почувствуешь твердую землю, упрешься в нее, да не один, а все вместе - расчет орудия и те, кто ему помогают, упрутся, да с криком, с матом поволокут, только тогда орудие поддастся, поползет вперед. Если лихо потянут, оно проскользит несколько десятков метров. А потом опять, упираешься и рвешь до искр из глаз... Вот так и волокли себя и пушки. Да еще и танки откапывали. Бывало он, могучий, горячий, забуксует, зароется гусеницами до самых подкрылков, вот матушка-пехота быстренько пособит ему, подкопает спереди или сзади, он, сердешный, и выберется из колдобины. Танк бросить нельзя. Впереди пулеметы, они нас всех выстригут, если танки их не подавят. Танк наш спаситель: у него гусеницы - расплющат, у него пушка - сшибет пулемет, как только тот застрекочет, у него свой пулемет - срежет пехоту, если она поднимается в контратаку.
Так что танк лучший друг пехотинца. Он только бы нас до рукопашной довел, а там мы себя покажем. Сколько злости в нас накапливается, пока по этой грязюке ныряем. Вроде бы уж и сил нет, все оставили, преодолевая жидкое, вязкое месиво, но как только замелькали вблизи каски и зеленые мундиры гитлеровцев, внутри будто какие-то дополнительные клапаны раскрываются: тут уж рвется из груди само собой "Ура!" и "За Родину!" и мать и Бога - всех вспомнят! Тут уж нас не остановят ни пули, ни гранаты, что летят нам навстречу из немецкой траншеи. Если русская пехота добралась до бруствера врага - ее никто не остановит, против нас ни одна армия не устоит. Страшен и беспощаден российский солдат в рукопашной, бьет он врага ловко, умело, самозабвенно...
И только потом, закуривая самокрутку, весь в поту, еще не отдышавшись после схватки, оглядится вокруг и с ухмылкой сам же удивится и скажет: "Надо же - чего натворили!"
Вот этого запредельного нечеловеческого умения одолеть распутицу, выкарабкаться из грязищи, хоть она была по самые ноздри, - вот этой способности у немецкого солдата не было. Поэтому мы и брали верх. И Жуков знал о таких качествах своих бойцов, верил в них и поэтому даже внезапность и стратегический успех целого весеннего наступления обосновывал надеждой, что наш брат солдат все выдюжит и не подведет.
Ну а мне - полковому разведчику, по профессии своей еще до того, как пройти через все вышеописанное, полагалось ночами, до начала наступления, не ходить, а ползать по этой грязи то за "языком", то отыскивая слабые места в обороне противника. Тут уж в полном смысле нахлебаешься болотной жижи. Вернешься с задания - свои не узнают: как черт грязный от бровей до подметок.
Вот что мне хотелось добавить для полноты картины к сетованиям Маншгейна на грязь и к использованию Жуковым распутицы как элементу внезапности.
18 февраля столица салютовала победам наших войск под Корсунь-Шевченковским и был опубликован такой приказ:
"Приказ Верховного Главнокомандующего генералу армии Коневу:
Войска 2-го Украинского фронта в результате ожесточенных боев, продолжавшихся непрерывно в течение, 14 дней, 17 февраля завершили операцию по уничтожению 10 дивизий и одной бригады 6-й армии немцев, окруженных в районе Корсунь-Шевченковского.
В ходе этой операции немцы оставили на поле боя убитыми 52 тысячи человек. Сдалось в плен 11 тысяч немецких солдат и офицеров..."
Дальше перечисляются войска и имена генералов, под руководством которых была совершена эта операция и о присвоении частям и соединениям почетных званий. Из Москвы позвонил Коневу Сталин и сказал:
- Поздравляю с успехом. У правительства есть мнение присвоить вам звание Маршала Советского Союза. Как вы на это смотрите? Не возражаете? Можно вас поздравить?
Конев ответил:
- Благодарю, товарищ Сталин.
- Представьте отличившихся командиров к наградам. У нас также есть соображения ввести новое воинское звание - маршал бронетанковых войск. Как ваше мнение на сей счет?
- Позвольте представить к этому новому званию - маршала бронетанковых войск Павла Алексеевича Ротмистрова. Он отличился в этой операции.
- Я - за! И думаю, что мы еще присвоим такое звание товарищу Федоренко, начальнику бронетанковых войск.
Конев в своих воспоминаниях пишет:
"На второй же день самолетом мне доставили маршальские погоны, присланные Маршалом Советского Союза Г. К Жуковым. Это было и внимание, и поздравление, и бесценный подарок".
Те, кто внимательно прочитал эту главу, наверное, несколько удивлены, почему Сталин в своем приказе, как Верховный Главнокомандующий, отмечает только 2-й Украинский фронт и Конева. И окружение и уничтожение Корсунь-Шевченковской группировки вели два фронта: 1-й и 2-й Украинские, и руководил этими фронтами маршал Жуков.
Что можно сказать по поводу приказа Сталина как Верховного Главнокомандующего, оценивающего боевые действия в Корсунь-Шевченковской операции только как заслугу 2-го Украинского фронта под командованием Конева? Можно, конечно, только развести руками, выразив этим непонимание происшедшего. Можно сказать просто русскую поговорку: "Темна вода во облацех", имея в виду, что нам, простым смертным, неведомо, что там творится наверху, и этим объяснить происшедшее. Можно привести еще одну пословицу: "Загадка сия - великая тайна есть". Но все это можно было говорить в то время, когда случилась такая, прямо скажем, несправедливость. Но теперь-то вот прошло много времени, и все загадки и тайны давно уже раскрыты. Можно определенно высказать суждение и по поводу этого поступка Сталина. Я умышленно так подчеркиваю - поступка, единоличного, именно Сталина, потому что, кроме него, никто такого решения принять не мог. Видимо, он сам так задумал. Что же за этим кроется? Что же это за "тайна великая"? Мне кажется, Сталин в какой-то степени, уже на второй год войны, втайне стал завидовать удачливому Жукову, который все операции завершал победно и у него уже складывался большой авторитет. Сталин решил немножко проучить Жукова. Верховный занимался такой "воспитательной" политикой с маршалами, мы уже знаем, не раз, он периодически одергивал или ставил на место крупных военачальников. Вспомните, как он выговаривал Коневу за то, что тот дал возможность прорваться группировке противника из окружения. Может быть, у Сталина был такой же напряженный разговор с Жуковым? Может быть, Жуков не захотел приводить его в своих мемуарах? Мои предположения высказаны непросто так: есть документ, который дает для них основание.
Вот текст телеграммы, которую Сталин послал Жукову по поводу того же случая прорыва части окруженных гитлеровцев.
"Тов. Юрьеву (псевдоним Жукова). Прорыв Корсуньской группировки противника из района Стеблева в направлении Шендеровка произошел потому, что слабая по своему составу 27-я армия не была своевременно усилена. (Тут Сталин прямо упрекает Жукова, что у него так много сил, а он оставил слабую армию без усиления.)