Аллилуевы
- Впервые я увидел Светлану в тридцатых годах. Она была маленькой девочкой, ей было… не помню, по-моему, она с двадцать шестого года… в общем, я помню ее еще маленькой девочкой.
- А ее воспоминания вы читали?
- Кое-что читал. Я поражаюсь, как это дочь так пишет!.. У меня нет слов!.. Если даже Василий пьяный был, надо ли было об этом писать?.. Дочке Иосифа Виссарионовича писать о своем брате так?..
- Она пишет, что Сталин мучительно умирал. Это действительно правда или она это выдумала?
- Не могу сказать.
- Что его как бы наказывал Бог…
- Бог накажет ее! Бог ее накажет! Я выбросил ее книжку и не мог читать. Дочь такого отца писать такие вещи не имеет права. По-моему, она все это придумала. Вот у этих Аллилуевых какая-то нервность в племени была.
- А почему у нее фамилия Аллилуева?
- Потом она уже приняла, после хрущевских событий она стала Аллилуевой. Так что о ней я…
- Это по матери?
- По матери, Надежде. А Надежду когда хоронили, это я помню. В ГУМе я жил, комната была наверху.
- В самом ГУМе?
- Там было общежитие. В это общежитие приезжали члены ЦИКа, тогда не "депутаты" назывались - члены ЦИК Союза. Это было чистенькое, хорошенькое общежитие, кубовая своя была - для чая, буфет недалеко… И как раз тело Аллилуевой было там размещено - в другом флигеле, точнее, в стороне - той, что ближе к Москве-реке.
- Для вас ясно, как она умерла? Много версий всяких!
- Да, всяких много. Я придерживаюсь той версии, что она сама с жизнью покончила. Они были у Ворошилова, и Сталин с ней как-то грубо обошелся. Она ушла и покончила с собой.
- Но у них наследственность была, у Аллилуевых, да? Шизофреническая, истерическая?
- Да, да.
- И Светлана в нее, вы считаете?
- Да, она от матери наследовала…
- Но вот сообщают, что она за границей выучила дочь, продала дом, вроде бы возвращалась в Москву, потом вернулась в Лондон и сейчас живет в приюте для бездомных…
- Она в Тбилиси из Чикаго приезжала. Ей квартиру дали, дачу дали.
- Это когда?
- Несколько лет тому назад. Года так бегут, что не замечаешь… Она приезжала, у нее квартира была хорошая. Даже рассказывают такой случай. Она была строгая очень, вызвала водопроводчика-слесаря к часу, а он пришел в два часа. Когда он пришел, позвонил, она сказала: "Я вас ждала целый час!" - и хлопнула дверью перед его носом. То есть здесь хотела подчеркнуть, что за границей точность, а у нас так… все безалаберно. И, конечно, о ее характере и отношении… Ну, она уехала.
- А вы с ней встречались?
- Нет, не встречался. Я не позвонил, после того как я прочитал… А раньше я с ней встречался. Она к нам иногда приезжала, бывало, сидели вместе за обеденным столом - но это все "в обществе". А один на один я с нею встретился в Ленинграде после смерти Сталина. Там есть ювелирный магазин на Невском, где-то около Садовой. Я в него вошел, а она там покупала серебряное колечко. Мы поздоровались, вышли вместе, поговорили. Я пригласил ее в кафе, заказали мороженое, шампанское. И разговаривали. Вот моя с ней последняя встреча была, после я ее вообще не видел. Потом она вскоре уехала.
А дочь ее- странная. Это после смерти Сталина было, я шел напротив "Ударника", выходил на Москворецкий мост, чтобы через Спасские ворота зайти туда, где с Николаем Михайловичем работал. Зима была, как раз пятьдесят третий год, сразу после смерти Сталина. Иду- и вижу: ребята катаются на санках, и маленький ребенок лежит на животе на санях и смотрит. И вижу, на меня глядят глаза Сталина. Вот первое чувство было, когда я увидел этого ребенка. Я остановился как вкопанный. Стал смотреть, она смотрит на меня: выражение глаз как у Сталина. Я начал искать няню (забыл ее имя-отчество), увидел ее, она сидела здесь, подошел, она меня тоже увидела, встала, подошла. Я спросил: "Это Светланина дочь?" Она говорит: "Да". Вот так, в глазах внучки вдруг… я вижу глаза Сталина. Поразительно! Ей пять-шесть лет было тогда. Ее звали, по-моему, Катя. Катя с матерью не поехала; по-моему, здесь осталась (это она, Аллилуева, давала образование той дочери, что в Америке родилась). А Катя осталась в семье Ждановых, поскольку Светлана была за Юрием Ждановым замужем, это Юрия Жданова дочка.
- В конце шестидесятых годов я учился в Ростовском университете, там ректором Юрий Андреевич Жданов был…
- Вот-вот, Юрий Жданов. Сын Андрея Александровича. Я, между прочим, возил его несколько раз, когда в Манеже шофером работал. В 1934 году. У нас тогда курсы на Варварке были, шоферская школа. Вот Катя и есть Юрина дочка.
- С глазами Сталина!
- Да! Шел я, ни о чем не думая. Только что упал первый снег. Иду по протоптанной дорожке, и вдруг меня останавливают глаза Сталина! Я очнулся, встряхнул голову и тут же сообразил - ведь Светлана тогда в доме правительства жила…
"Неучтенный" родственник
- А с Василием вы были знакомы?
- Конечно, только у меня с ним связи меньше было. Он иногда приезжал к нам, мы хорошо сидели, разговаривали. Но он был гораздо младше нас, и, естественно, общих интересов у нас было не много. Он часто бывал на нашей даче в Кунцеве, это был дом, где отец жил постоянно и куда приезжал Сталин.
- Значит, вы всех родственников Сталина знаете хорошо?
- Насчет родственников я вот что скажу. У Сталина был всего лишь один настоящий родственник- Гвелесиани. Директор винного завода. Он жил в Колобовском переулке. И вот у него мать умерла. Ну мы, конечно, все на похоронах были, похоронили и приехали к нему домой на поминки. Нас всего тринадцать или четырнадцать человек было, не помню точно. Мы все сидели за столом, поминали покойницу и все друг друга знали, кроме одного человека, которого никто не знал. Он просидел почти до самого конца, а когда ушел, мы стали выяснять, кто его привел. Оказалось, что никто его не приводил, и выяснилось, что это был совершенно посторонний человек. И никто не мог взять себе в голову, каким это образом некий посторонний "неучтенный" родственник оказался на поминках и сидел до конца.
Отец
- Двое дядей было у меня. Васо- брат моего отца - литературу преподавал, он вообще-то литератором был, потом заместителем редактора в "Коммунисте", это наша центральная газета в Грузии была. И второй дядя- муж моей тети, сестры моей матери, тот литературовед был, переводчик, кстати, первый перевод произведений Ленина на грузинский язык он делал. Васо часто приезжал на сессию Верховного Совета, и Сталин его принимал. Они бывали у него с отцом. Как только Сталин умер, буквально на второй-третий день дядю арестовали. Хотя не имели права без санкции Верховного Совета. Он же был депутатом Верховного Совета СССР. И был секретарем Президиума Верховного Совета Грузии. Он и в Грузии делегатом был. Председателем тогда был Махарадзе. А секретарем был дядя. И вот когда он приезжал сюда, Сталин его всегда принимал.
- Я говорил вам насчет Ильи Чавчавадзе, - обратился Георгий Александрович ко мне, - о восстановлении его в правах?
- Это тогда, когда он рассказал Сталину, что Илью Чавчавадзе в Грузии не печатают?
- Да, это он ему рассказал, что Илью в Грузии забыли. И Сталин начал спрашивать секретаря ЦК Грузии: "В чем дело, почему нет Чавчавадзе?" Это было, по-моему, в 1936 году. А Илья Чавчавадзе был как раз редактором того журнала, где первое стихотворение Сталина напечатали.
- И он его знал лично?
- Да. Между прочим, о нем у меня книжка была… Я даже со своим дядей ее обсуждал. И ему я ее одолжил перед смертью. У нас был писатель Акакий Васадзе. Народный артист Грузии и, кажется, Советского Союза…
У него есть воспоминания о Сталине. И в них он пишет, что, когда у Сталина были, Сталин как-то спросил кого-то из присутствующих: "Как вы думаете, кто был более способный человек: Илья Чавчавадзе или я?" Тот ответил: "Конечно, вы". А Сталин сказал: "Знаете, у Чавчавадзе просто не сложились обстоятельства, масштабы были другие, а то бы он был величайшим человеком". Эти воспоминания ходят по Грузии. Мой двоюродный брат имеет их; они напечатаны на машинке. То есть из ответа Сталина было ясно, что Илья Чавчавадзе мог стать более великим, чем Сталин, но масштаба не хватило. В этих же воспоминаниях и мой отец упомянут, там есть такой эпизод: Сталин с соратниками обедает за столом, заходит генерал и докладывает Сталину, что Александр Эгнаташвили (мой отец) прислал ему рыбу. Живую рыбу: такая небольшая, но очень вкусная. Сталин спрашивает: "А сам он где? Где он?" А ему говорят, что он уехал в Цхалтубо.
- А вы с кем-нибудь из профессионалов своими воспоминаниями делились?
- Нет. И сам ничего не писал. К этому же надо иметь положение. Отец мой часто рассказывал о встречах со Сталиным, когда вспоминал старое время, кулачные бои в Гори, в которых участвовал мой дедушка…
- Рой Медведев пишет, что все портреты Сталина ретушированы, да и мне один мой старый соавтор рассказывал, что Сталин был маленького роста и рябой…
- А пускай он почитает Громыко, который пишет, что сколько раз он бывал у Сталина и никогда не замечал, чтобы оспины на его лице обезображивали его. Они не бросались в глаза и, кажется, пропадали.
- Но я хотел бы, чтобы вы об отце рассказали.
- Он был замначальника Главного управления охраны по хозяйственной части, заместитель Власика. Еще были из Грузии Курст- заместитель по оперативной части, и Капанадзе- по кадрам. Потом по указанию Сталина они были переведены в Грузию.
Как-то отец был у Сталина, набрался храбрости и сказал ему: "Сосо, как я люблю тебя, но, несмотря на это, даже мне, с таким отношением к тебе, становится неловко, когда я открываю газеты и на первых страницах большими буквами: рапорты Сталину, Сталину, Сталину… Не слишком ли выпячивают твое имя? Надо ли это?". Сталин засмеялся, погладил усы и говорит: "Значит, и ты против меня?.. Да, раньше у народа была вера - верили в Бога, теперь мы у народа отняли эту веру, сказали, что Бога нет, и он растерялся. А надо, чтобы человек все-таки чему-то верил, кому-то верил, без этого нельзя. Поэтому мы сказали - партия, партия ведет народ к лучшей жизни. Но и здесь народ не разобрался, для него слишком абстрактное понятие - партия. Он ее на ощупь ощутить не может. Надо, чтобы он как-то почувствовал эту партию. А как ту партию почувствовать, если не через личность…".
Мой отец был из сталинской когорты, и о ней у меня сохранились прекрасные воспоминания. Начиная со Шверника… Не знаю, как Хрущев его подбил, что он его поддержал, но меня это поражает…
- А Лаврентий Иванович Погребной был замом Шверника?
- Да. И самым верным помощником, его правой рукой.
- А он знал вашего отца?
- Конечно. И знал о подарке, который однажды Сталин преподнес моему отцу.
- О каком подарке?
- Это было в 1940 году. Ночью отец отвез Виссарионовича, наверное, в час или два, и вернулся с каким-то свертком. Разбудил нас и развернул этот сверток. В нем был наподобие перочинного складной нож огромного размера, примерно около восьмидесяти - девяноста сантиметров, великолепной работы, антикварный. На лезвии было что-то написано по-испански. Как выяснилось, он был изготовлен в Толедо, а к Иосифу Виссарионовичу его привезли в качестве подарка от председателя совета министров Испании Нарго Кабальеро, который в тридцать шестом году вел войну с генералом Франко. А как известно, мы Кабальеро помогали, от нас там даже летчики воевали и было много других военных советников. Рядом с этим ножом лежал изумительной красоты маленький нож, в виде кортика, предназначенный для резки канцелярской бумаги. И еще маленькая золотистая пепельница из бронзы в форме вазы высотой около пятнадцати сантиметров.
Эти три предмета Сталин преподнес отцу во время ужина с ним вдвоем. Как рассказал нам отец, они пили маленькими рюмками слабое вино, Сталин вдруг встал и, бросив: "Саша, подожди", - ушел. Вскоре он вернулся и принес эти три предмета, сказав, что он получил их в подарок от Нарго Кабальеро в знак благодарности за помощь Испании в борьбе против Франко. Вручая их моему отцу, он произнес примерно следующее: "Саша, наше детство прошло вместе, и я не могу забыть те далекие годы, и особенно Гори. Я преподношу тебе эти предметы в знак памяти о наших детских годах. Прими их, пожалуйста, и пусть они будут данью уважения нашей дружбе тех памятных лет. Пусть они всегда напоминают тебе Горийскую крепость - место, где мы родились. Надеюсь, они вызовут в тебе те же чувства, которые испытываю я, глядя на тебя, когда вспоминаю детство. Пусть они напомнят тебе наших предков и тех, кто тогда окружал нас. Это Екатерина Георгиевна - моя мать, это Яков Георгиевич Эгнаташвили - твой отец, это Василий Яковлевич Эгнаташвили - твой брат".
После этих слов он передал эти вещи, чему отец был безгранично рад, не столько из-за их ценности, сколько оттого, что принял их из рук самого Сталина. Из этих ценностей у меня остался только большой нож, который храню у знакомых, так как боюсь, как бы кто не разнюхал о нем и не украл его. И сколько я себя помню, Сталин всегда выражал любовь к моему деду, отцу и дяде. И отец был предан ему до гроба и, можно сказать, жил его жизнью.
Ворошилов
- С Ворошиловым часто приходилось видеться. Он несколько лет подряд отдыхал со Шверником вместе. Часто приходил к нам. Честно говоря, я не любил, когда он приходил. Его-то я уважал, и сейчас уважаю, с большой любовью вспоминаю, а не любил потому, что знал, - нам надо будет идти километров двадцать пять, а то и больше. Ведь от сталинской дачи они пешком доходили до Ахуна (гора в Сочи. - В. Л), поднимались на Ахун, одиннадцать километров подъем и одиннадцать спуск, и обратно шли почти до сталинской дачи, только у сталинской дачи садились в машину. Так что это если по прямой идти - двадцать пять километров, а я начальник охраны, я чаще всего разговаривал с ними, со Шверником и Ворошиловым, который очень общительный был, очень любил почему-то меня и беседовал со мной долго и много… Но ведь я делал не двадцать пять километров, а так- иду, с ними разговариваю, потом пойду посмотреть направо, налево, вперед, как охрана идет… Как обеспечивают безопасность вокруг наши ребята. Охрана все время шла…
- И охране доставалось!
- И охране доставалось, конечно, так как если Шверник с Ворошиловым делали двадцать пять километров, я делал тридцать - это уж наверняка, если не с гаком… Ворошилов интересный человек был. Он на украинском языке декламировал Шевченко. Я не знаю украинского языка, но у меня слезы лились, как он хорошо декламировал! Талантливый человек был. Интересный случай раз у меня с ним произошел. Мы как-то пошли в сторону Адлера, прошли сколько-то, посмотрели в сторону Мацесты, там долина проходит. Ворошилов и говорит: "Вот там что за ущелье?" Спросил своего начальника охраны. Тот говорит: "Это Мацеста, товарищ маршал". Огляделся, на меня посмотрел: "А ты как думаешь? Ты кавказский человек". Я говорю: "Нет, это еще не долина Мацесты. Мацеста дальше должна быть". - "Хм, а вот я думаю, что Мацеста". Я говорю: "Нет, не Мацеста". Посмотрел на Груздева, а Груздев был начальник охраны в Сочи, охранял всех членов Политбюро, которые приезжали в Сочи и отдыхали… "Как ты думаешь, - спрашивает Ворошилов у Груздева, - вот эта долина какая?" Тот слыхал наш разговор. "Мацеста, товарищ маршал". Ворошилов на меня посмотрел: "Ну а теперь ты что скажешь?" - "Нет, это не Мацеста". - "Пойдем туда!" Пошли.
Он держит самшитовую палку, а я бамбуковую. Идем как туристы. Он говорит: "Теперь ты не разубедился?" - "Нет, это не Мацеста". - "Давай спорить. Давай договоримся: если это Мацеста, я тебя вот этой палкой огрею, если это не Мацеста - ты окажешься прав, - ты меня огрей по спине своей палкой". Я говорю: "Хорошо". Что я мог сказать? Дошли, и видно, что это не Мацеста. Груздев признал, его начальник охраны признал, что я был прав, что это не Мацеста. Ворошилов повернулся ко мне, нагнулся и говорит: "Ну, бей!". Я стою, не знаю, что делать. Он еще раз повторяет: "Бей!" Я взял свою палюз ку и в овраг выбросил. Потом говорю: "Нечем". Он говорит: "Бей моей". Я говорю: "Нет, мы же договаривались - вы своей, я - своей палкой".
Пошли дальше, встретили матроса, разговорились. Этот матрос не узнал ни Шверника, ни Ворошилова. Ворошилов сказал, что мы, дескать, орлы, а матрос говорит: "Вы не настоящие орлы, а орлы, у которых из хвостов выдернули все перья". Ворошилов смеется, Шверник смеется. Потом сколько раз встречались в Кремле, Ворошилов напоминал Швернику: "Шверник, помнишь, какой ты орел?"…
Берия
- А сколько человек, вот положим, бывшая охрана Сталина насчитывала? Сколько человек было у Власика?
- Не знаю, а если и знал бы - не сказал.
- А у вас?
- Тоже не скажу. Было достаточно, чтобы обеспечить…
- Георгий Александрович, ни один человек о Берия доброго слова не сказал. А почему он так долго был в окружении Сталина?
- Если французскую литературу просмотреть, наверное, про Фуше и про Талейрана тоже хорошего мало сказано. Наполеон был вынужден держать таких людей. Такие нужны государству. Берия деловой человек был, не шаляй-валяй, он был большой работник, крупный. Он умел дело делать. Это другой вопрос, какой ценой, но то, что ему поручали, он выполнял.
Возьмем, к примеру, Шверника. Благороднейший человек, но с ним его не сравнишь, потому что Шверник смотрит так: порученное дело надо сделать, но так, чтобы никому не навредить. А Берия было наплевать, кто пострадает. Самое главное ему было- выполнить то, что поручили. А ему часто поручали дела, которые нужны были государству…
- Самое главное, атомную бомбу сделали.
- И бомбу он сделал! Шверник со своим благородством не сделал бы… Да, жизнь сложена из противоположностей. Часто добро оборачивается злом, зло оборачивается добром. Противоречивость.