"Шорин жульничает, сберегая Буденного только для себя и вообще не проявляя никакой энергии для помощи войскам Юж- фронта. Вы будете целиком ответственны за устранение этого безобразия, равносильного предательству. Телеграфируйте подробно, какие реальные меры серьезной помощи и серьезного контроля за выполнением ее и с каким успехом применяете".
2 октября была получена директива штаба Шорина, в которой он, несмотря на то, что движение корпуса навстречу Мамонтову шло вразрез с его намерением использовать корпус для удара на Вешенскую, вынужден был все-таки санкционировать мое решение. Однако и здесь, вместо постановки корпусу конкретной задачи на разгром Мамонтова, Шорин подчинил корпус командующему
й армии, поставив ему задачу с узкой целью - не допустить распространения Мамонтова в восточном и юго-восточном направлениях.
Эта директива Шорина была последней для нас, так как вскоре в целях более разумного использования Конного корпуса в соответствии с указанием В.И. Ленина корпус был изъят из подчинения командующего Особой группой войск и передан в непосредственное подчинение Южного фронта.
Продолжая движение, корпус 3 октября сосредоточился в Воробьевке. Сюда к нам прибыл Е.А. Щаденко, которого я знал еще с 1914 года. Когда в Армавире драгуны запасного кавалерийского дивизиона разгромили тюрьму, в числе заключенных в ней был и Щаденко, встречался я с Щаденко и в 1918 году, во время обороны Царицына - он тогда занимал должность начальника Упраформа
й Красной армии. Щаденко привез мне в Воробьевку письмо от И.В. Сталина.
Сталин писал, что Центральный Комитет партии делает все необходимое, чтобы остановить продвижение армии Деникина к Москве, а затем перейти в контрнаступление. Положение, подчеркивал Сталин, остается напряженным. В частности, он писал о большом вреде, который приносит корпус Мамонтова, и указывал на необходимость чрезвычайных мер для разгрома его.
Из письма Сталина видно было, что он возлагает надежды на Конный корпус как на силу, способную разгромить корпус Мамонтова.
"Только бы уцепиться, - думал я, - за этого ставшего популярным в стане белогвардейцев тылового разбойника, и он получит расплату за все свои злодеяния".
В конце письма Иосиф Виссарионович передал привет личному составу кавалерийских дивизий и просил сообщить, что нужно для того, чтобы еще выше поднять боеспособность корпуса.
Щаденко ознакомил меня также с содержанием Циркулярного письма ЦК РКП(б) от 20 сентября 1919 года, в котором говорилось:
"Товарищи, положение на фронтах, особенно на Южном фронте, заставляет ЦК РКП вновь обратиться к вам с призывом удвоить, утроить, удесятерить энергию партийных организаций в деле военной обороны Советской России. Наступление Деникина с юга начинает грозить жизненным центрам Советской Республики так же, как весной подобную же угрозу несли с востока банды Колчака.
Опыт победоносной борьбы с Колчаком показал нам, где кроется истинный источник военных сил пролетарской власти. Колчак был сбит и обращен в бегство благодаря тому, что наша партия бросила тогда на Восточный фронт все свои лучшие силы, связав их железной военной организацией.
Не медля ни минуты, партия должна вновь прибегнуть к тем же способам действия.
Наступление Деникина есть покушение на самое существование советской власти, а вместе с ней и на существование Коммунистической партии.
В борьбе с Деникиным должен быть использован весь тот запас революционной энергии, которым обладает наша партия. Весь государственный аппарат должен быть поставлен на службу единой задаче: победить Деникина, уничтожив живую силу его белогвардейских банд.
Во имя этой задачи должна быть нарушена и сломана вся старая рутина управления. Все коммунисты должны быть извлечены из тех учреждений, где они могут и должны быть заменены беспартийными работниками, женщинами, инвалидами Гражданской войны. Коммунисты должны быть переданы в распоряжение военных властей. Всякая коллегиальность должна быть сокращена до минимума. Дискуссии и обсуждения должны быть заброшены. Партия должна как можно скорее перестроиться на военный лад: превратиться в точно действующий, без задержки работающий, крепко спаянный военно-революционный аппарат. В этом аппарате должны быть точно распределены права и обязанности. Каждый коммунист должен знать, какова его роль, где он должен находиться и что делать в момент боевой опасности. За неаккуратность, неисполнение постановлений, расхлябанность должна быть установлена суровая ответственность.
В борьбе за власть с капиталистами и помещиками сила коммунизма в тех рабочих и крестьянских массах, которые должны выбирать между диктатурой рабочего класса и диктатурой царских генералов. Эта миллионная масса должна быть втянута в борьбу против Деникина. Беспартийные представители этой массы должны быть вовлечены в работу агитации, мобилизации, а равным образом и управления, сменяя коммунистов, передвинутых на непосредственно военную работу. Не должно остаться ни одного сочувствующего, ни одного сознательного рабочего, хотя бы и не коммуниста, ни одной рабочей организации или группы, которые оставались бы неосведомленными об опасности, угрожающей рабочему классу, и не получили бы места и определенной задачи в общей борьбе против Деникина.
Товарищи, наступление Деникина требует, чтобы наша партия без всякого промедления развернула во всю ширь свою энергию. Истинная выразительница интересов рабочего класса, представительница мировой революции, Коммунистическая партия спасет советскую власть и разобьет попытки контрреволюции, если каждый коммунист на своем посту в этот решающий момент - без сутолоки, без паники, но и без легкомысленной недооценки тяжести положения выполнит свои обязанности представителя пролетарской революции.
За дело же, товарищи!
Не теряйте ни минуты в деле мобилизации, агитации, в деле помощи Южному фронту!
В частности немедленно должны быть выдвинуты десятками работники на должности комиссаров полков.
Товарищи, годные к этой работе, должны быть сняты со своей обычной работы немедленно и направлены в распоряжение Политического управления армии. Объявите добровольную запись на эту работу! Помогайте строить кавалерийские части! Извлекайте всех коммунистов-кавалеристов, создавайте из них ячейки для советской кавалерии. (Выделено мной. - C. М.>.).
Деникин должен быть разбит и будет разбит новым порывом революционной воли пролетариев-коммунистов".
Понятно, как глубоко обрадовал нас призыв Центрального Комитета партии создавать кавалерийские части. В этом призыве было глубокое понимание роли кавалерии в Гражданской войне. События показали, что Деникин имел успех прежде всего потому, что его армия состояла в подавляющем большинстве из наиболее маневренного и боеспособного в тот период рода войск - казачьей конницы. Это было всем известно, конечно, в том числе и пособникам Деникина, сидевшим на некоторых руководящих постах в Красной Армии и сознательно тормозившим рост советской кавалерии.
Если Деникин с начала своего наступления на Южном фронте бросил конные корпуса генералов Мамонтова, Покровского, Шатилова (объединенные при наступлении на Царицын в группу Врангеля), конные группы генералов Голубинцева, Яковлева, корпуса генералов Гуселыцикова, Коновалова, Шкуро, Улагая, Науменко и других, то мы этой массе казачьей конницы могли противопоставить лишь один Конный корпус да отдельные части войсковой конницы.
Перед страной со всей очевидностью стояла необходимость создания своей массовой кавалерии и при этом крупных конных соединений, так как мелкие кавалерийские части не давали желаемого эффекта в борьбе с конными корпусами и объединениями корпусов белых.
После письма И.В. Сталина и знакомства с Циркулярным письмом ЦК РКП (б) у меня зародилась мысль создания такого крупного кавалерийского объединения, как Конная армия. Я решил, как только представится возможным, обратиться по этому вопросу в ЦК партии и лично к В.И. Ленину.
IX. ВЗЯТИЕ ВОРОНЕЖА
4 октября по пути нашего движения от Воробьевки к Таловой над колонной корпуса появился самолет. Нетрудно было определить, что самолет принадлежит белым, так как ни в 8-й, ни в 9-й, ни в 10-й Красных армиях авиации не было. Самолет сделал вираж и стал кружиться над колоннами дивизий.
Тотчас же было приказано опустить знамена и всем махать шапками.
Самолет еще больше снизился, сделал разворот и пошел на посадку. Он не успел еще остановиться, как был окружен со всех сторон кавалеристами.
Летчик выскочил из кабины самолета и спросил:
Вы мамонтовцы?
Да, мамонтовцы. Руки вверх!
Па допросе было установлено, что летчик вылетел из Воронежа с задачей найти Мамонтова в треугольнике Таловая, Бобров, Бутурлиновка и передать ему приказ генерала Сидорина и письмо Шкуро.
Приказ и письмо, изъятые у летчика, содержали очень ценные для нас сведения.
Сидорин в своем приказе ставил группе генерала Савельева и корпусу генерала Мамонтова задачу окружить и уничтожить 8-ю Красную армию, обеспечив беспрепятственное продвижение Донской армии на Москву. Аппетит у Сидорина оказался большим. Можно было лишь удивляться его плохой осведомленности: он ставил задачу группе генерала Савельева, которая уже была разгромлена нами.
В записке, приложенной к приказу, Сидорин рекомендовал Мамонтову связаться с заместителем командующего 8-й Красной армией Ротайским. "Действуйте быстро и решительно, - писал Сидорин, - на Ротайского можно положиться".
Шкуро в своем письме сообщал, что он занял Воронеж, и просил Мамонтова прислать ему боеприпасов, так как он ожидает наступления красных с севера, а боеприпасов не имеет.
Шкуро, видно, рассчитывал, что Мамонтов, начав новый рейд по тылам 8-й армии, поделится с ним награбленным имуществом и боеприпасами.
Приказ Сидорина и письмо Шкуро были немедленно отправлены командующему 9-й Красной армии Степину с просьбой ознакомиться с ними и срочно отправить их в штаб Южного фронта.
Поздно вечером 4 октября мы вступили на станцию Таловую. Части корпуса, уставшие от продолжительного марша, расположились на ночлег в соседних со станцией поселках. Оказалось, что Мамонтов еще прошлой ночью был в Таловой, но в четыре часа утра у белых поднялась тревога, и Мамонтов, забыв в спешке свою исправную легковую автомашину, выступил с корпусом вдоль железной дороги в направлении Воронежа. Наконец-то мы нашли Мамонтова.
На следующий день я с комиссаром Кивгела объезжал части 4-й дивизии и, выступая перед бойцами, говорил:
Мамонтовцы боятся сближения с вами, красные герои! Они бегут к Воронежу, захваченному бандами Шкуро. Вперед, товарищи!
В ответ на этот призыв тысячи голосов гремели:
Смерть Мамонтову!!!
Даешь Воронеж!!!
С Таловой началась наша погоня за Мамонтовым. Он уходил вдоль железной дороги, разрушая на своем пути мосты, расстреливая рабочих-железнодорожников. С великой радостью встречал нас трудовой народ Воронежской губернии. Люди приглашали бойцов в свои дома, делились с ними хлебом и одеждой, отдавали для наших лошадей последние запасы сена. Тысячи людей просили принять их в корпус. Добровольцев было так много, что мы решили принимать лишь тех, кто имел собственную лошадь, седло и шашку. Остальных группировали в команды и отправляли на пополнение 8-й армии.
Выступая перед добровольцами, вступившими в ряды Конного корпуса, я говорил:
Наш корпус - армия смелых! У нас первое условие, закон такой - идти вперед, не озираясь по сторонам. Бойцы у нас лихие, кони у них хорошие, а у кого плохие - умей отбить хорошего коня у врага. И помните: кто пойдет назад, кто будет разводить панику, тому мы рубим голову. Так вы и знайте: кто не выдержит этого сурового боевого режима, тот не становись в наши ряды. Нам нужны герои, беззаветно преданные революции, готовые на подвиги и на смерть за власть Советов.
В то время как Конный корпус преследовал Мамонтова, 8-я армия, в тылу которой происходило преследование, под давлением противника с фронта оставила рубеж реки Дон и начала отходить, особенно своим правым флангом, со стороны Воронежа. Положение осложнялось тем, что в руководстве армии произошло крупное предательство: заместитель командующего армией, тот самый бывший царский генерал Ротайский, о котором упоминал в своей записке Сидорин, с группой штабных военспецов перешел на сторону белых.
Потерявшая веру в свое командование и расстроенная рейдом Мамонтова, 8-я армия вслед за Воронежем оставила Лиски и покатилась на восток, потеряв связь с соседними армиями. Дело могло окончиться для 8-й армии полной катастрофой, если бы Конный корпус своевременно не разгромил на Дону группу генерала Савельева и не вышел к Таловой для противодействия Мамонтову.
Ночью 7 октября, когда корпус сосредоточился в районе Сер- геевка, Мартын, Романовна, Нащекино, мною была получена директива командующего Южным фронтом, подписанная А.И. Егоровым и И. В. Сталиным. В директиве говорилось:
"Согласно директиве Главкома № 4780/оп, ваш корпус переходит в подчинение непосредственно мне, 8-я армия отходит на линию реки Икорец от ст. Туликова до Устья. По имеющимся сведениям, Мамонтов и Шкуро соединились в Воронеже и действуют в направлении на Грязи.
Приказываю:
Корпусу Буденного разыскать и разбить Мамонтова и Шкуро. Для усиления вас приказываю командарму 8-й передать вам конную группу 8-й армии и 56-ю кавбригаду. Последнюю условно, если вы признаете это желательным, ибо, по имеющимся сведениям, она склонна уклоняться от боев и не исполнять боевых приказов. Вам предоставляется, кроме того, право потребовать от командарма 8-й один-два батальона пехоты для обеспечения устойчивости ваших действий. Питание корпуса огнеприпасами производите через штарм 8. Связь со мной держите через штарм 8 или по радио через Козлов.
Получение сего приказа донесите"1.
1 ЦГАКА (ныне РГВА. - Примеч. ред.). Ф. 191. Оп. 5. Д. 120. Л. 18.
Из этой директивы мы впервые узнали, что И.В. Сталин назначен членом Реввоенсовета Южного франта. Его назначение было воспринято нами с большим удовлетворением. И мы выразили свое удовлетворение радиограммой, посланной 8 октября в адрес Сталина.
Мы были довольны и тем, что Южным фронтом командует А.И. Егоров, известный нам по Царицыну как способный и решительный военачальник.
К 8 октября части 8-й армии находились на линии ст. Тули- но, Кривуша, Коршевский, восточный берег реки Икорец. От правого фланга 8-й армии на север наших частей не было, так как части левого фланга 13-й армии под ударами противника отошли к Ельцу. Таким образом, между 8-й и 13-й армиями образовался разрыв, доходивший до ста пятидесяти километров. В этот разрыв, прикрытый только 61-й стрелковой и 11-й кавалерийской дивизиями, которые находились еще в стадии формирования, намечался удар объединенных в группу кавалерийских корпусов Мамонтова и Шкуро. В соответствии с директивой Реввоенсовета Южного фронта мною был отдан приказ корпусу действовать в общем направлении на Графская - Воронеж с целью обеспечить правый фланг 8-й армии от ударов противника с севера и дать ей возможность образовать сплошной фронт.
9 октября корпус, отбросив противника, сосредоточился в районе: Верхняя и Нижняя Катуховка, Красный Холм, Тулиново, выселки Хреновские. Штаб корпуса расположился в Ивановке. В этом районе корпус оставался до 12 октября и вел разведку противника в полосе: Графская, Ново-Усмань, Московское. Обстановка быстро и резко менялась. Поэтому нам часто приходилось пользоваться устаревшими, а иной раз и непроверенными данными о противнике. В связи с этим отданный приказ приходилось либо изменять, либо вообще отменять и отдавать новый, соответствующий сложившейся обстановке. Так, например, я вынужден был отменить ранее отданный приказ о выходе корпуса в район Тойда в связи с тем, что данные о противнике, представленные штабом
корпуса, оказались недостоверными. Или вот другой случай, характеризующий обстановку на фронте под Воронежем. В штаб корпуса в Ивановку ночью прибежали начдив и комиссар 12-й стрелковой дивизии, занимавшей оборону на рубеже Бабяково, Ново-Усмань, и в панике сообщили, что Мамонтов атаковал дивизию с тыла и что дивизия погибла, а они спаслись только чудом. Поведение начдива и комиссара 12-й стрелковой дивизии возмутило меня до глубины души.
Вы трусы, если не предатели, - сказал я им. - По вашему сообщению, создается впечатление, что Мамонтов буквально проглотил 12-ю дивизию. Но почему вы здесь? Почему вы бросили дивизию? Почему Мамонтов не проглотил и вас?!
Но нас никто не предупредил о движении Мамонтова, и мы не ожидали его нападения с тыла. Он разгромил штаб дивизии и лишил нас всякой возможности управлять частями, - оправдывались начдив и комиссар.
Очень похоже было, что они бросили дивизию и бежали, спасая себя. И поэтому я приказал коменданту штаба корпуса Гонину арестовать беглецов и направить их в штаб 8-й армии для предания суду военного трибунала.
На другой день при подходе корпуса к селу Рождественская Хава нас встретил командир 1 -й бригады 12-й стрелковой дивизии Рева, временно исполнявший обязанности начальника дивизии. Я удивился:
Так ведь 12-я дивизия разгромлена корпусом Мамонтова, как нам докладывали начдив и комиссар этой дивизии.
Оказалось, что ничего похожего не было: при прорыве Мамонтова дивизия потеряла только часть обозов и штаб дивизии во главе с начдивом и комиссаром.
Впрочем, у противника неразберихи было еще больше. Когда корпус Мамонтова, прорвав оборону 12-й стрелковой дивизии, устремился к Воронежу, Шкуро, занимавший Воронеж, принял мамонтовцев за красных и вступил с ними в бой, продолжавшийся несколько часов. Части Мамонтова четыре раза бросались в атаку, но под огнем станковых пулеметов Шкуро откатывались в исходное положение. И лишь в пятой атаке мамонтовцы и шкуровцы опознали друг друга.
12 октября штабом корпуса была получена директива Реввоенсовета Южного фронта, в которой говорилось, что противник развивает операции против Орла, Новосиля и Ельца и что его конница двинулась из Воронежа на север и северо-восток. (Предполагалось движение конницы Шкуро.) Конному корпусу ставилась задача разбить эту конницу и содействовать 8-й армии в выходе на рубеж реки Дона до Яндовище.
В соответствии с полученной задачей корпус был сосредоточен северо-восточнее Воронежа с целью нанести удар по Воронежу, имея прямую связь с правым флангом 8-й армии. К этому времени разведка корпуса установила связь с подчиненной нашему корпусу кавгруппой 8-й армии, которая 12 октября под нажимом противника отошла из Графской в Девицу (несколько километров юго-восточнее Усмани).