6
Чан Кайши (более точная транскрипция имени – Цзян Цзеши) – видный политический деятель Китая и видный предатель китайского народа. Мастер политических интриг, провокаций и убийств, он в позоре и изгнании закончил в 1975-м свой путь – презираемым диктатором острова Тайвань. А тогда, в самом начале двадцатых годов, он, примкнув к набиравшему силу освободительному движению, заигрывал с китайскими коммунистами. Побывал в Москве, чтобы заручиться поддержкой советской страны. Коварный и льстивый, он назвал Сталина "великим учителем", на что последний заметил:
– Тоже мне, детка!
7
Луначарский был первым советским наркомом просвещения. Жену, впрочем, имел вторую – начинающую актрису, но уже руководителя детского театра Наталью Сац. Он у нее тоже был вторым: едва достигнув половозрелости, она 14-ти или 15-ти лет от роду выскочила замуж за Льва Розенеля; тот бесследно исчез в гражданскую войну. После смерти Луначарского в 1933-м на Сац женился Израиль Вейцер, который занимался не только любовью, но и троцкизмом, за что был расстрелян. Чтобы нас не занесло слишком далеко, вернемся к Луначарскому…
Самоуверенная, амбициозная особа, Н. Сац своим бестактным поведением частенько ставила мужа в неловкое положение. Интеллигентный, мягкотелый нарком не мог противостоять напористой супруге. Как-то Сталин сделал ему замечание насчет ее поведения. "Я люблю эту женщину, товарищ Сталин", – слабо возразил Луначарский. "Любите на здоровье. Но это не основание для того, чтобы она разъезжала по магазинам и портнихам в казенном автомобиле", – указал вождь.
8
Писатель Сергей Кремлев много сделал для объективного и всестороннего исследования деятельности И.В. Сталина и лучших представителей сталинской гвардии. Он пишет о том, что ему рассказывал, например, приемный сын вождя Артем Сергеев – генерал-майор артиллерии, сравнительно недавно ушедший из жизни.
"Сталин всегда говорил образно, много цитировал Гоголя, Салтыкова-Щедрина, Лескова, Зощенко, вспоминал еще какие-то забавные вещи. И он, и Киров хорошо знали писателей-сатириков, классиков этого жанра. Но никогда не цитировалась забавная история ради самой истории. Всегда это было к слову".
Сталин знал массу занимательных историй, утверждал Сергеев. Он не помнил случая, чтобы юмор вождя оказался, как говорится, ни к селу, ни к городу. Особо подчеркивал, что неизменно находилось место шуткам и остротам в отношениях между Сталиным и его верным соратником Кировым.
"Киров называл его "великим вождем всех народов, всех времен". Говорил: "Слушай, не подскажешь, ты образованнее меня, чей ты еще великий вождь? Кроме времен и народов, что еще на свете бывает?"
А Сталин его называл "любимым вождем ленинградского пролетариата". И тоже подтрунивал: "Ага, кажется, не только ленинградского, но еще бакинского пролетариата и, наверное, всего северокавказского. Подожди, напомни, чей ты еще любимый вождь? Ты что, думаешь, я семи пядей во лбу? У меня голова – не дом Совнаркома, чтобы помнить, чьим ты был любимым вождем"".
Так могли шутить и подковыривать друг друга не ханжи, не чванливые, не зазнавшиеся, а духовно здоровые люди. Такими Сталин с Кировым и были.
9
Отличное свидетельство находим у Лиона Фейхтвангера. Этот знаменитый буржуазный писатель (один из наиболее читаемых немецкоязычных авторов) в 1937 году два месяца провел в СССР. Он совсем не собирался писать смешную вещь. Он писал очерковую книгу о Советском Союзе, и она получилась действительно серьезной и обстоятельной. Однако ненавязчивый юмор сам просился на страницы повествования Фейхтвангера. Читаем у него ироничные пассажи о культе личности:
"…Сталину очевидно докучает такая степень обожания, и он иногда сам над этим смеется. Рассказывают, что на обеде в интимном дружеском кругу… Сталин поднял свой стакан и сказал: "Я пью за здоровье несравненного вождя народов, великого, гениального товарища Сталина"…На мое замечание о безвкусном, преувеличенном преклонении перед его личностью он пожал плечами. Он извинил своих крестьян и рабочих тем, что они были слишком заняты другими делами и не могли развить в себе хороший вкус, и слегка пошутил по поводу… сотен тысяч портретов человека с усами… Я указываю ему на то, что даже люди, несомненно обладающие вкусом, выставляют его бюсты и портреты… в местах, к которым те не имеют никакого отношения, как, например, на выставке Рембрандта…Он высказывает предположение, что это люди, которые довольно поздно признали существующий режим и теперь стараются доказать свою преданность с удвоенным усердием. Да, он считает возможным, что тут действует умысел вредителей, пытающихся таким образом дискредитировать его".
"Подхалимствующий дурак, – сердито сказал Сталин, – приносит больше вреда, чем сотня врагов".
10
Авиаконструктор А.С. Яковлев вспоминал:
"Иногда Сталин получал деловые бумаги, авторы которых считали не только уместным, но и позволительным в конце письма добавлять всяческие излияния чувств и уверения в своей преданности. При чтении такого письма вслух, дойдя до концовки, Сталин либо пропускал ее, либо говорил: "Ну, а здесь, как полагается: "Ура! Ура! Да здравствует ВКП(б) и ее вождь великий Сталин". И, лукаво прищурившись, добавлял: "Думает меня этим подкупить, заручиться поддержкой"".
11
В сей истории наличествует нецензурный компонент. Но ведь из песни слов не выкинуть, а удалять чувственность и непосредственность из народного восприятия и вовсе грешно. Тем более что это была искренняя и добрая реакция.
Короче, отправился Сталин, а с ним некоторые официальные лица, в поездку на Кавказ. Поезд остановился в Ростове-на-Дону. Происходило это где-то на рубеже двадцатых-тридцатых годов. С охраной тогда не очень усердствовали, все было попроще, да и мало ее было. Встречать пришло не только местное начальство, но и много праздного народа, который узнал, что прибывает сам Сталин. О сопровождавших вождя высокопоставленных спутниках основная масса ничего не ведала.
Вождь вышел из вагона, и масса радостно охнула, зааплодировала:
– Сталин!
Но тут из вагона вышел Ворошилов. И масса приятно удивилась:
– Ворошилов!
За ним вышел Молотов. Опешившая масса все равно обрадовалась:
– Молотов!
Этот сюрприз оказался не последним. В дверях вагона показался Буденный. Из окончательно изумленной массы донеслось звонкое восклицание какого-то казачка:
– И Буденный тоже… твою мать!
На перроне дружно захохотали все – приехавшие гости, местное начальство, народ. Хохотал, подкручивая усы, и СМ. Буденный.
Даже спустя долгое время, когда сталинское руководство собиралось вместе и появлялся Семен Михайлович, порой шутили, вспоминая ростовскую историю:
– И Буденный тоже… твою мать!
12
Сталин обратился к Буденному:
– У меня нет твоей фотографии. Подари одну.
– С большим удовольствием. Сейчас надпишу…
Буденный задумался, что писать. Сталин возьми и пошути:
– Пиши: "Создателю Первой конной армии товарищу Сталину. Буденный".
Буденный так и сделал.
– Давай я тебе тоже подарю мою фотокарточку, – с задумчивой иронией сказал вождь, достал фото и надписал:
"Подлинному создателю Первой конной армии товарищу Буденному. Сталин".
13
Смысл сталинского понимания "культа личности" раскрывается как нельзя лучше в сцене, которую одни считают вымыслом, другие называют подлинной, имеющей свидетелей. Истинность и глубина ее философии таковы, что даже некоторый комизм, имевший при этом место, остается без внимания.
И.В. Сталин бранит своего сына за очередную проделку. Василий позволял себе лишнего и, хотя отличался многими положительными качествами, характер имел импульсивный и порой вел себя как беспутный удалец. А ведь носил непростую фамилию – Сталин. Отец, который соразмерял каждое свое слово, каждый свой шаг с тем положением, какое занимал, терпеть не мог шалопайства.
Иосиф Виссарионович гневно спрашивает понурого Василия:
– Ты думаешь, ты – Сталин? Нет! Ты думаешь, я – Сталин? Нет!
Берет свой фотопортрет, показывает на него и внушительно произносит:
– Вот, кто Сталин, он – Сталин!
14
Главный архитектор Москвы демонстрировал членам Политбюро проект реконструкции Красной площади. Снял с макета здание ГУМа, объясняя, что здесь будут построены трибуны. Потом снял здание Исторического музея, закрывающее якобы перспективу площади. Что он собирался воздвигнуть на месте храма Василия Блаженного, осталось неясным. Потому что, как только он взялся за купол храма, чтобы и его убрать с макета, Сталин вдруг гаркнул: "Не трогай церковь, собака!" Архитектора унесли с сердечным приступом.
На самом деле это байка, вариации которой бесчисленны. Более или менее правдоподобно выглядит следующее описание события. О реконструкции докладывал Л.М. Каганович. Он действительно передвинул на макете площади собор Василия Блаженного. Однако вовсе не потому, что собор решено было снести, а просто для того, чтобы показывать было удобнее. Тем не менее Сталин пыхнул трубкой и, как бы давая знать присутствовавшим нечто важное, сказал: "Лазарь, поставь, где взял".
15
Сталину в начале 30-х годов пожаловались на Л.З. Мехлиса. По всей вероятности, хотели, чтобы крутой начальник покинул должность главного редактора "Правды".
Сталин в ответ:
"Просите о чем угодно и о ком угодно, но с ним я ничего не могу поделать. Это страшно настырный человек. Он работал у меня помощником, и был случай, когда уборщица не успела протопить печи в Кремле, опоздала на работу, что-то у нее дома случилось. Мехлис ее уволил – дескать, не заботится о здоровье товарища Сталина. Она пришла ко мне в слезах, и я ее восстановил на работе.
Но не тут-то было! Ко мне является Мехлис и кладет мне на стол заявление с просьбой уволить его по собственному желанию. Я удивился, а он говорит, что поскольку я отменил его приказ, то теперь у него не будет авторитета среди подчиненных. Я ему говорю: "Забери заявление, иди работай".
Он послушался, забрал заявление, но часа через два снова приходит: "Я все обдумал и все-таки считаю нужным подать заявление". Я ему говорю: "Слушай, не морочь мне голову, порви это заявление, иди работай!"Послушал, но через некоторое время снова приходит. Я был вынужден отправить его в "Правду" Это страшно настырный человек. Ничего не могу с ним поделать".
И было затруднительно понять, говорит Сталин в шутку или всерьез. Ведь однажды ранее, после завершения финской кампании, Мехлис так зло разругал наркома обороны Ворошилова, что все буквально дар речи потеряли. Вождю пришлось прибегнуть к грозному юмору, чтобы защитить наркома и смягчить нападки:
"Вот тут Мехлис произнес истерическую речь…Если я вам начну рассказывать о Мехлисе, что Мехлис из себя представляет, то от него мокрого места не останется".
Во всяком случае, когда в 1949 г. Мехлиса, который был министром госконтроля, предложили сделать главой одной важной правительственной комиссии, Сталин принялся даже не смеяться, а хохотать.
"Да разве Мехлиса можно назначать на созидательные дела? Что-нибудь разрушить, разгромить – для этого он подходит".
16
Однотипный эпизод имел место в другой раз. Было это в 1951-м. Обсуждался список писателей – кандидатов на Сталинскую премию. Докладывал глава Союза писателей СССР А.А. Фадеев.
Когда был оглашен список представленных к премии I степени, Сталин поинтересовался:
– А как насчет премии товарищу Мариэтте Шагинян?
– Мы обсуждали ее книгу, товарищ Сталин, и пришли к выводу, что она не тянет…
Фадеев перешел к списку представленных к премии II степени. Сталин опять спросил:
– А как же с премией товарищ Шагинян?
Фадеев упорно гнул свою линию: обсуждали ее книгу, не вытягивает на премию.
Сталин нахмурился. Фадеев зачитал имена кандидатов на премию III степени. Сталин снова спросил:
– Так как же все-таки с премией для Шагинян?
– Слабая книга, товарищ Сталин, нельзя давать за нее премию даже третьей степени.
Сталин перестал курить, подошел к Фадееву, ткнул в него трубкой и сказал:
– Ну тогда сами и объясняйтесь с ней по этому вопросу. А то я ее боюсь.
Лауреатом Сталинской премии III степени М.С. Шагинян все-таки стала – за книгу очерков "Путешествие по Советской Армении".
17
Проконтролировать все и вся было трудно. Враг не дремал, вредил как мог. Случались промашки. Вроде той, которая произошла в один из дней с академиком-историком Е.В. Тарле. Рано утром его разбудил телефонный звонок. Звонил Сталин, который относился к академику с большим уважением:
– Товарищ Тарле, Вы читали сегодняшнюю "Правду"?
– Нет, еще не успел.
– Ну и хорошо, и не читайте. А то я не доглядел.
Тарле, разумеется, тут же кинулся к почтовому ящику и обнаружил в газете разгромную статью о его последней книге. Друзья жалели историка, многие коллеги выражали сочувствие, и все удивлялись, что Тарле довольно спокойно переносит столь беспощадную критику. Справедливость восторжествовала очень быстро: в "Правде" появилась еще одна статья о книге академика, положительно оценивавшая труд ученого.
18
Имеются интереснейшие записи руководителя советского кинематографа в первой половине 1930-х годов Б.З. Шумяцкого о кинопросмотрах в Кремле. Вождь любил и знал кино, внимательно следил за новинками. По свидетельству Шумяцкого после показа "Последнего маскарада", снятого грузинскими кинематографистами, Сталин сделал ряд веселых замечаний. На просмотре присутствовал специально приехавший в Москву Первый секретарь ЦК Компартии Грузии Л.П. Берия, обращаясь к которому, Сталин вовсю шутил:
"…Этой фильмой товарищ Берия хорошо достигает только одну цель – показать, насколько город Тбилиси нуждается во вложениях по ремонту и переустройству".
Кинокартину "Последний маскарад", вышедшую на экраны в октябре 1934 года, снимал, конечно, не Берия, а режиссер М.Э. Чиаурели. Однако в каждой шутке есть, как говорят, доля шутки. Истина же заключалась в том, что, будучи весьма сведущим в архитектуре, Берия в социалистическую реконструкцию грузинской столицы вложил много сил и таланта. Сталин это знал и вполне добросердечно подтрунивал над, как бы сейчас выразились, бериевским пиаром. Недаром позднее именно Лаврентию Павловичу будет поручено курировать проекты знаменитых сталинских высоток в Москве.
19
Существует легенда, что однажды метеорологи докладывали Сталину о своих успехах и неудачах. Было заявлено, что новые методики и приборы позволяют предсказывать погоду с вероятностью 40 процентов (имелся в виду процент точных прогнозов).
– Хотите повысить показатели своей работы, причем без всякого труда? – заговорщически спросил Сталин. И предложил нерасторопным метеорологам – Говорите наоборот, что вероятность равна 60 процентам.
20
Наркома сельского хозяйства Украины вызвали в Москву на Политбюро. Он спросил у Сталина: как я должен докладывать – коротко или подробно?
– Как хотите, можете коротко, можете подробно, но регламент три минуты.
21
В начале 30-х годов во время обсуждения хлебопоставок руководитель одной из областей деловито обосновал, что его область не в состоянии поставить требуемое количество зерна. А в конце сострил:
– Как говорят французы, даже самая прекрасная женщина не может дать больше того, что у нее есть.
Сталин поправил:
– Но она может дать дважды.
22
Эта история – из разряда тех, о коих обычно говорят: и смех, и грех.
Когда в 1935 году вошел в строй метрополитен, главный редактор "Вечерней Москвы" объявил, что следующий номер газеты будет посвящен откликам трудящихся на это славное событие. Корреспонденты разошлись собирать отклики. Одному из них – Трофиму Юдину – пришла в голову дерзкая мысль: взять интервью у самого Сталина, который накануне совершил ознакомительную поездку в метро. Уж как так получилось, но в кабинете главного редактора, где имелась "вертушка", Юдин оказался один и решился позвонить.
Сталин взял трубку и услышал:
– Здравствуйте, товарищ Сталин, вас беспокоит работник "Вечерней Москвы" Трофим Юдин. Я хотел спросить вас, понравилось ли вам метро?
Без всяких экивоков, коротко и внятно вождь ответил незнакомому репортеру:
– Записывайте. Метро очень понравилось. Московское метро – лучшее в мире. Ставьте подпись – Сталин.
Юдин поблагодарил вождя, и на этом все могло бы закончиться. Но когда об интервью узнал главный редактор, он впал в сложное состояние, близкое к обмороку. Печатать? А вдруг Юдин врет. Не печатать? Реакция Сталина могла быть суровой.
Он пригрозил своему сотруднику:
– Добудь мне подтверждение, а не то уволю.
Пришлось бедняге еще раз позвонить Сталину, на этот раз в присутствии главного редактора и прочих взбудораженных свидетелей.
– Товарищ Сталин, извините, но меня увольняют, не верят…
И опять вождь ответил просто и безыскусно, без всяких разбирательств:
– Скажите, что я не велел Вас увольнять.
Трофима Юдина не уволили, и он в "Вечерней Москве" пересидел шестерых главных редакторов.
23
Сталин мог не только утешить человека, но и сделать это в шутливо-ободряющей манере. Одного раскритикованного работника Сталин спросил:
– Вы партийный?
– Нет, – как бы виновато ответил тот.
– Ну ничего, я тоже когда-то был беспартийным.