Необычное подразделение
Во время трехдневной битвы на севере у берегов Лусона я оставался в Мабалакате. 26 октября я вернулся в штаб с рапортом о ходе формирования подразделений специальных атак. Прибыв в Манилу, я был просто поражен количеством грязи на улицах. Люди выглядели испуганными и нервными. Многие покидали город, таща на плечах огромные тюки. Над гаванью плыли густые клубы дыма после вражеских воздушных налетов. На позициях зенитных батарей вдоль берега солдаты прибирали стреляные гильзы и разбирали завалы после очередной бомбежки. Вся Манильская бухта была наглядным свидетельством ярости вражеских воздушных налетов. Меня особенно потрясло огромное количество потопленных кораблей, от которых теперь остались только кончики мачт, торчащие из воды. Я гадал, сможем ли по-прежнему доставлять на Филиппины военные грузы при столь сильных ударах с воздуха.
Когда я прибыл в штаб, то обнаружил, что офицеры 1-го и 2-го флотов работают вместе. Мне сообщили о моем новом назначении и обязанностях.
На следующий день рано утром около 40 вражеских авианосных самолетов атаковали Манилу. Удар был нанесен по стоящим на якоре судам, портовым сооружениям и зенитным батареям. Волна за волной истребители, бомбардировщики и пикировщики атаковали аэродром Николе. Наш штаб подвергся пулеметному обстрелу.
Мы с адмиралом Ониси укрылись в одном из маленьких бомбоубежищ в саду. В перерыве между налетами адмирал сказал: "Иногути, вы знали, что капитан 1 ранга Эитиро Дзё уже просил назначить его командиром подразделения самоубийц? Я думаю, что после возвращения из Рабаула именно он первым предложил использовать эту тактику, совершенно правильно заметив, что в нашем положении просто не остается иного выхода. В то время я не понял, что он имеет в виду, и не мог принять его предложение. Но сегодня я сам пришел к тому же решению и начал претворять его в жизнь".
Раздались новые пулеметные очереди, и адмирал пригнулся, укрывшись за стенкой, после чего продолжил: "То, что мы видим здесь и сейчас, показывает, насколько ошибочной была наша стратегия". После долгой паузы Ониси добавил: "Это совершенно необычное подразделение".
А мне вспомнилась сцена, которая происходила примерно два с половиной года назад. В то время главнокомандующий Объединенным Флотом адмирал Исороку Ямамото еще искал возможность одержать решающую победу. Я тогда служил в Отделе личного состава морского министерства в Токио, возглавляя секцию лейтенантов и капитан-лейтенантов. В один из мартовских дней 1942 года торпедист из штаба адмирала капитан 2 ранга Армима пришел ко мне и заявил: "Мне нужны несколько исключительно способных офицеров".
"И что вы намерены с ними делать?" - поинтересовался я.
"Они необходимы для укомплектования экипажей сверхмалых подводных лодок, предназначенных для атаки портов Диего-Суарес и Сидней".
Я был страшно удивлен и не сумел этого скрыть. "Но разве стоит повторять атаку миджетов, которая была проведена ранее в Пирл-Харборе? Тогда мы согласились на такую операцию, потому что считали, что от нее многое зависит. Но это почти гарантированное самоубийство. Просто возмутительно со стороны старшего командира отдавать такой приказ. Не имеет значения, как велики заслуги адмирала Ямамото, если он обратится к самоубийственной тактике, историки будут проклинать его многие сотни лет".
Арима ответил: "Я думаю, что у адмирала Ямамото есть свои соображения, вам не известные".
"Может быть. Но сама идея выглядит чудовищной. За такие бесчеловечные поступки придется отвечать на небесах".
И вот теперь я, который когда-то назвал идею чудовищной, соглашаюсь с адмиралом Ониси и помогаю ему организовать точно такие же операции. Какая злая ирония судьбы! И все-таки имелись определенные различия. Разве сам адмирал Ониси не сказал только что, что тактика камикадзэ совершенно необычная? Японский флот все поставил на успешную оборону Филиппин. Наши базовые самолеты не имели иного способа эффективно помочь надводным кораблям, кроме как используя тактику камикадзэ. И я подумал, что при подобных обстоятельствах она может быть приемлема.
Все там же, в маленьком бомбоубежище в Маниле, в промежутках между разрывами бомб, адмирал Ониси продолжил: "Когда 20 октября я вернулся сюда после завершения формирования корпуса специальных атак в Ма-балакате, я пошел прямо в штаб Флота Юго-Западного района, чтобы попросить задержать выход соединения адмирала Куриты до тех пор, пока самолеты камикадзэ получат возможность атаковать противника. Когда я прибыл в штаб, то узнал, что корабли вышли в море 2 часа назад. Если бы им был отдан приказ возвращаться, это привело бы к всеобщему хаосу, поэтому я отказался от этой идеи и ушел".
Адмирал Ониси говорил совершенно спокойно. Однако я без труда мог представить, какая буря бушует в его душе, когда он вспоминает потери японского флота вокруг Лейте к этому дню.
Когда вражеский воздушный налет закончился, мы вышли из убежища. Вражеские самолеты повернули на восток и летели в идеальном строю. Их никто не атаковал, им никто не мешал. А над гаванью плыло новое облако густого черного дыма.
Только вопрос времени
Этим вечером я отдыхал прямо в штабе. Неожиданно в темном дверном проеме появился молодой офицер в летном костюме. Он подошел ко мне и сказал: "Я Тада, господин капитан 2 ранга. Здесь ли адмирал Ониси?"
Это был лейтенант Кейта Тада, который окончил Военно-морскую академию в 71-м выпуске. Ему едва исполнилось 20 лет. Я всегда испытывал теплые чувства к молодым выпускникам академии, потому что сам учился там до войны.
"Я рад видеть вас, лейтенант Тада. И что вы делаете здесь в такое время?" - поинтересовался я.
"Я желаю видеть адмирала Ониси".
"Очень хорошо, он на верхнем этаже. Я покажу вам его комнату".
Тада быстро подошел к двери, которую я указал. На пороге он произнес: "Добрый вечер, дядя", и вошел. Его голос звучал совсем неофициально.
Я спустился по лестнице и взял бумаги молодого человека. Его отцом был вице-адмирал Такоэ Тада. Тада и Ониси учились в одном классе академии и дружили еще с тех самых пор. Их семьи также были очень близки. У адмирала Ониси не было детей, поэтому он любил молодого Таду, как своего собственного сына.
Из приказов лейтенанта Тады я узнал, что он служит в 252-й авиагруппе 2-го Воздушного Флота. Он прибыл на аэродром Николе 23 октября и был зачислен в отряд специальных атак. И теперь он пришел попрощаться.
Было уже 10 часов вечера, и здание штаба погрузилось во тьму, когда два человека спустились по лестнице. В саду адмирал пожелал молодому человеку удачи. Тада поклонился, надел фуражку и ушел.
Старый человек долго смотрел в темноту, не проронив ни слова, а потом, тяжело ступая, пошел обратно. Когда он поднимался по лестнице, я представил, какое горе и отчаяние он должен испытывать, зная, что этот молодой пилот вскоре отправится на смерть.
Так вышло, что на следующий день лейтенанта Таду перевели в другой отряд камикадзэ. Только 19 ноября он вылетел к заливу Лейте, и больше о нем никто ничего не слышал.
Вскоре после этого я улетел на истребителе в Себу. Это место находилось всего в 60 милях от Лейте, поэтому здесь в полной мере ощущалось напряжение боев. Летные полосы работали с полной нагрузкой, самолеты взлетали и садились чуть ли не ежеминутно. Это были разведчики, камикадзэ, истребители сопровождения. Но среди постоянно мелькающих лиц я заметил несколько пилотов, знакомых мне по дням учебы в Военно-морской академии Этадзимы. Например, лейтенанта Кендзо Накагаву, который командовал 165-м отрядом истребителей.
Несколько дней назад противник высадился в Таклобане, и теперь на плацдарм хлынул поток войск и техники, предназначенных для захвата всего острова Лейте. Наша пехота закрепилась на холмах, пытаясь сдержать наступление противника. Однажды вечером я находился на командном пункте в Себу, когда прилетела группа из 6 истребителей. Когда командир группы докладывал о прибытии начальнику аэродрома, я узнал его. Это был мой племянник Сатоси Иногути. Вероятно, он также заметил меня, потому что немного позднее подошел в мою комнату. Он только что прилетел с авиабазы Кларк, где приземлился сегодня утром после перелета из Японии. Его отлет из Японии задержался, так как возникли проблемы с подбором 6 самолетов для укомплектования отряда.
Мой племянник учился в академии в одном классе с лейтенантом Тадой. Они закончили академию 15 сентября 1943 года, и большинство выпускников сразу были направлены в центр подготовки летчиков ВМФ. В октябре он получил офицерское звание. Эти 6 самолетов были переброшены на Себу, чтобы войти в состав 165-го отряда истребителей лейтенанта Накагавы.
Я не видел мальчика несколько лет и был счастлив услышать его рассказ о службе после окончания академии. Когда рассказ закончился, он с волнением спросил: "Вы что-нибудь знаете о моем отце?"
Его отец и мой брат капитан 1 ранга Тосихира Иногути в августе 1944 года был назначен командиром линкора "Мусаси" и стоял на мостике этого корабля 24 октября. В этот день соединение Куриты, двигаясь на восток через море Сибуян, было атаковано вражескими самолетами. Они наносили удары от рассвета и до заката. Американцы добились множества попаданий бомбами и торпедами в "непотопляемый" "Мусаси". Его действительно оказалось очень трудно потопить, но ни один корабль не мог выдержать таких ударов. Я уже узнал, что капитан остался на мостике, приказав команде спасаться.
Я сообщил все это его сыну, добавив: "Я понимаю, почему он пошел на дно вместе с кораблем".
Молодой человек беспомощно всхлипнул и повторил: "Вместе с кораблем". В этот самый день он летел над морем Сибуян, чтобы приземлиться на Себу. Он выглядел просто убитым, и я понял, что он готов стать камикадзэ. Я не мог решить, что посоветовать юноше, и в конце концов, решил, что выбор он должен сделать совершенно самостоятельно. Было уже поздно, и зная, что племянник, вероятно, страшно устал, я предложил ему немного отдохнуть. Мы отправились спать.
В полдень 2 ноября разведывательный самолет заметил более 80 вражеских самолетов на аэродроме в Таклобане. Была спешно собрана группа, чтобы атаковать эту соблазнительную цель на следующее утро. В предрассветном полумраке над аэродромом поплыли голубые дымки выхлопов, когда 12 истребителей под командованием лейтенанта Накагавы готовились к взлету. Мой племянник, который стоял в пункте управления полетами в обычном мундире, вдруг отлучился на минутку и вскоре появился в полной летной форме. Он вылетел в дверь и побежал к самолетам, часть которых уже выруливала на взлетную полосу. Когда громкий рев моторов и скользящие по земле черные тени возвестили, что первые истребители уже поднялись в воздух, ошарашенный уоррент-офицер подошел ко мне и сообщил: "Лейтенант Иногути сказал мне: "Я полечу вместо тебя", - и забрал мой самолет".
Когда начало светать, в направлении Таклобана стали видны клубки разрывов зенитных снарядов. Наши самолеты атаковали вражеский аэродром. Я молился за их успех.
Примерно через 30 минут вернулся один наш самолет. Только один! Когда пилот выбрался из кабины, мы увидели, что у него все лицо залито кровью. "Сильнейший зенитный огонь уничтожил нашу группу, когда мы пролетали над горами. Вероятно, наши самолеты были обнаружены радаром противника, и его зенитные батареи находились в полной готовности. Не стоит и говорить, что внезапная атака не удалась", - сообщил он.
"Лейтенант Ино…?" Я не договорил. Выражение лица пилота подсказало мне, что спрашивать не о чем.
Это произошло всего лишь через 10 дней после того, как его отец погиб вместе с линкором "Мусаси". А теперь и сын нашел место упокоения не слишком далеко от отца.
Глава 10
Жизнь на базе камикадзэ
Лейтенант Фукабори из 701-й авиагруппы
27 октября, через день после того, как адмирал Фуку-домэ согласился с использованием тактики камикадзэ, мой друг Иногути был назначен на новую штабную должность, связанную с организацией подразделений специальных атак. После ужина я сидел на командном пункте в Себу и удивлением услышал, что над летным полем взревел мотор какого-то самолета. Я вышел наружу, чтобы выяснить, кто это. Огоньки на крыльях показывали, что это наш самолет. Я побежал к летному полю и увидел, что там готовятся осветить затемненную посадочную полосу, чтобы самолет мог сесть.
Освещение посадочной полосы на этом фронтовом аэродроме было самым примитивным. Аккумуляторные фонари использовались только для подачи сигналов садящимся ночью самолетам. Чтобы очертить полосы, мы просто расставляли вдоль нее на равных интервалах солдат, каждый из которых держал керосинку. По сигналу с командного пункта солдаты зажигали лампы… Эту операцию следовало тщательно рассчитывать по времени, чтобы керосинки загорались как раз перед тем, как самолет коснется земли, и гасли, едва он сядет. Затянувшееся освещение полосы могло привлечь внимание противника, которые прилетали почти каждую ночь.
Как только мы приготовились осветить полосу, появились 2 вражеских самолета. Наш летчик, не подозревая о присутствии противника, несколько раз просигналил: "Подготовьтесь к посадке!" Американские пилоты в свою очередь совершенно не замечали наш самолет и его отчаянные попытки сесть. Когда противник немного удалился от аэродрома, мы поспешно зажгли лампы, чтобы самолет мог сесть. Но освещение привлекло оба вражеских самолета обратно, и нам пришлось погасить лампы и бежать в укрытия. Противник в конце концов сбросил несколько бомб вдали от аэродрома и улетел. После этого я просигналил с командного пункта, что теперь можно сажать самолет. Лампы загорелись, и сбитый с толка пилот, описав еще один круг, благополучно приземлился.
Пилота звали Наодзи Фукабори, вскоре он пришел на командный пункт, чтобы доложить мне. Он был из 701-й авиагруппы 2-го Воздушного Флота, и сегодня утром был назначен командиром 2-го корпуса специальных атак камикадзэ. Его отряд вылетел с аэродрома Николе, чтобы разыскать вражеские корабли рядом с островом Лейте. По пути Фукабори обнаружил, что взрыватель его бомбы неисправен, и приземлился в Легаспи, чтобы исправить поломку. Когда это было сделано, он снова взлетел, но когда самолет Фукабори прибыл к заливу Лейте, солнце уже садилось. В темноте пилот не сумел обнаружить цели и полетел в Себу.
Этот рапорт был отдан самым обычным, невозмутимым тоном. В заключение Фукабори сказал, что хотел бы вылететь рано утром, чтобы завершить выполнение боевой задачи. Он совсем не был похож на человека, который только что вернулся после неудачного самоубийственного вылета и жаждал заполучить другой шанс покончить с жизнью.
Выслушав его доклад, я сказал: "Ну, хорошо, вы протараните противника самостоятельно завтра утром. Но не лучше ли будет вернуться на базу и дождаться случая провести скоординированную атаку с другими камикадзэ?"
Я напомнил ему, что одиночный самолет камикадзэ имеет гораздо меньше шансов прорваться к цели, чем когда летит в составе группы в сопровождении эскорта. Он сидел молча, пока я говорил. Мы оба знали, что в обязанности каждого пилота-камикадзэ входит сделать все, что только от него зависит. Фукабори глубоко задумался. Затем он заговорил, тихо, но совершенно твердо: "То, что вы говорите, совершенно правильно. Но мои товарищи уже провели свои атаки. Я последую за ними завтра".
Мы пожелали друг другу спокойной ночи, и я уже не пытался переубедить его. Вероятно, Фукабори хорошо выспался, потому что на следующее утро выглядел свежим и хорошо отдохнувшим, когда пришел на командный пункт. Я спросил, успел ли он позавтракать. Он кивнул и сказал: "Они даже успели выдать мне ленч. А вы позавтракали?" Спокойствие и невозмутимость, с которыми он говорил, придавали особый смысл этим простым словам. Я никогда не забуду их.
Он выразил нам благодарность за то гостеприимство, которое встретил в Себу, и передал мне письменный рапорт, чтобы переслали его в Мабалакат. Было еще темно, когда он взлетел на своем пикировщике "Джуди" в сопровождении 4 истребителей.
Когда истребители вернулись, их пилоты так и не смогли сказать ничего определенного. Они оставили Фукабори незадолго до того, как группа прилетела к заливу Лейте, и не видели его последнего пике. Как раз в то время, как его самолет должен был появиться над заливом, пилоты увидели, как небо заполнили разрывы зенитных снарядов.
Я думаю, что атака Фукабори была успешной.
Его последний рапорт был образцом подлинной скромности:
"27 октября 1944 г. Кому:
Командиру 701-й авиагруппы, аэродром Николе, Капитан-лейтенанту Эма, аэродром Мабалакат-Восточный
Сегодня я совершил вынужденную посадку в Легаспи из-за проблем с взрывателем моей бомбы. После того, как неполадка была устранена, я присоединился к своей группе, и мы проследовали к заливу Лейте, куда прибыли в 18.50. Мы кружили над заливом на высоте 1000 метров, но солнце уже село, поэтому увидеть вражеские корабли не удалось. На их присутствие указывал плотный зенитный огонь. 2 самолета, находившиеся со мной, кажется, спикировали на противника, но света было слишком мало, чтобы найти заслуживающие внимания цели. Поэтому я отменил атаку и направился на аэродром в Себу.
Благополучно приземлился в Себу примерно в 20.30. Я намерен вылететь отсюда рано утром на следующий день и найти походящую цель для атаки. Я сделал следующие выводы, которые перечисляю в надежде, что они будут полезны тем, кто последует за мной.
1. Взрыватель бомбы следует тщательно проверять перед вылетом.
2. Самолет с подвешенными одной 250-кг и четырьмя 60-кг бомбами может лететь со скоростью 125 узлов. Это обязательно необходимо учитывать при расчете времени вылета. Определить класс корабля становится сложно, если самолет прибыл в район атаки в 18.20 или позже. С воздуха трудно найти цель даже при ярком лунном свете.
3. Если правильно рассчитать время прибытия в сумерках, то я полагаю, что даже авианосный пикировщик типа "Вэл" сможет успешно выполнить специальную атаку.