Письма из армии составляют большую часть всех писем Довлатова, сохранившихся в архиве его отца Доната Мечика, остальные были присланы из Таллинна и Нью-Йорка. Лишь иногда на них стоит день и месяц, а иногда даты (получения?) проставлены рукой адресата.
Будь Довлатов жив, вряд ли он одобрил бы публикацию своих юношеских стихов. Но, с другой стороны, он ведь сам однажды сказал: "После смерти начинается история".
Содержание:
-
Вступительная заметка 1
-
Письма 1
-
Примечания 16
Сергей Довлатов
Армейские письма к отцу
(Из сборника "Сергей Довлатов: творчество, личность, судьба")
Вступительная заметка
В августе 1995 года отец отдал мне свой диктофон: "Пусть будет у тебя. Этот диктофон мне подарил Сережа, когда я ему сказал, что по ночам мне стало трудно вскакивать к пишущей машинке".
В течение нескольких вечеров я записывала на крошечные кассеты то, что отец рассказывал о своей жизни, о моем брате Сергее Довлатове, о разном.
Вместе с диктофоном отец дал мне большой желтый пакет. В нем были письма. На кассете осталась такая запись:
- Меня не будет, ты их опубликуешь. Здесь больше ста Сережиных писем. Отрывки из некоторых я комментировал в своих статьях о нем.
- Ты считаешь, что их корректно публиковать?
- Что значит корректно? У писателей публикуются письма. Я не совсем понял твой вопрос. Ты что, считаешь, что Сережа недостоин такой публикации?
- Нет, не в этом дело. Просто переписка дело интимное, письма принадлежат двум людям - тому, кто их писал, и адресату. Это щепетильный вопрос.
- Видишь ли, я не считаю, что письма принадлежат двум людям. Они принадлежат тому, кому адресованы. Ведь Пушкин же не писал какому-нибудь проходимцу, или чужому человеку, или нестоящему. Я стопроцентно убежден в том, что Сережа был сторонником открытости писем. Другое дело, что он был взбудоражен, взволнован, обозлен, когда родственник его ленинградского друга стал публиковать куски писем из Америки, явно Сережу порочащие. Там было много гротеска. И Сережа считал это предательством. Но это частный случай.
- А стихи? Их очень много в армейских письмах. Часто писатель относится критически к своим юношеским творениям…
- Абсолютно корректно. Сережа считается одаренным писателем по последующим литературным работам. Эти стихи никоим образом его не дискредитируют, даже если кому-то не понравятся. Посылая стихи, Сережа чаще всего принижал их ценность, тем не менее каждый раз спрашивал, что я думаю по поводу присланного стихотворения, писал, что для него это чрезвычайно важно.
- Как же тебе удалось сохранить эти письма более тридцати лет?
- Когда я собрался поехать в Америку, то Сережа меня предупредил, чтобы я обратился к одному его знакомому литератору, если мне понадобится переслать что-нибудь на Запад. Тот переправил мои рукописи и письма через Францию. Пришли они года через три.
Однажды я решил, ни слова не говоря Сереже, опубликовать в "Панораме" мои курьезные истории о нем. Я отнюдь не был убежден, что Сережа не будет в претензии. Однако, прочитав их в газете, он позвонил мне и сказал: "Мне нравится. Давай!" Вскоре после этого он пришел ко мне и принес вот эту кипу писем.
- Ты сохранил эти письма, руководствуясь родительскими чувствами?
- Я их сохранил потому, что мне казалось, что у Сережи есть литературные способности. Я предполагал, что эти письма могут быть интересны не только мне.
Довлатов писал: "Осенью 62-го года меня забрали в армию, я оказался в республике Коми, служил в тайге, да еще и в охране лагерей особого режима, но зато я чуть ли не каждый день получал письма от моих родителей, от старшего брата и нескольких близких друзей, и эти письма очень меня поддерживали в тех кошмарных условиях, в которые я попал, тем более что почти в каждом из них я обнаруживал - рубль, три, а то и пять, что для советского военнослужащего истинное богатство" .
Согласно переписке, однако, получается, что Сергей ушел в армию не осенью, а в середине июля 1962 года, за полтора месяца до того, как ему исполнился 21 год.
Письма из армии составляют большую часть всех писем Довлатова, сохранившихся в архиве его отца Доната Мечика, остальные были присланы из Таллинна и Нью-Йорка. Лишь иногда на них стоит день и месяц, а иногда даты (получения?) проставлены рукой адресата.
Будь Довлатов жив, вряд ли он одобрил бы публикацию своих юношеских стихов. Но, с другой стороны, он ведь сам однажды сказал: "После смерти начинается история".
Из армии Сергей писал отцу, что стихи "спасают его" и что он "ручается за то, что даже в самых плохих его стихах нет ни капли неправды". Поначалу он хотел использовать их в прозаических произведениях, которые тогда только задумывал. Но, составляя впоследствии "Зону", он включил в текст всего несколько стихотворных строчек, приписав авторство другому человеку.
Тем не менее эти стихи имеют отношение к последующей довлатовской прозе. Здесь впервые появляется мысль о сходстве лагеря и воли, которая станет лейтмотивом "Зоны". Из шуточного стихотворения о Дантесе в некотором смысле вырастет "Заповедник".
Письма Довлатова к отцу, на мой взгляд, интересны и как факт биографии писателя. Конечно же, в жизни Сергею были свойственны горячность и нервозность. И в такие моменты мишенью его иронии становились в первую очередь люди из непосредственного окружения. Отец в этом смысле не был исключением. Но вместе с тем Довлатов умел быть заботливым и нежным сыном, в особенности в последние годы в Америке. О том, что его отношения с отцом были не просто дружеские, но близкие, говорят и эти письма.
Биография Д. И. Мечика пунктиром обозначена в рассказе об отце из сборника "Наши". Но поскольку в нем, как и во всех произведениях Довлатова, достоверность неотличима от художественного вымысла, я позволю себе дать более сухую информацию о том, кому адресованы эти письма.
Донат Исаакович Мечик (20.VI.1909 - 22.Х.1995) родился во Владивостоке. Закончил Ленинградский театральный институт. По окончании был принят в созданный Л. С. Вивьеном Театр актерского мастерства. В тридцатые годы занимался театральной режиссурой, ставил спектакли в филиале Молодого театра С. Радлова, в Театре транспорта, был художественным руководителем Республиканского драматического театра Мордовской АССР и Ленинградского районного драматического театра. Начиная с 1928 года совместно с Вивьеном осуществлял постановку спектаклей в Ленинградском академическом театре драмы им. А. С. Пушкина ("Великий государь", "Кремлевские куранты", "Стакан воды", "Горе от ума" и др.). В период эвакуации заведовал в Новосибирске литературной частью Пушкинского театра.
После войны занимался эстрадной режиссурой (работал режиссером Концертного бюро Ленинградской Филармонии, киностудии "Ленфильм"). Писал произведения для эстрады. Руководил производственно-творческой комиссией в профкоме драматургов. В Ленинграде вышла его книга "Искусство актера по эстраде" (1972) и ряд статей, посвященных театру и эстраде.
С 1967 по 1980 год руководил эстрадным отделением Музыкального училища при Ленинградской Консерватории, где преподавал актерское мастерство.
В 1980 году Д. Мечик эмигрировал в Соединенные Штаты, где вышли его книги "Выбитые из колеи" (1984), "Закулисные курьезы" (1986) и "Театральные записки" (1989). Его воспоминания печатались в русскоязычной эмигрантской прессе (сборник "Руссика-81", журналы "Стрелец" и "Литературный курьер", газеты "Новый американец", "Новое русское слово", "Панорама", "Мир" и др.), а также во многих российских газетах и журналах.
Ксана Мечик-Бланк
Письма
1
Дорогой Донат!
У меня все в порядке. Живем мы в очень глухом месте, хоть и относимся к Ленинградскому военному округу.
Может быть, можно что-нибудь сделать, чтобы меня переслали поближе к Ленинграду. Может, Соловьев мог бы помочь, хотя не думаю . А нельзя, так тоже ничего. Перетерпим как-нибудь. Но, по правде говоря, надоело изрядно. Я, конечно, свалял дурака. Писать пока не о чем.
Жду писем от тебя.
Всем привет.
С. Довлатов.
2
30 июля 1962 [Коми - Ленинград]
Дорогой Донат, до сих пор тянется дело с распределением и адрес выяснится дня через два. У меня все в порядке. Совершенно ни в чем не нуждаюсь. Через два дня напишу еще и буду ждать от тебя многочисленных писем. Посылаю тебе два стиха.
Асе
Я почтальона часто вижу
Он ходит письма выдавать
Я почтальона ненавижу
А почтальон не виноватКому напишут - он приносит
Кому не пишут - не несет
И иногда прощенья просит
У тех, кто долго писем ждетОн обещает, что напишут
И сгорбившись, уходит прочь
Я от него теперь завишу
А он не может мне помочьОн, если мог бы, то охотно
Помог бы горю моему
да, невеселая работа
Досталась, кажется, емуЯ почтальона вижу снова
Спокойно в сторону гляжу
Не говорю ему ни слова
И быстро мимо прохожу.
И еще одно.
ПРЕПОДОБНОМУ ДОНАТУ
Греческий патриот Никоc Белоянис фотографировался перед казнью с букетиком фиалок, улыбаясь.
Вы помните, с букетиком цветов
Смеялся перед казнью Белоянис
Никто из нас, ни грешник, ни святой
Последнего мгновенья не боялисьМы не боялись смерти в 20 лет
Нет ничего сомнительней на свете
И ничего обманчивее нет
Чем мужество приговоренных к смертиНам храбрость стоила отчаяния
А каждая строка - молчания
Донат, крепко тебя обнимаю, напишу через два дня.
Сережа.
3
[1 августа 1962. Коми - Ленинград]
Дорогой Донатец. Здравствуй, мой уважаемый шпак!
Я получил твое письмо 26 июля, получил и книжицу. Ты требуешь письма до 1 августа, но я не уверен, что оно доберется в срок. Ты пишешь, что-то о письме с какими-то вопросами - я этого письма не получал, разве что еще будучи в Лен[ингра]де. Пропажа письма нетипична для нашей жизни, поэтому я удивлен.
Все другие письма дошли. Мне часто пишет мама и Анька и Валерий. Еще раз спасибо за деньги. Еще раз уговариваю больше не посылать денег.
Теперь насчет посылки. Я почувствовал, что ты все равно пошлешь, и, поразмыслив, решил, что мне бы нужно вот что. Мне нужен обыкновенный банальный перочинный нож, из дешевеньких, попроще. Чтоб было там шило и минимум одно лезвие. Не следует посылать портящихся продуктов, т. к. посылка лежит обычно на почте дней 5, а то и больше. Хочу добавить, что я абсолютно сыт, причем питаюсь небезынтересно. Было бы здорово, если б ты прислал 2 банки гуталина и какую-нибудь жидкость или порошок для чистки медной бляхи. У нас почему-то этих вещей нет, и приходится тянуть друг у друга.
Десять штук безопасных лезвий свели бы меня с ума. И еще вот что. Пришли какие-нибудь витаминные горошки в баночке, а то старослужащие солдаты пугают цингой. Вот и все, а то я что-то разошелся. Спасибо!
Писать о моей жизни я никаких подробностей не могу, но можешь быть уверен, что тут есть на что посмотреть. Кое-чему меня здесь научат. А, например, мыть полы так я уже выучился. Может быть, тебе интересно будет узнать, что одеваюсь я по полной форме за 45 секунд.
Далее. Писать мне можно хоть три письма в день, ограничений нет. Пиши, пожалуйста. Я тоже буду писать, напишу еще раза два в Киев, но, очевидно, письма будут короткие, потому что писать нечего, остается уверять, что все в порядке, сыт, одет, бодр и деньги не нужны.
Ты понимаешь, Донат, весь юмор и живость у меня утекают в письма маме и Аньке, потому что дамы очень волнуются и я их старательно веселю и развлекаю в каждом письме, поэтому письмо тебе получилось корявое и дурацкое, что не означает, что я поглупел или одичал, просто я пишу украдкой на занятиях и время от времени поднимаю голову, переспрашиваю, в общем делаю вид, что записываю, что диктует сержант.
Кстати сказать, к моему удивлению, солдат из меня получается неплохой. Я выбился в комсорги и редакторы ротной газеты. Начальство меня хвалит и балует, и даже раз, когда я уснул на занятиях, сержант меня не стал будить и я спал полтора часа. Случай этот совершенно для армии феноменальный. Вот как.
Будь здоров, Донат. Крепко тебя обнимаю. Колоссальный привет мачехе и сестричке. Я к ним очень привык. Напиши какие-нибудь подробности про Ксанку. Еще раз привет Люсе и спасибо ей за все. Жду писем.
Сергей.
4
2 августа 1962. [Коми - Ленинград]
Дорогой Донат!
Получил твое письмо и газетную вырезку. Стихи Волгина мне не понравилось. Спасибо за будущую посылку. Только что получил от мамы шпиг и проч. Так что я очень хорошо себя чувствую. Всем приветы (Люсе, Ксюше). Здесь я пробуду до 27 (приблизительно) августа. Новый адрес немедленно сообщу.
Донат! Я тут написал штук 20 стихов. Посылаю тебе два из них. Жду отзыва. Потом пришлю еще. Стихи, к сожалению, опять специфические, профессиональные, но я надеюсь все будет понятно. Жду писем. Обнимаю. Еще раз всем привет.
С. Д.
Р. S. Оказывается посылаю не два, а штук семь. Потом еще.
Сережа.
ВПЕЧАТЛЕНИЕ ОТ КОЛЫМЫ
(первое)
посв. Л. Филиппову
Послушайте насчет Колымских мест
Послушайте насчет задворков мира
Ты не гляди, братишка, в этот лес,
Ты не беги, братишка, в этот лес,
Ты пожалей, братишка, конвоира.Не знаю, что там вытертый талмуд
Толкует о чистилище и аде
Но я не сам пришел в твою тайгу
Да кто из нас другого виноватей.Но, закури, вопрос предельно прост,
И самодельный месырь спрячь получше
СССР лежит на тыщи верст
СССР лежит на тыщи верст
По обе стороны от проводки колючей.О! дай мне бог волненья рыбака
Глядящего на кончик поплавка.
(второе)
Мы уходили оставляя женщин
Последних сигарет не докурив,
Послушайте, во сне тихонько шепчут
Колымские мои богатыриНебритые и хмурые солдаты,
Но снятся им пленительные сны,
О женщинах, растрепанных, в халатах
О чайниках пузатых расписныхИм снятся ароматнейшие вина
И белых книг тяжелые тома
Будь справедливой, отпусти невинных
Освободи невинных, Колыма!
ПОГОНЯ