Попутно Цезарь не преминул отметить в тех же "Записках", что находящиеся под началом Ахиллы бывшие легионеры Габиния "уже освоились с александрийской вольной жизнью и отвыкли от римского имени и военной дисциплины… К ним присоединились люди, набранные из пиратов и разбойников… Кроме того, сюда же сошлись осужденные за уголовные преступления и изгнанники (всем нашим беглым рабам был верный приют в Александрии и обеспеченное положение, лишь бы они записывались в солдаты)".
Но вскоре разыгралась душераздирающая сцена, которую любой проницательный зритель квалифицировал бы как спектакль. Примчался гонец из лагеря Ахиллы (а теперь еще и Ганимеда), который привез Цезарю послание от нескольких тамошних командиров. Они жаловались на разброд и шатание, постоянное противостояние Ганимеда с другими начальниками и просили Цезаря дозволить Птолемею вернуться к своим солдатам. Цезарь сразу согласился, и есть мнение, что он сообща с Клеопатрой заранее просчитал дальнейшие последствия такого решения.
Однако сцена разговора с Птолемеем была разыграна по всем правилам театрального искусства. Цезарь убеждал молодого царя "подумать об отцовском царстве, пощадить свой славный родной город, обезображенный отвратительными пожарами и разрушениями, своих сограждан прежде всего образумить, а затем спасти, доказать свою верность римскому народу и ему, так как сам он, со своей стороны, настолько доверяет царю, что отпускает его к вооруженным врагам римского народа". Содержание своей речи для потомков бережно сохранил сам проконсул. И он же описал, как Птолемей горестно рыдал и умолял Цезаря "не отпускать его: самый трон не так ему мил, как вид Цезаря". Тот, как легко догадаться, ни секунды не верил в искренность Птолемея, а в своем мемуарном тексте от души прошелся на тему лживой сущности греков. Досталось и Арсиное, и ее наставнику. Цезарь явно рассчитывал, что на его и Клеопатры сторону встанет "население, которому чрезвычайно надоели временное царствование девочки и жестокая тирания Ганимеда".
Но пока что появление Птолемея в военном стане противников Цезаря и Клеопатры заметно осложнило ситуацию. Пусть Цезарь и полагал, что "для него будет благовиднее и почетнее вести войну с царем, чем с шайкой пришлых авантюристов и беглых рабов". Птолемей снял Ганимеда с командной должности, с одной стороны, избавив Цезаря и Клеопатру от самого искусного полководца противника, а с другой - появление царя было неким знаком, придающим мятежу характер законности. Он, по словам римлянина, "словно его выпустили из клетки на открытую арену, так энергично повел войну против Цезаря, что слезы, которые он обронил при прощании, были, очевидно, слезами радости".
И поначалу победа Цезаря вовсе не казалась очевидной, ведь в окружении Птолемея еще оставались умные и опытные командиры. "Прежде всего он подвергся опасности остаться без воды, так как водопроводные каналы были засыпаны неприятелем, - комментирует происходившее в Александрии Плутарх. - Затем враги пытались отрезать его от кораблей. Цезарь принужден был отвратить опасность, устроив пожар, который, распространившись со стороны верфей, уничтожил огромную библиотеку. Наконец, во время битвы при Фаросе, когда Цезарь соскочил с насыпи в лодку, чтобы оказать помощь своим, и к лодке со всех сторон устремились египтяне, Цезарь бросился в море и лишь с трудом выплыл. Говорят, что он подвергался в это время обстрелу из луков и, погружаясь в воду, все-таки не выпускал из рук записных книжек. Одной рукой он поднимал их высоко над водой, а другой греб, лодка же сразу была потоплена".
Цезарь сжег свои корабли, чтобы они не достались противнику. "С их захватом враги надеялись отбить у Цезаря его флот, завладеть гаванью и всем морем и отрезать Цезаря от продовольствия и подкреплений… Поэтому и сражались с упорством, соответствовавшим значению этой борьбы: для одних от этого зависела скорая победа, для нас - наше спасение. Но Цезарь вышел победителем и сжег все эти корабли вместе с теми, которые находились в доках, так как не мог охранять такого большого района малыми силами". Относительно того, насколько сильно пожар повредил Александрийскую библиотеку, мнения расходятся - кто говорит о ее полном уничтожении задолго до намеренного поджога уже в Средние века, кто-то утверждает, что пламя, достигшее хранилища свитков, было сразу потушено, не причинив ущерба.
Но в конечном итоге удача оказалась на стороне Цезаря. И, конечно, Клеопатры, которая не только удержалась на престоле, но и избавилась от всех родственников, способных представлять опасность.
"Внедрив во вражескую армию Птолемея и лишив ее тем самым предводителя, Цезарь добивается перелома в ходе войны, - уверен Пьер Деке. - Он переходит в наступление. Он сражается на море и идет ускоренным маршем навстречу армии поддержки во главе с Митридатом, соединяется с нею, бросается тотчас в битву и после двух дней непрерывных боев опрокидывает египтян в Нил. В этой бойне погибают двадцать тысяч солдат и двенадцать тысяч сдаются в плен. Среди выброшенных Нилом тел опознают Птолемея. Цезарь врывается в Александрию, потрясая золотым доспехом царя, свидетельством своей победы".
Хотя насчет доспеха и тела Птолемея существует и строго противоположное мнение, изложенное той же Стейси Шифф: "Кое-кому удалось спастись, но Птолемей, судя по всему, погиб; впрочем, гибель царя не оплакивали даже его вчерашние советники. Тела так и не нашли, хотя Цезарь приложил немало усилий, чтобы раздобыть золотые царские доспехи. Нил издавна считался волшебной, целительной рекой; его воды уносили и цариц в мешках, и младенцев в корзинах. Не хватало еще, чтобы царевич воскрес". Кстати, в будущем самозванец, выдававший себя за Птолемея, все же появился, но особого успеха не имел - простые египтяне все царствование Клеопатры искренне любили свою повелительницу.
ЛЮБОВЬ НА ВОДАХ НИЛА
Как бы то ни было, победил Цезарь - и вместе с ним Клеопатра. Жители Александрии вышли на улицы в покаянных одеждах встречать победителя. Были продемонстрированы и сейчас, и позже по время триумфа в Риме доспехи царя Птолемея, вопрос: те ли, что были на нем в бою… Но подобные проблемы с символами и вещественными доказательствами во все времена решались достаточно легко. Арсиною привезли в Александрию закованной в кандалы.
Клеопатра могла с полным правом торжествовать. Никто из римских историков не сомневался в том, что Александрийскую кампанию Цезарь затеял исключительно ради египетской царицы. Плутарх категорично утверждал: "Что же до египетской войны, то эту кровопролитную, бесславную и совершенно бесполезную кампанию он развязал исключительно из страсти к Клеопатре".
Клеопатра совершает путешествие по Нилу. Неизвестный художник
Дион Кассий повторял за ним без малейших сомнений: "Цезарь передал Египет Клеопатре, ради которой он и вступил в эту войну". Разумеется, были приняты меры для соблюдения внешней благопристойности. Царица официально вышла за младшего брата, но, пишет Дион Кассий, "то было одно притворство, царица правила одна, а Цезаря принимала у себя по ночам". Плутарх чуть более учтиво, но недвусмысленно писал, что Цезарь проводил дни со своим войском, а ночи - в объятиях Клеопатры. "Их предприятия становятся отныне совместными, так же как общей была победа. Для Рима протекторат над Египтом выгоднее любой оккупации".
Сам же Цезарь оставил сугубо благопристойный отчет о своей деятельности: "…передал царскую власть младшему сыну; и старшей из двух дочерей, Клеопатре, которая сохранила верность ему и всегда оставалась в его ставке, а младшую, Арсиною, от имени которой, как мы указали, долго и с необузданностью деспота управлял царством Ганимед, он решил низложить, чтобы мятежные люди не возбудили снова распрей и раздоров, прежде чем успеет укрепиться власть новых царей. Взяв с собой 6-й легион, состоявший из ветеранов, он оставил в Александрии все прочие, чтобы новые цари укрепили этим свою власть, ибо они не могли обладать ни любовью своих подданных, как верные приверженцы Цезаря, ни упрочившимся авторитетом как возведенные на трон несколько дней тому назад. Вместе с тем он считал вполне согласным с достоинством римской власти и с государственной пользой защищать нашей военной силой царей, сохраняющих верность нам, а в случае их неблагодарности той же военной силой карать их. Покончив со всеми делами и устроив их указанным образом, он отправился сам сухим путем в Сирию".
Но до тех пор, когда Цезарь отбудет в Сирию, оставались еще более приятные заботы, нежели война с мятежниками. Наконец-то он может в полной мере наслаждаться обществом Клеопатры. "Произошло нечто из ряда вон выходящее в жизни Цезаря: его страсть не угасает, - пишет Декс. - Это не мимолетное увлечение, как можно подумать, начитавшись современных писателей, в чьих ушах стоят жалобы римских любовниц Цезаря, Клеопатра похитила у них победителя Помпея Великого, скажем короче: победителя. Ради этой чужеземки, этой интриганки Цезарь бросил их, покинул Рим. Этих дам даже в самом цветущем возрасте Цезарь не удостаивал, о нет, не удостаивал таким вниманием. А Рим - это город с замашками базара и столицы одновременно, тот, кто в нем рожден, не потерпит, чтобы его сочли за ничтожество. И вдруг - пожалуйста, эта египтянка, это дитя Востока! Каким волшебством, каким приворотным зельем, какой черной магией она смогла покорить Цезаря?"
Да, многие римляне были уверены - и среди них поэт Марк Аней Лукан, - что "Клеопатра приворожила римлянина с помощью чар!".
В его поэме, посвященной знаменитому романтическому путешествию Цезаря и Клеопатры по Нилу среди прочих красочных эпизодов есть сцена беседы Цезаря с египетским первосвященником на пиру у Клеопатры. Римлянина отличали энциклопедическая эрудиция и неодолимая тяга к знаниям, равная по силе властолюбию. Это общеизвестно. Но Лукан изображает, как древняя мудрость Египта заворожила Цезаря, александрийские ученые и философы пленили его глубиной своей мысли. Полководцу не давала покоя одна загадка. "Я бы отдал все на свете, - признается он, - чтобы узнать, где скрыт исток вашей великой реки". В обмен на тайну истока Нила Цезарь у Лукана был даже готов остановить войну.
Их путешествие, так похожее на свадебное, началось весной в самую благодатную и приятную погоду. Древнеримский историк египетского (точнее, греко-египетского) происхождения Аппиан Александрийский писал, что Цезарь совершил это путешествие по великой реке, "наслаждаясь не только прогулкой, но и спутницей". Что, собственно, не вызывает сомнений, поскольку, несмотря на формальный династический брак, характер отношений военачальника и царицы был очевиден.
Светоний пишет: "Но больше всех он любил Клеопатру: с нею он и пировал не раз до рассвета, на ее корабле с богатыми покоями он готов был проплыть через весь Египет до самой Эфиопии, если бы войско не отказалось за ним следовать…"
"Клеопатра увлекает Цезаря не только против течения Нила, но и как бы против течения истории, уносит к Древнему Египту, в страну пирамид, сфинксов, за сотню миль к югу, к Верхнему Египту Фив и Луксора, и еще дальше к тайне первого нильского порога, который назывался тогда Сиеной, а ныне называется Асуаном, - пишет Декс. - На царском корабле помещались супружеская спальня, покои для гостей, приемный зал, все было устроено с величайшей роскошью. Корабль сопровождал целый фло т. То было путешествие двух полубогов… Два месяца путешествий, два месяца празднеств и открытий для одного и другого. Два месяца вне обычной жизни, без гонцов. Два месяца, в течение которых оба наблюдали богатства Египта, его цивилизацию, его несравненные храмы, созданные поколениями".
Завершение путешествия с наступлением сезона горячего пустынного ветра хамсина означало и то, что более у Цезаря и Клеопатры не получится всецело принадлежать друг другу. Историки свидетельствуют, что Цезарю не хотелось покидать Египет, а Клеопатра не желала его отпускать. "Она думала и впредь удерживать его подле себя или же последовать за ним в Рим", - утверждал Дион Кассий. Некоторые римляне даже рассказывали, что приближенные Цезаря были вынуждены увезти его силой на фоне бунта легионеров. Но эта версия - из разряда все тех же легенд о коварной восточной колдунье, заморочившей голову простому и честному воину. Слишком много общего было у двух незаурядных людей, чтобы они не понимали, что чудесный отдых, полный любви и наслаждений, не может длиться вечно. Цезарю предстояло подавить мятеж Фарнака в Азии, добить сподвижников Помпея в Африке и в Испании, да и в самом Риме было неспокойно… "Оба привыкли бесстрашно идти к своей цели; обоим было не впервой бросать вызов судьбе. Оба имели вкус и к труду, и к развлечениям, не отделяя одно от другого. Цезарь отвечал на письма и петиции, наблюдая за сражениями гладиаторов. Клеопатра решала вопросы государственной важности во время пиров и процессий… Клеопатра любила удивлять окружающих и умела преподносить себя. Цезарь был падок на внешний лоск и восхищался истинным талантом во всех его проявлениях… За год до провозглашения диктатором он впервые познал вкус абсолютной власти и женщину, непохожую ни на кого из тех, кого ему приходилось встречать".
Цезарь увез с собой пленную Арсиною, которая теперь не могла представлять опасность для Клеопатры. В Египте осталось двенадцатитысячное войско, долженствующее служить надежной защитой Клеопатре и ее трону. Кассий Дион писал, что Цезарь решился оставить Клеопатру лишь на том условии, что она как можно скорее приедет к нему в Рим.
Плутарх свидетельствовал об этом более сдержанно: "Затем, оставив Клеопатру, которая вскоре родила от него сына (александрийцы называли его Цезарионом), Цезарь направился в Сирию".
РОЖДЕНИЕ ЦЕЗАРИОНА
Любовные шалости не остались без последствий - у Клеопатры родился сын. Он получил традиционное имя Птолемей, но современники, а вслед за ними и историки предпочитали называть его Цезарион - "Цезаренок". Точную дату его появления на свет назвать никто не смог. По утверждению Плутарха, ребенок родился в Александрии вскоре после отъезда Цезаря, то есть в 47 году. При этом в "Жизнеописании Антония" тот же самый Плутарх называет другое время рождения мальчика - весна 44 года до н. э., уже после смерти Цезаря.
Светоний же уверен, что ребенок появился на свет во время пребывания Клеопатры в Риме, но еще при жизни отца. "Но больше всех он любил Клеопатру: с нею он и пировал не раз до рассвета… - писал Светоний, - наконец, он пригласил ее в Рим и отпустил с великими почестями и богатыми дарами, позволив ей даже назвать новорожденного сына его именем. Некоторые греческие писатели сообщают, что этот сын был похож на Цезаря и лицом, и осанкой. Марк Антоний утверждал перед сенатом, что Цезарь признал мальчика своим сыном и что это известно Гаю Матию, Гаю Оппию и другим друзьям Цезаря…"
"Добавим к этому, что в античное время никто не сомневался в отцовстве Цезаря или по меньшей мерс в том, что Цезарь признал ребенка Клеопатры своим сыном, - констатирует Деке. - Для этого пришлось ждать почти два тысячелетия, когда появится член Французской академии Жером Каркопино и припишет отцовство Цезариона Антонию".
Рождение Цезариона вскоре после завершения знаменитого путешествия маловероятно - трудно представить, чтобы царица отправилась в длительную поездку на последних месяцах беременности. Из многих источников следует, что о ребенке стало известно только после 44 года, но это отнюдь не означает, что в тот момент он был новорожденным. "С точки зрения Клеопатры, рождение этого младенца могло сделать для страны больше, чем самые изощренные дипломатические игры… - пишет Шифф. - Пока на коленях Клеопатры сидел Цезарион, то есть маленький Цезарь - так александрийцы прозвали Птолемея Пятнадцатого, - ее трону ничто не угрожало. Малютка стал участвовать в государственных делах, еще не научившись говорить. Он фактически сместил с престола своего дядю. Птолемей Четырнадцатый и оглянуться не успел, как вся власть оказалась в руках его старшей сестры…"
Пьер Деке анализирует все версии, в том числе и те, согласно которым Цезарион мог быть сыном кого-то другого, а возможно, и совсем другой женщины. "Цицерон намекает на то, что маленький Цезарь уже существует, в своем письме от 11 мая 44 года, на основании чего можно считать, что ребенок родился хотя бы двумя неделями ранее. Нам неизвестна точная дата возвращения Цезаря из Испании, но трудно предполагать, что он возвратился ранее первых дней августа 45 года. Календарь, кстати, к тому времени полностью упорядочен. Таким образом, если считать, что Цезарион должен родиться до ее отъезда, нужно, чтобы он был зачат по крайней мере в момент возвращения Цезаря в Италию. Каркопино, сторонник рождения Цезариона в 44 году, утверждает, что, по его данным, Цезарь вернулся официально в Италию лишь в октябре 45 года, и, следовательно, ребенок не может быть сыном официального любовника Клеопатры".
Есть мнение, что Цезарион родился по возвращении матери в Александрию, другая же теория гласит, что Клеопатра ждала уже второго ребенка от Цезаря, но потрясение от гибели возлюбленного и тяготы путешествия привели к выкидышу. Маскировать и скрывать, путать сроки появления наследников царицы умели задолго до Клеопатры. "Сообщите, пожалуйста, подробнее о царице и об этом Цезаре, о котором ходит молва…" - просил своих знакомых Цицерон.
"Она царствует то в одиночку, то с ребенком, которого, если это необходимо, можно рассматривать как единственного кровного наследника Цезаря, - описывает ситуацию Декс. - Вспомним к тому же, что такие сыновья у Лагидов уже убивали своих матерей, а матери - сыновей, и потому важно ли, в конце концов, знать, кто такой Цезарион: может быть, он не сын Цезаря, может быть, даже не сын Клеопатры…"
Стейси Шифф придерживается версии, что Цезарион был рожден в Египте еще до отъезда Клеопатры в Рим. И по приглашению Цезаря она отправилась уже с младенцем. Ну и с братом-супругом для приличия - и ради безопасности, что в ее отсутствие опять кто-то не вздумал использовать юного консорта в своих интересах. "Трудно сказать, что звало Клеопатру в путь: политические соображения или тоска по любимому. Возможно, она хотела показать Цезариона отцу… И ни за что не отправилась бы в Рим, если бы не знала, что ее ждут".
КЛЕОПАТРА В РИМЕ
Среди подарков, приготовленных для Рима, были, конечно, роскошные ткани и ковры, пряности, алебастровые вазы с ароматическими веществами, золотая посуда, мозаичные панно, но, кроме того, тщательно запечатанные бочонки с водой из Нила, которая в те времена считалась чудодейственной и животворящей. А еще экзотические животные - несколько леопардов и жираф.
"Царица с супругом поселилась в доме Цезаря, что не могло не сказаться на их и так небезупречной репутации", - сообщал Дион Кассий. На самом деле Цезарь вместе со своей женой Кальпурнией жил в доме римского верховного жреца, а царице Египта предоставил свою собственную виллу, которая была немедленно обставлена со всей восточной роскошью.