Юрий Долгорукий - Алексей Карпов 6 стр.


СУЗДАЛЬ ИЛИ РОСТОВ?

В первой половине XII века название Суздальская земля вытесняет из летописей и документов прежнее - Ростовская земля. Объясняется это тем, что в годы княжения Юрия Долгорукого именно Суздаль становится фактической столицей княжества.

Этот древний город на берегу небольшой речки Каменки, правого притока Нерли Клязьменской (не путать с Нерлью Волжской!), располагался в центре плодородного Суздальского ополья - "на месте красном, ни веема гористом, ниже паки доловатом и мокром, - как описывал его в середине XVIII века автор "Исторического собрания о богоспасаемом граде Суждале" соборный ключарь Анания Федоров, - но несколько хотя местами и долины имущее, но сухое и приятное, и к плодоношению всякому угодное, не токмо овощия, но и древес садовных множество плодящее… все в меру и сносно, и к житию человеческому приятное угодное место".

И действительно, плодородие здешней почвы принесло Суздалю славу, не померкшую и по сей день. Местная знать, вероятно, с самого начала готова была поддержать князя, присланного из Киева. Его присутствие повышало статус Суздаля и всей Суздальской земли. Кроме того, в глазах местного населения князь был гарантом социальной стабильности; власть его, равно возвышавшаяся над всеми, способна была положить конец сварам и раздорам, обеспечить порядок и экономическое процветание края. Именно местное боярство - прежде всего суздальское - становится в это время главной социальной опорой княжеской власти.

Судя по тому немногому, что нам известно о Юрии той поры, он жил преимущественно в Суздале. Показательно, что в Ростове, старом центре княжества, за все годы своего княжения он, кажется, не построил ни одной церкви (во всяком случае, никаких упоминаний об этом в источниках нет). В Суздале же - и, возможно, еще при жизни отца - Юрий возводит каменную церковь во имя Пресвятой Богородицы - по-видимому, Успения.

По рассказу Киево-Печерского патерика, эта церковь была поставлена им в подражание одноименной ростовской церкви, построенной его отцом, а также в подражание "Великой" Успенской церкви Киево-Печерского монастыря. Некогда, рассказывается в Патерике, "христолюбец" Мономах, "възем меру божественна тоя церкве Печерскыа, всем подобием създа церковь в граде Ростове, в высоту и в широту и в долготу… и сиа вся в чин и в подобие сътвори по образу великыя тоа церкве… Сын же того Георгий князь, слышав от отца Владимера еже от тьи церкви сътворися, и тьи в своемь княжении създа церковь в граде Сужьдали в ту же меру…" О каком именно суздальском храме идет речь, сказать трудно. Обычно полагают, что Юрий достраивал или перестраивал главный суздальский собор - во имя Рождества Пресвятой Богородицы, возведенный, по летописи, еще его отцом Владимиром Мономахом. Но не исключено, что в рассказе Патерика упоминается какая-то другая Богородицкая церковь - возможно, построенная Юрием на своем княжеском дворе.

По мнению современных археологов, при Юрии в Суздальском кремле ("детинце") были выстроены каменные княжеские палаты, а сам город защищен еще одной линией земляных укреплений. Так рядом с древним "городом Владимира" (или "Мономаховым городом" - историческим центром Суздаля) вырос новый "окольный город", или "острог", как его стали называть.

Вероятно, в Суздаль из Ростова на время была перенесена и епископская кафедра. Здесь же, рядом с князем, обосновался и его бывший "дядька"-воспитатель Георгий Шимонович (Симонович). И после того, как Юрий достиг совершеннолетия, этот потомок варяжского рода оставался его правой рукой и воеводой. Юрий сделал его тысяцким, то есть поставил во главе ростовской "тысячи" - местной военно-политической организации, унаследовавшей функции прежней родоплеменной системы управления Ростовской землей. Когда в 1129/30 году, то есть уже после кончины Владимира Мономаха, Георгий Шимонович захочет украсить гробницу преподобного Феодосия, игумена Киево-Печерского монастыря, он именно "от града Суждаля" пошлет "единаго от боляр своих, сущих под ним… в богоименитый град Киев, в Печерьскый манастырь".

Георгий стал родоначальником местного боярского рода. Как полагают, ему удалось сделать должность тысяцкого наследственной в Суздальской земле. Согласно позднейшим родословным книгам, к потомкам Георгия Шимоновича и его сына Ивана причисляли себя московские тысяцкие, начиная с первого московского тысяцкого Протасия, пришедшего в Москву из Владимира вместе с князем Даниилом Александровичем в конце XIII века.

Тысяцкий традиционно занимался сбором княжеской дани. Наверное, именно этим объясняется то, что Георгий Шимонович сумел скопить в своих руках огромные денежные средства. Из того же рассказа Патерика известно, что для "окования" раки преподобного Феодосия он единовременно пожертвовал в Печерский монастырь 500 гривен серебра и 50 гривен золота, что ввело в искушение посланного им для передачи всей суммы боярина Василия. Позднее Георгий добавил к своему дару еще и золотое украшение - шейную гривну весом в 100 гривен (другими словами, еще 100 гривен золота). Такие суммы в те времена были доступны далеко не каждому князю. Так, минский князь Глеб Всеславич, которого летопись особо прославляет за беспримерные благодеяния, в течение всей своей жизни передал Печерскому монастырю 600 гривен серебра и 50 гривен золота, а после его смерти вдова пожертвовала в монастырь еще 100 гривен серебра и 50 гривен золота. Чтобы оценить дар Георгия, скажем, что он лишь немногим уступал годовой дани, собираемой в те же годы со всего Смоленского княжества!

Князь Юрий Владимирович конечно же располагал несравненно большими денежными средствами, чем его воевода. Княжение в Суздале и Ростове позволяло ему, что называется, твердо стоять на ногах. Подвластная ему Северо-Восточная Русь постепенно становилась одним из наиболее развитых в экономическом отношении регионов Древнерусского государства. Этому способствовали и рост городов (особенно заметный в последующие годы княжения Юрия Долгорукого), и развитие торговли и торговых связей - в том числе по Волге, - и приток населения с юга.

Правда, в сфере государственного строительства и развития городской жизни Северо-Восточная Русь заметно отставала от южнорусских областей. В начале княжения Юрия здесь было немного городов, особенно по сравнению с Киевской землей. Городская община, вече были сильны в старых центрах, прежде всего в Ростове, но в целом не имели такого влияния, как на юге. Это обстоятельство, между прочим, отразится на судьбе Юрия: когда позднее он станет киевским князем, ему так и не удастся приспособиться к тамошним условиям, найти общий язык с городскими общинами Киева и других южнорусских городов.

Разумеется, пока был жив отец, Юрий отсылал ему большую часть собранной дани. Сначала, до 1113 года, - в Переяславль, затем - в Киев. Дань шла на юг обычным путем - через Смоленск и далее по Днепру. Судя по несколько более поздней Уставной грамоте смоленского князя Ростислава Мстиславича (1136 год), Владимир Мономах передал десятину с "Суждали залесской" дани основанной им в 1100 году смоленской церкви Пресвятой Богородицы.

* * *

При Юрии Долгоруком Суздаль становится не только политическим, но и духовным центром Северо-Восточной Руси.

Средоточием города считалась каменная церковь Рождества Пресвятой Богородицы, возведенная, по летописи, еще отцом Юрия Владимиром Мономахом и суздальским епископом Ефремом. (Она начнет разрушаться от старости в 1222 году, и на ее месте великий князь Юрий Всеволодович, внук Юрия Долгорукого, построит новый каменный храм.) Другим духовным центром Суздаля был Дмитровский монастырь, также основанный епископом Ефремом. Подобно тому, как большинство первых русских епископов вышли из стен Киево-Печерского монастыря, Дмитровский монастырь дал ростовской и суздальской кафедрам нескольких иерархов. Этот монастырь был особо почитаем в роду тысяцкого Георгия Шимоновича - по свидетельству Киево-Печерского патерика (20-е годы XIII века), "правнуци его любовь имеють к Святому Дмитрею, ту бо имеють место свое в нем". Обитель Святого Димитрия, дочерняя по отношению к киевскому Печерскому монастырю, как бы "замещала" для бояр Шимоновичей собственно Печерскую обитель, столь почитаемую их предком.

Один из Богородицких храмов возвел сам Юрий Долгорукий. Еще две каменные церкви - во имя Святого Спаса Преображения и пригородная во имя Святых Бориса и Глеба в Кидекше на Нерли - будут построены им позднее, около 1152 года.

Автор Киево-Печерского патерика, владимиро-суздальский епископ Симон, не случайно подчеркивал, что Владимир Мономах и Юрий Долгорукий строили свои храмы "в меру" - то есть по образцу - "Великой" Печерской церкви. Современные исследователи отмечают, что Суздаль сознательно уподоблялся "богохранимому" граду Киеву, бывшему не только столицей, но и главным духовным центром Руси.

Многие суздальские церкви становились двойниками прославленных киевских церквей. Таковы и церковь Пресвятой Богородицы в "городе Владимира" - историческом центре Суздаля; и подворье Печерского монастыря и церковь и монастырь Святого Димитрия; и церковь Святого Спаса с одноименным монастырем; и пригородная Борисоглебская церковь в Кидекше на реке Нерли - аналогия знаменитой вышгородской церкви Святых Бориса и Глеба под Киевом и одновременно церкви Святых Бориса и Глеба на Альте под Переяславлем-Южным, построенной Владимиром Мономахом. Не исключено, что киевские храмы стали прообразом и других, более поздних суздальских церквей и монастырей - Святого Василия, Апостола Андрея, Воздвижения честного Креста.

Позднее то же мы увидим и в стольном Владимире-Залесском. Но если князь Андрей Юрьевич Боголюбский и его преемники, отстраивая и украшая свою новую столицу, будут стремиться не просто повторить Киев, но превзойти и затмить его, то Юрий, по-видимому, таких целей перед собой не ставил. Его задача была иной - перенести святость христианского Киева на пространства Залесской земли. И притом сделать это наиболее очевидным и понятным для всех способом - повторив очертания стольного Киева и в самой структуре города, и в посвящениях суздальских и других "залесских" храмов. "Заменить" или затмить Киев они не должны были ни в коем случае. Ибо, повторимся еще раз, Юрий никогда не оставлял мысли самому занять "златой" киевский стол, а потому смотрел на Киев как на потенциально свой город.

БОЛГАРСКИЙ ПОХОД

За те семнадцать лет, что Юрий княжил в Суздальской земле при жизни отца, то есть с 1108 по 1125 год, его имя единственный раз упоминается в летописи - под 1120 годом. В этом году Юрий совершил свой первый поход - против волжских болгар.

Киевский летописец так рассказывает об этом: "В лето 6628 (1120/21) Георгии Володимеричь ходи на болгары по Волзе, и взя полон мног, и полкы их победи, и, воевав, при-де по здорову с честью и славою".

(По свидетельству позднейшей Тверской летописи, войско Юрия в этом походе возглавлял тысяцкий Георгий: "…а воевода у него был и боярин болшей Георгий Симоновичь, внук Африкановь, варяжского князя…". Это конечно же вполне вероятно, однако следует учитывать, что автор Тверского летописца в данном случае полностью опирался на сведения Киево-Печерского патерика, в котором и приведена генеалогия Георгия Шимоновича, а потому его известие нельзя рассматривать как самостоятельное. Некоторые дополнительные подробности болгарской войны приведены в "Истории Российской" В. Н. Татищева. Однако здесь тем более есть основания сомневаться, что историк XVIII века извлек их из каких-то не дошедших до нас летописей, а не домыслил сам, основываясь на разнородных и не слишком достоверных материалах. Во всяком случае, среди действующих лиц у Татищева упоминается брат Юрия Глеб - лицо, по-видимому, вымышленное (летописи ничего не знают о сыне Владимира Мономаха с таким именем): "Владимир, князь великий, посылал детей своих Юриа и брата его Глеба с ростовскими и суздальскими войски на болгоры по Волге. Болгоры же встретили их во множестве водою и сухим путем, на которых Юрий храбро наступя, по жестоком бою победил и, множества полона и богатства взяв, с честию и славою великою возвратился".)

Так Юрий одержал свою первую победу - во всяком случае, из тех, о которых нам известно. В долгой истории противостояния Волжской Болгарии и Руси она занимает особое место. Это первая победа, одержанная войсками, выступившими из Северо-Восточной Руси. Именно после нее инициатива в борьбе за преобладание в регионе постепенно начнет переходить к суздальским, а затем владимиро-суздальским князьям. Но, конечно, далеко не сразу. И, например, еще в 1152 году болгары подступят по Волге к Ярославлю и едва не захватят город.

Сам Юрий более походов в Болгарскую землю не совершал. Напротив, он заключил с волжскими болгарами мир, который был утвержден клятвами ("ротою") как с русской, так и с болгарской стороны - соответственно, по христианским и мусульманским законам. Однако явился ли этот мир результатом его похода 1120 года, или был заключен позже-в 30-е, 40-е или 50-е годы, в точности не известно. Об этом мире вспомнил позднейший летописец - ибо он послужил образцом при заключении русско-болгарского договора зимой 1220/21 года внуком Юрия Долгорукого великим князем Юрием Всеволодовичем: тогда русские и болгары "управишяся по прежнему миру, яко же было при отци его Всеволоде и при деде его Георгии Володимеричи, и посла… мужи свои водити в роту князей их (болгарских. - А.К.) и земли их по их закону".

* * *

Залесская Русь потому и получила такое название, что была удалена от остальной части Руси, отделена от нее непроходимыми лесными массивами. (В латинской Европе ее назвали бы Трансильванией.) То, что происходило в Ростове и Суздале, до времени не слишком интересовало летописцев, трудившихся в Киеве или Южном Переяславле. После памятной войны сыновей Владимира Мономаха с Олегом Святославичем в 1096-1097 годах известие о походе на болгар - вообще первое в общерусской летописи, относящееся к Северо-Восточной Руси (и, добавим, единственное за все время княжения в Киеве не только Владимира Мономаха, но и его сына Мстислава). Оно потому и оказалось включено в летопись, что событие, о котором оно повествовало, имело общерусское значение.

Поход на болгар Юрий, несомненно, совершил по велению отца. Сидевший в Киеве и действовавший преимущественно через своих сыновей, Владимир Мономах проводил в эти годы широкомасштабное наступление на всех направлениях, укрепляя позиции своего государства и на юге, и на западе, и на востоке.

В том же 1120 году еще двое сыновей Мономаха водили свои полки в походы по воле отца: младший брат Юрия, Андрей, - в Польшу; старший, Ярополк, - к Северскому Донцу ("Дону"). Если же охватить взглядом чуть больший промежуток времени и нанести походы Мономашичей на карту, то мы увидим, что они образуют почти правильный крест, четыре конца которого обращены строго на север, юг, запад и восток.

"Тогда же посла Володимер Андрея с погаными (то есть с половцами. - А.К.) на Ляхы, и повоеваша е", - сообщает летописец сразу же за известием о болгарской войне. Очевидно, Андрей выступил в поход позже Юрия.

Судьба этих князей в какой-то степени была схожа. Самый младший из сыновей Мономаха, Андрей тоже начал свою политическую карьеру с половецкого брака и тоже княжил на самой окраине Русской земли - только не на восточной, а на западной. В 1117 году отец женил его на внучке старого врага Руси хана Тугоркана, а в январе 1119 года, после смерти его брата Романа, послал на княжение во Владимир-Волынский, лишь годом ранее отнятый у князя Ярослава Святополчича. Ярослав укрылся в Польше, у своего зятя, короля Болеслава III Кривоустого. Поход 1120 года "на Ляхы", очевидно, имел своей целью предотвратить совместные действия Ярослава с поляками. Но добиться этого Андрею не удалось. В следующем году Ярослав вместе с "ляхами" вторгся в пределы Волынской земли и осадил город Червен. Воевода Мономаха Фома Ратиборич сумел тогда отбить это нападение. Решающее же столкновение князей произошло, как мы знаем, в 1123 году, и если бы не внезапная гибель Ярослава Святополчича под стенами Владимира-Волынского, кто знает, какой оборот приняли бы события на западных рубежах Русской земли. А так поляки и венгры поспешили заключить мир с Мономахом, признав тем самым его права (а значит, и права его сыновей) на Волынскую землю.

Поход Ярополка Владимировича на половцев, напротив, предшествовал по времени болгарскому походу Юрия Долгорукого. Надо полагать, что русские, по обыкновению, выступили весной, когда половцы были наиболее уязвимы.

Назад Дальше