Всю следующую неделю мы учились управлять самолетом. Машину устанавливали на вращающуюся цапфу, кем-то названную штырем. Это нехитрое устройство давало возможность создавать крены, разворачивать самолет в указанную инструктором сторону. Тренажи продолжались до тех пор, пока мы не научились выполнять "полет" по кругу без замечаний. Одновременно осваивали порядок предполетного и послеполетного осмотра самолета, заправку его бензином и маслом. Ко второму воскресенью мая программа наземной подготовки была закончена.
Первый летный день! С нетерпением ждем начала полетов. Самолеты проверены и заправлены. Учлеты в новеньких синих комбинезонах выглядят, как на параде.
- Для встречи - становись!
Группы выстроились каждая против своего самолета. Инструкторы и техники стали впереди.
- Как интересно, - шепчет Зина Близневская, - у меня, наверное, сердце выскочит из груди.
Ей никто не ответил, хотя у каждого было такое же состояние.
Начальник аэроклуба принял рапорт начлета и, собрав инструкторов, дал им последние указания.
- По самолетам! - раздалась его короткая команда.
До начала полетов считанные минуты. Как они долго тянутся! Скорей бы!
Сегодня инструктор сделает по одному ознакомительному полету, чтобы составить о нас первое впечатление. Каковы-то они будут?
Тюриков садится в инструкторскую кабину, а во вторую - учлет Аксенов, лекальщик судостроительного завода. Мы немного завидуем товарищу: ему первому посчастливилось подняться в воздух. Все его действия строго контролирует техник: проверяет правильность посадки, помогает привязаться наплечными ремнями. Только после этого он становится рядом с винтом самолета.
- Запускай моторы! - подает команду начлет.
- Выключено! - глядя на техника, спокойно произносит инструктор. - Зальем!
- Есть, зальем! - отвечает техник и начинает проворачивать винт, с улыбкой посматривая в нашу сторону: смотрите, мол, учитесь, все это вы сами должны уметь делать.
- К запуску!
- Есть, к запуску!
- От винта!
- Есть, от винта! - Техник сильно дергает лопасть, срывая компрессию, и делает два шага в сторону.
Мотор взревел, выбрасывая чуть заметный дымок, винт превратился в прозрачный диск. Гул двенадцати самолетов заполнил аэродром. Теперь все команды подавались только сигналами.
Вот Тюриков развел руки в стороны, приказывая убрать из-под колес колодки. Осмотревшись, он увеличил обороты мотора. Самолет двинулся с места и, плавно покачиваясь, порулил к старту.
Аксенов оглянулся на группу и смущенно улыбнулся. Он как бы извинился перед нами за то, что его первого поднимают в воздух.
У техника свои переживания. Провожая взглядом самолет, он не без хвастовства говорит:
- Вот это мотор, с полоборота запускается. А как работает - музыка…
Невысокого роста, расторопный и аккуратный, наш техник Павлючков пользуется большим авторитетом. По его указанию мы забираем инструментальную сумку, заправочные средства и строем идем в "квадрат" - место на аэродроме, где учлеты ожидают своей очереди на вылет. На старте остаются лишь финишер и стартер.
Не отрываясь, следим мы за полетом своего самолета. Вот он, сделав несколько кругов, садится.
Хочется бежать к нему и встретить Аксенова, но по правилам выйти из "квадрата" имеет право только очередной готовый к полету учлет.
Наконец Аксенов рядом с нами. Мы засыпаем его вопросами. Возбужденный, он в первые минуты не может ничего ответить: ему хочется, наверное, рассказать о многом, но он выпаливает только два слова: - Начало сделано…
- Да ты расскажи, как летал? - пристает Зина Близневская.
- Как летал? Сидел в кабине и смотрел. Полетишь - увидишь, - отвечает Аксенов.
- И рассказать не хочет, - обижается Зина.
Любопытство разгорается с каждым новым полетом. Моя очередь приближается мучительно медленно, а товарищи, как нарочно, делятся впечатлениями скупо. Только Зина, приземлившись, дает волю своим чувствам, захлебывается от восторга.
- Как хорошо! И ничуть не страшно, - повторяет она.
- Так-таки и ничуть? - язвит Рысаков.
- Волновалась, конечно, но, честное слово, совсем немного. С высоты все вокруг видно как на ладони, даже наша Базайха будто ближе стала, - тараторит Зина.
Каждый переживал по-своему.
Тася, другая девушка из нашей группы, после полета сосредоточенно помалкивала. Рысаков по-мальчишески храбрился и старался показать, что полет для него дело вовсе не диковинное.
Наконец и я у самолета.
- Разрешите садиться? - обращаюсь к инструктору.
Тюриков согласно кивает головой. Стараюсь не спешить, чтоб не выдать волнения. А как тут не волноваться, если все - необычно и прекрасно. Даже запах выхлопных газов для меня сейчас приятнее самых благоуханных духов.
- Готов? - спрашивает инструктор, наблюдая за мной в зеркало.
- Готов! - силюсь перекричать гул мотора.
- Даю газ, старайтесь запомнить направление взлета.
Струя прохладного воздуха треплет рукава комбинезона.
- Взлетаю, - снова слышу уверенный голос инструктора.
Я стараюсь заметить направление, распределяю внимание так, как учили во время занятий на тренажере. Но у меня ничего не получается. Хочется остановиться и подумать, но самолет летит, ежесекундно готовя новые сюрпризы.
- Замечайте ориентир, здесь первый разворот, - слышится в наушниках.
Под нами железнодорожный переезд. Самолет накренился и, развернувшись на девяносто градусов, снова стал набирать высоту.
- А вот здесь второй разворот, запоминайте!
Под самолетом бесформенным красным пятном проплыл каменный карьер. Снова разворот - и опять холодок подкатился к сердцу, а руки потянулись к бортам. Но я подавляю это желание, зная, что инструктор следит за мной через зеркало.
- Летим по прямой, берите управление, - приказал инструктор.
Этой команды я не ожидал, однако, польщенный доверием, беру управление. Летевший по горизонту самолет вдруг начал набирать высоту. Резко отдаю ручку от себя, капот машины опускается, возникает крен. Стараюсь все делать так, как недавно на тренажере, но здесь, в воздухе, все получается почему-то иначе. Беру ручку на себя - и капот взмывает выше горизонта. Вывожу машину из крена, а линия горизонта вдруг оказывается выше капота. Мне и совестно, и страшно, но не за свою жизнь, нет, а от ощущения собственной беспомощности, полного неумения управлять самолетом.
Прошла, кажется, целая вечность, прежде чем инструктор снова взял управление. Самолет сразу "успокоился", все стало на свои места. Как легко это удалось Тюрикову! Меня охватило отчаяние: рушилась надежда стать летчиком.
А Тюриков как ни в чем не бывало спокойно сообщает о начале третьего разворота. Бросаю взгляд на землю, вижу кирпичный завод. Закончив разворот, инструктор убирает газ. В кабине становится тише.
- Четвертый, - слышу в наушниках. Машина со снижением входит в крен.
Внизу впереди, на ровном зеленом поле, вижу выложенный из белых полотнищ посадочный знак "Т". Самолет проносится над аэродромом и плавно опускается на три точки.
- Вот и все, - говорит Тюриков. - Теперь порулим на стоянку.
"Не для меня это все, - думаю я с тоской. - Отчислят по неспособности. Ребята после полета выходили из кабины довольные, значит, у них все получалось хорошо, а у меня…" Хочется только одного: чтобы никто не знал о моей неудаче.
Самолет, управляемый инструктором, легко катится к стоянке. А у меня на душе кошки скребут. По взгляду учлета Утенкова догадываюсь, что он мне сочувствует.
Поставив машину на место, Тюриков выключил мотор и привычно скомандовал:
- Выключено!
Потом отстегнул ремни и вылез из кабины.
- Разрешите получить замечания, - обращаюсь я к Тюрикову, когда Утенков отошел от самолета. Не хочется, чтобы мой позор стал известен товарищам.
- Назовите все ориентиры, над которыми выполнялись развороты.
Задача эта нетрудная. Ориентиры накрепко врезались мне в память, и я перечисляю их все до единого.
- Какие трудности испытал при пилотировании? - последовал очередной вопрос.
Не знаю, что ответить. В отчаянии выпаливаю:
- Ничего у меня не вышло.
Тюриков добродушно улыбается и говорит:
- А у кого же сразу выходит? Ориентиры вы нашали правильно. На первый раз и этого достаточно.
У меня словно гора сваливается с плеч. Нет, день не так уж плох, как мне показалось. Просто великолепный сегодня день…
Подошли товарищи из нашей группы. Все веселы, возбуждены. Только Аксенов почему-то хмурится. Что с ним?
- Можно сесть, - сказал инструктор.
Начался разбор полетов. Каждому, конечно, не терпелось узнать, какое он впечатление произвел на инструктора.
- Ну вот и полетали, начало сделано, - спокойно говорит Тюриков. - Двоим я пробовал давать управление, остальные вели себя слишком возбужденно.
После этих слов у меня окончательно пропало чувство подавленности. Гляжу, улыбнулся и Аксенов.
- Запомните, товарищи, - продолжает Тюриков, - чтобы уверенно летать, надо прежде всего научиться работать в непривычных для человека условиях. Нужно избавиться от напряженности и привыкнуть к самолету. Чем свободнее вы будете вести себя в воздухе, тем быстрее освоите технику пилотирования.
После общих замечаний Тюриков разобрал наши индивидуальные ошибки. Каждому из нас он дал полезные рекомендации.
Потом мы старательно мыли свой самолет и протирали мотор. Аэродром покинули перед заходом солнца.
На обратном пути учлеты оживленно делились впечатлениями о первом летном дне. Девушки стрекотали без умолку. А Рысаков притих: инструктор не только не похвалил его, а, наоборот, отметил, что он держит себя в воздухе излишне напряженно.
…На землю опускалась прохладная ночь. На весенней траве появилась роса. Мы приближались к стройке. Из поселка доносились переборы гармошки, и мы невольно ускорили шаг.
Впервые самостоятельно
На строительной площадке пахло свежими сосновыми досками. Стук топоров и жужжание пил перемешивались с гулом моторов. Вместе со старшим инженером Богомоловым мы осматривали выбранное для эстакады место - здесь бревна нескончаемым потоком пойдут из Енисея прямо в цех пилорам.
Щурясь от яркого солнца, старший инженер прикидывал объем и порядок предстоящих работ, сроки их завершения. Первую задачу он поставил мне. Пойду с теодолитом и нивелиром, сделаю привязку местности и перенесу все отметки на чертежи.
- Сейчас беритесь за эстакаду, - сказал он, закуривая папиросу, - а в июне будете строить дорогу.
- Надо бы все успеть сделать до июня, - отвечаю я.
- А к чему такая спешка?
- У меня в июне начинаются сборы. Весь месяц учлеты будут жить в лагере, рядом с аэродромом. Богомолов испытующе посмотрел на меня и спросил:
- Вы что, в самом деле летать собираетесь?
- Один полет с инструктором уже сделал.
- Когда же вы успели?
- Вчера.
- Ну, времена… Захотел летать - пожалуйста! Вы хоть расскажите мне, старику, как там в воздухе.
Я бы рад был уважить старика, но после первого полета мне запомнилось очень немногое. Вот разве ориентиры… Но для него это не интересно.
- Что ж, учитесь, - задумчиво сказал Богомолов, усаживаясь на бревне. - Может, когда-нибудь покатаете. Только, уж если взялись, не бросайте.
Вторая половина мая была напряженной. Я торопился закончить разбивку дорог. После работы, как бы ни уставал, бежал на аэродром. Там тоже приходилось нелегко. Порой казалось, что я никогда не научусь летать. Огорченный и недовольный собой, я подолгу анализировал наедине замечания инструктора. А Тюриков, как нарочно, от полета к полету усложнял задания, предъявлял все новые требования. Теперь мы уже должны были точно выдерживать заданную скорость, высоту, крен на разворотах и производить расчет на посадку.
Но вот в последнее воскресенье мая, после восемнадцатого провозного полета, меня и Аксенова Тюриков представил начлету на проверку. Даже как-то не верилось, что на этот раз мне предстоит действовать самостоятельно, что не будет впереди инструктора, на которого привык надеяться.
Я сижу в самолете и с замиранием сердца жду начальника. А он не спеша подходит к машине, неторопливо надевает летные перчатки, изредка поглядывая в мою сторону, и садится в кабину. Потом молча машет рукой: взлетай.
Стараюсь все делать так, как с Тюриковым. После взлета начлет кладет локти на борта кабины, показывая, что за управление он не держится. Такое поведение проверяющего меня ободрило, но в эту минуту я как-то особенно остро ощутил ответственность за исход полета. Выполнен последний разворот. Веду самолет на посадку, скоро земля. Начлет убрал руки с бортов.
Тщательно определяю высоту выравнивания, плавно добираю ручку на себя, машина опускается на три точки и катится по полосе.
- Заруливайте! - слышу в наушниках.
Мне кажется, что начлет чем-то недоволен. Перебираю в памяти детали полета. Вроде все делал как положено, но на душе неспокойно.
- Слетал отлично, можно выпускать, - говорит инструктору начлет, выйдя из самолета. Я стараюсь сохранить спокойствие, еле сдерживаю улыбку.
Очередной полет - самостоятельный. Для сохранения центровки самолета техник Павлючков кладет в кабину инструктора два мешка с песком. Тюриков проверяет их крепление и, перекрикивая шум мотора, дает последние указания. Бросив короткое "Выруливайте!", он спешит к стартеру.
Я вывожу машину на линию исполнительного старта. Инструктор берет флажки и выжидающе наблюдает за мной. Сейчас не только он, а все, кто находится на старте, смотрят на меня.
Вот Тюриков поднимает белый флажок, а затем энергично вытягивает руку вдоль полосы. Взлет разрешен. Первый самостоятельный взлет! Дорога к нему была не легкой. Сколько пережито и передумано, сколько трудностей пришлось преодолеть… На мгновение мы встретились с инструктором взглядами. Он едва заметно кивнул головой. Для меня достаточно и этого кивка: в нем и ободрение, и доверие. Как благодарен я Тюрикову! Хочется, во все горло крикнуть ему: "Спасибо, не подведу!"
Подаю сектор газа вперед. Самолет срывается с места и, набрав скорость, легко отделяется от земли. Лечу один, но одиночества не испытываю. Все время ощущаю на себе взгляд инструктора. Знаю, что он стоит сейчас на старте и внимательно наблюдает за всеми эволюциями самолета.
После второго разворота, когда машина переведена в горизонтальный полет и мое внимание несколько "высвободилось", меня охватывает чувство радости. Только теперь я по-настоящему осознал свою власть над крылатой машиной. Третий разворот. Наступает самый ответственный момент - надо сделать расчет на посадку. Не спуская взгляда с посадочных знаков, определяю момент начала планирования… Вот он! Убираю газ. Мне кажется, что к последнему, четвертому, развороту самолет приближается быстрее обычного… Разворачиваюсь. Под крылом мелькнул ангар, впереди - посадочное "Т". Плавно беру ручку на себя, чтобы уменьшить угол планирования, и определяю высоту выравнивания. Полоса, словно широкая лента зеленого полотна, убегает под крыло. Сейчас колеса должны находиться в пятнадцати сантиметрах от земли. Я их не вижу, но уверен, что так оно и есть. Скорость быстро падает. Взятием ручки на себя удерживаю машину на заданной высоте. Наконец, почти неожиданно, самолет "проваливается". Полностью добираю ручку. Посадка.
Из кабины не выхожу, полагается выполнить еще один полет. Заруливаю на старт и вижу - кто-то из ребят показывает большой палец. Павлючков проверяет крепление балласта, дружески хлопает меня по плечу и соскакивает с плоскости.
Взмах белого флажка: взлет разрешен. Даю полный газ и самолет снова в воздухе. Второй полет выполняю, копируя первый. Мне приятно, что инструктор не сделал никаких замечаний, появляется уверенность в своих силах и возможностях.
После приземления мой самолет окружают учлеты. Они наперебой поздравляют меня с самостоятельным вылетом. Павлючков вынимает из инструкторской кабины балласт. Мое место занимает Аксенов. Теперь будут проверять его. Ему предстоит пережить то же, что недавно испытывал я.
Подходят начлет с инструктором. Я докладываю о выполнении двух самостоятельных полетов. В ответ слышу поздравления. А через несколько минут вместе с товарищами уже наблюдаю за контрольным полетом Аксенова. Очень хочется, чтобы и у него получилось все хорошо. Вот он приземлился и зарулил на старт.
- Убрать мешки! - коротко бросает начлет.
Значит, Аксенов слетал без замечаний и теперь полетит самостоятельно. И вот он в воздухе. Вижу, с каким волнением следят за ним ребята, инструктор тоже не отрывает глаз от самолета.
Когда Аксенов выполнил два самостоятельных полета, мы бросились его поздравлять. На старте воцарилась праздничная обстановка. Приятно было сознавать, что учлеты нашей группы первыми начали летать самостоятельно.
Вскоре получили "путевку" в небо Ямских и Утенков, а через неделю и девушки. Из нашей группы не вылетел только Рысаков. Самолюбивый, он нервничал, придумывал разные нелепые причины, чтобы оправдать отставание. От помощи категорически отказывался.
- Что ты из себя героя строишь! - взялась за него однажды Зина. - Без группы ты - ноль. Высокомерие никого не приводило к добру.
- Не ты ли учить меня собираешься? Девчонка!
- Девчонка, а тебя обошла. Попробуй догони…
- Оставь его, ему и без тебя досадно, - пыталась остановить подругу Тася.
- А я что, зла ему желаю? Помочь хочу.
- Нашлась помощница, - снова огрызнулся Рысаков. - Думаешь, и в самом деле я не смогу самостоятельно вылететь? Хоть сейчас! Только бы инструктор выпустил.
- Дело не во мне, - вдруг отозвался стоявший за машиной Тюриков. - Вы слишком напряжены в полете, не чувствуете машину.
- Неужели вы решили, что я боюсь?
- Кто не боится, тот помалкивает о своей смелости, - спокойно возразил инструктор и ушел. Некоторое время учлеты молчали.
- Ты думаешь, я стараюсь тебя унизить? - тихо спросила Зина. - Совсем нет. Просто мне хочется, чтобы ты побыстрее вылетел.
- Ну скажи, что мне делать? - сдался наконец упрямец.
- Послушай, - вмешался Аксенов, - мне кажется, ты теряешь уверенность, когда садишься в самолет. Ты вот что… В воздухе смотри на горизонт и не думай о движениях ручкой. Управляй самолетом, как тебе хочется…
Рысаков, против обыкновения, внимательно слушал товарища и в знак согласия кивал головой.
Разговор этот не прошел бесследно. Вскоре и Рысаков вылетел самостоятельно. Теперь Тюриков чаще всего с земли наблюдал за нашими полетами.