– Я извиняюсь, товарищ Булгаков, что не мог быстро ответить на ваше письмо, но я очень занят. Ваше письмо меня очень заинтересовало. Мне хотелось бы с вами переговорить лично. Я не знаю, когда это можно сделать, так как, повторяю, я крайне загружен, но я вас извещу, когда смогу вас принять. Но во всяком случае постараемся для вас что-нибудь сделать.
И сделали. Булгаков занял должность ассистента-режиссера во МХАТе. Его пьесы снова стали идти в театрах.
Почему Сталин поддержал Булгакова? Это любят объяснять изощренным коварством вождя. Дескать, он специально создавал себе имидж эдакого покровителя искусств. Почему-то, когда речь заходит о Сталине, всегда стараются придумать какое-нибудь заковыристое объяснение, добавляющее черной краски к его портрету. Минуя самое простое. Да просто нравились Сталину пьесы Булгакова! И все тут. К примеру, "Дни Турбиных" вождь посетил 15 (!) раз. Один из артистов Театра Вахтангова вспоминал, что после другой булгаковской пьесы, "Зойкина квартира", Сталин сказал: "Хорошая пьеса. Не понимаю, совсем не понимаю, за что ее то разрешают, то запрещают. Хорошая пьеса. Ничего дурного не вижу".
Читатель может спросить: как же так? Сам Сталин пьесу хвалил, а Булгакова продолжали травить? Именно. Тогда вождь был еще не настолько всемогущ, чтобы прислушивались к каждому его слову. Да и литературой он в то время специально не занимался. Хватало других дел. Правда, пришлось. Подробнее об этом будет рассказано в следующей главе. А пока стоит отметить то, что касается Михаила Булгакова.
* * *
Через два года после знаменитого телефонного разговора случилась еще одна интересная вещь. "Грибоедов" сгорел. Нет, не здание, оно и теперь стоит. А вот РАПП ликвидировали. А точнее говоря – разогнали. Достали "пролетарские писатели". Этот факт большинством тех, кто не имел отношение к РАППу, был воспринят с искренним энтузиазмом. Но этим дело не кончилось. Еще через пять лет большинство гонителей Булгакова отправились на Север дикий. Кстати, люди, читавшие роман, наверняка помнят историю в Варьете – когда председатель Акустической комиссии Аркадий Семплявский потребовал разоблачить черную магию – и в итоге при всем честном народе был уличен в амурных похождениях. Так вот, товарищ Семплявский – это член ЦИК Авель Енукидзе, который курировал театры. Он имел прямое отношение к злоключениям Булгакова. Так вот, Енукидзе "погорел на аморалке" – что было явно только предлогом для его устранения от власти. Потом Енукидзе расстреляли. Не повезло "критику Латунскому" – Илье Авербаху. В 1937 году он был арестован по обвинению в участии в троцкистском заговоре и также расстрелян. Окончание "Мастера и Маргариты" писалось, когда эти события уже произошли. Все изложено точно.
А Булгакову был дан покой. Последние десять лет его никто не беспокоил. Он спокойно работал сперва во МХАТе, потом в Большом театре. "Дни Турбиных", вслед за стихами Маяковского, стали советской классикой – произведением, критиковать которое не положено.
Пьесы Булгакова не так чтобы особо, но все-таки ставились. Тем более что сам писатель в последние годы жизни сосредоточился на "Мастере и Маргарите". Благо о куске хлеба заботиться не приходилось. Можно было спокойно и обстоятельно, хотя бы на бумаге, рассчитываться со всеми, кто когда-то обидел писателя – или просто не нравился. Вся жутковатая кутерьма тридцатых прокатилась мимо него. И дело-то даже не в рублях. Булгаков был, безусловно, высокого мнения о своем таланте. Он создавал роман если не на века, то уж в любом случае – рассчитывал, что он будет интересен достаточно долгое время. И он получил возможность его написать.
Читатель, наверное, уже догадался, куда я клоню. Многие, возможно, уже возмущаются. А почему? Воланд – это, конечно, не Сталин. Или, точнее, – это Сталин лично для Булгакова.
О таком покровителе писатель всегда мечтал. Вот что он писал в двадцатых годах:
"Ночью я зажег толстую венчальную свечу. Свеча плакала восковыми слезами. Я разложил лист бумаги и начал писать на нем нечто, начинавшееся словами: председателю Совнаркома Владимиру Ильичу Ленину. Все, все я написал на этом листе: и как я поступил на службу, и как ходил в жилотдел, и как видел звезды над храмом Христа, и как мне кричали: "Вылетайте как пробка!.." Ночью я заснул и увидал во сне Ленина. Я рассказывал про звезды на бульваре, про венчальную свечу и председателя... "Так... так... так" – отвечал Ленин. Потом он позвонил: "Дать ему ордер на совместное жительство с его приятелем. Пусть сидит веки вечные в комнате и пишет там стихи про звезды и тому подобную чепуху".
Вот. Все тот же покой. Принцип не нов. Еще до революции похожую жизненную позицию ехидно спародировал Саша Черный в стихотворении "Мечта".
Жить на вершине голой.
Писать простые сонеты.
И брать у людей из дола
Хлеб, вино и котлеты.
Только Булгаков в изменившейся исторической ситуации понимал: лучше договариваться не с какими-то "людьми из дола", а одним человеком с более высокой властной вершины...
Что тут сказать? Так уж сложилось, что многие талантливые писатели – законченные эгоисты. Именно потому, что для них главная ценность – это собственное творчество. А остальные... В "Мастере и Маргарите" Булгаков с живым задорным юмором описывает, как вассалы Воланда изгаляются над москвичами. Принято считать, что их жертвы страдают "за дело". Вот, к примеру, Воланд – Олег Басилашвили в интервью утверждает: его герой карает зло? Да? Какое? В чем виноват человек, желающий переехать из Киева в Москву? Работники валютного универмага, в котором устроили погром? Соседи, живущие под квартирой Латунского, залитые Маргаритой? Шофер такси, которому из своего кармана придется выплачивать "растаявшие" червонцы? Зато весело было. В этих эпизодах видно презрение человека, полагающего себя представителем духовной элиты, к этим "обывателям". За это "Мастер и Маргарита" и стал культовым произведением интеллигенции. "Мастеров" нужно холить и лелеять, потому что они – соль земли. Булгаковский Мастер – это "реабилитированный" Васисуалий Лоханкин.
"Значит, дар, полученный Мастером, мог бы ему вручить и Ленин. Значит, Воланд вручает Мастеру Ленинскую премию", – полагает отец Андрей Кураев. Но нет, для того чтобы получать Ленинские, Сталинские, а позже Государственные премии, гарантированные тиражи, ордена и все такое прочее, требовались другие качества. Нужно было активно дружить с властью. А эта дружба опасна.
* * *
В отличие же от большинства своих именитых современников-литераторов, Булгаков не стремился играть с огнем. Не пытался лезть в мрачные игры XX века. Не дружил с чекистами, не рвался печататься в "Правде" или, наоборот, – не пер с кулаками на танк. Он хотел покоя – и покой ему дали. Он хотел написать "сверхроман" – и он его написал. Он не стал ни героем, ни жертвой – просто писателем. А вот кто рвался играть... Там уж как сложилось. Одним повезло, другим – не слишком.
Фасад империи
Кровавое межвременье
Эта книга о литературе – но без рассказов о политике не обойтись. Начало тридцатых годов было мрачным временем. Его называют "началом репрессий". Что верно, но не совсем точно. Начало тридцатых – это время бешеных и кровавых политических разборок, в результате которых под каток попадали правые и виноватые.
К началу тридцатых стало понятно, что революция завершилась. Перспективы замутить мировой пожар скрылись в тумане. И начался процесс, который всегда происходит на финальной стадии революции: вожди начали пожирать друг друга. Сталин в те времена отнюдь не обладал неограниченной властью. Потому что вокруг "трона" стояли сплоченные кланы представителей "ленинской гвардии". Эти люди обладали огромным влиянием – в партии, органах и армии. Шутить с ними было опасно.
А кто они были, "ленинские гвардейцы"? Публика, прямо скажем, своеобразная. Это были яркие, сильные и не стесняющиеся в средствах люди, которые всю жизнь занимались революцией. То есть разрушением. Больше они ничего не умели. При этом данные товарищи, посидев у власти, довольно быстро приобрели широкие привычки, соответствующие представителям элиты. Никакого закона они не признавали и признавать не желали.
К качестве иллюстрации можно вспомнить фильм Никиты Михалкова "Утомленные солнцем". Вот перед нами герой Гражданской войны комбриг Котов. Хороший мужик... Режиссер симпатизирует своему герою и ставит его в выигрышные ситуации. Но если отрешиться от обаяния любимого народом артиста? Перед нами эдакий "красный барин". Он живет по принципу "Что хочу, то и ворочу", и никакой закон ему не писан. А на самом деле все эти комбриги, а уж тем более партийные лидеры, были далеко не такими милыми и обаятельными. Все они были объединены в кланы, связанные личной преданностью. Они-то и начали схватку всех со всеми. Вот тут-то и пошли косяком политические дела... Потребуется титанический труд историков, чтобы разобраться, кто против кого копал в том или ином деле. Где в них была правда, где фальсификация. Потому что – это доказано уже сегодня – имелись и реальные заговоры, и сотрудничество с разными иностранными разведками, и вульгарная коррупция, которую по моде того времени объявляли "вредительством". И реальное вредительство тоже имелось. Есть, к примеру, очень серьезные данные, позволяющие полагать, что знаменитое "шахтинское дело" 1928 года не было сфальсифицировано, что там и в самом деле существовала антигосударственная организация.
Я не собираюсь в это углубляться. Просто именно в этом времени завязки многих трагедий, в том числе и литературных. Многие писатели оказались заложниками в этой жуткой игре.
Как известно из истории, Сталин в результате всех переиграл. Но не только потому, что был самым хитрым. Он лучше всех понимал, куда идти дальше. Потому-то и обратил внимание на литературу.
Мы будем жить теперь по-новому
Вернемся немного назад. В конце двадцатых годов "пролетарские писатели" из РАППа, грубо говоря, оборзели. Присвоили себе право судить всех и вся, грубо одергивать тех, кто против. Я уже упоминал о некоторых причинах такого напора. Но была еще одна, связанная как раз с развернувшейся политической борьбой. Дело в том, что в 1926 году один из видных советских лидеров, Бухарин, повел массированную кампанию по борьбе с "великорусским шовинзмом". Во многом она до слез походила на то, что творилось у нас в начале девяностых годов, когда демократическая творческая интеллигенция на любого, кто заговаривал о самобытности русского народа, вешала ярлык "фашиста". Но только если демократы кричали об "общечеловеческих ценностях", то в конце двадцатых исходили из классовой теории. Ведь, как говорил Маркс, "у пролетариата нет отечества". А значит, нечего тут.
Началась эта кампания оголтелой борьбой с "есенинщиной". Бухарина Есенин не устраивал именно тем, что он был сугубо русским поэтом. О чем Бухарин неоднократно и честно заявлял. Под горячую руку попались и многие другие – в том числе, к примеру, Алексей Толстой. Упоминавшаяся кампания против Булгакова – из той же серии.
Что такое "классовый подход", прекрасно поясняет школьный учебник истории России, изданный в 1925 году. Согласно этой книге, если что и было в российской истории хорошего – так это лишь восстания Разина, Пугачева и прочих подобных деятелей помельче калибром. Все остальное – сплошной мрак. Все войны рассматриваются как "чуждые народу" происки всяких там реакционных князей и прочего царизма.
Ребятам из РАППа борьба с "великорусским шовинизмом" была донельзя выгодна. Это позволяло под шумок вытеснить с литературного рынка всех тех, кто не влезал в прокрустово ложе классового подхода. Борцы с масонами при упоминании об этой кампании любят отмечать, что в руководстве РАППа было много евреев. Вот они – исконные враги народа русского! На самом-то деле халтура не имеет национальности. Дело-то в другом – в том, что история развивалась немного не так, как это себе представлял Карл Маркс. Хорошие писатели описывали то, что видели, – потому и шли вразрез с классовой теорией. А халтурщикам – им все равно...
* * *
Но была и другая тенденция. Самое смешное, что ее уловил и оседлал грузин Сталин. Революция развивалась не так, как планировали большевики. Мирового пожара не вышло. И уже в 1924 году Сталин озвучивает тезис, абсолютно еретический с марксистской точки зрения – о "возможности построения социализма в отдельно взятой стране". И дело тут вовсе не в социализме, а в очень простой мысли. Раз уж мы оказались во главе страны, то надо наводить порядок здесь. Надо любой ценой сделать страну сильной. А то сожрут.
Чем дальше – тем этот тезис становился все более очевидным. Сегодня только клинические либералы верят в существование "общечеловеческих ценностей", которыми якобы руководствуются демократические государства. Ага. Если кого-то ничему не научили Югославия и Ирак – это безнадежный случай.
В государственной политике есть только одна ценность – собственная выгода. Все остальное – болтовня. Если кто-нибудь все-таки сомневается – вспомните Японию, которая все двадцатые и тридцатые годы откровенно зарилась на Дальний Восток. Или Польша, претендовавшая на "границы 1779 года" – то есть на включение в свой состав Белоруссии и половины Украины. Да и "мирная" Финляндия полагала, что ее исторические границы должны быть по Свири (посмотрите на карту Ленинградской области, и вы поймете, о чем речь идет).