Димка Соколов, который вспомнил, что когда-то в школе делал табуретки, тоже был здесь. Но одно дело стругать на удобном верстаке легким и острым рубанком небольшой брусок, другое - стоя на коленях, шваркать здоровенным плотницким стругом по лежащей на палубе большущей суковатой доске. Рубанок спотыкался о сучки, стружка забивалась внутрь, и ее чуть не каждую минуту приходилось выковыривать, спина ныла, и соленый пот щипал глаза. Стиснув зубы, Димка продолжал мучиться, яростно чертыхаясь про себя. Рубанок вдруг соскочил с очередного сучка и поехал по доске, а Димка шлепнулся носом вниз, и тут же услышал чей-то сиплый смех. Встав на колени, он увидел Баланду. Тот, лениво развалившись, лежал на палубе в тени от ходовой рубки.
"А этот еще как здесь оказался?" - с удивлением подумал Димка.
- Чо, питерский, это тебе не за маменькин подол держаться, осклабясь, сказал Баланда.
"Зараза!" - ругнулся про себя Димка, но ничего не сказал и снова с остервенением схватил рубанок. Баланда захихикал, но тут же замолчал: над ним стоял Антон.
- Ты лучше, чем хиханьки строить, взял бы да показал, как надо, хмуро сказал он.
- А что? - с вызовом спросил Баланда. - Думаешь, не могу?
- Трепло ты, - сказал Антон спокойно.
- Я - трепло?! - Баланда вскочил с палубы, подошел к Димке и выхватил у него рубанок.
Потом он упер доску в кнехт и начал стругать ее не с того конца, с которого стругал Димка, а с другого. Рубанок быстро бегал взад-вперед, светлая широкая стружка, шурша, скатывалась на палубу. Баланда поработал недолго, но в том месте, где он стругал, доска была ровной и блестящей. Он звонко хлопнул ладонью по ее поверхности и встал с колен.
Димка тоже потрогал доску и посмотрел на Баланду с завистью и уважением.
- То-то! - хвастливо сказал Баланда. - Ты ее, доску-то, против шерсти ковырял, а ее по слоям надо. Салага.
- Ты и топором так умеешь? - спросил Антон.
- Умею, - тем же тоном ответил Баланда, - а чо?
- Айда в трюм. Там стойки надо рубить. Покажешь.
- Показать? Это можно, - снисходительно сказал Баланда и, небрежно загребая ногами, пошел к люку.
- Слушай, а как он-то здесь оказался? - спросил Димка Антона.
- Мало ты еще понимаешь, Соколов, - непонятно ответил Антон и тоже отправился в трюм.
Димка со злостью пнул ногой доску. Постояв немного, он снова взялся за рубанок, и дело, как ни странно, пошло веселее.
На другой день перед началом работы Громов привел на "Зубатку" комиссара.
- Гляди-ите, что делается, - удивленно протянул Морошкин, - это же Людмила!
- И верно, Людмила Сергеевна! - весело крикнул Саня Пустошный.
- Баба в море, - презрительно сказал Баланда, - добра не жди.
- А ты что, всю жизнь в море провел? - насмешливо спросил Антон. Женщины сейчас на траловом флоте на равных с мужиками рыбку ловят, это ты слышал?
- Слышали, - вступил Шкерт, он тоже был здесь. - Так то рыбку, а тут комиссар.
- В гражданскую войну женщины матросскими отрядами командовали, сказал Димка. - "Оптимистическую трагедию" читал?
- Как же! Читал он… - засмеялся Арся.
- Ты, Гиков, язык-то укороти, - угрожающе сказал Баланда.
Арся прищурился.
- Ладно, - сказал Антон, - читал не читал, не в этом дело. А человек она стоящий.
- "Стоящий"… - проворчал Баланда. - А все равно…
- Вот и будет вам в море тра-ге-дия, - добавил Шкерт.
- А ты что, Антон, ее знаешь, что ли? - спросил Славка.
- Так это ж наша учительница, - ответил Антон.
- А-а-а, - сказал Шкерт и засмеялся, - тогда все ясно-понятно. Видел, Васёк. Они тут все свои.
Баланда мрачно хмыкнул, и они со Шкертом сошли с "Зубатки". Ребята молча смотрели им вслед. За учительницу было обидно, и очень хотелось, чтобы она не подкачала, - они-то знали ее хорошо, а ведь большинство совсем не знало.
Кто действительно был рад приходу Людмилы Сергеевны, так это Громов. Он крутился с утра чуть не до ночи, а дела накатывались как снежный ком. Жилье, питание, всякие документы, хлопоты о снаряжении для экспедиции, переговоры с начальством, успокаивающие беседы с матерями и бабками, которые повадились в любое свободное время ходить на факторию проведать своих "чадушек", да еще и за самими этими "чадушками" - глаз да глаз нужен. Словом, бывали у Афанасия Григорьевича минуты, когда он и сам не рад был, что ввязался в это хлопотное дело.
- Ну, товарищ комиссар, Людмила Сергеевна, я уж на тебя работенки навалю, уж не обессудь, - сразу же заявил Громов.
- Давайте, Афанасий Григорьевич, не стесняйтесь, - весело сказала учительница. - Сделаем так: вы сейчас занимайтесь только хозяйством, а я с ребятишками буду.
- Ну, вы с меня полдела сняли, - обрадовался Громов.
Над комингсами люка группа ребят заканчивала небольшую надстройку, что-то вроде двускатной крыши. На нее надо было уложить застекленные рамы, и тогда в трюме будет светло.
- Кто умеет вставлять стекла? - спросила Людмила Сергеевна.
За спинами ребят раздался знакомый голос:
- Я ум-мею.
Мальчишки, удивленные, обернулись: перед ними стоял Боря-маленький.
- Борька?!
- Ты как здесь?
- С нами едешь?
- П-пока не знаю, - уклончиво ответил Боря, - п-пока помогать буду… Можно, Людмила Сергеевна?
- Конечно, - ответила Людмила Сергеевна, улыбаясь.
И в это время из трюма раздался остервенелый вопль Баланды:
- А катись-ка ты со своими советами…
- Ты чего?! - заорал Антон, наклонившись над люком. - Сдурел?
- А чего!.. - крикнул Баланда, задрав голову. - Ежели этот скелет торчать тут будет, я его еще и не туда пошлю. И тебя вместе с ним.
Людмила Сергеевна решительно спустилась в трюм. Антон и Арся спустились следом.
- В чем дело, Баландин? - строго спросила она.
- Да этот вон, - Васька мотнул головой в сторону Карбаса, - крутой, говорит, трап ведем. Лезть ему, вишь, вниз неудобно будет, костыли свои сломает…
- А может, он дело говорит, - сказал Антон.
- Саня, - крикнула Людмила Сергеевна наверх, - или кто-нибудь там еще, позовите Семеныча.
Боцман спустился в трюм. Осмотрел почти уже готовый трап, проверил крепление, подумал и сказал:
- Крутовато, конечно, но переделывать не будем. Больше места в кубрике будет. - И он поднялся на палубу.
- Видал, - сказал Баланда и толкнул Карбаса в грудь. - Кишка соленая… - И он опять выругался.
Арся сильно двинул его локтем в бок, а Людмила Сергеевна медленно подняла руку и вдруг влепила Ваське звонкую пощечину. Баланда дернулся, и толстогубый рот его почему-то растянулся в глупой ухмылке. Ребята растерялись.
- А что, так всегда теперь будет? - ехидно спросил Шкерт.
- Да, - сердито сказала Людмила Сергеевна, - за мат буду давать пощечины. Не как комиссар, а как женщина. - И она вдруг сморщилась и с досадой покачала головой.
Мальчишки ошеломленно переглянулись. А Васька вроде и не удивился и не обиделся.
- Все одно я прав оказался, - пробурчал он.
- Ну и объяснил бы по-человечески, - сказала Людмила Сергеевна.
- А он по-человечески не умеет, - насмешливо сказал Арся, - у него воспитания такая…
- Схлопочешь… - хмуро сказал Баланда.
- Сейчас или завтра? - осведомился Арся.
Баланда промолчал.
После обеда ребята лежали на берегу. Рядом с Димкой блаженно валялся Шняка. Он повадился ходить по пятам за Громовым, а когда тот уходил по начальству, оставался с Димкой.
- А чо, - лениво сказал Баланда, - на "американку" спорю: кто под той баржой проплывет и назад вернетси? - И он показал на стоящую на якоре метрах в пятистах от берега баржу.
Сперва все молчали, потом Арся цыкнул зубом и сказал в небо:
- Как был дурной, так дурной и остался.
Баланда встал и начал не спеша раздеваться. Уже голый, стоя по колени в воде, он повернулся и, усмехнувшись, сказал:
- Зашлабило, да?
- Вернись, губошлеп! - сердито крикнул Антон. - Глупость делаешь.
- Зашлабило… - Баланда засмеялся и вошел дальше в воду.
Тогда вскочил Карбас. Он быстро стянул с себя штаны, рубашку и побежал к воде.
- Утонешь, зараза! - заорал он Баланде. - Я сплаваю!
Баланда распустил губы и захохотал.
- А ну, давай, мезенский, давай, - сказал он, - буль-буль…
Димка дернул Арсю за рукав:
- Чего они, с ума посходили?
- Дрейфанул? - засмеялся Арся. - Да они до Груманта доплывут, лежи.
Антон, как был в брюках, подошел к Кольке и Баланде и дернул с силой их за плечи.
- А ну, на берег! - резко сказал он. - Герои!
Карбас виновато посмотрел на него и, как цапля, переступая длинными ногами, вышел из воды. Баланда сплюнул сквозь зубы, выдернул плечо из Антоновой руки и нырнул. Антон тряхнул головой и снова улегся на прежнее место.
- Ничего не будет, - сказал он, - как нерпа, жирный.
Баланда плыл к барже размашистыми саженками. Течение сносило его, но он упорно двигался вперед. Один раз даже оглянулся и помахал рукой.
- Доплывет, лихоберка несчастная, - сокрушенно сказал Карбас.
- Доплывет, - помолчав, сказал Антон.
- И под баржу, рыбий глаз, поднырнет, - добавил Арся.
- И вернется, и "американку" потребует, - сказал Шкерт, которого здесь вроде бы раньше и не было.
- Так они же не спорили, - удивился Димка.
- Как это "не спорили", - засмеялся Шкерт. - А чего ты тогда в воду полез, Карбасище?
- Ладно уж, - уныло сказал Карбас, - считай, спорили.
- Ух, и г-глупый ты, Коля, - огорченно сказал Боря-маленький, - такой д-длинный-д-длинный, а такой г-глупый-глупый. Он н-на тебя теперь верхом сядет и п-поедет. Ты хоть з-знаешь, что это за спор такой, "ам-мериканка"?
- Не-е, - протянул Карбас.
- Три вопроса, три желания, - объяснил Морошка. - Что захочет, спросит, а ты отвечай. Что захочет, потребует, а ты исполняй. Понял?
- "Американка" дело серьезное, не отвертишься, - задумчиво сказал Славка. - Вот у меня одна девчонка, еще до войны это было, "американку" выиграла. Ну и натерпелся ж я! Вся Одесса с меня смеялась… Вспомнить страшно.
Баланда уже доплыл до баржи. С берега он был еле виден. Все встали. Антон сложил руки рупором и закричал:
- Не ныряй! Слышишь? Не ны-ряй! Верим!
И все хором стали кричать: "Не ныряй, не ныряй! Давай назад!.." Истошно лаял Шняка. Шкерт молчал и ухмылялся.
Было непонятно, услышал Баланда или нет, только он махнул рукой и нырнул. Все замолчали, а когда из-за кормы показалась его круглая башка, облегченно вздохнули: вынырнул.
- Ну, - сказал Антон, - приплывет, я ему врежу!
Баланда приплыл. Он еле вылез на берег - синий, дрожащий - и тяжело плюхнулся на землю. Подошел Шняка и почтительно лизнул его плечо, потом стал лизать волосы. Антон пожал плечами и отошел. Васька лежал ничком и трудно, с присвистом дышал. Потом поднял лицо, все в песке, и, стуча зубами, спросил:
- Што, выкусили?
Ему никто не ответил. Да и что было отвечать - сплавал ведь, ничего не скажешь.
Шкерт улегся рядышком с ним и что-то такое нашептывал. Баланда оживился и сел.
- Эй ты, мезенский… - Он поманил Кольку рукой. - Ползи сюда, дело есть.
Карбас послушно подошел к нему и опустился рядом. Но, услышав то, что сказал ему Баланда, он отшатнулся и вскочил.
- Ты чего?! - заорал он. - Да я… да ты…
- Что ты ему сказал? - громко спросил Антон.
- Ась? - переспросил Баланда.
- Говори: что ты ему приказал? - повторил Антон и посмотрел на Кольку. Тот открыл рот, но Баланда крикнул яростно:
- А ну, молчи!
Колька захлопнул рот и опять уселся, обхватив колени.
- Великолепно, - невозмутимо сказал Славка-одессит, - один приказ уже выполнен.
- Ты што, ты што, - зашипел Баланда, - какой еще приказ?
- Молчать ты ему велел? - сказал Славка. - Он и молчит. Твой приказ выполняет. Чи так, чи не так?
- Так, - сказал Арся, и все с уважением посмотрели на Славку.
Баланда совсем рассвирепел. Он сжал кулаки и хотел вскочить, но Шкерт уложил его обратно, засмеялся и показал глазами в сторону фактории. Оттуда шла к ребятам Людмила Сергеевна.
- Пущай так, - сказал Баланда, - пущай, я добрый. То первое отменяю, слышь ты, Карбас? За мной три вопросика и два приказика. За мной не пропадет. Хы!
К концу июня по обоим бортам главного трюма были выстроены трехъярусные нары. Между ними стоял длинный деревянный выструганный до блеска стол, а по бокам его - скамьи. В носовой части трюма за перегородкой - камбуз, кухня для экспедиции. У команды "Зубатки" был свой камбуз.
В один из последних дней месяца на судно пришла комиссия: два моряка и один - в полувоенной форме, представитель горкома комсомола. Они долго ходили по всем помещениям вместе с Замятиным и Громовым, расспрашивали их, придирчиво осматривали каждую мелочь. Потом парень из горкома поговорил с Людмилой Сергеевной, комиссаром.
После ухода комиссии капитан Замятин приказал всем участникам экспедиции собраться на пристани.
- С завтрашнего дня все поселяются на судне, - объявил он. Предупредите дома - все отпуска запрещены. В крайнем случае - с разрешения начальника экспедиции или комиссара.
Третьего июля около восьми утра по "Зубатке" разнеслась четкая и громкая команда:
- По местам стоять. Отдать швартовы! Малый вперед!
8
Мы с Арсей стояли на полубаке и смотрели по сторонам. Малым ходом "Зубатка" шла по широкой, играющей солнечными бликами Двине. Уходили назад строения лесозавода, стихал визг и грохот пилорам, проплывали мимо похожие на домики штабели досок, выстроившиеся аккуратными "проспектами". Слева по берегу виднелась сплошная линия портовых причалов и пирсов с могучими портальными кранами и стоящими у стенок судами. Посреди Двины на широком рейде застыли толстобокие американские транспорты "либерти" и "виктории". Обгоняли "Зубатку" катера и моторки. Носились вокруг крикливые чайки.
Ребята толпились на палубе, облепили борта, а кто-то даже забрался на ванты.
Но уже минут через пятнадцать "Зубатка" бросила якорь напротив пристани Холодильника, чуть ли не у самого центра города.
- Внимание! - громко крикнул с ходового мостика Замятин. - Видите вон эти два судна? - И он показал на стоявшие неподалеку два корабля. Они были деревянными, двухмачтовыми и, видимо, когда-то ходили под парусами - два старичка, одним словом.
- Так вот, - продолжал Павел Петрович, - тот вон "Азимут", а другой "Авангард", и оба они пойдут с нами до самой Новой Земли. Пойдут с грузами для нашей экспедиции - промысловикам много чего нужно. Кое-кого из вас туда переселим, сами видите: на "Зубатке" места маловато. "Авангард" судно моторно-парусное, пойдет своим ходом за нами. "Азимут" вроде баржи. Его "Зубатка" потянет на ваере, буксире то есть…
- Эту галошу еще на буксире тянуть… - раздался чей-то громкий голос.
- Это не галоша! - строго сказал капитан. - Это заслуженное судно. И вообще, зарубите на своих носах: любой корабль уважать надо. Так-то, товарищи промышленники. И трудностей бояться нечего, на то мы с вами и поморы.
- А тут и черноморцы, и балтийцы имеются, - крикнул Славка-одессит, шо они, слабаки, да?
- Это кто там? - улыбнувшись, спросил Замятин.
- Ну я, так шо? - Славка выступил вперед.
- А ну, топай сюда, - сказал капитан.
Славка бегом поднялся на полубак.
- Севастополь? - спросил Замятин.
- Одесса, - гордо ответил Славка.
- Молодцом. А балтийцы где?
Арся подтолкнул меня, и я тоже поднялся к Замятину.
- Питер? - спросил он и заглянул мне в глаза.
Я кивнул, и мне Павел Петрович тоже крепко пожал руку. Тут на полубак поднялась Людмила Сергеевна, подошла к Замятину и что-то тихо сказала ему.
- Вот как?! - удивился капитан. - Наш комиссар говорит, что тут и с Тихого океана есть?
- Есть, - басом ответил невысокий коренастый парнишка.
- Ты-то как в наши края попал? - спросил Замятин.
- До фронта не дотопал, - смущенно ответил парень.
- Считай, почти дотопал, - сказала Людмила Сергеевна.
- А я мезенской! - тонким голосом крикнул вдруг Карбас.
От хохота парившие над "Зубаткой" чайки испуганно взмыли вверх и переполошенно закричали на разные голоса.
- Ну, ты свой, - отсмеявшись, сказал Павел Петрович и уже серьезно добавил: - И все здесь свои, понятно? Так вот, морячки-промышленники, есть боевая задача: помочь грузить эти вот коробочки. - Он кивнул в сторону "Азимута" и "Авангарда". - Теперь слово вам скажет начальник экспедиции товарищ Громов.
Вперед выступил Афанасий Григорьевич.
- Надо вас всех разбить на четыре бригады, - сказал он, - так будете работать и на островах. Мы тут посовещались с комиссаром и решили вот что: вы друг друга знаете лучше, чем мы вас. Поэтому пусть будет кто с кем хочет. Первая бригада собирается здесь, на полубаке, вторая - по правому борту, третья - на корме, четвертая - по левому борту. Ну, а кто не знает, в какую бригаду податься, тех мы с комиссаром сами распределим. А теперь спокойненько, без суматохи… - Тут он повысил голос и скомандовал: Раз-зойдись!
Суматохи, конечно, было хоть отбавляй.
- Айда на корму! - крикнул Антон.
И я, не раздумывая, пошел за ним, а следом - Витя Морошкин и Саня Пустошный, ленивой походочкой направился на корму Арся и, конечно, Карбас, присоединились к нам Славка-одессит и тот тихоокеанский парень.
Посовещавшись между собой, притопали Баланда и Шкерт. Пришли еще несколько незнакомых ребят.
Потом на корме появился боцман Семеныч. Мы услышали его густой, как пароходный гудок, голос:
- Наговорились? Досыта?
- Не, - ответил Славка, - еще второй фронт не обсудили…
- Вона… президенты, - сказал Семеныч. - Счас другое обсуждать будем. Мне помощник нужон перво-наперво, чтобы порядок блюсти, значит. Вот и выбирайте.
Все, как по команде, уставились на Антона. Я поднял руку, но ничего не успел сказать - вперед выступил Шкерт и быстро сказал:
- Мезенского давайте. Вот его, Кольку.
Карбас оторопело посмотрел на Шкерта, на Семеныча, на нас.
- Пошто меня-то? - спросил он. - Какой из меня команду… командующий… командир, тоись?
- А шо, - сказал Славка, - генерал!
- Адмирал, - поправил тихоокеанский парень.
- Ваше благородие, - сказал я.
- Его превосходительство, - добавил Витька Морошкин.
- Ты того! - вдруг взвился Карбас. - За превосходительство и по ряхе промыслить недолго.
Ребята хохотали, и только Антон и Арся молчали. Я посмотрел на них и тоже перестал смеяться. "Чепуха получается", - подумал я. Ничего я не имел против Кольки, но предложил его Шкерт, и что-то здесь было не то…
- Почему его назвал? - спросил боцман у Шкерта.
- Он море пошибче нашего знает, - лениво сказал Баланда. - Небось с батькой да братаном не раз на промысел хаживал. Хаживал? - спросил он у Кольки.
- Ну, хаживал, дак…