Через год, правда, со скандалом и уже по моей инициативе, он был уволен, но президенты стран Содружества до сих пор говорят, что это был самый сильный исполнительный секретарь СНГ.
Любой саммит СНГ - это обвинения с нескольких сторон. От наших политиков (как правого, так и левого толка) - что я попустительствую президентам независимых государств, не отвечаю на их выпады, даю огромное количество льгот и поблажек в экономических вопросах, прощаю долги и даю занимать вновь и вновь… Но претензии были и со стороны президентов и парламентариев стран СНГ: Россия, мол, не занимается реальной интеграцией, отделывается разговорами, возводит таможенные и налоговые барьеры, не соблюдает соглашения о свободной торговле, не идёт навстречу с ценами на газ и электроэнергию.
Что же происходило на самом деле?
…Это была моя сознательная политика сдерживания противоречий. Политика их амортизации.
Нет, мы не отделывались разговорами. Все проблемы внутри СНГ - решаемые проблемы. Лидеры стран хорошо знают и понимают друг друга, народы связаны узами добрососедства, тысячью тончайших нитей - семейных, профессиональных, дружеских. Вот основной фактор сотрудничества, который мы сохранили.
И я считаю, добились главного: несмотря на все разговоры о смене курса, несмотря на явные попытки некоторых третьих стран обернуть международное сотрудничество против России, наши экономические и политические связи со странами СНГ сейчас по-настоящему окрепли. Фактически они уже превратились в некую систему взаимодействия, разрушить которую очень трудно.
Я очень надеюсь, что когда-нибудь Беловежскую Пущу вспомнят совсем в других выражениях, не так, как сейчас. Будут говорить, что это было начало совершенно нового этапа: вслед за Европейским союзом мы начали строить абсолютно новую реальность, новый союз - Содружество Независимых Государств.
РУБЛЁВАЯ КАТАСТРОФА
Летом 1998 года Россию постигла тяжелейшая финансовая катастрофа. Замечу сразу, что произошла она не только у нас, но и в странах с другой экономикой, с другой историей, с другим менталитетом.
Явление это для нас новое. Мы, долгие годы отделённые от мировой цивилизации высокой стеной, как оказалось, были к нему совершенно не готовы.
Могла ли нас обойти эта беда? Вряд ли. Много в те дни, перед августовским кризисом, давалось ценных советов - и банкирами, и аналитиками, и журналистами, и экономистами… Почему правительство оставалось глухо к этим советам?
Я думаю, по причине, которая коренится в нашей российской психологии: мы настолько часто говорили о грядущей экономической катастрофе, о том, что все рухнет, рубль обвалится, настолько часто "каркали", что чувство тревоги отчасти притупилось. Однако глобальная экономика наших дней не может ждать антикризисных решений неделями и месяцами. Пожар на бирже вспыхивает в течение часа и в течение суток охватывает весь мир.
И вторая важная причина. Несмотря на все разговоры о рыночной экономике, мы ещё не успели окончательно привыкнуть к тому, что наша страна - внутри большой экономической цивилизации, внутри мирового рынка. Зависимость от мировых бирж, от мировой финансовой ситуации по-настоящему не осознавалась.
Между тем именно глобализация мировой экономики, казавшаяся до кризиса каким-то фантомом, абстрактным постулатом, очень больно ударила в 98-м по всей России, по всем её городам, большим и малым, по всем её людям.
С самого начала своей работы правительство Кириенко декларировало создание антикризисной программы. Под руководством Сергея Владиленовича наконец начали писаться грамотные экономические законы, выстраиваться правильные макроэкономические схемы (наработками кириенковского правительства, кстати, пользовались потом все последующие кабинеты министров и пользуются до сих пор). Но вот беда: за этой долгосрочной перспективой молодые экономисты совершенно проглядели текущую катастрофу! Закладывая фундамент, напрочь забыли о крыше. Произошёл удивительный парадокс: самое грамотное в экономическом смысле российское правительство приняло самое неграмотное, непросчитанное решение: оно объявило, что отказывается платить по собственным внутренним долгам.
Впрочем, если разобраться повнимательнее, никакого парадокса тут нет.
Внешне все выглядело очень просто. Западные инвесторы медленно, но верно начали уводить с "проблемного" российского рынка свои капиталы. Непрерывно росла доходность на рынке ГКО (государственных краткосрочных облигаций). Уже с начала 1998 года многие специалисты заговорили о том, что рынок государственных ценных бумаг работает не на государство, а как бы сам на себя. Не правительство использует этот рынок для пополнения бюджета, а участники рынка используют правительство, высасывая финансовые ресурсы. Центральный банк, занимавший тогда тридцать пять процентов рынка ГКО, покупал у правительства новые ценные бумаги, а правительство этими рублями расплачивалось за старые выпуски ГКО. Получив рубли, владельцы ценных бумаг (в основном, конечно, коммерческие банки) несли их на валютный рынок, покупая доллары. Создавали давление на курс рубля. А чтобы удержать этот курс (напомню, тогда он был определён "валютным коридором" и практически не менялся уже в течение долгого времени и равнялся шести рублям за один доллар), Центральный банк тратил свои золотовалютные резервы. Только за январь резервы Центрального банка сократились на три миллиарда долларов. Лишь такой ценой удалось удержать курс внутри "валютного коридора". Так работала кризисная машина 1998 года. Она остановилась лишь тогда, когда кончилось топливо: правительству стало не хватать рублей для оплаты старых госбумаг, а Центробанку - валюты для поддержания курса.
Ещё в конце 1997 года, выступая на заседании правительства, я говорил: "Вы все объясняете мировым финансовым кризисом. Конечно, финансовый ураган не обошёл стороной Россию. И зародился он не в Москве. Но есть и другая сторона - плачевное состояние российского бюджета. А вот здесь пенять можно только на себя".
Да, действительно, на трудную ситуацию финансового рынка накладывалась и другая, просто отвратительная, ситуация - с собираемостью налогов, исполнением бюджета. За январь 1998 года федеральный бюджет получил от налогов лишь около шести миллиардов рублей, это было в два раза меньше, чем бюджетное задание. Любые кредиты мирового банка, любые крошечные доходы - все быстро исчезало в огромной бюджетной дыре. Чтобы погасить долги по зарплате, шли на все.
Доходность на рынке ГКО в феврале не опускалась ниже 40 процентов. А в бюджете была заложена цифра 20. Таким образом, бюджетная дыра, по одним, официальным, оценкам, составляла 50 миллиардов рублей, а в реальности - около 90 миллиардов.
Давление на наш финансовый рынок продолжалось. Международные финансовые агентства объявили о том, что пересматривают финансовый рейтинг России в сторону снижения. Иностранные инвесторы и наши банки осторожничали, больше не доверяли рынку российских ценных бумаг.
В конце мая пошла очередная волна кризиса. Снизились мировые цены на нефть. Сорвались крупные аукционы (в частности, по продаже "Роснефти", на что был большой расчёт). Серьёзные убытки понесли железные дороги, огромные деньги пошли на то, чтобы погасить шахтёрские забастовки.
В этот же момент вдобавок обрушился рынок в Индонезии. Для инвесторов, покупавших наши ценные бумаги, все это были очень плохие новости.
Так долго продолжаться не могло. Ведь только иностранцы владели госбумагами в объёме около 20 миллиардов долларов. И если бы зарубежные инвесторы враз ушли из России, продали свои облигации, рубль бы рухнул незамедлительно. Центробанку надо было, видимо, срочно покидать этот рынок ГКО. Но банк по инерции продолжал за него держаться, надеясь на правительство.
…Ещё в начале года я говорил, что, хотя первый этап финансового кризиса мы проскочили, стало совершенно ясно, что система защиты от этих катаклизмов у нас не отстроена, не работает.
Правительство Кириенко только-только налаживало отношения с Центральным банком, только училось руководить этим тяжёлым механизмом. И при этом оно страшно боялось девальвации рубля!
Ту единственную меру, что могла нас спасти летом 98-го (плавная девальвация в преддверии кризиса), Кириенко, Дубинин и другие отвергали априори. Почему?
Главная причина: начинать свою деятельность правительству Кириенко с девальвации было морально и политически очень тяжело. Крупные банкиры, Дума и губернаторы, промышленники и профсоюзы - все игроки финансовой и политической сцены - плохо воспринимали новичков, технократическое правительство "молодых выскочек". Дума блокировала законопроекты, профсоюз угольщиков устроил настоящую "рельсовую войну", перекрыв сибирские магистрали, губернаторы выносили на Совете Федерации жёсткие и неприятные резолюции. В этих политических условиях девальвация казалась правительству немыслимым, невероятным риском…
Я вспоминаю то психологическое состояние, в котором находился Сергей Кириенко в летние месяцы 1998 года. Он пытался выглядеть снисходительно-спокойным. Старался дистанцироваться от прежней либерально-экономической команды Чубайса, Гайдара. В любой другой ситуации эта тактика была бы, наверное, единственно правильной. Для начала премьеру нужно было избавиться от своих комплексов, обрести привычку к власти. С другой стороны, Сергей Владиленович видел, как все плотнее, тяжелее на страну накатывает жуткий финансовый кризис. Ему необходима была поддержка со стороны крупных банкиров, финансовой элиты. Но и с этой стороны премьер оказался как бы жёстко отрезан: ему попросту не доверяли.
Я видел перед собой такую картинку: на атомной станции случилась авария, и здесь были необходимы не большие академические знания, а многолетний опыт работы с "кнопками".
Вот с этими-то "кнопками" правительство разобралось далеко не сразу!..
Одновременно несколько кризисов с разных сторон обрушилось на правительство Кириенко.
Может быть, сейчас уже мало кто помнит знаменитую "рельсовую войну" лета 98-го года, но уверен, что Сергей Кириенко, кстати, как и я, с содроганием вспоминает ту волну шахтёрских забастовок.
Летом 98-го года началось жёсткое противостояние шахтёров Кузбасса с правительством. Они уже несколько месяцев не получали зарплаты. Продолжали ходить в забои, руководство шахт каждый раз обещало им выплатить причитающиеся деньги. И в очередной раз обманывало. Взрыв открытого недовольства пришёлся на лето, когда приближались отпуска, когда дети должны были отдыхать и набираться сил, а денег в шахтёрских семьях не было совсем.
…Главный парадокс состоял в том, что эти шахты уже давно не входили в государственный сектор экономики. Они были акционированы, иногда уже не раз поменяли своих собственников, но шахтёры не хотели разговаривать с новыми хозяевами или с местными начальниками, которые были не в состоянии справиться с ситуацией. Главными виновниками всех своих бед они по-прежнему считали тех, кто находится далеко, в Москве. Министерство. Правительство.
Забастовки шахтёров в стране происходили и до этого. Реформы в угольной отрасли шли туго, приходилось с огромными усилиями закрывать бесперспективные, экономически нерентабельные шахты. Чаще всего ни политической воли, ни денег на эти преобразования не было. Уголь, который добывали шахтёры с глубоких пластов, имел такую себестоимость, что потребитель был не в состоянии платить за него необходимые для нормального функционирования шахт деньги.
Поэтому к сезонному обострению в шахтёрских регионах прежнее правительство как-то уже приспособилось. Обычно председатель правительства весной собирал у себя губернаторов, руководителей отрасли, профсоюзных шахтёрских лидеров. Правительство выделяло шахтёрам кредиты, списывало их долги, и с грехом пополам каждый раз удавалось шахтёрский кризис смягчить. В этот раз только что назначенный и утверждённый Думой Кириенко упустил надвигающуюся опасность.
Шахтёрская солидарность - вещь уникальная. За одними регионами последовали другие. Буквально за несколько дней шахтёрские волнения охватили почти все угледобывающие районы страны.
Но это ещё не все. Шахтёры стали перекрывать железнодорожные магистрали. Это уже был совсем другой уровень противостояния.
Поезда не ходили. Оборвались связи между регионами. Предприятия несли огромные убытки - не доставлялись грузы. Люди не могли уехать в отпуск. Товары не доходили до потребителей. Волнение в обществе нарастало. В нашей огромной России перерезать железные дороги - все равно что отрубить электричество. Это уже было уголовное преступление. Раздавались голоса - арестовать, посадить, разогнать с помощью спецподразделений. Но очень не хотелось создавать неприятный прецедент уголовного преследования отчаявшихся людей, отягчённый к тому же массовыми столкновениями с органами правопорядка. В аварийном режиме начались переговоры молодого правительства с шахтёрами.
Надо сказать, шахтёрские лидеры быстро оценили ситуацию. Они поняли, что в условиях надвигающегося кризиса их действия вызывают громадный политический резонанс, подобный тому, какой вызывали их забастовки в мою поддержку в 1990 году. Тогда они выдвинули лозунг: Горбачёва в отставку, Ельцина в президенты! Десять лет назад шахтёры возлагали огромную надежду на частную собственность - мол, с её помощью шахты можно будет модернизировать и даже получать процент от прибыли. Я обещал всеми силами содействовать этим реформам.
При этом мы тогда не учли одного обстоятельства: отрасль была морально устаревшая, малорентабельная, и надеяться на какое-то экономическое чудо было наивно… И шахтёрские протесты продолжались все эти годы.
Но в 1998 году шахтёры использовали уже не только привычные экономические лозунги - возвращение долгов по зарплате и так далее. Впервые за последние годы, в столь массовом порядке, согласованно они вновь выступили с полномасштабной политической программой. Долой правительство! Ельцина в отставку!
…Это тяжёлое противостояние продолжалось больше трех месяцев. Шахтёрский пикет, который расположился в Москве, прямо у Дома правительства России, на Горбатом мосту, стучал касками, объявлял голодовки, развлекал журналистов. Постепенно бастующие шахтёры стали мощным информационным поводом для атаки на правительство: к ним приезжали на Горбатый мост депутаты и артисты, с ними встречались представители всех партий и политических движений. Скандал разрастался.
Надо сказать, москвичи реагировали на шахтёрский пикет весьма своеобразно. Эстрадные артисты и политики использовали визиты на Горбатый мост в основном для своей собственной рекламы. Сердобольные московские женщины кормили и поили шахтёрских лидеров, приглашали в гости. Все вокруг шахтёров было настолько спокойно, я бы сказал, лениво, что явно никто не собирался поддерживать их протест. Но за шахтёрами, уныло сидевшими на Горбатом мосту, стояла огромная сила: озлобившиеся шахтёрские регионы, начавшие "рельсовую войну" с правительством.
…Вице-премьер Олег Сысуев, отвечавший за социальные вопросы, мотался из одного угольного региона в другой, почти не глядя подписывал любые соглашения, лишь бы договориться. В одном из таких подписанных им документов я с интересом обнаружил пункт о том, что да, правительство согласно с тем, что Ельцин должен уйти в отставку.
Конечно, юридически этот договор был нелепым, я попросил сохранить его как историческую ценность. Но вместе с тем было понятно: правительство находится уже почти в невменяемом состоянии.
О том, что шахтёрские акции просто гипнотизировали молодых политиков, косвенно свидетельствует тот факт, что после своей отставки Кириенко и Немцов сразу же вышли к шахтёрам и с удовольствием выпили с ними бутылку водки, отметили свой уход. Было понятно, что теперь шахтёрский бунт постепенно рассосётся - ставший для шахтёров политической мишенью премьер побеждён не без их прямого участия. Ни решения проблем, ни успокоения в шахтёрские регионы это, правда, не принесло.
Но поезда по Сибири все-таки начали ходить.
В это время на финансовом рынке ситуация немного улучшилась. Скрепя сердце Минфин прекратил выпуск новых ценных бумаг и начал оплачивать старые из обычных доходов бюджета, то есть за счёт пенсионеров, врачей, учителей. Сразу поползли вверх долги по зарплате бюджетникам. Но другого выхода не было. Пошли на жёсткие меры и Центробанк, и правительство. На пост руководителя Госналогслужбы был назначен Борис Фёдоров, пообещавший очень круто разбираться с должниками.
В это же время состоялась известная встреча Кириенко с крупнейшими представителями российского бизнеса, подальше от прессы, за закрытыми дверями - в старом правительственном пансионате "Волынское", недалеко от дачи Сталина. Кириенко был вынужден уйти от своего чуть ли не главного постулата - не иметь дело с олигархами, ни в чем не зависеть от них.
Кириенко прямо сказал, что ему нужна их помощь. Политического ресурса явно не хватает, чтобы исправить ситуацию.
На этой встрече было решено создать что-то типа экономического совета при правительстве, куда должны были войти все представители крупнейших банков и компаний. Бизнесмены дали на встрече достаточно жёсткую оценку: правительство слабое. Надеяться на финансовую помощь Запада ему не приходится. Кто в мире будет разговаривать с малоизвестным вице-премьером Христенко, с другими молодыми людьми из правительства Кириенко? Было предложено на время откомандировать Анатолия Чубайса на помощь правительству. Участники встречи в "Волынском", которая началась в четыре часа, уже к восьми договорились о кандидатуре Чубайса, а к девяти на моем столе уже лежал указ. Это свидетельствовало о том, что ситуация действительно "пожарная". Чубайс, который совсем недавно в очередной раз ушёл из правительства, вновь оказался востребованным. Указ я подписал в тот же вечер.
Чубайс был назначен спецпредставителем России на переговорах с международными финансовыми организациями в ранге вице-премьера. Это был ещё один компромисс Сергея Кириенко - изначально он хотел опираться только на новую экономическую команду, не контактировать с экономистами гайдаровской школы.
Чубайс быстро добился на переговорах крупного кредита МВФ (шесть миллиардов из обещанных десяти были привезены уже в июле). И поначалу доходность ГКО резко снизилась. Но по всей видимости, положение уже стало настолько угрожающим, что любые опоздания по времени в принятии решений, любые неувязки были в состоянии добить наш рынок, сломать его окончательно. Получи мы кредит двумя месяцами раньше… перейди Центробанк в мае на "плавающий" курс рубля… не объяви международные агентства о падении нашего финансового рейтинга… Сейчас легко говорить в сослагательном наклонении. А тогда?!
Увы, как выяснилось, было уже поздно спасать положение. Рынок перестал верить противоречивым действиям правительства и Центробанка.
В считанные недели кредит растаял: банки с такой скоростью покупали доллары, что удержать курс рубля можно было только путём мощнейшей интервенции на бирже. Центробанк вбрасывал доллары - они мгновенно исчезали. Все участники рынка, в свою очередь, сбрасывали ценные бумаги.
…Вся эта история хорошо известна. Но я ещё и ещё раз прокручиваю её в голове, чтобы понять: когда и где мной была допущена главная ошибка?
Ошибка, по всей видимости, была в моей внутренней установке мая-июля: "не мешать, не вмешиваться". Я привык доверять тем, с кем работал. Однако удержать ситуацию ни Дубинин, председатель Центробанка, ни Кириенко не смогли.