Ощущать сдержанность подруг, с которыми ты не разделила минуты смертельной опасности, отгородилась от нее своею слабостью или неумением - все это было тем главным - Женя хорошо это поняла, - что заставляло летчиков перешагивать даже физические возможности.
- По машинам! Запуск моторов и выруливание по ракете, не копаться, взлетать будем звеньями, по три самолета.
* * *
К полудню с отрогов Кавказского хребта поползли облака, и уже на маршруте Жене пришлось вести свою группу значительно ниже, чем указывалось в боевом приказе. Она чувствовала досаду и тревогу оттого, что условия с самого начала полета усложнялись. Бомбить из-за облаков, если даже будут над целью "окна", бессмысленно и опасно: можно попасть по своим войскам, уж очень близко к передовой были цели для бомбометания. Оставался один выход: снижаться и идти под облаками. Но какая высота будет над целью? Сумеют ли они отбомбиться или придется возвращаться домой с бомбами?
Облачность прижимала к земле. Женя плавно ввела самолет в разворот и начала снижаться. Капли дождя заструились по стеклу кабины, гул моторов стал глуше. Группа рассредоточилась, слева и справа мелькали в космах облачности ведомые самолеты. Впереди по курсу облачность спускалась еще ниже, заволакивая дождем подножье гор.
- Ты, Тимофеева, не волнуйся, - сказал, наклонясь к прицелу и замеряя направление ветра, штурман Никитин. - Буду делать расчеты на бомбометание с планирования.
- С чего ты взял, что я волнуюсь? - Женя сама не заметила, как назвала старшего штурмана на "ты". - Думаю, как уходить будем. Кромка облаков пристреляна зенитками, нельзя вверх. Уходить со снижением - высоты мало, да и на своих бомбах подорваться можно. Сам предупреждал… Обстановка!.. - тихо протянула Женя со вздохом. - Хуже некуда.
Она не могла предположить, что воздушная обстановка только начинает осложняться, что самое сложное будет впереди, когда понадобится вся ее Еыдержка и опыт.
По расчету времени группа уже подлетала к линии фронта. Женя уселась поудобнее, натянула потуже перчатки - даже в жаркую погоду она их не снимала. Оглянулась назад, проверяя, как идут ведомые. Самолеты шли плотно, едва не касаясь консолями крыльев. Справа шло звено Маши Долиной - три самолета. Они шли чуть ниже, приготовясь к развороту на цель. Ведомые Маши - двое "галоидов" Тоня Скобликова и Маша Кириллова - старательно выдерживали интервалы и превышение.
"Хорошо держатся, - подумала Женя, - вот так бы над целью…"
Впереди уже были видны огненные полосы, несущиеся с земли: стреляли скорострельные пушки. Женя прикидывала, как бы провести группу между ними, но на такой высоте с земли будет стрелять все, что может стрелять, и она повела эскадрилью с плавным разворотом так, чтобы на боевой курс - прямую перед целью - осталось минимальное время, только то, которое необходимо для прицеливания.
Она еще раз оглянулась: необычная пустота в воздухе вокруг самолетов эскадрильи заставила ее насторожиться. И вдруг она поняла: ни справа, ни слева вокруг эскадрильи она не заметила ни одного нашего истребителя, хотя еще несколько минут назад, перед входом в облака, они кружились рядом, иногда выскакивая впереди ее самолета, и, перевернувшись в "петле" или "бочке", снова уходили под строй.
- Наши истребители позади, что ли? - спросила она штурмана.
Никитин приподнялся от прицела и оглянулся назад.
- Наверно, ввязались в бой и отстали, - предположил он. - Будем надеяться, что догонят группу. Ты не волнуйся, Евгения Дмитриевна. Не могут они оставить бомбардировщики без прикрытия.
- Что ты меня все успокаиваешь?! Не волнуйся, не волнуйся… С чего ты взял? - Она сильно нажала кнопку вызова стрелка-радиста.
- Слушаю… - раздался в наушниках голос.
- Всем экипажам: не отставать ни на метр. При выходе подбитого самолета из строя его место немедленно занимает другой.
- Передаю.
Линия фронта дала о себе знать вспыхнувшим вдруг со всех сторон огнем. Снаряды рвались вокруг строя, словно нащупывая тот момент, когда ахнувший взрыв превратит самолет в груду охваченных пламенем обломков. Светящиеся, такие безобидные издалека шарики "эрликонов" цепочкой неслись навстречу. Женя маневрировала, уходя то чуть вверх, под облачность, внезапно отворачивала то вправо, то влево, старалась проскользнуть в редкие просветы между разрывами. Ее внимание было настолько занято маневром, что она сначала не поняла, о чем докладывает радист.
- Что у тебя? - переспросила она его.
- Группу атакуют восемь Ме-109! - услышала Женя.
"Ну, вот и началось… Все сразу. И истребителей наших нет, и уйти некуда, на себя только и рассчитывай… Сейчас "мессеры" начнут строй разгонять, а потом по-одному сбивать. А тогда конец, немногие вернутся домой…" Сейчас она не могла ни подсказать, ни помочь. В горячке воздушного боя ее команды могли запоздать, все сейчас решали секунды. Она надеялась, что опыт прошлых боев, ее бесконечные наставления помогут выстоять ее девчонкам. Но где-то внутри росло беспокойство, заставляющее оглядываться по сторонам, чтобы убедиться в том, что все самолеты идут на своих местах.
- Хорошо держатся, - доложил штурман, - Пока я веду огонь, придерживайся курса, - он взглянул на компас и назвал курс. - Можешь маневрировать еще минуты две-три. Потом станем на "боевой".
Женя не видела атак вражеских истребителей, "мессера" заходили сзади, атакуя "девятку" сверху и снизу. Они старались подойти к группе так, чтобы попасть строго в хвост самолета, в "мертвый конус", где их не мог достать пулеметный огонь штурманов и стрелков-радистов. Женя помнила об этой тактике и, отворачивая самолет то вправо, то влево, чуть "задирала" нос машины, или вдруг легко, на несколько секунд переводила ее в снижение. Только так она могла сейчас помочь своим ведомым.
- Где самолеты? - отрывисто спросила Женя. - Скобликова на месте?
Тоне Скобликовой тяжелее всех. Она идет в строю самой крайней - внешней ведомой. Стоит ей чуть замешкаться на развороте - и она отстанет от группы. Пусть на короткое время, но этого будет достаточно, когда атакует столько "мессеров".
- Все в строю, - сквозь дробь пулеметной очереди услышала Женя голос штурмана. - Скобликова на месте. На самолете Федотовой бьет бензин.
"Уже, - подумала Женя с горечью. - Быстро они начали…"
Беда не в том, что бьет бензин, хотя само по себе это большая неприятность. Беда в том, что самолет мог вспыхнуть в любую секунду, а Кате надо продержаться еще минут десять. Она не может выйти из строя, ей надо отбомбиться, да и обороняться от атак "мессеров" легче рядом с друзьями.
Женя снова оглянулась, но самолеты, следуя ее маневру, то опускались, то поднимались, как на невидимых волнах, и она не увидела самолет Кати.
- Где Федотова?
- Держится, - донесся бесстрастный голос штурмана.
"А я на днях Тоню Хохлову, стрелка-радиста Кати, отчитывала, - вспомнила вдруг Женя. - Наелась где-то ягод тутовника, и у нее язык распух. Так и надо, сказала я ей тогда, болтать меньше будешь… Вот клюндя я, и зачем ругала… им-то вон как нелегко приходится…"
- На самолете Долиной горит правый мотор, - услышала она опять голос штурмана. - Мы сбили два "мессера". Атакуют снова.
- У Маши?!
Но штурман уже приник к прицелу. Группа выходила на боевой курс. Жене хотелось спросить штурмана о Маше, но прозвучала его команда:
- Боевой! Курс 282!
Теперь Женя не сможет уже ни оглянуться, ни спросить штурмана о ведомых: она не сможет помочь и стрелкам: она должна выдержать режим бомбометания. Никаких маневров, никакого спуска или набора высоты. Стрелки приборов должны стоять неподвижно.
"Лево пять градусов! Еще чуть-чуть! Так держать! Так держать", - говорила она сама себе, стараясь отогнать мысли о Маше и Кате. Еще две-три минуты, и Женя сможет опять маневрировать. Если бы девчонки выдержали эти минуты в строю! Горят ведь! Не струсят ли и, бросив машину вниз, помчатся к земле, к линии фронта? Что с ними будет?
Она не могла ни повернуться, чтобы увидеть самолеты, ни спросить о них штурмана: его нельзя сейчас отвлекать, он у прицела и тоже не видит идущих позади ведомых.
Впереди справа, почти рядом с ее самолетом, мелькнул Ме-109, и Женя в одно мгновение увидела черные кресты на обрубленных крыльях и пригнувшуюся фигуру летчика. Черный дым бил снизу самолета.
"Еще один горит!" - хотелось ей крикнуть. На носу и на верхней губе выступили капли пота, стекали вниз по подбородку. Было неприятно и щекотно, но она не смела даже тряхнуть головой, чтобы сбросить их. Внизу мелькали обрывки облаков, квадратики станицы медленно ползли по красной курсовой черте, проведенной по прозрачному полу кабины.
Почти рядом с консолью левого крыла рванулся снаряд. Черный дым смешался с набежавшей облачностью, в кабину пахнуло порохом, и у Жени запершило в горле.
"Скоро ли? Что-то сегодня, как никогда, долго мы летим на боевом курсе… Или мне кажется?"
Она раньше почувствовала, прежде чем услышала, команду штурмана. Самолет легко подбросило вверх на несколько метров.
- Бомбы сбросили! Фотографирую!
Еще минута… Долгая, как осенний тоскливый день…
- Как ведомые? - не выдержала Женя.
- На местах, - оглянулся на мгновение штурман. - Все на местах.
Высотомер показывал шестьсот метров. "Только бы не растерялись… Еще немного, и они могут выйти из строя. Успеет ли выпрыгнуть экипаж Маши с парашютами? Или попытаются сесть?" Женя не думала сейчас о себе, о том, что и она в любую минуту тоже может быть прошита пулеметной очередью. Такая мысль просто не приходила ей в голову. Ей хотелось крикнуть девчонкам: "Держитесь!", - может быть, даже погрозить кулаком, они ведь все смотрят сейчас только на ее самолет и видят ее, но Женя машинально продолжала следить за стрелками приборов, едва осознавая, как нестерпимо ноют плечи.
Атаки истребителей продолжались. Из облачности вывалилась еще одна группа "мессеров", они замелькали совсем рядом, словно иглами прокалывая строй эскадрильи со всех сторон.
- Сколько же их всех?!
- Не знаю, много…
- Конец режима! - добавил штурман. - Разворот!
Женя облегченно вздохнула. Теперь ей не нужно было держать свое внимание только на приборах, и она оглянулась впервые за эти тяжелые минуты. Справа она увидела самолет Маши Долиной. На ее машине горели уже оба мотора. Зловещее пламя било снизу, охватывая фюзеляж, неслось огненной струей к хвосту самолета. Рядом с ней, прижавшись, летел самолет Тони Скобликовой, позади него тянулась прозрачная полоса: выливался бензин из пробитого бака.
Женя уменьшила скорость. Стрелка на приборе уперлась в отметку 300. Меньше нельзя. Но и это облегчит летчикам подбитых машин полет в строю. Почти незаметно, с небольшим креном ввела она свой самолет в разворот, то уменьшая скорость, то чуть выходила вперед, сама подстраивалась к ведомым. Слева дымил самолет Ольги Шолоховой, дальше, рядом с ней, за машиной Кати Федотовой тоже тянулась белая полоса. Бил ли это бензин или стлался дым позади, Женя не смогла разглядеть. У нее заныло сердце. Четыре экипажа!
"Сгорят! Если пламя на самолете Маши перекинется на перкалевые рули глубины, машина станет неуправляемой. Тогда экипажу не выбраться!"
Все еще оглядываясь, она переключила переговорочное устройство и вызвала радиста. В наушниках шлемофона зазвучал тревожный сигнал.
- Передай Долиной: немедленно выйти из строя, экипажу покинуть самолет на парашютах!
Линия фронта прошла внизу, и через несколько секунд Женя под своим самолетом через прозрачный пол увидела горящий самолет Маши. "Мессеры" продолжали атаковать его. Почти вслед за Машей вышли из строя Катя Федотова и Гоня Скобликова, а через несколько секунд самолет Ольги Шолоховой, качнув крылом, резко ушел под строй. Только пять оставшихся самолетов продолжали лететь рядом, все так же тесно прижавшись друг к другу.
Облака по-прежнему давили к земле скучным, серым покрывалом. Мелькали внизу потемневшие поля и овраги. Только слева, почти касаясь земли, плыла раздутая темная туча. Женя молчала. На доклад штурмана о том, что задание выполнено и бомбы легли точно в цель, едва кивнула головой.
"Наверное, я не справилась как ведущий, - с тоской думала она. - Потерять в одном воздушном бою четыре самолета! А может быть, и четыре экипажа! Такого в полку еще не было…"
Женя почти не сомневалась, что потеряла все четыре машины: найти подходящую площадку, а в лучшем случае выйти на один из прифронтовых аэродромов, не растеряться и посадить подбитые или горящие машины было делом нелегким даже для опытных летчиков, много летавших. А ее девчонки…
"Хоть бы живы остались… Катя… Маша… Маше хуже всех, не выпрыгнут на такой высоте, не успеют…"
Моторы уныло и надрывно гудели в тон ее мыслям. И вдруг совершенно неожиданно всплыли в памяти строчки из письма, которое она получила утром. Тогда, занятая подготовкой к вылету, она только бегло просмотрела его. А теперь последняя строка, написанная детскими каракулями, кричала каждой буквой: "Мама, я тебя любу!.."
Женя отвернулась, чтобы штурман не увидел ее глаза.
6
Когда самолет снова подбросило, Катя Федотова не обратила на это внимания. Она шла так близко от командира звена, что оглядываться по сторонам не имела ни малейшей возможности: того и гляди врежешься в другой самолет. Она прислушивалась только к гулу моторов, но моторы тянули ровно и сильно, и волноваться не было причины. Не запоздать бы только с командой, когда откроются люки на ведущей машине. Позади нее раздавались пулеметные очереди: штурман Клара Дубкова стреляла почти без перерыва.
- Кать! - раздался голос стрелка-радиста Тони Хохловой, или, как звали ее по-свойски, Тоши - "начальника хвостового оперения".
- Какая еще Катя? Сколько раз тебе говорить, как обращаться в полете?
Тоша даже поперхнулась от непривычно-резкого тона командира. Через несколько секунд она доложила снова:
- Товарищ командир! Бензин бьет!
- Откуда? Из-под мотора или с плоскости?
- С левой плоскости, сильно…
- К тебе в кабину не забивает?
- Пока нет.
- Ладно, следи. "Мессеры" наседают?
- Откуда только берутся… - сквозь треск разрядов услышала Катя в наушниках шлемофона. Взгляд ее скользнул по приборной доске: стрелка бензиномера тихонько скатывалась влево.
"Хватило бы только до посадки, а так - что ж…"
Самолет снова подбросило, и Катя почти повисла над соседним самолетом. Она чуть отвернула и убрала скорость, "втискиваясь" снова в строй. На машине ведущего уже были открыты люки.
- Эй, штурман! - крикнула она Кларе. - Приготовься, люки открыты. - И почти сразу добавила: - Бомбы!
- Присматривай аэродром, - сказала Катя, когда штурман поспешно закрывала люки после бомбометания. - Сразу за линией фронта будем садиться. - А про себя подумала: "Уйду от "мессеров", обману как-нибудь".
Среди летчиков Катя выделялась прямолинейностью суждений и особенной независимостью, неунывающим характером. Она и летала так: легко и весело, словно каждый полет доставлял ей огромное удовольствие. Небольшие синие глаза смотрели всегда с озорным любопытством. Но эта "легкость" совсем не говорила о легкомыслии, небрежности. Это была легкость мастерства. В ее летной книжке, после многочисленных проверок техники пилотирования командиром эскадрильи, стояли одни "пятерки", и Женя, скупая на похвалу, нередко говорила: "Молодец! Летаешь, как бог в Одессе!".
Когда Тоша передала команду выйти из строя, Катя немного помедлила и, увидев, что истребители, после очередной атаки, ушли вверх, резко перешла в пикирование, имитируя сбитый самолет. Машину она вывела почти у самой земли.
- Клара, аэродром давай! А то в поле придется садиться!
- Правее по курсу должна быть площадка для истребителей. Может быть, дотянем. - Прищурившись, вглядывалась Клара в мелькающую внизу землю. - Давали ев нам как запасной аэродром, значит, по длине должна годиться для нашей "пешки".
- Дотянем на самолюбии… Не забудь открыть кран кольцевания.
В том, что она посадит самолет, Катя ни капли не сомневалась. Пусть только площадка будет хоть чуть-чуть приспособлена для посадки самолетов такого типа. В крайнем случае развернется в конце пробега на сто восемьдесят градусов, шасси выдержат, да и тормоза на машине сильные…
- Площадку видишь? - спросила Клара, пригнувшись и нащупывая кран кольцевания. - Вон, "Яки" взлетают.
- Вижу… Тоша, передай на землю, чтобы полосу не занимали… Уходить на второй "круг" не буду. Как ты там? Не заливает?
- Ничего… - ответила Тоша. - Течет помаленьку… Садись.
Самолет выскочил под углом к аэродрому. Катя сделала "горку", чтобы набрать немного высоты, для расчета на посадку.
Аэродром истребителей - узкая укатанная полоска с замаскированными ветвями "Яками" с одной стороны поля и кучкой домов хутора, огороженных плетнями, у дальнего конца, - мелькнул внизу, и Катя даже на глаз не смогла определить длину полосы, но она увидела овраг там, где кончался аэродром.
- Ну, братцы, держись, идем на посадку. Авось, не "промажем", не то окажемся в овраге.
Она не стала делать положенной коробочки для расчета на посадку, а, круто "срезав" на вираже угол четвертого разворота, вышла на "прямую". Катя рассчитывала сесть у самого начала полосы, не у посадочного знака, а гораздо ближе, чтобы иметь хоть небольшой запас для пробега самолета после посадки.
Край плетня, по которому Катя выдерживала направление, бежал навстречу. И вдруг из-за дома показался тягач. Он медленно выезжал наперерез самолету.
- Катя, справа трактор! - крикнула Клара. - Осторожнее!
- A-а… Дьявол его возьми! Откуда взялся?
"Успею раньше него на полосу или нет? Успею!" - решила Катя.
За крылом самолета она не видела тракториста, бросившегося ничком в траву. Колеса самолета прошуршали по земле, самолет бежал, подпрыгивая на кочковатой полосе.
- Тормози, Катя, - сказала Клара, - овраг впереди.
- Я помню.
Когда самолет закончил пробег, стрелка бензиномера лежала на ноле.
- Вовремя мы плюхнулись, - сказала Катя, заруливая в сторону. - Второй круг не вышел бы у нас. Повезло…
Она остановила самолет рядом с замаскированным "Яком".
Никто не бежал, чтобы узнать, чей самолет приземлился: мало ли садится машин, передовая совсем рядом.
Катя тоже не торопилась разыскивать командный пункт, надо было просто передохнуть, прийти в себя после полета.
- Вылезай, братцы, на родную землю, будем считать пробоины.
Едва Катя, Клара и Тоша вылезли из своих кабин, как шум идущего на посадку самолета привлек их внимание.
Это тоже была "пешка". Она приземлилась так же, как и Катя, гораздо ближе посадочных знаков. Струя бензина тянулась далеко позади самолета.
- А ведь это Тоня Скобликова! Эй, давай сюда! Мы здесь! - закричала радостно Катя, размахивая руками.