Своеобразной реакцией на иное соотношение внешнеполитического "баланса сил" были всевозрастающие нападки представителей высшей церковной иерархии Испании на нацизм и идеологию тоталитаризма. Отношение к германским нацистам у высших прелатов испанской церкви было весьма сложное. Германский фашизм способствовал победе Франко, которому церковь была многим обязана: Франко отменил антиклерикальное законодательство периода Республики, восстановил религиозное обучение в школах, восстановил положение 1851 г. о пенсиях служителям культа, вернул церкви ее собственность и т. д. Им было известно резко отрицательное отношение к католицизму Гитлера и вслед за ним многих руководителей германского рейха. Им были известны заявления Гитлера, сделанные Суньеру, что "он в общем не вмешивается в дела церкви, но требует, однако, чтобы церковь в свою очередь не пыталась вторгаться в сферу государственной власти". Но до поры до времени католические прелаты считали нужным сдерживать свое недоброжелательство к немцам, имея в виду общую направленность испанской внешней политики. С конца лета 1942 г. они, напротив, неоднократно демонстрировали свое негативное отношение к тем или иным аспектам нацистской идеологии. Незадолго до падения Суньера новый примас испанской церкви архиепископ Толедо Пла-и-Даниэль в беседе с американским послом сетовал на то, что при Суньере и его приближенном Хосе де Луна нацистское влияние привело к распространению расизма. В разное время Франко и франкисты выступали против евреев в той же мере, как и против масонов, либералов и коммунистов, но лишь как против иноверцев. Фаланга пыталась привить антисемитизм расистского толка, что, по мнению того же Пла-и-Даниэля, было чуждо испанскому народу. Пытаясь заслужить благоволение церкви, фалангистская пропаганда даже создала миф о Гитлере как о "великом католике", что вызвало гнев у церковников. Франко держался в стороне, не вмешиваясь в распри церкви и фаланги. В конце сентября 1942 г. с разрешения архиепископа Толедо в его официальном бюллетене была опубликована большая статья, подготовленная кардиналом Сегурой, в которой решительно осуждалась переведенная на испанский язык нацистская книга, излагающая доктрины расизма, принудительной стерилизации "неполноценных" народов и т. д.
К этому времени предположение Франко, что война продлится долго, под влиянием исхода событий на Восточном фронте переросло в убеждение. И то, что на посту министра иностранных дел Испании фалангиста Суньера сменил монархист граф Гомес Хордана, пробританская ориентация которого была известна, не было случайностью. И хотя первым актом Хорданы как руководителя испанской дипломатии было совещание с послами Германии и Португалии, тем не менее назначение министром иностранных дел Хорданы некоторые сочли признаком возможных изменений во внешнеполитическом курсе Испании. Для демократической части лагеря противников "оси" шестидесятипятилетний Гомес Хордана был достаточно одиозной фигурой. Он был верховным комиссаром в Испанском Марокко в 1920 г., не впервые возглавлял министерство иностранных дел: в 20-е годы - на короткое время при монархии, а в 1938–1939 гг. - в правительстве Франко. Он не принадлежал к "старой" аристократии, графский титул был впервые получен его отцом, также генералом, в 1895 году за "заслуги" на Кубе. Его монархистские, традиционалистского толка убеждения были широко известны. Но в то же время весьма лестную характеристику ему давали как посол Великобритании С. Хор, так и К. Хейс. Первая встреча Хейса и Хорданы произошла 8 сентября. По словам посла США, в ходе беседы "выяснилось горячее желание Хорданы улучшить отношения с США". Министр убеждал посла, что величайшим его желанием было сделать все, что в его власти, чтобы удержать Испанию от вступления в войну".
Вскоре Мадриду представился удобный случай провести зондаж внешнеполитических намерений США не столько в отношении Испании, сколько в отношении держав "оси".
28 сентября личный представитель Рузвельта в Ватикане М. Тэйлор, возвращаясь из Рима в Вашингтон, прибыл в Мадрид. На следующий день он посетил папского нунция, присутствовал на обеде в американском посольстве, а 30 сентября намеревался вылететь в Лиссабон. На аэродроме Тэйлору сообщили, что полет отменяется. Вскоре стало известно, что его ожидает Франко. Но если для Тейлора приглашение в резиденцию Эль Пардо было неожиданностью, Франко, как свидетельствуют памятная записка "То, что следует знать господину Майрону Тэйлору" и "Проект конкретных предложений для переговоров Генералиссимуса с Майроном Тэйлором", тщательно заранее готовился к встрече. Суть высказываний Франко, которые намеренно облекались в парадоксальную форму, сводились к выяснению возможностей для Германии заключения сепаратного мира с Англией и США. Он пытался убедить собеседника, что мир может быть достигнут при условии, что ни одна из воюющих сторон не будет уничтожена: "Уничтожение одной или нескольких воюющих сторон приведет к израсходованию всех сил и будет означать для всех стран в будущем зло более тяжелое, чем сама война".
В течение почти полуторачасовой беседы, которую вели Франко и Тэйлор, а Хордана и Хейс только присутствовали при этом, диктатор отстаивал свою уже неоднократно высказываемую в публичных выступлениях позицию, заключавшуюся в том, что США ведут войну с Японией, совершенно отличную от европейской, что война в Европе представляет собой борьбу против коммунизма, и в этой борьбе США не приемлют никакого участия; что Гитлер как честный джентльмен не искал ссоры с Англией, да и теперь не посягает на ее независимость; что величайшим врагом Англии и Соединенных Штатов, так же как и Германии, Италии и всего христианского мира, является "варварская восточная коммунистическая Россия". Тэйлор не только не согласился с тезисом Франко, но и серией вопросов добился от него признания, что Соединенные Штаты ведут войну, в которой участвуют все державы "оси", а не только Япония, что Гитлер не уважает независимость народов и не намеревается уважать целостность Британской империи и что нацистская Германия, а не коммунистическая Россия первой вступила на путь войны. Тэйлор дал понять, что США преследуют цель закончить войну победой.
Франко по-прежнему оказывал посильную поддержку Германии. В далекую Россию шли воинские эшелоны для пополнения "голубой дивизии", которая в это время была переброшена под Ленинград, где ей предстояло сыграть отведенную ей германским командованием роль в осеннем наступлении на Ленинград. В Германию шли эшелоны со стратегическим сырьем, американским бензином и аргентинской пшеницей. На испанских морских базах находили себе пристанище германские подводные лодки. Во славу германского капитала продолжал свою деятельность концерн Ровак-Софиндус. Испанские дипломаты и сам Франко выполняли "деликатные" поручения Берлина. Испанские газеты по-прежнему прославляли германское оружие. Однако в той двойной игре, которую франкистская Испания вела на протяжении Второй мировой войны, произошли определенные изменения. Эти изменения были еще очень незначительны, и официальные круги США и Англии пытались воздействовать на "маленького генерала" в надежде "умиротворить" его. С этой целью 28 августа 1942 г. по инициативе Рузвельта был принят план спасения и охраны произведений искусства, рукописей, литературы и знаменитых памятников архитектуры Испании с целью поощрения в будущем туризма из Западного полушария при непременном условии соблюдения испанским правительством строгого нейтралитета. То было время, когда заканчивались последние приготовления к операции "Торч". Эта операция была задумана как замена открытия второго фронта в Европе высадкой в Северной Африке. Окончательное решение о высадке в Северной Африке было принято Англией и США еще 25 июля 1942 г. В течение августа-сентября были разработаны и уточнены детали будущей операции и, как свидетельствует У. Черчилль, "окончательное решение о проведении операции было принято 22 сентября на заседании начальников штабов… Дата операции "Торч" была назначена на 8 ноября".
Мнения относительно позиции Испании в связи с операцией "Торч" разошлись. Самуэль Хор не сомневался в том, что Испания вступит в войну на стороне "оси". Черчилль колебался. В послании президенту Рузвельту от 26 августа 1942 г. он писал: "С моей точки зрения, было бы разумно предположить: а) что Испания не вступит в войну с Англией и Соединенными Штатами из-за "Торч"; б) что понадобится, по крайней мере, два месяца для того, чтобы немцы смогли проникнуть через Испанию или добиться у нее каких-либо баз…". Две недели спустя его уверенность поколебалась: по его собственному признанию, его "беспокоила Испания". В послании бригадиру Хиллису для комитета начальников штабов он писал 16 сентября 1942 г.: "Нам придется очень пристально следить за реакцией Испании на подготовку "Торч", которая станет очевидной в Гибралтаре… Что произойдет, если приблизительно за две недели до даты "Торч" немцы окажут нажим на Испанию, потребуют объяснений по поводу этой подготовки и заставят очистить нейтральную полосу либо разрешить им использовать аэродромы Валенсии для своих самолетов? Какова возможная испанская реакция на этот нажим и какой должна быть наша позиция? Нам, возможно, придется столкнуться с Франко по этому поводу в самый неблагоприятный момент. Я думаю, что нам следует подготовить планы на этот счет".
В послании к государственному секретарю Хэллу от 9 октября 1942 г. он советовал не вступать на испанскую территорию, если только сама Испания или страны "оси" не вынудят к этому. Вторжение на территорию Испании могло, по мнению Хейса, привести к вступлению Испании в войну на стороне "оси", что создаст дополнительные трудности для союзников, к тому же будет нанесен моральный ущерб позиции США.
В результате изучения положения в Испании Хейс пришел к выводу, что в том случае, если вооруженные силы Объединенных Наций после высадки во Французском Марокко не нарушат неприкосновенности испанской территории, "Испания, возможно, останется нейтральной и даже может склониться к тому, чтобы выступить на нашей стороне". Рузвельт не разделял оптимизма своего посла, так же как и командующий силами союзников генерал Эйзенхауэр, который в сентябре 1942 г. в одном из своих донесений в Вашингтон писал, что, если Испания вступит в войну на этой стадии, последствия будут "очень серьезными".
3 сентября 1942 г. Рузвельт писал Черчиллю: "Как мы с вами решили уже давно… вы (т. е. англичане. - С. Я.) должны будете заниматься положением в Испании". 11 октября Хейс получил указание сообщить Франко, что "желание Испании остаться в стороне от войны находит полное признание в Соединенных Штатах". 30 октября Хордана сообщил Хейсу, что аналогичные заверения по указанию своего правительства сделал и С. Хор.
В вербальной ноте, переданной Хором 8 ноября 1942 г., британское правительство заверяло, что операция, осуществляемая в настоящее время в Северной Африке, "никоим образом не угрожает интересам Испании… Правительство Его Величества полностью разделяет желание испанского правительства уберечь Иберийский полуостров от разрушений, причиняемых войной, и желает, чтобы Испания имела все возможности восстановить силы и преодолеть разруху как следствие гражданской войны и занять достойное место в будущей Европе".
Опасения Рузвельта в связи с возможным вступлением Испании в войну были так велики, что накануне высадки англо-американских войск в Северной Африке он счел необходимым направить личное послание Франко. Посол К. Хейс получил инструкцию, не мешкая, передать письмо Франко.
В час ночи в субботу, 8 ноября, Хейс позвонил по телефону Хордане и попросил немедленно принять его. Хордана встретил посла в пижаме и был очень встревожен. Хейс заявил о своем желании немедленно встретиться с Франко для передачи срочного послания президента Рузвельта. После безуспешных попыток в течение получаса связаться по телефону с Эль Пардо, загородной резиденцией Франко, Хордане ответили, что Франко нет во дворце, что он охотится и вернется только утром. После длительных уговоров Хейс все-таки показал письмо Рузвельта Хордане. Тон послания Рузвельта был необычайно любезным: "Поскольку Ваш народ и мой - друзья в самом лучшем смысле этого слова и поскольку я искренне желаю продолжения этой дружбы к нашей взаимной выгоде, я хочу очень просто рассказать Вам о причинах, заставивших меня отдать приказ американским вооруженным силам высадиться во французских владениях в Северной Африке". Рузвельт сообщил об имеющейся у него точной информации относительно намерения Германии и Италии захватить французскую Северную Африку. "С Вашим обширным военным опытом Вы должны ясно представить, что в интересах обороны Северной и Южной Америки необходимо безотлагательно принять меры для предупреждения захвата державами "оси" французской Африки", - льстил президент. Он заверил Франко, что эти действия никоим образом "не направлены ни против правительства или народа Испании, ни против Испанского Марокко и испанских территорий - метрополии или заморских территорий". В заключение президент выразил надежду, что "испанское правительство и испанский народ желают сохранить нейтралитет и остаться в стороне от войны. Испании ничто не грозит со стороны Объединенных Наций". Когда Хордана прочел послание Рузвельта, он вздохнул с облегчением: "Итак, Испания не будет втянута". По-видимому, в условиях, когда на Западе начинают развертываться активные боевые действия, он ожидал худшего.
В тот же день Хордана сообщил Штореру: "Посол США в Мадриде передал Его высокопревосходительству каудильо послание президента Рузвельта. Испанское правительство максимально срочно желает знать точку зрения правительства Германии".
Германия отреагировала тотчас же: возобновились переговоры о поставках оружия, прерванные в начале сентября, хотя в Берлине и имелись весьма серьезные сомнения в том, что Испания желает бороться против "западных" врагов Германии.
Позиция Испании в эти тревожные дни не всегда была понятна даже ее представителям за рубежом. Некоторые из них обращались в Мадрид за разъяснением. Приходилось отвечать. Образцом такого ответа может служить послание 27 ноября 1942 г. министра иностранных дел послу Испании в Лондоне герцогу Альбе, в котором Хордана обращал внимание на улучшение отношений с англосаксонскими странами, подчеркнув при этом, что переговоры с ними идут "под высшим руководством генералиссимуса во исполнение его идей".
Хордана категорически отвергал всякую возможность вывода "голубой дивизии" с Восточного фронта: "Когда думают, что мы находимся в большей степени на стороне "оси", чем на стороне англосаксов, то необходимо разъяснить, что мы не столько с "осью", сколько против коммунизма. Невозможно, чтобы тот, кто действительно знает, чем была красная зона в нашей гражданской войне, не понимал, что быть врагом коммунизма и воевать с ним там, где можно, - жизненный вопрос для Испании".
Хордана нарисовал благостную картину положения в Испании, которая "медленно, но верно возвращается к нормальной жизни после нашей гражданской войны. Сегодня наша экономика развивается, наша промышленность функционирует и производит больше, чем когда-либо, происходит феномен адаптации к автаркии, замещая бесчисленное количество продуктов на другие, которые раньше импортировались и теперь производятся в нашей стране".
Что же касается реставрации монархии, о которой так много говорят в Англии, то "это зависит от нашего свободного режима и нашего суверенитета". И тут же в противоречие этому тезису: "Решение принадлежит исключительно главе государства генералиссимусу Франко". Иными словами, для монархиста графа Хорданы Франко - воплощение суверенитета.
1943 г. принес новые тревоги Мадриду: близилось завершение Сталинградской битвы с трагическим для Берлина результатом. 3 февраля Франко встретился с С. Хором и сказал ему, в частности, следующее: "Я считаю роковой ошибкой Англии то, что она продолжает поддерживать Советскую Россию… По одному моему чувству солидарности с Европой я полагаю, что единственно правильным было бы, если бы Англия своевременно вступила бы на путь компромиссного мира с Германией".
Вскоре после победы Красной армии под Сталинградом, 21 февраля 1943 г. правительство Испании, которое возглавлял, как известно, сам Франко, будучи одновременно и главой государства, направило послу Великобритании С. Хору меморандум, в котором говорилось: "Наша тревога в связи с русским наступлением разделяется не только нейтральными государствами, но и всеми людьми в Европе, которые не утратили чувства опасности. Коммунизм и является той чудовищной опасностью для мира, особенно сейчас, когда он опирается на победоносные армии великой державы. Все, кто не ослеп, должен проснуться…