* * *
Для "станции" ФБР в Мехико выявление основных участников операции в Койоакане оказалось крепким орешком. Американцам наиболее подходящим "подозреваемым" казался Карлос Контрерас, бывший политкомиссар Пятого полка в Испании. Фэбээровцам было известно, что его связывает с Сикейросом прочная дружба по совместной работе в компартии Мексики и Антиимпериалистической лиге. Именно Сикейрос в 20-х годах придумал для итальянца Видали "конспиративное" имя - Карлос Контрерас. Присутствие Контрераса в Мехико в период подготовки и проведения операции по "Старику" в какой-то мере помогло Эйтингону и Григулевичу остаться в тени. ФБР затратило много усилий на разработку итальянца, пока не установило, что это - ложная цель.
К слову отметить, что в НКВД "эпохи" Ежова Карлосу Контрерасу тоже не доверяли. Причина понятна: он был слишком близок к некоторым из репрессированных сотрудников разведки. В сентябре 1937 года Москва "предупредила" резидента Орлова о том, что в Испании "находится" некто Сорменти-Видаль-Виктор-Джон, он же Карлос Контрерас, 1900 года рождения, из Триеста, выпускник Академии коммерческих наук, который проверялся НКВД по подозрению в шпионаже в пользу Италии и в троцкистских связях. В ориентировке были такие слова: "Есть данные, что он проник в руководство испанской республиканской армии, В случае обнаружения возьмите Контрераса в тщательную разработку".
Эта "ориентировка" о герое многих корреспонденции Михаила Кольцова и Ильи Эренбурга из Испании показывает, какой колоссальный ущерб нанесли разведке разнузданные, иначе не скажешь, политические чистки. Новички, пришедшие на смену "вычищенных", не знали порой элементарных вещей, имен, которые были у всех на слуху…
* * *
ФБР, развернув контроперацию под рубрикой "Шпионаж-Р(оссия)", само того не ведая, шло по пятам одного из активных участников "охоты" на Троцкого - Иосифа Григулевича.
В список лиц, разыскиваемых по делу, бюро расследований включило некоего Хосе Арари (Jose Harari), который, по данным американского консула в Мехико Джорджа Шоу, являлся политическим беженцем из Аргентины и, без всякого сомнения, "располагал важной информацией" по обстоятельствам убийства Троцкого. В телеграмме, направленной из посольства США в Мексике в Госдепартамент, сообщалось, что Арари, получивший в американском консульстве 28 июня 1940 года транзитную визу, может быть связан с ОГПУ (данные об этом были получены от надежного источника). В послании указывалось также, что "аргентинца" можно разыскать в Нью-Йорке по адресу - 351 West 19 Street на квартире X. Купера (J. H. Cooper).
Из Госдепартамента сведения на Арари передали телефонограммой в штаб-квартиру ФБР. Агенты были завалены работой и потому не слишком торопились с опросом подозрительного "аргентинца". Только 18 сентября два сотрудника бюро, матерясь и чертыхаясь, отыскали искомый адрес и поднялись по замусоренной лестнице обшарпанного дома. После настойчивых звонков из-за обитой дерматином двери выглянула молодая женщина с настороженными глазами. Агенты представились и без долгих предисловий сообщили, что разыскивают Арари.
"Откуда вы знаете, что он должен быть здесь?" - неприветливо спросила женщина, не пригласив агентов в квартиру.
"Он написал нам письмо", - не моргнув глазом соврал старший агент.
Собеседница усмехнулась, явно не поверив ему:
"Да, он был здесь. Проездом. Останавливался на несколько дней. Когда будет снова, не знаю".
Женщина долго отказывалась дать дополнительную информацию, но потом все-таки сменила гнев на милость и призналась, что питала "смутные подозрения" в отношении этого человека и "тайком просмотрела его документы", чтобы выяснить, не фальшивые ли они. Вроде бы ничего настораживающего в них не было. Потом поинтересовалась, не является ли Арари агентом секретной службы Великобритании, поскольку у него в Нью-Йорке невероятное количество друзей. Агенты почувствовали, что женщина явно издевается над ними, и ушли не простившись. Когда вернулись в офис, старший агент подготовил отчет, в котором не без раздражения отметил: "По ее поведению можно сделать вывод, что она - коммунистка".
19 сентября в офис ФБР пришел муж этой женщины и выразил желание предоставить всю имеющуюся в его распоряжении информацию об Арари. Визитер оказался сотрудником полиции, вернее, инструктором полицейской школы и, по мнению агентов, "без двойного дна". Он рассказал следующее:
"Моя жена Энн впервые встретила Арари в Мехико, где мы находились в очередном отпуске. В тот период Арари, по его словам, учился в какой-то школе. 24 июля 1940 года он появился в нашей нью-йоркской квартире и мы приютили его до 26 июля, после чего "аргентинец" простился с нами, заявив, что он намерен навестить своих друзей. Недели через две он позвонил и сообщил, что "путешествует" по домам приятелей, но что хотел бы на время снова остановиться у нас. Действительно, Арари появился, как ни в чем не бывало, и проживал у нас до понедельника 16 сентября. В этот приезд он рассказал, что находится в стране по "студенческому обмену" и намерен обучаться экономике в Корнуэльском университете (Cornell University, Itaca, N.Y.)".
Сдержанность жены в беседе с агентами визитер объяснил боязнью навредить ему по службе "неосторожным словом". Полицейский рассказал также, что за время проживания у них Арари нередко получал письма из различных штатов США и Мексики. Он охотно обрисовал внешний облик жильца: рост - 165 сантиметров, вес - около 70 килограммов, телосложение - среднее, волосы - черные. Примерный возраст - 25 лет.
Между тем представитель ФБР в Мехико продолжил работу по сбору сведений об Арари. Ему удалось установить, что "объект" прибыл в Мехико в мае 1938 года как лицо, спасающееся от политических преследований в Аргентине. Был выявлен один из адресов "аргентинца" в Мехико - на улице Хусто Сьерра. Консьерж сообщил, что Арари писал статьи для сталинских газет и активно работал в компартии. Не обладая явными источниками поступления денег, он производил впечатление человека, который не испытывал в них нужды. Арари довольно часто получал корреспонденцию из России и имел в Мехико дядю (с которым познакомил консьержа). За время проживания на улице Хусто Сьерра Арари совершил две поездки: одну в Нью-Йорк на Конгресс молодежи (в 1938 году), другую - в Гавану. "Аргентинец", несмотря на свою лояльность партии, неожиданно был исключен из нее незадолго до покушения 24 мая "по подозрению в троцкизме", о чем не преминул рассказать консьержу.
За день до того как покинуть Мексику, Арари организовал прощальный обед в доме миссис Кайса в Колонии Легария. Эта дама, полячка по происхождению, сталинистка по убеждениям, подрабатывала уроками английского языка. Она приехала в Мехико из Испании. По словам одного из приглашенных на обед, это была "типичная пирушка гринго", в которой принимал участие и Жак Морнар. Представил его гостям Хосе Арари. По данным, полученным от другого информатора ФБР в Мехико, "аргентинец" присутствовал на другой пирушке, когда Морнар с "помпой" обмывал приобретение в США шикарного "бьюика".
Уезжая из Мехико, Арари одним знакомым говорил, что возвращается в Аргентину, другим - что собирается учиться в американском университете на стипендию, которую ему выделило посольство США в Мексике. В Нью-Йорк Арари выехал 13 июля 1940 года. По оценке ищеек ФБР, на основании этих данных локализовать Арари на территории США будет несложно.
Однако агенты ошиблись. Арари как в воду канул. Никакой новой информации о нем ФБР получить не удалось…
* * *
По распоряжению Центра Иосиф приступил к подготовке своей собственной "эвакуации" в Аргентину, где ему предстояло отсиживаться до тех пор, пока не затихнет "шум погони". Информация, которой располагали в резидентуре, была тревожной: агенты ФБР развернули поиски по всей стране, предъявляя фотографию "Арари" осведомителям в ресторанах и злачных местах, в портах и на вокзалах. Поэтому паспорт на это имя был сожжен, а взамен появился другой - чилийский, подлинность которого не вызвала бы сомнений у самого дотошного сотрудника пограничной стражи. Григулевич был доволен. Ему предстояло вернуться в Буэнос-Айрес. Куратор из резидентуры посоветовал избрать окружной путь: перебраться из Нью-Йорка в Сан-Франциско и там приобрести билет на пароход в Гавану. Оттуда можно спокойно отправляться в "южносельскую страну" Аргентину, не опасаясь цепких глаз агентов ФБР.
* * *
Лауре тоже пришлось бросать дела в Мехико и срочно уезжать в Нью-Йорк. Случилось это летом 1941 года после тревожного предупреждения, полученного от директора школы: ее разыскивает полиция. Неутомимый Нестор Санчес вспоминал все новые подробности о таинственном "французском еврее". Однажды кто-то показал ему на худенькую девушку с косичками и сказал, что это "подружка" "Фелипе", учительница начальной школы. Этого было достаточно для организации розыска.
Нью-йоркская резидентура взяла Лауру под опеку. Ее надежды на скорую встречу с Иосифом не оправдались. На все просьбы отправить ее туда же, где находится муж, курирующий сотрудник Н. просил "набраться терпения" и "дать Иосифу время для устройства на новом месте". Но извещение о том, что в целях безопасности ее "перевели" из Мехико в Нью-Йорк, "Артур" получил. На вопрос о возможности приезда Лауры в Буэнос-Айрес ответ был дан уклончивый.
К сожалению, каких-либо воспоминаний Лауры о пребывании в Нью-Йорке не сохранилось. Известно только, что некоторое время она жила на конспиративной квартире на Авеню Рокамбо, часто бродила по ботаническому саду в Бронксе, часами сидела в читальных залах Нью-Йоркского университета. В архиве семьи Араухо есть несколько писем, которые Лаура послала своей матери из США. Это были странные письма. В них нет ни одного имени, нет названий улиц, нет ничего, никакого ориентира, за который можно было бы уцепиться, чтобы, при желании, отыскать автора. На одном из писем дата - 26 сентября 1941 года:
"Моя любимая мамулька!
Сажусь за пишущую машинку, чтобы сообщить тебе о моих делах. Знаю, что ты беспокоишься. Но ты не волнуйся, я чувствую себя лучше, здоровье мое идет на поправку. Недавно я побывала в школе, в которой буду учиться. Это современное заведение со всеми необходимыми условиями.
Среди огромного количества учащихся есть студенты, которые говорят по-испански. Так что будет с кем поговорить и скрасить мое пребывание здесь.
До начала занятий я решила побывать в самых известных местах Нью-Йорка (их тут много): ходила на театральные спектакли, в кинотеатры (очень элегантные), музеи естественной истории и изобразительного искусства, гуляла в городских садах и парках. Как видишь, я использую мое свободное время наилучшим образом. Пока не могу послать тебе мой адрес, потому что не знаю, где окончательно поселюсь. Вскоре надеюсь это сделать.
Здесь у меня уже есть несколько друзей. Это очень приветливые и гостеприимные люди, которые делают мою жизнь приятной, за что я им благодарна от всей души. Только за пределами своей страны по-настоящему начинаешь ценить дружеское отношение.
Как там ребята? Надеюсь, что они не огорчают тебя. Если у тебя есть жалобы, напиши мне. Самое мое большое желание, чтобы они с каждым днем все лучше относились к тебе и исполняли свои обязанности по дому. Скажи им, что я часто вспоминаю о них. Крепко обнимаю тебя".
Примерно через месяц Лаура вновь пишет в Мехико:
"Любимая мамочка!
Прежде всего хочу сказать, что я была настолько занята, что у меня не оставалось ни одной свободной минуты. Лекции тяжелые, я должна посвящать им много времени и при этом часто не успеваю выполнить задания. Но ты должна быть полностью спокойна: дела у меня обстоят отличнейшим образом. Чтобы ты не беспокоилась, скажу, что лечит меня превосходный врач, университетский профессор, видный специалист. Мне делали инъекции инсулина, что-то около 30 или 40, помимо тонизирующих вливаний и питья витаминов от "а" до "z". А если упомянуть о том, что у меня специальный режим питания, то ты поймешь, что результаты налицо. Я поправляюсь на килограмм, а то и два, в неделю. С первоначального веса я прибавила целых восемь килограммов, сейчас он - 44 кг.
Часто думаю о вас. Главное мое желание, чтобы все было хорошо в вашей жизни. Ребята сейчас завершают учебный год, и я представляю, как они загружены. Скажи им от моего имени, что они должны подналечь, чтобы каждый успешно сдал экзамены, как это всегда бывало раньше. Это письмо предназначено для всех, включая тетушек и бабульку, поскольку ты понимаешь, что в настоящее время я не могу написать каждой в отдельности. Родился ли малыш у Чапарриты? Если увидишь ее, передавай от меня привет. Если ты не захочешь отвечать мне, пусть это сделает кто-нибудь из сестричек. Шлю самые сердечные пожелания всем членам семьи вместе и по отдельности, а также друзьям. С любовью к тебе - твоя дочь. Со следующим письмом пришлю адрес, чтобы вы мне ответили. Обнимаю, Лаура".
Глава IX.
НЕВЕЗУЧИЙ РАМОН МЕРКАДЕР
Несмотря на настойчивые поиски полиции, основные участники операции "Утка" благополучно покинули Мексику. "Марио", братья Ареналь, Антонио Пухоль оказались в конце концов на Кубе. Туда же, по Хороге в Москву, прибыли Эйтингон и Каридад Меркадер. Надо было затихнуть, отсидеться. Помощь в устройстве на жительство в Гаване им оказала Тереса Проэнса. "Том" воздерживался от личных встреч с Леопольдо Ареналем. Связником, при необходимости, была Тереса. Эйтингон знал, что делал. Мужское очарование Леопольд на нее не действовало: она была лесбиянкой.
Для Тересы приезд "Тома" был очень кстати: переводы с английского языка для журналов "Эльяс" и "Пахинас" большого заработка не давали, а "Том" умел пристроить в хорошее место, да и сам платил неплохо. В Гаване он старался продвинуть Тересу на должность в министерстве иностранных дел. По его совету она написала соответствующее прошение на имя Фульхенсио Батисты. На фоне таких латиноамериканских диктаторов, как Убико и Трухильо, Батиста выглядел вполне прилично. Демократически избранный президент. И не запрещает компартию! Он дал работу Проэнсе, но в министерстве просвещения. При всей тропической широте натуры Батиста не хотел иметь в своем МИДе людей с коммунистическими убеждениями. Эйтингону только и оставалось, что бессильно развести руками.
* * *
Из участников операции "Утка" больше всего не повезло Рамону Меркадеру. "Исполнителю" воли Сталина пришлось отсидеть в "Черном замке" - мексиканской тюрьме Лекумберри - почти двадцать лет! Все эти годы в переписке НКВД - МГБ - КГБ он проходил под именем "Гном".
Надо ли говорить, что обычно спецслужбы делают все возможное и невозможное, чтобы выручить своих людей из беды. Почему же советская разведка не помогла своему агенту выйти досрочно? Почему не организовали побег? Почему через влиятельного адвоката Эдуардо Сенисероса не добились сокращения срока? Что подвело в механизме столь всемогущей организации, как НКВД?
Одна из причин на виду. Через десять месяцев после убийства Троцкого началась Великая Отечественная война. Усилия внешней разведки были сосредоточены на обеспечении стратегической информацией советского руководства и командования Красной Армии. Другие задачи, какими бы важными они ни казались до 22 июня, разом потеряли приоритет. Наверное, и сам "Гном" понимал, что его друзья в НКВД заняты более важными вопросами. Не до него! Хорошо еще, что "Том", покидая страну, оставил "группу поддержки", главной задачей которой было оказание узнику помощи деньгами и качественным питанием, организация защиты от покушений уголовных элементов, нанятых троцкистами. Необходимые средства были оставлены адвокату Сенисеросу и нелегалам "Хуану" и "Гарри".
В таком статичном положении принял дело Меркадера резидент Лев Тарасов (Василевский), прибывший в Мексику под дипломатическим прикрытием в мае 1943 года. Среди поставленных перед ним в Москве задач было вызволение "Гнома". Рамону Меркадеру приходилось сидеть в тюремных казематах Испании в начале 30-х за организацию забастовок. Но мексиканский опыт был тяжелее. Не раз на него нападали уголовники, лезвия ножей сверкали в сантиметрах от горла. Досаждали визитами назойливые журналисты, подстерегавшие момент, когда он расслабится и будет готов "рассказать все". Рамон похудел, ибо страдал от желудочных болей. Ему казалось, что его травят намеренно, чтобы, как собаку, бросить в безымянную могилу на тюремном кладбище. Он тосковал по общению с единомышленниками, но посещения "симпатизантов" вызывали у него беспокойство. Не скрывается ли за дружеской улыбкой враг? Не таится ли за очередным предложением о помощи ловушка троцкистов? В его положении нельзя ошибаться: доверчивость смертельна.
Исчерпывающую информацию о закулисной работе советской разведки по вызволению Меркадера "из плена" получить, наверное, весьма сложно. Но есть свидетельства, по которым можно составить четкую картину событий "вокруг" "Гнома". К Рождеству 1944 года "группа поддержки" наконец-то подготовила побег Рамона. Планировалось перебросить его в Веракрус и после "профилактической отсидки" на конспиративной квартире переправить в Гавану на судне, курсировавшем между этими портами. Кубинский паспорт на "Гнома" был заготовлен и дожидался своего часа в сейфе у резидента.
В это же время, в декабре 1944 года, в Мехико вновь появилась Каридад Меркадер (новый псевдоним "Кира"), Рапорт на ее командировку подписал Лаврентий Берия. Каридад приехала в Мехико в сопровождении кадровой сотрудницы нелегальной разведки Анны Каратаевой ("Инее"), которая по легенде прикрытия являлась "дочерью" Каридад. В оперативной переписке женщины проходили под кодовым словом "Дуэт".