В безуспешных поисках убийцы, полиция провела ещё 4 дня, когда 22 июня 1934 г. когда посланный в г. Гданьск в связи с убийством Перацкого, начальник следственной службы г. Львова Юзеф Будни установил появления в обществе Андрея Федины (32-х лет) видного функционера и резидента ОУН-УПА в этом городе, значившим в полиции как украинский националист под псевдонимами: "Моисей", "Сак", "Саковский", "Смок", и ранее неизвестного полиции украинца, плохо ориентирующегося в городе.
При этом оба, тщательно конспирировали все встречи между собой. После этого Федина и присоединившаяся к ним неизвестная женщина, проводили незнакомца на пароход, идущий в немецкий город Звинемюнде.
На основе полученной от Юзефа Будни информации, польская полиция, заподозрив в неизвестном, убийцу Перацкого, потребовала от немецкой полиции, немедленно задержать неизвестного.
По прибытии парохода, немецкой полицией с участием польского консула было установлено, что разыскиваемый есть подданный Польши - Евгений Скиба, но документы на его прибытие в Германию явились поддельными. По настоянию польской полиции Скиба был доставлен самолётом в Варшаву, где допрошен по делу об убийстве Перацкого. При этом Скиба отрицал всякую свою причастность к этому делу, заявляя так же, что он никогда ранее не был в Варшаве.
Но к этому времени полицией было достоверно на основе показаний свидетелей установлен, факт нахождения Скибы в доме Карпинца, где была изготовлена бомба.
Одновременно полиция также установила подлинное имя Скибы - Николай Лебедь, (24-х лет) член УВО с 1929 г. который значился в картотеках полиции под псевдонимами: "Чорт", "Игорь", "Максим Рубан", "Ярополк" и который уже находится в розыске на вооружённое нападение на почту в Городку Ягелонском 30 ноября 1932 г.
Получив в своё распоряжение такого важного подозреваемого, полиция правильно сконцентрировала основное своё внимание на проверке Лебедя к причастности к убийству Перацкого.
Эти усилия дали свой результат, и уже 4 июля 1934 г. в Варшаве, была найдена квартира, которую Лебедь снимал с 15 мая под именем Сварычевского и которую бросил 16 июня 1934 г., оставив там часть своих вещей. Хозяйка квартиры опознала Лебедя как Сварычевского, тогда же в поле зрения полиции попала и некая Ванда Квецинская. "невеста" Сварычевского, как он представил её хозяйке квартиры. Для неё Лебедь нанял другую квартиру, на ул. Служевской, 3. Поиск этой женщины не дал результатов, поскольку фамилия была вымышлена.
Допрошенный с учётом собранных доказательств, подозреваемый Лебедь признал своё участие в вооружённом нападении на почту и факты проживания с "невестой" в Варшаве. Но при этом отрицал всякую причастность к убийству Перацкого и отказался назвать свою невесту.
К этому времени на основании свидетельских показаний было установлено, что Лебедь неоднократно бывал в кафе на месте убийства, и 15 июня 1934 года его маршрут по Варшаве два раза пересекался с маршрутом бегства убийцы, что ещё более усилило подозрения полиции в отношении Лебедя как возможного организатора и руководителя убийства Перацкого.
Между тем планомерная и целенаправленная работа полиции по отработке членов ОУН как возможных убийц Перацкого дала ещё один неожиданный, но важный положительный результат.
12 сентября полиция г. Львова сообщила, что житель города Львова Григорий Мацейко (21 год), боевик ОУН, состоящий на учёте под псевдонимом Гонта, по месту своего проживания длительное время отсутствует. При предъявлении фото Мацейко хозяйке ночлежного дома и её постоянным постояльцам было установлено, что Григорий Мацейко и Влодзимеж Ольшанский - одно лицо. Последующее предъявление фото очевидцам убийства также дало положительные результаты - Г. Мацейко был опознан как лицо, совершившее убийство Перацкого.
Все усилия найти Мацейко на территории Польши не давали результатов. Кроме того факта, что после бегства из Варшавы Мацейко на несколько дней останавливался в г. Люблине у некого Якова Чорния (27 лет), студента Люблинского университета, члена ОУН с 1929 г., известного под псевдонимами Ударник, Пуля, Мушка.
Но зато уже 7 октября 1934 г. полиция установила, что на место своего проживания во Львове из Гданьска вернулась некая Дария Гнаткивская (22 года).
Допрошенная во Львове, Гнаткивская признала своё знакомство с Лебедем, но отрицала факт пребывания с ним в Варшаве в июне 1934 г. Будучи доставленной в Варшаву и допрошенной с учётом собранных в отношении неё доказательств, признала свой и Лебедя факт нахождения в Варшаве и то, что 15 июня они с Лебедем, узнав об убийстве Перацкого, срочно покинули Варшаву и поехали в г. Гданьск. Дальнейшее расследование установило, что Гнаткивская является членом ОУН и одновременно одной из пяти женщин-разведчиц в КЭ ОУН, известной под псевдонимом Ода.
В ходе продолжавшегося расследования полиции удалось существенно продвинуться в расследовании дела с помощью Ярослава Карпинца, который в своих показаниях признал, что в ОУН вступил летом 1933 г. Карпинец сознался, что на основании приказа ОУН изготовил бомбу, которую передал студенту Климишину Николаю (25 лет). Сам Климишин, значился в полиции как активный член ОУН, известный под псевдонимами Недобитый, Непобедимый.
На основании собранных данных полицией было достоверно установлено, что следы организаторов и исполнителей убийства Перацкого ведут в г. Львов, где и до убийства Перацкого также членами ОУН был совершён ряд тяжких преступлений.
Одним из таких преступлений было убийство 3 мая 1934 г. в Стрийском парке г. Львова студента Якова Бачинского, застреленного группой неустановленных лиц.
При исследовании пуль и гильз, изъятых с места убийства Бачинского, с пулями и гильзами с места убийства Перацкого судебно-баллистической экспертизой было установлено, что убийства Бачинского и Перацкого совершены из одного и того же револьвера.
В начале ноября 1934 г. (по официальной версии) пражской полицией при проведении обыска в доме Сеника Емельяна (43 года) занимавшего в то время должность канцлера ОУН, известного полиции как один из основателей ОУН, под псевдонимами Грибовский, Канцлер, Урбан было изъято и передано полиции Польши около 2 тыс. документов. Это были личные учётные карточки на 2 тысяч функционеров ОУН, переписка. Отчёты про финансовую помощь от правительства Литвы. Полученные документальные данные позволили в краткий срок изобличить и арестовать 62 членов ОУН и все их связи. В дальнейшем эти документы получили название "Архив Сеника".
А по неофициальной версии, провал и сдача главного архива ОУН произошёл вследствие предательства в рядах ОУН, польская полиция агентурным путём сумела уже в начале июня 1934 года заполучить вышеназванные документы…
В ходе дальнейшего расследования дела об убийстве Бачинского было установлено, что к его совершению причастны: Евген Качмаровский (24 года, известный боевик ОУН, ранее судимый за вооружённое нападение, который 31 марта 1934 г. пытался ножом зарезать Бачинского, и 9 мая 1934 г. Бачинский был убит с револьвера Романа Мигаль (24 года, член ОУН, командир отдела боевой разведки КП ОУН) и Романа Сенькива (25 лет, боевик ОУН). Все вышеперечисленные лица, будучи арестованы в сентябре 1934 г. полностью признали свою вину и дали показания.
При этом Роман Мигаль показал, что орудие убийства - револьвер - он передал члену ОУН Богдану Пидгайному, проходящему в полиции под псевдонимом Бык.
Для справки: Пидгайный Богдан (31 год), член УВО с 1923 г., 19.10.1926 г. совместно с Р. Шухевичем совершил убийство польского школьного куратора Яна Собинского за перевод украинских школ на обучение на польском языке. В 1933 г. Пидгайный стал референтом Боевой референтуры КЭ ОУН.
Сам Пидгайный 14 июня 1934 г., как это усматривается из обвинительного заключения, был арестован полицией вместе с руководителем ОУН Степаном Бандерой (26 лет), на основе данных полученных польской полицией из выше упоминавшегося "Архива Сенника"…
Как уже выше отмечалось, наличие в руках польской полиции этого "Архива Сеника" помогло ей склонить на свою сторону подследственных Малюцу, Мигаля, Качмарского и Пидгайного, которые сознались в причастности к ОУН, подготовке к убийству Перацкого и дали полиции необходимые показания.
На основании их показаний было установлено, что в октябре 1933 года Степан Бандера, как руководитель КЭ ОУН, поручил Николаю Лебедю с целью активизации боевой работы совершение ряда террористических актов против высших государственных лиц Польши. При этом Бандера потребовал от Романа Мигаля оказания помощи Лебедю в организации ряда конспиративных квартир и предоставлении ему помощника - женщины. По показаниям Ивана Малюцы, при выполнении этого поручения Бандеры он лично встречался 10 и 15 мая 1934 г. с Лебедем, последний рассказал ему, что прибыл из Берлина. А до того был в Бельгии и Женеве. И что также встречался с хорватскими националистами - усташами и даже проходил в их лагере боевую подготовку.
При этом Лебедь пояснил, что зарубежное руководство ОУН приняло решение перейти от "эксов" (т. е. от нападений для завладения деньгами и др. ценностями) к "мокрым делам".
В мае 1934 г. Бандера выбрал из членов ОУН для оказания помощи Николаю Лебедю разведчицу ОУН Гнаткивскую Дарью. Кроме того, Бандера лично выслал в Варшаву 12 июня на вымышленное имя для Гнаткивской денежный перевод на 100 злотых.
Пидгайный Богдан показал, что по поручению Бандеры, который на протяжении 1933–1934 годов готовился на основании решения специальной конференции ОУН в апреле 1933 года в Берлине (в которой Бандера принимал участие как руководитель КЭ ОУН) совершить ряд террористических актов против государственных деятелей Польши - начальника следственной части полиции г. Кракова, министра Наконечникова-Клюковского и советника Ивахова. Он оказывал Бандере помощь в подборе исполнителей и закупке оружия и боеприпасов. В частности, он с помощью Качмарского приобрёл револьвер испанского производства, калибра 7,65 мм и две обоймы патронов к нему.
Тогда же, в июне 1934 г. Бандера хотел вначале совершить убийство заместителя тюремной охраны г. Львова Владислава Коссобузского, и на это добровольно вызвался подчинённый Пидгайному боевик ОУН Григорий Мацейко.
При этом Мацейко в мотивирование своего поступка заявлял, что хочет тем самым смыть свою вину за задержание и передачу в руки полиции по незнанию истинных мотивов поступка другого боевика ОУН, Ивана Мыцика, который 16 июня 1931 г. убил Евгения Бережницкого, заподозренного в роли провокатора, проникшего в ряды ОУН, и за что Мыцик был приговорён к 15 годам лишения свободы.
Но Бандера изменил своё намерение и дал Мацейко другое задание, не поставив в известность прочих членов ОУН. При этом Пидгайный по указанию Бандеры передал Мацейко пистолет, из которого ранее был убит Бачинский, хотя и не сообщил ему об этом.
После того как Мацейко уехал в Варшаву, Качмарский ему сказал, что Мацейко поехал на "Перацкого".
К слову сказать, в основу этого исследования автором был взят подлинный документ: "Обвинительное заключение против: Степана Бандеры, Николая Лебедя, Дарьи Гнаткивской, Ярослава Карпинца, Николая Климишина, Богдана Пидгайного, Ивана Малюцы, Якова Чорния, Евгения Качмарского, Романа Мигаля, Екатерины Зарицкой, Ярослава Рака по ст. 97 п. 1, ст. 93 п. 1, ст. 148 п. 1 Уголовного кодекса Польши 1932 г.".
Известно, что украинский перевод этого документа хранится в Львовском историческом музее (ФГ ПВЗ ЛІМ. - № 788).
Более того, это единственный сохранившийся и дошедший до наших дней исторический документ, так как все материалы уголовного дела, составляющие 25 томов, пропали в 1939 году, в период войны между Германией и Польшей.
Не исключено, что они могли быть просто уничтожены заинтересованными лицами.
"В разговоре с Бандерой Пидгайный узнал, что действительно Мацейко поехал в Варшаву, но о том, чем ему там надо будет заняться, его должны были уведомить на месте. Сам Бандера был страшно недоволен своим выбором Мацейко и его поведением, в частности, написанием родителям прощального письма, называл "дураком" и намеревался отозвать из Варшавы. Дата покушения на Перацкого Бандерой точно никем не была определена.
Но 14 июня 1934 г. он и Степан Бандера были арестованы львовской полицией и уже ничем не могли руководить или повлиять на ход дальнейших событий.
Ввиду ареста Степана Бандеры его место занял Роман Шухевич (27 лет), который через Малюцу пытался связаться с Лебедем в Варшаве, но найти его быстро не смогли. 15 июня 1934 г. им из газет стало известно об убийстве Перацкого, и необходимость связи с Лебедем отпала.
Из показаний Мигаля и Качмарского стало известно, что Мацейко вернулся во Львов в первых числах июля 1934 г. и тогда же на конспиративной встрече рассказал Мигалю, Качмарскому, что это он совершил убийство Перацкого.
До убийства ему помогал один человек по фамилии Скиба, который в день убийства передал ему бомбу и с которым он должен был встретиться после убийства Перацкого в условном месте. На это Скиба в условленное место не явился, и тогда Мацейко пешим ходом покинул Варшаву, а затем поездом добрался до Люблина, на конспиративную квартиру, откуда и прибыл во Львов".
С 18 ноября 1935 года по 13 января 1936 года в Варшаве проходил суд. Двенадцать членов ОУН обвинялись в соучастии в убийстве министра внутренних дел Польши. Обвинительный акт состоял из 102 машинописных страниц.
"Об обстоятельствах убийства Мацейко рассказал, что, когда бомба, переданная ему "Скибой", не сработала, он, достав револьвер, несколько раз выстрелил в министра Перацкого и убежал из кафе. По пути выбросил револьвер в речку.
В ходе встречи Мацейко попросил дать ему временное убежище, чтобы он смог вскоре покинуть Львов и незаконно перейти границу Чехословакии".
5 августа 1934 г. он с помощью членов ОУН перешёл границу Чехословакии.
Как выяснилось в ходе следствия, "причины, заставившие Ивана Малюцу дать признательные показания против своих товарищей, заключались не в перевербовке его полицией, а в личной трагедии - и мести Степану Бандере. Так в своё время Малюца получил приказ ликвидировать Р. Мигаля за невыход на связь с Бандерой, но не выполнил его.
Тогда боевики ОУН убили сотрудницу и подругу Малюцы Марию Ковалюк. Это, как сказал в своей речи на суде Малюца, "стало последней каплей, которая переполнила чашу моего терпения. ОУН - это организация, которая признаёт только индивидуальный террор. Её методы и тактика загнали нас в угол без выхода. Террор ОУН создал о нас такое мнение среди общественности, что практически сделало невозможным создание независимой украинской державы. ОУН не есть, никогда не была и не будет полезной народу Украины, ОУН есть наследница УВО, которая не признавала ничего, кроме террора".
По делу в качестве свидетелей были привлечены также члены ОУН - Ярослав Сопольский и Ярослав Макарушки. Последний из них прямо охарактеризовал деятельность ОУН как опасную для молодёжи, что ОУН учит демагогии и террору против собственного народа.
В результате "варшавского процесса" Бандера, Лебедь, Карпинец были приговорены к смертной казни, правда, по амнистии этот приговор им заменили на пожизненное заключение. Остальные получили от семи до пятнадцати лет заключения.
Следующим станет "львовский процесс", где на скамье подсудимых окажутся уже более двадцати оуновцев, в том числе Шухевич, Стецько, Зарицкая. Их обвиняли не только в соучастии в убийствах, но и в совершении "эксов" - экспроприаций - нападении на почтовые дилижансы, кассы и банки.
"К тому моменту к власти в Германии уже пришёл Гитлер, и его режим вновь наладил с оуновцами сотрудничество, стремясь использовать их в антипольских и антисоветских целях, - рассказывает А. Гогун, - оуновцы, в свою очередь, стремились использовать нацистов, причём в тех же самых целях. Но не всегда это сотрудничество было удачным для оуновцев.
После теракта один из его организаторов, Николай Лебедь убежал в Германию, надеясь найти там укрытие. Но нацисты, опасаясь преждевременного международного скандала, выдали Лебедя полякам.
Потрясённая убийством министра внутренних дел в соседнем государстве, чешская полиция сдала часть оуновской организации полиции польской.
Стоит добавить, что к тому времени ОУН буквально кишела польскими шпионами и провокаторами, выдававшими польским властям активных националистов одного за другим.
Поэтому из всех межвоенных лет 1934 г. был для ОУН годом самых больших потерь.
Бандера вёл себя на суде откровенно вызывающе. На вопрос о гражданстве он ответил: "Украинское".
Выдача нацистами Лебедя привела к разрыву между ОУН и Третьим рейхом, длившемуся с 1934-го по 1938 год.
Но убийство ненавистного украинцам Перацкого подняло популярность ОУН в среде радикально настроенных украинцев, в том числе представителей диаспоры. Поэтому в 1934–1938 гг. да и далее финансирование ОУН осуществлялось преимущественно за счёт американских и канадских украинцев, что позволило националистам достичь определённой независимости от европейских государств и режимов".
Однако это абсолютная ложь. Как утверждает профессор, доктор исторических наук А. Чайковский, в 1936–1937 годах только Литва выделила ОУН 30 тысяч долларов, где Коновалец был своим человеком.
С литовским паспортом он свободно разъезжал по Европе, жил в столицах, где вёл переговоры и добывал средства "на развитие".
Гитлеровцам, которые вынашивали планы вторжения в Польшу, сначала было необходимо как можно сильнее натравить украинцев на поляков. Когда же они захватили Польшу, то переключили ОУН на подрыв стабильности СССР".
Но вернёмся к Бандере. На суде он вёл себя, как говорят, крайне дерзко, благодаря чему его имя сразу же стало известно широким массам. Подробные стенограммы судебного заседания над оуновцами печатались как в украинской, так и в польской прессе. Это было не что иное, как период "славы" Бандеры. Известно, что "даже советские газеты опубликовали портрет Бандеры с сопутствующим текстом - мол, украинские патриоты борются с польскими оккупантами. Украинский национализм в ту пору ещё не воспринимался как нечто откровенно враждебное, тем более что ОУН выступала фактором дестабилизации ситуации на территории Польши, а Коновалец в своём умении находить общий язык со всеми нормально общался и с советскими агентами, получая из СССР деньги (а одновременно - и из Германии, Литвы и других государств)" (К. Бондаренко).